ГЛАВА 3


Подниматься было ужасно тяжело: всё тело ломило, мышцы болели. К счастью, никто не обморозился. Измученное тело требовало пищи и тепла. А развести огонь вне палатки из изолирующего материала нельзя: тут же нагрянут холодные черви. Гонда сотворил для всех холодные пироги, и проголодавшаяся команда накинулась на них с горячим рвением. Застолье, однако, было скудным.

- Нельзя вам наедаться, - чуть усмехнулся учитель, - здесь некуда отойти.

Условия становились всё более невыносимыми, а обязанностей с участников экспедиции никто не снимал. Они останутся здесь, пока не кончится буран. Однако в любую погоду здесь рыскают дикие твари, ищущие живой плоти и жаждущие тепла.

Выпала смена дежурить Лёну и Очероте. Магирус объяснил, чего следует опасаться и каковы признаки опасности, а затем забрался в свой мешок и мгновенно заснул - он отстоял две смены подряд, давая ученикам возможность отдохнуть после перехода, и не спал более двух суток.


Для наблюдения существовали два поста: один сбоку от входа в пещеру: это острый выступ, нависающий над пропастью, откуда было видно склон горы и подходы к нему. Второй на вершине, куда можно было взобраться по небольшим ступенькам, явно искусственного происхождения. Как объяснил Валандер, наверху когда-то, очевидно, существовало ритуальное строение, к нему и вела эта узкая каменная лестница. Оттуда, сверху, можно видеть обратный склон горы и заметить приближение с воздуха ледяных драконов. Первым на вершину отправился Очерота, а Лён уселся у стены, плотно привалившись к ней, и охранял сон товарищей.

Буйный ветер толкал его в бок, забивал снегом, жёсткой лентой скользил по лицу, пробивался между варежками и рукавами. Наверняка Очероте на вершине приходится ещё хуже - он открыт со всех сторон, а эти вихри кружат вокруг, как живые. Лён сидел нахохленный и неподвижный, разглядывая сквозь прищуренные ресницы полускрытый в буране склон горы. Кто может взобраться снизу по этим покрытым льдом скалам? Никогда ему ещё так плохо не приходилось. Даже приключения с Финистом проходили в куда более благоприятной обстановке. Даже на безвоздушной Луне так скверно не было.

На Луне? Да, на Луне! Его ведь оберегала своеобразная защита, созданная Гранитэлью. Волшебный кристалл делал возможным путешествие в любой среде. И как он теперь попадёт на Луну, если у него нет кристалла? Как будет искать эльфийские осколки? В каких мирах ему придётся побывать, чтобы собирать эти злополучные камешки! Он видел тогда, за спиной огненного князя те миры: ледяные, огненные, водные, безвоздушные. Как будет Лён делать это, ведь из всех потомков Гедрикса он один остался без волшебного кольца?!

Рука в обледеневшей варежке настолько замёрзла, что он засунул её под полушубок. Далеко просунуть не удалось - мешал рукав, и Лён уцепился пальцами за ворот рубашки, где надёжно сидела его заветная иголочка. Внезапная догадка осенила его, и Лён дрожащими пальцами вытащил наружу своё оружие. Провёл тонким, светлым лучиком по рукаву, и далее сияющая защита сама пошла распространяться по его одежде. Охватила его целиком и сомкнулась в непроницаемый кокон. Лицом он сразу ощутил тепло - ледяной ветер больше не доставал его. Под этим своеобразным панцирем тут же куда-то испарилась влага из одежды - теперь Лён чувствовал тепло и сухость. Ему стало необыкновенно хорошо. В глазах просветлело, на душе сразу полегчало. От иголки словно шли потоки силы, и она наполняла его тело, прогоняя прочь усталость.

"Но не могу же я один пользоваться этим благом!" - размышлял он. Да, как он мог скрывать от товарищей необыкновенные возможности своего уникального меча Джавайна?


