Пионеры против пенсионеров

Глава одиннадцатая. Здравствуй, школа!

Многие люди не любят, когда их контролируют. А почему? Во-первых, потому, что им кажется, что им, таким образом, не доверяют. А, во-вторых, кому приятно знать, что за тобой всё время наблюдают? Вроде и не совершаешь ничего предосудительного, а, с другой стороны – и не совершишь ведь! Потому что понимаешь – всё станет известно. Вот и волей-неволей будешь вести себя, как положено… Ну, как заведено, установлено, предписано. Ну, а что в этом плохого? Есть законы, порядок, правила. Если все их соблюдают, то жизнь всех людей будет спокойной и без эксцессов, разве не так? Ведь все проблемы в обществе появляются тогда, когда нарушаются какие-то общие для всех правила, законы, нарушается сам порядок существования человеческого сообщества. Ведь законы, по которым живут люди, далеко не всех сдерживают от того, чтобы их не нарушать. И никакие репрессивные меры, никакое наказание не помешает тем, кто хочет жить не по правилам. А почему? А потому, что постоянного контроля нет и быть не может. Да, полиция, суд, административные органы – все это есть. Но они существуют в какой-то иной плоскости и включаются только после того, как человек что-то нарушает.

А вот если бы можно было не дать человеку нарушать закон? Если тотально контролировать каждого человека? Получается, это тогда рабство? Получается, тогда нет свободы? Нет демократии? Или же контроль – это и есть демократия?

Если тебе нечего скрывать, если твое поведение не угрожает обществу – значит, ничего страшного нет в том, что ты весь на виду? Или есть?

Днепропетровск, год 1977, 12 февраля

…Палата была все та же. Как будто ничего и не поменялось. Впрочем, когда Максим открыл глаза и через некоторое время смог сфокусировать свой взгляд, он заметил, что все же многое поменялось. И прежде всего – в палате стало много оборудования. Когда Вронский погружал его в гипнотический сон, ничего этого не было. А теперь – и датчики, которые его просто опутали, и всякие там приборы, которые явно фиксировали все параметры его жизнедеятельности, и, конечно же, врачи. Раньше их не было.

– Мы подозревали, что что-то может пойти не так. Поэтому, как только ввели тебя в нужное состояние и дали толчок к твоему перемещению обратно в будущее, решили подстраховаться. Это твоя энергетическая составляющая, или, проще говоря, душа может туда-сюда перемещаться, как ей вздумается. А вот тело пока что твое здесь и оно могло пострадать, – Вронский улыбнулся и продолжил.

– Мы с коллегами тебя не могли постоянно контролировать. Вначале еще могли, но потом что-то случилось, и мы тебя уже не видели.

Макс еще раз обвел глазами комнату. Кроме Вронского в ней находились Кустов и Сафонов.

– Да уж, вижу, все в сборе, – прошептал Макс.

Ему почему-то было трудно говорить.

– Ты потерял много энергии. Похоже, тебя снова занесло не совсем в твое время, да? – спросил Мерлин.

Максим кивнул.

– И снова в 1984 год?

Максим снова кивнул.

Вронский подошел к его кровати и присел на рядом стоящий стул.

– Я уже все понял. 1984 год – точка бифуркации. Именно там у нас есть два пути – либо распад Советского Союза и дальше мы повторим твою историю, твой вариант будущего. Или же кое-что изменится, и далее изменения будут нарастать лавинообразно. А точек бифуркации станет больше.

– Вы уже что-то изменили? – прошептал Зверев.

– Судя по тому, что ты увидел, вероятно. Скорее всего уже отданные распоряжения и действия, которые уже произошли, будущее уже изменилось, но пока не настолько, чтобы вероятностная линия стала основной, – Вронский посмотрел на Кустова и Сафонова.

– Да, действия Комитета государственного контроля пока только носят характер подготовки, – включился в беседу Кустов. – Принято решение о начале операции «Рокировка». Будут устранены Брежнев, Андропов и вся кремлёвская верхушка.

Максим резко приподнялся и сел.

– А где гарантия того, что на их место не придут точно такие же? Ведь главные члены этого вашего комитета – это те же, из Политбюро. Шелепин, Семичастный, да?

– А также Мазуров, Романов, Егорычев, Демичев, их поддержали Кулаков и Косыгин, ну и, как принято писать в газетах, еще ряд партийных и государственных деятелей, – подтвердил Кустов.

– Так вот, не знаю, что они там нарешали, только Горбачев пришел к власти и всё покатилось в… в общем, те же проблемы, только вид сбоку. И гражданская война вместо войны в Афганистане, и развал СССР, только в другом ключе. Ничего не изменилось… Вернее, пока еще не изменилось, – Максим наконец-то смог нормально говорить.

В этот момент в палату зашли двое в белых халатах, по-видимому, доктор и медсестра. Медсестра занялась капельницей, а врач подошел к постели.

