Пионеры против пенсионеров

Глава четырнадцатая. Кто на новенького?

Люди в своей общей массе не любят, когда кто-то выделяется. Это сразу, как некий предупреждающий сигнал – внимание, опасность! А опасность надо избегать! Или, наоборот, если в стаде кто-то выделяется, то он или лидер, или изгой, которого надо затоптать. В животном мире многие животные и особенно насекомые выделяются специально. Чтобы не затоптали, не съели. Поэтому они имеют не просто отличительные особенности – острое жало, сильнодействующие яды, дурно пахнущие вещества, но и предупреждающую окраску. Им выгодно быть заметными, чтобы по ошибке не оказаться в пасти хищника, ведь в этом случае пострадали бы оба: хищник и жертва.

Вот так процессе естественного отбора у ядовитых насекомых появилась предупреждающая окраска, которая показывает, что обладатели ее небезопасны и их трогать нельзя – божьи коровки, осы, шмели. Но природа пошла еще дальше – некоторые совершенно безобидные и вполне съедобные насекомые одеваются в наряды отпугивающей окраски и таким образом спасаются от врагов.

Люди тоже мимикрируют. Одни стараются стать незаметными, другие – наоборот, всеми силами стараются выделиться. Носят вызывающую одежду, одевают камуфляж, цепляют какие-то медали, награждают себя званиями и покупают титулы, делают себе татуировки. И часто это неосознанно начинается с детства. Вернее, начинают-то родители – одеть ребенка получше, купить дорогую игрушку, чтобы ни у кого такой не было… А потом и детки идут той же дорогой – от шмоток и тачек до поступков и проступков. И жаль, что нет в человеческом мире такой возможности – иметь предупреждающий окрас. Чтобы каждый видел, что перед ним – говно, и его лучше не трогать…

Москва, год 1977, 15 февраля

Илья Иванович Петровский, директор московской средней спецшколы N31 Краснопресненского района города Москвы, уже второй час сидел в своем кабинете, запершись с завучем по учебно-воспитательной работе Инной Ивановной Косицей и завучем по учебной работе Ниной Денисовной Лукьяновой. Молоденькая секретарша давно уже отправилась домой, началась вторая смена, а директор все еще не выходил.

– Ну вот что это за ученики к нам пожаловали, а, Инна Ивановна? Я за 20 лет работы в школе такого отродясь не видывал! Чтобы шестиклассник мне за полчаса программу десятого класса отбарабанил. С включениями из «Международной панорамы». Мне казалось временами, что Александр Бовин возле доски вещает.

– Да там не «Международная панорама», а иногда «Голос Америки» проскальзывал, – возразила завуч по УВР, резко качнув головой. – Если бы меня не поставили в известность о том, что это мальчики по рекомендации «органов», то я первая сигнализировала бы, куда следует.

– Да, уж, про феодализм и капитализм этот Зверев лихо, особенно по еврейской теме здорово прошелся… – директор хохотнул. – Как он там говорил? «У вас есть две коровы, вы продаете трех коров своей дочерней компании в оффшорной зоне, затем перекупаете четырех коров с помощью американского посредника, который оформляет на ваше имя дарственную, чтобы вы не платили налоги с пяти коров». Смешно!

– «Всё это было бы смешно, когда бы не было так грустно», так кажется, у Лермонтова? – вмешалась Нина Денисовна. – Я, конечно, понимаю, что эти ребятки «оттуда!»

Она подняла палец вверх, как бы грозя этому неведомому «оттуда». Потом продолжила.

– Но даже в нашей, так сказать, необычной школе эти новенькие выглядят ну слишком необычно. Зверев этот меня на уроке по физике не только Ньютона процитировал, причем, на английском, но и привел цитату из Ленина, когда объяснял закон. Про сущности первого и второго порядка. А эта четверка? Вы, Инна Ивановна, знаете, что этот японец, Токугава, на уроке физкультуры вытворял? Мой класс как раз был, я зашла проверить присутствие, и посмотрела. Они сейчас гимнастику проходят, прыжки через козла. Так этот… как его?

– Токугава, Кёсиро Токугава, – напомнил директор, на секунду заглянув в свою папку с документами.