С вершины спускался по каменной лестнице Очерота - пользоваться ею приходилось не как обычно, а сползать под резкими порывами ветра ногами вперёд и не видя того, что внизу. Но когда жаворонарец достиг площадки перед пещерой и обернулся, то в глазах его появился в первый момент испуг: сияющая ровным серебристым светом фигура заставила старшекурсника схватиться за меч. Но потом он разглядел под этой полупрозрачной оболочкой лицо Лёна.

- Очерота, это я, - сказал тот на всякий случай.

- Смотри, Очерота, - продолжил Лён, показывая свою иголку, - эта штука дает защиту. Сейчас я тебе помогу.

- Это твоя иголка? - изумлённо спросил тот, едва шевеля обмёрзшими губами - даже жаворонарцам в этом мире оказалось слишком холодно. - Та самая?

- Которой носки штопать, - со смешком напомнил Лён.

Он провел своей волшебной иглой по рукаву Очероты, скользнул по заледенелой груди, по мокрым пятнам на спине, и вот фигуру жаворонарца заволокло серебристое сияние. Его лицо выражало изумление, он прислушивался к ощущениям, неуверенно заулыбался.

- Лён, откуда у тебя такая штука?! Почему ты раньше не помог нам?

- Я не догадался, - развел руками тот.

В самом деле, что за идиотизм? Столько лет владеть этой удивительной вещью и даже не знать её поразительных свойств!

- Моих пассов не хватало на то, чтобы высушить одежду в таком холодном воздухе, - признался Очерота, - я всё время был в мокрой одежде, - а тут всё совершенно сухое и тёплое!


Теперь его очередь лезть наверх, чтобы охранять подступы к горе. Попытка преодолеть лестницу серией прыжков тут же едва не привела к несчастью: при первом же перемещении он не сумел поймать ногами обледенелую ступеньку и чуть не сорвался с горы. Упасть отсюда равносильно смерти: даже превратившись в птицу, он не сможет сопротивляться силе бурана и его бросит на камни. Так что Лён оставил всякое лихачество и преодолел подъем ступенька за ступенькой, прижимаясь к ним, как зверь, при каждом порыве бешеного ветра.

Наверху действительно оказалось разрушенное строение, сложенное из больших камней, скреплённых раствором. Четыре обломанных столба и часть ограды остались от того, что некогда тут было. Может, в самом деле, ритуальное строение, а, может, наблюдательная вышка. Ветер здесь бесновался особенно жестоко, сметая напрочь даже намёк на снег - вершина совершенно свободна от него. Видимость невелика - всё пространство заполнено хаотично мечущимися вихрями, но гладкий, покрытый толстой наледью склон горы выглядел неприступным. Какими были твари, которых следовало опасаться, Лён не знал и потому был готов встретить что угодно.

Сидеть тут никак нельзя: ничего не видно, и он принялся бродить от столба к столбу, заглядывая вниз и видя всё одно и то же - длинные снежные хлысты, мечущиеся по склону горы и сливающиеся далее в сплошное месиво. Ему не было холодно и сыро, но ветер бил его нещадно - приходилось цепляться за столбы. Реально можно улететь в пропасть. Глядя на эту дикую пляску стихии, он задумался: и сколько времени это может продолжаться? Ведь всё время, пока бесится ураган, они заперты в горе, как мыши. Нет возможности поставить палатку, нормально поесть, выспаться, обсохнуть, согреться. Положим, при помощи своей иголки он может несколько облегчить бедственное положение отряда, но это не продвинет их к цели.

Мысли текли однообразно-тягуче, как будто мрачная пляска урагана заворожила рассудок. Здесь, на вершине, среди бушующей стихии, под однообразный рёв ветра он чувствовал себя безнадёжно одиноким. Воспоминания скользили перед его внутренним взором, а он отстранённо рассматривал эти картины-мысли. То, что было, и то, чего не было. Память о Гедриксе, который вплавился в его личность, переживания тех дней, что был он с Финистом, бледная сон-память о королевиче Елисее, который говорил к ветрам и был дружен со светом солнца и бледным сиянием луны. Северный ветер, Борей, был его другом. Северный ветер, северный ветер. Здесь вечный север, на этой Планете Бурь. И вечный, вечный ветер. Ветер, ветер, ты могуч...