– Товарищи, мальчику нужен покой. Он пережил очень сложные моменты… Максим, не волнуйся, давай поменяем капельницу. Вот, прими таблетки, – доктор протянул Звереву горсть таблеток, а медсестра ловко поменяла баночку с физраствором и переключила катетер.

– Иван Фомич, не волнуйтесь, всё под контролем. Наш пионер уже пришел в себя, уже восстанавливается. Можете пока быть свободны. Нам нужно кое-что обсудить, и это не связано с лечением. Потом мы вам дадим время напичкать его лекарствами, хотя, по-моему, они ему не нужны.

– Но ка же… – врач было начал возражать, но под тяжелым взглядом экстрасенса осекся, повернулся и молча вышел. За ним следом вышла и медсестра.

– Максим, ты сейчас подробно нам всё расскажешь, мы подумаем, что произошло и что нужно сделать. А потом денек-другой полежишь здесь, восстановишь силы, энергию, и… – Вронский замолчал.

– Что «и»? – Макс с удивлением посмотрел на Мерлина.

– Ну, принято решение всей вашей весёлой гоп-компании легализоваться. То есть – пойдёте пока в школу. Учиться…

Зверь откинулся на подушку и застонал.

– Неееет, только не это! Снова школа? Снова уроки, экзамены! Зачем? За что?!

– Не за что. Так надо. Как вас легализовать? Как привлечь на службу официально? Что, офицерские звания присвоить, вон, как Токугаве младшему, снова майора ГРУ давать? А тебе – сразу генерала? Ты ж у нас только сержант ведь, так? Как вы сможете сейчас принимать участие в операциях комитета?

– Какого из комитетов? Госбезопасности или государственного контроля? – Зверь усмехнулся.

Вронский внимательно посмотрел на подростка, который для него давно перестал быть подростком.

– Вы, Максим Викторович, прекрасно понимаете, что для обоих комитетов вы являетесь ценным сотрудником. Для начала вы, вся ваша команда будет работать на КГБ. Ну, понятное дело, вас легализуют, возьмут подписку о сотрудничестве и так далее. Это – официально. Вы будете числиться не только секретными агентами КГБ, но и сотрудниками ЦК ВЛКСМ. У комсомола могут быть такие вот молодые работники аппарата. Неофициально вы, конечно же, входите в Комитет государственного контроля.

Вронский немного помолчал. Затем продолжил, уже менее официальным тоном.

– На твой вопрос, Максим Викторович, я отвечу так – все всё прекрасно понимают. И Мазуров, которого между собой члены Комитета прозвали Дедом, сам в генеральные секретари ЦК КПСС не рвётся. Наоборот – он предложил оставить Комитет государственного контроля, но сделать его официальной структурой, заменив уже обрюзгший и разросшийся аппарат партийного контроля. Наш комитет будет продолжать оставаться полулегальным…

– Не понял, это как? – Максим удивленно поднял брови.

– Ну, не будет официально о себе сообщать, не будет его в списках партийных структур, ну, такая негласная секретная служба контроля… Ну, вот в США кроме ЦРУ и ФБР есть еще Агентство национальной безопасности, Бюро разведки и исследований государственного департамента, есть разведывательные управления и в Минобороны, и в армии США, короче, куча всяких разведуправлений. Одним словом, Разведывательное сообщество Соединённых Штатов насчитывает 17 отдельных правительственных учреждений США, перед которыми стоит задача сбора информации и ведения разведывательной деятельности в интересах США. Именно эта служба, которой руководит директор Национальной разведки в ранге советника президента США, контролирует все остальные спецслужбы и министерства Америки.

Но вот наш Комитет государственного контроля будет так же засекречен, как и раньше. Мало кто о нём будет знать вообще. Поэтому те чиновники и партийные деятели, которые о нём знают, будут всё время чувствовать за своей спиной его присутствие. И те, которые от неё не знают, тоже почувствуют.

Зверев усмехнулся.

– Это как во времена Сталина, да? ГПУ следит за всеми?

– Ну, если говорить о термине, то Главное политическое управление, конечно, звучит хорошо. Весомо. Но и Комитет государственного контроля – не хуже. А то, что практически все его члены законспирированы и никто точно не знает, кто в системе власти работает на Комитет госконтроля, дает нам шанс держать систему власти в четком…

– … повиновении?

– Нет, скорее, подчинении и на контроле. Да, будет и какой-то страх, ведь после чистки Политбюро и низовых структур власти в СССР пойдут слухи, и нам это на руку, – без тени улыбки пояснил Вронский.

– Нам – это кому? – Максим никак не мог уловить, куда клонит его собеседник.

– Нам – это и гражданам Советского Союза, и тем, кто на данный момент пытается сохранить всё то лучшее, что было в нашей стране, и не допустить всё то плохое, что увидел в будущем ты и твои товарищи, – внезапно ответил за Вронского Сафонов.

Зверев усмехнулся.