– Да, спасибо, этот Токугава не просто через козла прыгнув, как надо, согнув ноги – он прыгнул, руками оттолкнулся и сделал сальто в воздухе. Наш физрук аж за сердце схватился. Ему на пенсию через три года, а тут такой гимнаст на уроке выискался!

– Этот Токугава – перворазрядник по гимнастике. Мне физрук уже всё рассказал – он же не знал, что новенький – гимнаст, заставлял его выполнять упражнения вместе со всеми, ну, тот ему и показал свой класс! – директор усмехнулся.

– Ну, ладно, гимнаст, допустим, а остальных? Этот еврейчик Филькенштейн что вытворил? На уроке истории сказал, что СССР до сих пор не выплатил США по договору о ленд-лизе все суммы! Мало того – он выдал совершенно секретную информацию, которую даже я, учитель с 15-летним стажем, не знала. Он сказал, что соглашение СССР с США о порядке погашения долгов по ленд-лизу было заключено в 1972 году. По этому соглашению СССР обязался до 2001 года заплатить 722 миллиона долларов, включая проценты. По словам Филькенштейна, к июлю 1973 года были осуществлены три платежа на общую сумму 48 миллионов долларов, после чего выплаты были прекращены в связи со вводом американской стороной дискриминационных мер в торговле с СССР и рассказал о поправке Джексона-Вэника!

– Ну вот откуда этот мальчик может знать о поправке Джексона-Вэника? Об этом вообще нигде не сказано, ни в одном учебнике, откуда у него такая информация? – снова вмешалась в разговор Инна Ивановна.

– Откуда-откуда? Оттуда! – подняла снова палец вверх Нина Денисовна.

– Один Громов у них молчун. Отвечал стандартно, по теме, – заметил директор.

– Громов-то молчун. Зато товарищ его, Уткин – Аркадий Райкин и Карцев в одном флаконе. Знаете, что он на уроке русской литературы отчебучил? Он сказал, что Лев Николаевич Толстой проиграл свои поместья в карты, а когда Некрасов платил ему в «Современнике» по 250 рублей за печатный лист, сказал, что ему этого мало и ушел из журнала. А «Войну и мир» продал по 500 рублей за печатный лист, – Нина Денисовна с силой хлопнула ладонью по столу. – Я с преподавателем разговаривала, так Светлана Геннадиевна мне призналась, что чувствовала себя так, будто это она – ученица, а этот Уткин – учитель.

– Понятно, дорогие коллеги, что ученики к нам прибыли совершенно необычные, я бы даже сказал – необыкновенные, – директор устало снял очки, протер их тряпочкой и снова водрузил себе на нос. – Но мне кажется, они специально демонстрируют нам, преподавателям, и руководству школы свои знания и свою подготовку. Это Филькенштейн ведь говорил о том, что они хотят экстерном сдавать программу средней школы сразу за восьмой класс. И, я думаю, они её сдадут. Кроме того, из Комитета мне позвонил генерал-майор Николай Сергеевич Леонов и предупредил, что эти вот пионеры – сотрудники КГБ. Отсюда у них все эти знания, отсюда их удивительная информированность. Так что, Вы, Нина Денисовна и Вы, Инна Ивановна, вот сейчас распишитесь в этом документе – мне передали его из органов госбезопасности. Это допуск к секретной информации и государственной тайне. О том, что я вам сейчас рассказал, сами понимаете, никому ни слова. А ребятам я скажу, чтобы не высовывались больше, что их уровень нам понятен. Не надо наших учителей нервировать. По предметам мы выставим им сразу итоговые оценки за четверть, тем более что Леонов предупредил меня о том, что эта пятёрка не будет всё время посещать занятия.

– А где же они будут? – не выдержала Нина Денисовна, подписывая бумаги.

– А это, уважаемая Нина Денисовна, не нашего ума дела. Будут выполнять задания партии и правительства. Наша задача, как сказал товарищ генерал – оперативное прикрытие этих ребят. Ставьте им стопроцентную посещаемость и успеваемость по всем предметам. Тем более, вы сами убедились, что эти ученики владеют не только материалом по программе, но знают намного больше того, что содержится в программе обучения средней школы. Причем, даже не на уровне школы, а, скорее, на уровне вуза.