Ветер, ветер, злой скиталец, холод ночи, стужа дня. Ты когтями ледяными истерзал всего меня. Что ты рвёшься понапрасну, что тревожишь сон земли? Дай проглянуть звёздам ясным, свету утренней зари. Успокой свои порывы, усмири свой буйный нрав, песен дикие мотивы. Ветер, ветер, ты неправ. Расстелись струёю мирной, отпусти усталый снег, и лети потоком тихим над землёй, замолкшей ввек. Слушай, ветер, мою песню, внемли, буря, мой приказ: Говорящий-со-стихией останавливает вас!


Сидящий под боком у горы человек, окутанный непроницаемой магической защитой, внезапно встрепенулся. Он приподнялся, держась руками за выступы в стене, и принялся оглядываться, ища источник нового звука, вплетшегося в однообразный вой ветра: откуда-то неслись диковинные звуки. Тягучее, нечеловеческое пение словно наполнило пространство, сделало воздух густым и вязким. На мгновение пережало горло и тут же отпустило, а вместе с этим опали, словно лишились сил, тугие, плотные потоки ветра. Воздух очистился и стал прозрачен, сверху проглянуло призрачное небо, которое остро прорезали звёздные лучи. Дышать стало легко, хоть стужа не отступила. Необыкновенная тишина опустилась на землю. И в этой кристальной атмосфере, в видимой до самого горизонта дали, вдруг обозначилось неясное движение.

- Тревога! - закричал Очерота, бросаясь в пещеру и будя Магируса.


В первый момент Гонда опешил, увидев над собой сияющую фигуру, он даже протянул руку, пытаясь со сна определить: живой человек перед ним или призрак. Но в следующий миг пальцы Гонды словно обожгло, а руку отбросило. Он вскочил, вмиг проснувшись.

- Румистэль?! - глухо вскрикнул магистр.

- Нет, это я, Очерота! - прокричал ему сияющий человек, - Атака, Гонда! Приближаются драконы!

От этого крика все проснулись и кинулись на выход. Там, в свете бледного дня, Очерота уже явно просматривался сквозь диковинную защиту. В следующий миг на площадке возник Лён, окутанный такой же прозрачной плёнкой поверх своего тулупа - неведомое поле скрывало обоих целиком, от макушки до пят. Но рассматривать их и задавать вопросы уже некогда: внимание всех привлекло быстро приближающееся движение.

- Почуяли, - едва переводя дух, сказал Валандер, протирая глаза.

От одежды тех, кто спал в пещере, начал исходить пар - это испарялась в ледяном воздухе влага.

- Так, ситуация усложняется, - проговорил Гонда, вглядываясь в быстро приближающиеся бледные силуэты, напоминающие извивающиеся щупальца спрута. Только было их, этих щупалец, слишком много.

- А я что говорил?! - воскликнул Валандер, - В это время года!

- Тише! - пришикнул на него Магирус, - Это не обсуждается.

- Парни, у нас есть ещё минут десять, чтобы обсудить тактику, - обратился он к студентам.

- А что это с ними такое? - удивилась Энина, указывая на Очероту и Лёна.

Магирус снова обратил внимание на этих двоих - казалось, даже забыл про ледяных драконов, стремительным аллюром приближающихся к группе - для этих тварей горы не были преградой: они легко перемещались по отвесным поверхностям.

Учитель остро глянул на одного ученика, на другого, словно не знал, с кого спросить за их странный вид. Но Очерота легко развеял сомнения магистра.