– Где-то я это уже слышал… За всё хорошее против всего плохого…

Снова в разговор вмешался Вронский.

– Ты, Максим Викторович, зря иронизируешь. Пока что в СССР достаточно идейных людей, еще не разложившихся и не оскотинившихся. Деньги и лживая пропаганда, которую усиленно гонят нам из-за рубежа, не смогли пока что разложить наш народ. Пока еще наш и пока еще народ! А тех, кто уже начал разлагаться, мы выдернем с корнем. И как раз то, что в СССР кроме КГБ будет некая… ну, скажем, тайная полиция – в этом нет ничего плохого. Гестапо в фашистской Германии не только политическим сыском занималось. IV управление имперской безопасности также занималось также контрразведкой, борьбой с саботажем, наблюдением за прессой, но главное – это управление РСХА занималось наблюдением за всеми членами НСДАП, то есть, партийными функционерами. У КГБ эту функцию отняли, так потому наши партийные чиновники и стали непогрешимыми. Вот мы это как раз и исправим. А КГБ есть и так чем заниматься, не будем усложнять его задачи.

– Ну, про гестапо Вы слишком уж… – Максим покачал головой.

Вмешался Сафонов.

– Ты, Максим, не знаешь, наверное, но Мерлин с 1933 года жил и работал в Германии, был помощником и личным астрологом самого Рудольфа Гесса!

– Того самого? – Зверь не смог сдержать своего удивления.

– Да, того самого. Кстати, это я его тогда в Англию отправил, – усмехнулся Вронский. – В общем, по поводу управления имперской безопасности Германии я прекрасно осведомлен, поэтому я и консультировал членов Комитета государственного контроля. И сейчас эта структура нам очень поможет. Но хватит о делах. Итак, ты давай восстанавливался, отсыпайся, потом – в школу. Не смотри волком, никто вас там не заучит – сдадите потом экстерном экзамены, будете числиться больше, ну, как, скажем, спортсмены или что-то вроде… Придумаем легенду. А главное – школа будет не совсем обычная…

Москва, год 1977, 14 февраля

Майор Шардин молчал. А что он мог сказать? Да, семинары для сотрудников КГБ и ГРУ его сотрудники провели. И произвели фурор. Мало того – именно после этих показательных тренировок, наконец, начали формировать настоящие подразделения спецназначения в обоих силовых ведомствах. А образованный в ноябре 1976 года опорно-методический центр рукопашного боя и каратэ Центрального совета «Динамо» стал основной базой для подготовки этих подразделений.

Но, с другой стороны, слишком сильно «засветились» его подопечные, да и слишком рано. И если в самое ближайшее время операция «Рокировка» не начнётся, то подразделение «Омега» подвергнется очень внимательной проверке. Андропов – далеко не дурак, он сразу поймёт, для чего создан этот отдел. И тогда… тогда и операция будет на грани срыва, и Комитет государственного контроля, в который он, Шардин, только недавно был включён, будет раскрыт. В КГБ идиотов мало, там такие не приживаются. А уж Цинев – так вообще один из наиболее параноидальных и умных руководителей, он уже что-то почуял. Надо срочно Леонову как-то донести эти мысли… Хотя генерал, конечно, сам всё понимает.

Но пока глава Аналитического управления занимается важными государственными делами, точнее, государственным переворотом, ему, Шардину, надо срочно своих сотрудников спрятать. Уже разговоры по управлению пошли про странных пионеров…

– Так, орлы! Вы уже достаточно наломали дров! Стоп, стоп, Филькенштейн, даже не начинай – стойте и слушайте. Да, вы все выполнили приказ, провели занятия с нашими сотрудниками, обучали, показывали, всё верно. Но при обучении слишком уж ярко показали свои преимущества. Что само по себе неплохо – но не в данном временном отрезке. Поэтому принято решение всех вас направить на обучение… в среднюю школу.

– Надо же! А я таки думал, шо нас наградят! – как всегда, именно Филькенштейн не смог удержаться от реплики.

– Итак, во-первых, нам надо вас всех легализовать. Вы все как бы подростки, так что место всем вам – в школе. Не волнуйтесь, потусуетесь недельку, а потом потихоньку мы кому надо, скажем, расскажем, что вы – уникумы, вундеркинды или выполняете особое задание… В общем, найдем, что сказать и какую легенду предоставить. Так что не будете грызть гранит науки ещё раз, ваше время дорого, не будем тратить его на просиживание за партой. Сдадите потом экстерном все полагающиеся экзамены. Но главное – вторая задача. Эта школа – не обычная. В ней учатся дети высокопоставленных советских чиновников, министров и заместителей министров, внуки членов Политбюро ЦК партии. Именно поэтому вы будете учиться в этой школе номер 31. Ваше задание – сойтись с этими детьми. У каждого из вас будет свое персональное задание. У каждого – кроме тебя, Максим.

И Шардин внимательно посмотрел на Зверева.