– Насколько я поняла, то, что рассказывали эти мальчики – это уровень доцента университета, – поджав губы, недовольно заметила Инна Ивановна.

– Вот потому и не будем больше этот уровень демонстрировать всем остальным. Я сейчас вызову эту пятёрку к себе и подробно им поясню политику партии. Ваша задача, товарищи, поговорить с преподавательским составом и аккуратно дать ЦУ не спрашивать этих вундеркиндов. Причины придумайте сами, например, что ребята эти – спортсмены, что они будут всё время на сборах и соревнованиях, – директор аккуратно сложил подписанные документы в папку, встал из-за стола и, открыв сейф, положил папку внутрь.

– А может сказать, что эти ребята – артисты, снимаются в фильме? Вон наш ученик, Миша Ефремов снялся в картине «Дни хирурга Мишкина» вместе со своим отцом, Олегом Ефремовым. А сейчас снимается в главной роли в фильме про школу, кажется, «Когда я стану великаном» картина называется, – Нина Денисовна вопросительно посмотрела на директора.

– Ага, и играет там самого себя – распущенного и наглого хулигана, – тут же парировала Инна Ивановна.

– Товарищи, давайте не будем ссориться. Ефремов, конечно, тот ещё персонаж, но нельзя не отметить, что мальчик – действительно талантливый актёр. Но хватит нам одного Ефремова, эти ребята на артистов не похожи. Так что пусть будут спортсменами, – Илья Иванович снова сел за стол и примирительно поднял руку, призывая коллег к тишине.

– Ну, на спортсменов они тоже не очень-то и похожи. С их знаниями и эрудицией! У меня в десятом классе училась девочка, Иоланда Чен, легкоатлетка, так её почти не было никогда на занятиях, всё время на сборах, соревнованиях. Папа её, Евгений Чен, тоже легкоатлет, наполовину китаец, кстати, внук китайского революционера и дипломата, министра иностранных дел. А сейчас как раз в восьмом-А учится Павел Тихонов, он самбист, кажется, чемпион Москвы по юниорам. Так его тоже постоянно нет на занятиях. И звёзд с неба не хватает, между прочим. Я ему четвёрки ставлю, как чемпиону, только из уважения к его победам, – не успокоилась Нина Денисовна.

– Чемпионы, уважаемая коллега, разные бывают. Например, по шахматам, – сделал еще одну попытку успокоить завуча директор.

– На шахматиста, может быть, похож только этой еврей Филькенштейн, – возразила Нина Денисовна.

– А Токугава – он же гимнаст, причём, очень хороший гимнаст. Витя Уткин – боксёр, победитель первенства Ленинграда.

– Хорошо, пускай гимнаст. Кстати, он после урока моим мальчишкам такое показывал – у меня даже сердце ёкнуло. А остальные? Громов – тёмная лошадка, может и сойдёт за какого-нибудь там борца. Хорошо, Уткин боксёр, а вот этот Зверев? Он же совершенно неспортивный мальчик – малорослик, худой. Ну какой из него спортсмен? – начала было Нина Денисовна, но тут в кабинет директора постучали.

– Да, войдите, – Илья Иванович, многозначительно посмотрев на своих коллег, повернулся к двери.

В дверь не зашла, а буквально ворвалась преподаватель русского языка и литературы Светлана Геннадиевна Полежаева. За ее спиной в двери застыли встревоженные лица других преподавателей.

– Товарищ директор, у нас ЧП! – с порога затараторила учительница. – В туалете новенький, Максим Зверев избил Мишу Ефремова, а также старшеклассников – Витю Пелевина из девятого-Б и Пашу Тихонова из восьмого-А!

Директор перевёл взгляд на Нину Денисовну.

– Тихонова, говорите? Это того, самбиста, чемпиона Москвы? – задал он вопрос Светлане Геннадиевне.

Та в ответ усиленно закивала головой.