- Оказывается, у Лёна такая особенная иголка! - с жаром заговорил он, - Помните, ребята, я вам рассказывал про его иголку, которая никак не хотела с ним расставаться?! Тогда ещё Брунгильда пришла и...

- Оставим это, - прервал его Магирус, - сейчас не время. Лён, что у тебя за иголка?

- Так это мой меч, который вы зовёте Карателем, - растерялся тот.

Разве Магирус не знает о свойствах его оружия? Разве Лён не проделал однажды такое со своими друзьями - в тот раз, когда они несколько лет назад отправились по наущению Вещего Ворона к этой чёртовой Верошпиронской башне? Или Долбер ничего не рассказал о том, как они вчетвером порубали войско вурдалаков? Вот странно.

- Мой меч может подарить вам защиту, - молвил он, понимая, что открывает то, о чем никто не догадывался. И лучше бы оно оставалось тайной. Хотя непонятно, почему он так думает.

На глазах у Гонды и Валандера он провел послушно выросшим в руке мечом по рукавам, груди и спине Пантегри, и тот моментально окутался такой же сияющей оболочкой, плотно охватившей его одежду. Лицо жаворонарца отчетливо виднелось под едва заметным мерцанием. Так же быстро одел Лён в невидимые доспехи и прочих, включая Энину. Назревала драка, и нешуточная, судя по лицам магистров. Каким-то образом они всё же привлекли к себе драконов. Теперь внимание всех обратилось к приближающейся массе, в которой - теперь с близкого расстояния было видно, что твари эти не то что огромные - гигантские!

- Лён, это очень опасные существа, - тихо предупредил его Гонда, - если твой меч действительно может что серьёзное, помимо того, чтобы отправлять монстров в лимб, дай ему всю волю. Иначе мы можем кое-кого недосчитаться.

Сам учитель обнажил свой длинный дивоярский меч, вспыхнувший, как холодное пламя.

- Слушаете внимательно. Мы не избавимся от них, пока не истребим всех до последней твари. Прятаться в пещере бесполезно: они будут ждать хоть вечность. Эти твари обладают магией, их способ нападения: создание зоны разреженного воздуха вокруг жертвы. Температура при этом понижается настолько, что не может выжить ничто! Если вы попали под прицел более чем трёх труб - вам крышка! Самое разумное: раскрошить мечом устье трубы. Отсекать головы бесполезно - она всё равно будет тянуть воздух. Выкачанный воздух они отбрасывают пространственным переносом далеко - достаточно, чтобы создать область разреженного пространства. У нас очень мало места - это беда. Мы стоим кучей и являемся прекрасной мишенью. Ваше спасение - непрерывные прыжки в пространстве: с горы на гору, с точки на точку. Нигде не задерживайтесь более чем на несколько секунд. Вэйвэ, Энина - в пещеру! Мы отвлечем драконов! Парни, это не учебный бой! Мы вляпались жестоко!

- А я что говорил! - взвыл слабосильный Валандер.

- Смотрите! - свирепо бросил Гонда. - Вот так действовать!

В следующий миг он исчез с места, и тут же малая искорка мелькнула в воздухе в непосредственной близости от извивающихся, призрачных гофрированных труб, переваливающих через ближайшую гору.

- Почему мы не можем перенестись отсюда прыжком? - вскричала Энина.

- Потому что они почуяли нас, - едва переводя дух, ответил Валандер, не отводя взгляда от вспыхивающей точки - та перемещалась непрерывно, и отчего-то движение драконов замедлилось.

- Идите в пещеру, магистр, - сказал Пантегри, также неотрывно наблюдая бой Гонды.

И испарился с площадки.

Не дожидаясь Дияна и Очероту, Лён задал себе точку обзора - вершину горы, где провел несколько часов в дежурстве - и в один миг пересёк пространство.


В прыжке его вынесло в непосредственной близости от гигантской шеи дракона - за долю секунды, что потребовалась на решение Лёну, эта чудовищная гофрированная труба стремительно переместилась. Вместо того, чтобы вынырнуть на достаточной высоте и оценить обстановку, Лён оказался слишком близко. Он не видел остальных и не слышал их. Широкая, как труба газопровода, шея оказалась необыкновенно подвижной - за счет колец, укрепляющих её полупрозрачные стенки. Шея дракона походила на шланг пылесоса, только чудовищно огромен был этот шланг.

Среди шей, извивающихся с лёгкостью щупалец анемоны, дивоярец почувствовал себя мухой, попавшей в аэродинамическую трубу. Он начал неудержимое падение к основанию, откуда выходили эти трубы. Он потерял ориентацию и не понимал, куда ему надо переместиться, чтобы выйти из опасной близости. Там, внизу, жадно разевали рты короткие отростки, в жерла которых он пролетит, как ласточка под пролёт моста. Где небо, где земля?!

Сработал внутри него какой-то предохранитель, и дивоярец в полёте мгновенно перевернулся и обратился соколом. Птица взмыла вверх, проскочила слепо мечущиеся жерла труб, в которые со свистом уходил воздух, ловко сманеврировала и пошла в атаку. На лету дивоярец обернулся человеком, вонзил свой меч Джавайна в кольчатую стенку драконьей шеи, и всей силой инерции его понесло вниз, а следом за ним расходился широкой щелью разрез. Потоком воздуха его отбросило в сторону, но он опять прямо на лету обернулся птицей и снова взмыл. И раз за разом он налетал на эту шею, разрезая её вдоль на полосы, пока она не потеряла прочность и не упала. Это было лучше: он расчетливо и прицельно атаковал одну трубу, доводя её до полной немощности. Сколько было там драконов - он не знал. Скольких порезал - неизвестно. Как заведённый, он брал цель и сотни раз в минуту оборачивался то соколом, то человеком. Внизу копошилась какая-то непонятная масса, хлюпали дыры, засасывая обрывки собственных тканей - дракон выбрасывал в пространство самого себя! Он давился собственными шеями!

В очередном взлёте острые глаза сокола увидели, что вокруг огромной массы, заполнившей собой глубокую впадину меж вершин, больше не мелькают вспышки - дивоярцы прекратили атаку. Откуда-то в воздухе взялась совсем рядом сова.

- Отлично, Лён! - хрипло проклекотала она, - Правь обратно на гору.


- Да, вот это Каратель! - едва переводя дух, воскликнул Пантегри, во все глаза рассматривая тонкий и узкий клинок, который никак не тянул на мощное оружие, а выглядел скорее изящной игрушкой.

- Что он сделал лучше, чем вы своими мечами? - удивился Лён.

- Скажешь тоже! - с жаром вступил Очерота. - Я едва мог с нескольких ударов перерубить одно кольцо, а ты на лету резал шею, как бумагу! Прямо ехал на своем клинке!

- Ты бился по-другому, Лён, - заметил Диян, - нас не так учили.

- Вас учили? - не понял он.

- Да, мы прошли тренировочные бои в монстропарке, - ответил Пантегри. - Мы знаем, что такое ледяной дракон.

- А почему я не знаю?

- Ты в это время служил в Сильвандире. Мы знаем теорию и отработали практику на живом драконе. Правда, он лишён магической железы и воздух не перебрасывал, а только мотал шеями. Да и рубили мы его деревянными мечами - очень трудно достать подобный экземпляр.

- Да уж, это очень старая самка, - подтвердил Валандер, - ей тысяч пять, наверно, а она все хоботами машет. Ну ты и здорово сражался, Лён! Я не утерпел и вылез из пещеры!

- Это новая тактика, - с явно потрясённым видом произнёс Магирус, во все глаза глядя то на лицо Лёна, то на его меч. - Но никому не советую следовать ей: так быстро менять образ не всякому под силу. Я вот не смогу - мне нужно время, чтобы обернуться птицей.