– Да, он как раз только с соревнований приехал, а тут… И Ефремов – ему же на съемки надо, а у него на голове шишка и на щеке ссадина. Синяк, наверное, будет…

– Ладно, Светлана Геннадиевна, не волнуйтесь, мы сейчас идём и во всём разберемся, вот, как раз и Нина Денисовна вместе с Инной Ивановной, все вместе пойдём и посмотрим, что там произошло.

…Урок химии в 7-А проходил необычно. Новенькие, которые пришли в класс на первом уроке, сразу обратили на себя внимание, особенно один из них, японец Токугава. И сели они все вместе, на задних партах, Громов с Уткиным, а Токугава с Филькенштейном. Для этого учительница, которой что-то на ухо шепнула завуч Нина Денисовна, пересадила тех, кто раньше сидел за этими партами, на другие места, чем вызвала их явное неудовольствие. По классу пронесся гул, как будто кто сунул палку в улей с пчёлами.

– Ну, вот, начинается, сейчас детки нам начнут предъявлять, – улыбнулся Миша Филькенштейн.

И он оказался прав – класс сразу настроился против новичков. Тем более, что они, как бы в пику всем, моментально стали, что называется, «выпендриваться». На уроке физкультуры этот япошка показал такой уровень владения своим телом и такие гимнастические элементы, что физрук, немного отойдя после того, как Токугава закрутил двойное сальто при выполнении опорного прыжка, поставил ему сразу пятёрку за четверть.

Филькенштейн фактически сорвал урок истории, потому что на вопрос о том, как развивался капитализм в России в конце 17 – начале 18-го века, стал рассказывать о Северной войне, потом об отсталости России и реформах Петра Первого, причём, подробно останавливаясь на ошибках российского царя и методах, которые Пётр применял. А закончилась его полемика с учительницей уже Великой Отечественной войной и выплатами СССР по ленд-лизу. Пока училка лихорадочно искала аргументы, а этот Филин ей отвечал контраргументами, класс тихо балдел и веселился – никого не спросят, можно расслабиться.

Но круче всех развеселил одноклассников Витя Уткин, который на уроке русской литературы стал такое рассказывать про Льва Николаевича Толстого, что русачка хотела его выставить из класса. На что Уткин заявил, что рассказал об известных исторических фактах и предложил учительнице заключить с ним пари: если он, Витя Уткин, хоть в чём-то ошибся и наврал, то он покупает ей, Светлане Геннадиевне цветы – столько, сколько человек учится в классе. Если же нет, то она покупает всему классу мороженое, «Ленинградское», в шоколаде, по 22 копейки.

Понятное дело, преподаватель на провокацию не поддалась, спорить не стала, но и Уткина из класса не выгнала. А тот заливался соловьём, рассказывая и про Толстого, и про Некрасова, и про то, как он поссорился с Тургеневым. В общем, русские писатели в изложении новенького предстали перед школьниками и учительницей в совсем другом свете. Тургенев – промотавшийся барин и мот, Некрасов – желчный скопидом, а Толстой – карточный игрок, кутила и бабник. Такого преподаватель русского языка и литературы стерпеть не могла, но и крыть ей было нечем. Этот Уткин, казалось, несколько лет сидел в архивах библиотеки имени Ленина – настолько хорошо он сыпал цитатами, данными, приводил в пример письма Некрасова, Тургенева и их современников, зачитывал – по память (!) – дневники самого Толстого и воспоминания его детей и жены. В общем, урок русской литературы превратился в какое-то шоу, цирк и КВН одновременно.

И когда прозвенел звонок, Светлана Геннадиевна не произнесла свою коронную фразу «Звонок – для учителя, а не для учеников», казалось, желая только одного – поскорее уйти из класса. Но как раз класс не спешил уходить.

– Светлана Геннадиевна, а давайте, Уткин будет каждый урок нам что-нибудь рассказывать интересное? – с места выкрикнул какой-то вихрастый парнишка с нахальным взглядом и такой же улыбкой.

– Ефремов, когда хочешь что-то сказать – подними руку, встань и скажи. «Сколько можно тебя дисциплине учить», – строго произнесла учительница.

– Так звонок уже прозвенел! Перемена же, – не успокаивался Ефремов.