Его хвалили, а он был ошарашен. Такое чувство, словно его в чем-то предали те, кому он доверял безоглядно: любимый учитель и лучшие друзья. Его взяли в опасный поход и не предупредили о том, что может случиться в нём. Он знакомится с ледяными драконами только в момент их нападения. Краткий инструктаж Магируса едва ли мог восполнить нехватку практики. Он отстал от группы, а те проходили занятия в монстропарке. Не слишком ли Магирус понадеялся на его Каратель?


- Небо ясное! - воскликнул Вэйвэ, указывая вверх, - Мы можем лететь птицами! Так мы за пару часов достигнем моря!

В самом деле, воздух был чист, и земля просматривалась до самого горизонта. В это время, для которого характерны нескончаемые бури, ясная погода - чудо. Маленькое белое солнце висело в зените и давало максимум света, придавая сумрачному пейзажу сюрреалистический вид.

***

Стая птиц вспорхнула с тесного уступа перед пещерой и стала дружно набирать высоту. Воздух был лёгок, влажности не было. Просохшая под магической защитой таинственного Карателя одежда превратилась в оперение, и крылья поэтому тоже были сухими. Не будь так, дивоярцы не оторвались бы от скалы, и пришлось бы продолжать дорогу пешими.

Величественные и вместе с тем страшные пейзажи Планеты Бурь проплывали далеко внизу, а тонкие воздушные потоки прекрасно держали птиц на лету. Извилистая река, стиснутая каменными берегами, местами блестела из-под снежного покрова - кое-где ветер нанёс огромные сугробы и забил их под речные берега, а кое-где очистил и отполировал поверхность льда. Отсюда, с высоты, видны странные предметы, словно затопленные в прозрачной глубине - то ли лодки, то ли деревья. Местами встречались рельефы с геометрически правильными очертаниями, и Лён полагал, что это остатки городов. Как тогда, в поисках Дерн-Хорасада, когда он проходил слои времени от настоящего к прошлому. Он видел великий город в полной разрухе, он видел его в настоящем великолепии, в последний день его счастливого существования - в тот день, когда открыл он Северные Ворота и впустил в страну полчища сквабаров.


Замерзшее море, огромное пространство льда, за многие века гладко отполированного ветрами. Местами бледно-зелёный лёд напоминал замерзшее Грюнензее, которое вечным укором застряло в памяти Лёна. Эта боль при виде умершего моря, эти знакомые гигантские трещины, пропастями уходящие до самого дна. Они забиты спрессованным снегом. Местами же лёд необыкновенно прозрачен, и мрачные тайны умершего мира пристально следят за беспечной птичьей стаей из бездонных тёмных глубин. Застывшие в вечной неподвижности гигантские белые киты, и стаи дельфинов, и косяки рыб, остановившихся в беспокойном движении. И длинные полосы морских водорослей - всё сохранило в себе замерзшее море в первозданном виде, и только суша мертва и бесплодна. Наверно, это была красивая планета.


Яркая чёрно-белая птица подала резкий звук и пошла на вираже вниз - к группе мелких островов. Следом за Валандером полетела крупная серая сова, затем сокол, сапсан, ястреб, кречет и маленькая трясогузочка.

Облёт архипелага на низкой высоте открыл интересную картину: среди близко лежащих островков словно скопились муравьиные яйца - продолговатые белесые овалы. И вот отряд садится на лёд и двигается по поверхности моря среди скал. Мелкие островки стали как бы ловушкой, в которой скопилось множество вытянутых, правильной эллипсоидной формы жемчужно-опалесцирующих кристаллов необыкновенной красоты. Впервые Лён увидел опаловые яйца.

- Они выпадают из трещин в породе, - объяснил Валандер, возбуждённо бегая среди множества яиц, - они растут там и заставляют камень трескаться. Порода крошится, и кристалл постепенно освобождается. Ещё ветер рушит скалы, и лёд их раскалывает. Как бы там ни было, яйца высвобождаются. Многие остаются в трещинах, их засыпает снегом, замуровывает в лёд. Но некоторые скатываются и оказываются на ледяных поверхностях. Ветер гоняет их по руслам замёрзших рек и сносит к морю. Вот так их валяет по всем просторам, пока не застрянут они опять в какой-нибудь щели или не скопятся среди скал. Это естественные ловушки, и мы их периодически навещаем, чтобы собирать урожай. Это малая часть того, что скрыто в недрах этой планеты.

- А откуда они берутся? - спросил Лён, ловя одно такое яйцо.

- Этого никто не знает, - ответил Гонда. - Давайте собирать добычу, пока погода не переменилась. Нам предстоит обратный путь, и ясная погода - самое лучшее, что можно придумать на такой случай.

Он достал из своего мешка сделанные в Дивояре сети - специально на такой случай. Тонкие, невесомые паутинки обладали огромной прочностью. Но этого мало: они уменьшали вес груза, так что даже птица могла нести десяток яиц, каждое из которых в обычных условиях весило не менее килограмма.

- Что там внутри? - спросил Лён, пытаясь разглядеть на свет солнца яйцо: свет проникал сквозь минерал, а в центре виднелось небольшое тёмное включение.

- Субстанция непонятного свойства, - ответил Валандер, - сточив яйцо в порошок, мы её попросту сжигаем, как ненужный остаток.

Уложенные в волшебные сети яйца стали необыкновенно легки: такую сетку Энина шутя держала одним пальцем. Но, обернувшись птицей, она едва сумела приподнять сетку и тут же уронила её обратно. Ей оставили столько яиц, сколько она смогла нести. Хищные птицы были гораздо сильнее и могли нести полные сетки. Сорока-Валандер ограничился семью яйцами.

- Вот так, - грустно прострекотал он, - За один такой тяжёлый поход мы можем унести совсем немного яиц. А остальные гоняет ветер по всем морям и океанам, пока не загонит их в трещины. Я полагаю, все эти бездонные расщелины битком набиты бесценными опаловыми яйцами.

Тяжело груженая птичья стая взяла курс в обратный путь. Лететь было совсем не так просто, как вначале.


Сова внезапно резко взяла в сторону. Сорока со своей сеткой в лапках тут же последовала за ней, а потом и все остальные повторили манёвр. Объяснять было некогда: все слишком тяжело нагружены, чтобы разговаривать на лету. Наверно, Гонда знает что делает - он глава экспедиции и знает эти места.

- Холодные черви, - кратко сказал он, когда вся группа присела на плоской вершине горы. - Мы слишком хорошо видны в ясном небе, и эти твари учуяли наше тепло.

Холодные черви искали малейшие температурные аномалии в этом ледяном мире. Страстно изнывая от желания согреться, они присасывались ко всему, что было хоть на градус теплее окружающей среды.

- Мы не полетим обратно в пещеру? - спросил Лён.

- Нет, конечно, - мотнула головой сова, восседая на своей сетке, - там сейчас кишмя кишат эти паразиты, надеясь хоть погреться на насиженном местечке. Мы будем ночевать на этой вершине, и сегодня будут сторожить Пантегри и Диян. А завтра один перелёт, и мы вернёмся к исходной точке. Набирайтесь сил, завтра будет трудно.


Погода стояла такая, что радоваться только. Старшие дивоярцы удивлялись: летнее затишье в то время, когда вовсю должны бушевать ураганы. Всё это как-то неспроста.

Лён помалкивал, но лишь один знал, в чем тут дело. На прошлой ночёвке, когда он дежурил на вершине горы, его снова посетило состояние прозрения, и обстоятельства пути вынудили, как это уже бывало, его обратиться к родовой памяти. Он был в трансе, когда пел песню ветру. И хорошо ещё, что был в одиночестве, и никто его не слышал. Слова эльфийской песни проснулись в памяти, и заклинание ветров легло на его губы. Он говорил с ветром и велел стихии замолчать. Это ощущение до сих пор наполняло его внутренней силой и пело в каждой мышце. Необыкновенное могущество испытывал Лён в себе - всего какую-то минуту он снова чувствовал себя Румистэлем. И не помнит слов - все они ускользнули от него. Память предков закрыта от него.