– Звонок для… – всё же начала свою фразу Светлана Геннадиевна, но осеклась.

Класс дружно заржал.

– Хорошо, если Уткин не будет возражать, я дам ему на следующем уроке 10 минут. А пока что домашнее задание на сегодня переносится на завтра. Рассказ Льва Николаевича Толстого «После бала», его жизненные источники, композиция.

Преподаватель выпалила всё это скороговоркой и стремительно вылетела из класса.

…Максим Зверев вышел на перемену самым последним, не желая особо пересекаться с одноклассниками, которые и так косо посматривали на него после урока географии. И хотя Макс на других уроках старался не высовываться и, когда его спрашивали, отвечал, что первый день в школе и не готов отвечать, дело было сделано – на следующей перемене к учительнице по зоологии подошел директор и что-то тихо начал ей говорить. Что он говорил, Макс не расслышал, но лицо у зоологички моментально вытянулось, и она с испугом посмотрела на Зверева. На уроке она его не спрашивала и даже не смотрела в его сторону. Поэтому на перемене перед последним уроком Макс решил сходить к своим товарищам и узнать, что происходит. Да и вообще, надо было посмотреть, как там у них идёт учёба.

Перед тем, как поискать 7-А, Максим решил забежать в школьный туалет. Всё-таки тяжело с непривычки отсидеть 45 минут на одном месте. Зверь не привык к сидячему образу жизни и организм требовал отдать природе некоторое количество жидкости, потреблённое вместе с обедом в школьной столовой час назад.

Но экскурсия по местам писательского творчества – с ударением на первом слоге – не удалась. Когда Макс пристроился к писсуару, в туалет зашла группа подростков. Ну, казалось бы, зашли пацаны по тому же делу, не стоит прерывать начатый процесс. Однако эти мальчишки думали иначе.

Внезапно Максим ощутил сильный толчок в спину и чуть было не влетел в то самое приспособление, которое он облюбовал себе для своих нужд.

– Учись ссать при шторме, салага! – услышал он за своей спиной.

Моментально застегнув штаны и, в спешке кое-что себе прищемив, Зверь обернулся назад. Перед ним у туалетных кабинок стояли три пацана. Один был низкорослым и вихрастым, но примерно одного роста с Максом, а двое других выглядели намного массивнее и здоровее, видимо, старшеклассники. Но судя по наглой улыбке шибздика Зверь сразу понял, что заводила в этой компании – именно он. И еще догадался, что именно этот улыбчивый шкет только что саданул ему по спине.

– Я счас тебе так врежу, что ты и при штиле уссышься, придурок! – прошипел Макс, закипая.

«Снова та же бодяга, как в родном Днепропетровске. Ну чего им всем надо, чего везде одно и то же – бей новеньких и слабых?» – подумал он.

– А ты наглец! – с издевкой протянул заводила. – Ну, что ж, сейчас мы научим тебя уважать старших и не обссыкать места общественного пользования. Витя, Паша, проведите беседу с этим аборигеном.

Максим не хотел драться, тем более, с этими подростками. В конце концов, это же Москва, школа для «блатных» деток, они же не уркаганы какие-то.

«Но проучить «золотую молодёжь надо!» – только и успел он подумать.

Вот только проучить решили его – не успел Макс что-то предпринять, как первый паренек, кажется, Витя, нанес ему удар в живот. Вернее, хотел нанести. Потому что Зверь чисто рефлекторно сместился в сторону. И пока нападавший по инерции провалился немного вперёд, Максим, подшагнув ему навстречу и повернувшись влево, правой рукой толчком в спину продлил движение боксёра-неудачника. И тот, согласно законам физики, своей рукой въехал прямо в писсуар. Макс тут же сделал подсечку и следом за рукой с писсуаром познакомилось и лицо того, кто пытался его ударить.

– Уууу… аааа… Паша… Врежь ему, – завопил оболтус, лихорадочно отплёвываясь.

Максим не стал ждать, когда второй подросток ему врежет. Тем более, что он сразу понял, что тот – явно борец. Причём, борец умелый и тренированный. Поскольку этот Паша не стал махать руками, и вообще не стал делать какие-то угрожающие жесты – просто моментально сократил дистанцию и явно готовился провести какой-то приём.