Тишина снаружи, только лёгкий ветерок тревожит покрытую изморозью ткань палатки: разжечь огонь Гонда не рискнул, опасаясь привлечь червей, чувствительных к минимальным изменениям температуры. Мало ли кто надумает выйти наружу да выпустит кроху тепла.

"Спать надо!" - подумал Лён и повернулся в своем мешке набок - может, так заснётся? И наткнулся взглядом на чуть поблёскивающие в почти полной темноте открытые глаза Энины. Что-то всё время беспокоило его, что-то связанное именно с ней. Немного странное её молчание и выражение лица: упрямое, сосредоточенное, словно девушка носила в себе тайну.

- Чего не спишь? - спросил он шёпотом, чтобы не разбудить старших.

- Так, - чуть качнула она головой. Потом помолчала и заговорила снова - тихо, еле слышно, но слова её отозвались громом в ушах Лёна.

- Скажи мне, где ты скрываешь Пафа? - спросила Энина, чуть шевеля губами.

- Я... я не знаю... - растерялся он от такого прямого вопроса.

- Ты врёшь, - холодно ответила она.

И в этом голосе, в этих интонациях скрывалось что-то, что он до сих пор упускал из виду. Что-то давно не давало ему покоя, когда встречал он в коридорах университета Энину. Она попадалась ему чаще, чем следовало бы. Он встречал её в столовой, хотя знал, что целители со всеми не обедают. Она бывала в библиотеке, хотя у магов-врачевателей свой отдел литературы. Проходя мимо, целительница странно заглядывала ему в глаза, так что он подумал было, что нравится ей, и старался избегать разговоров наедине. А она явно искала этого. Между дивоярцами нет и не может быть личных отношений - всё это приводит к скверным последствиям.

- Я наблюдаю за тобой, - бесстрастным, каким-то бесплотным даже голосом продолжала она, и слова её не выходили за пределы того малого пространства, что разделяло их, как будто Энина обладала умением удерживать звуки, - Ты ведёшь себя неправильно. Паф был твоим другом, а в тебе нет скорби по его пропаже. Ты слишком быстро смирился с этим. Ты лжёшь всё время, играешь роль - я чувствую это, как чувствую боль пациентов. Ты скрываешь тайны, и одна из тайн - пропажа Пафа.

- Нет, ты не...

- Не лги, - тихо и сурово прервала она его, - я не ошибаюсь. Меня с Пафом связывает любовь.

Наверно, даже в темноте в лице Лёна отразилось такое изумление, что эмпатка Энина почувствовала это.

- Да, он меня не любит, - с горечью проронила она, - но я его люблю. Это безнадёжное чувство, и я должна с ним жить. Поэтому сердце не обманывает меня: я знаю, что он жив. Я чувствую возле тебя присутствие его запаха, след его слов в твоих мыслях. Я всякий раз знаю, когда ты видишься с ним, Лён.

- Замолчи, - одними губами ответил он, придя в ужас при мысли, что неосторожные слова Энины дойдут до слуха Гонды. Дивоярцы не должны знать ничего о том куда исчез Паф!

- Я не ошиблась, - с торжеством ответила она и отвернулась, перевернувшись вместе с тяжёлым мешком.

Ошеломлённый Лён остался лежать в темноте, тщательно прислушиваясь к дыханию спящих Гонды и Вэйвэ. Лишь бы дивоярцы не прознали про тайное убежище, куда он скрыл Пафа! Всё казалось ему таким надёжным, но вот интуиция Энины, её безошибочное чувство проникли под покровы этой тайны! Она следила за ним! Что может натворить ревнивое сердце, когда подозревает обман?!



Загрузка...