Тот, кто заварил всю эту кашу, по-прежнему, нагло улыбаясь, стоял чуть в стороне, видимо, желая понаблюдать за бесплатным представлением. К тому же он тактически был абсолютно прав, давая возможность своему приятелю завалить новичка в этом ограниченном пространстве.

Паша начал движение, привычно левой рукой захватил правый рукав школьного пиджака Максима, а правой рукой взял этот же рукав в районе бицепса, видимо, намереваясь провести залом руки за спину. Скорее всего, парнишка хотел заломить Максу руку, провести болевой и ткнуть его головой в писсуар. Однако ничего не получилось. Зверь, прозанимавшийся в своей взрослой жизни боевым самбо, пакратионом и прочими смешанными единоборствами десяток лет, моментально провел контрприём. Причем, так быстро, что никто ничего не понял. Пока Паша переместил свою левую руку с кисти руки к плечу, пропустив ее под локтем Максима, тот, немного подавшись назад, разрывая дистанцию, резко поднырнул под левую руку нападавшего и, оказавшись за его спиной, сам провел ему загиб руки за спину. В результате теперь уже второй писсуар познакомился с новым исследователем его глубин.

Не теряя темпа, Макс продолжил движение к выходу из туалета, брезгливо пнув по ноге начавшего было подниматься Витю. Тот взвыл.

– Миша, дай ему в морду, чего стоишь? Каратист хренов!

Стоявший у выхода Миша улыбаться перестал, однако сделать ничего не успел – Зверь с ходу пробил ему двойку – апперкот в печень, боковой в челюсть. Единственное, что он изменил в этой связке – врезал наглому пацану боковым, ударив не кулаком, а ладонью. То есть, влепил ему хорошую оплеуху. Но тому хватило – согнувшись от резкой боли пополам и получив по уху сильный удар, Миша влетел в умывальник, треснувшись головой о кран. Его приятели, поднявшись с пола и отряхиваясь, не собирались продолжать дальше агрессивные действия.

Правда, второй, Паша, борец, было дёрнулся вперёд с явным намерением отомстить за свой позор. Но Макс, прекрасно понимая его мотивы и не желая причинять вред подростку – всё-таки, туалет, кафель, немудрено и голову разбить – не сходя с места просто продемонстрировал несколько быстрых ударов правой ногой, обозначив боковые лоу-кик и хай-кик, они же маваши-гери или пинтуй. А завершил он эту комбинацию эффектным боковым ударом – йоко-гери или сайд-киком, а в китайской терминологии – цэчуайтуй – остановив пятку своей ноги в сантиметре от головы Паши. Тот всё понял и отошел назад, зло зыркая на Макса. А тот, улыбнувшись, сполоснул руки под краном, вытер их о скулившего на полу Мишу и вышел из туалета.

За дверью уже стояли другие семиклассники, привлеченные шумом и криками. Как оказалось, как раз на этом этаже и находился 7-А и его друзья-попаданцы тоже были тут как тут.

– Ну что, командир, снова ребёнка обидел? – улыбнувшись, спросил у Зверева Кёсиро Токугава.

– Увы, Костя, не одного, с разу трёх. Пришлось, а то они меня, кажется, хотели в унитаз головой сунуть. Пришлось популярно объяснить, что этого делать не стоит, – ответил Макс.

– А объяснял ты, наверное, не на словах, а руками? – ехидно заметил Витя Уткин, поигрывая какой-то цепочкой, зажатой между пальцами.

– Нет, не руками. Ногами, – в тон ему ответил Максим.

– И это таки не очень вписывается в советскую систему народного образования. А, главное, разрушает образ героя-пионера, который бьёт только преступников, а не своих одноклассников, шоб они все были здоровы, – покачал головой Миша Филькенштейн.

– Боюсь, парни, что сейчас нам влетит, – вдруг произнёс обычно молчавший Ваня Громов и показал на мчавшихся в их сторону директора, двух завучей и нескольких учительниц во главе со Светланой Геннадиевной.

Максим приуныл.