Перековка. Перевернутое Небо

Глава 16

Мы ждали его над городом. Ровно над развалинами дымящегося поместья… или это снова лучше назвать дворцом бывших правителей секты? Уж очень они вложились в украшательство этого места. Правда, от всей этой красоты сейчас мало что осталось, потому как ни Тизиор, скрывая силу, ни Ульмания, сражаясь изо всех сил, не сдерживались.

Неважно. Если Тизиору будет нужен этот город и это поместье, то отстроит заново. А может, и вовсе оставит как зримое напоминание о своей силе. Говорю же — неважно. Здесь и сейчас — неважно.

Мы ждали его над городом. Мы — это я, Тизиор и Ульмания. И, конечно же, Пересмешник, который, пока мы сражались, сделал местному мастеру Указов предложение, от которого нельзя отказаться.

Да, можно было и так, а не просто убить, — правда, для этого нужно иметь в секте тайного ученика, который добился немалого и залез достаточно высоко, чтобы перехватить власть. Не во всех сектах получалось, в общем-то.

В который раз задумался, что ещё лет десять — и Тизиору не понадобился бы никакой мой план, и моя помощь была бы не нужна. В идеальном мире — потому что ни главы сект, ни Предки не отдали бы свою власть легко и просто.

И в который раз недовольно поджал губы, когда вновь мелькнула мысль, как похожи далёкие секты и далёкие фракции. Что в Морозной Гряде кучка стареющих старейшин начала ограничивать и уничтожать таланты своей же фракции, что в этих сектантских землях дряхлые старикашки, отжившие своё, всеми силами цепляются за жизнь, продлевая её.

Разве это жизнь — запереться в особых покоях, годами сидеть на духовных камнях, в буквальном смысле сидеть задницей, чтобы медитацией впитывать как можно больше духовной силы и остановить старение? Да ещё и постоянно требовать пилюли Духовного Обновления, Сущности Жизни и прочей омолаживающей дряни.

О, Небо, стать всего лишь Предводителем… Насколько мало у этих Предков должно быть таланта, чтобы за сотню лет добраться только до этой невысокой вершины Возвышения? Насколько мало у этих Предков должно было быть смелости, что они вместо того, чтобы уйти в земли старших сект или на Поле Битвы за Возвышением, остались здесь? Это всё равно, что я, став чемпионом, остался бы в своей безымянной деревне. Вечная Закалка десятой звезды, без надежды стать Воином и получить техники.

Ульмания, не отводя взгляда от линии, где море смыкалось с небом, буркнула:

— Хватит на меня коситься. Если есть что сказать, говори.

Я смутился лишь на миг — правда, что ли, так уж кошусь на неё? — а затем спросил прямо:

— Почему ты не ушла в Пробой за силой?

— Я? — она изумилась настолько, что перестала пытаться пронзить горизонт взглядом и попыталась сделать это со мной. — Я дочь главы, глава и старейшина секты, на моих плечах лежит слишком многое, чтобы я поступила так опрометчиво. Пробой — это шанс для бездарей, голодранцев и отчаявшихся.

Я хмыкнул:

— Забавный ответ, в котором ты забыла про тех же талантов. В других сектах так же, да? Слишком дорожите своей жизнью?

— Ах да, — покачала головой Ульмания. — Как я могла забыть про тех, кому Небо не дало страха.

— А Поле Битвы? — я махнул рукой правее нас. Туда, где рождаются Молниевые Бури, туда, где лежал за морем город безумного духа и где ждал меня Риван.

Ульмания снова покачала головой, буквально окатила меня презрением и отвернулась, обратившись к Тизиору:

— Глава секты, почему ты не отпустил Фатию на Поле Битвы?

Тот глянул на неё, на меня и недовольно ответил:

— Отправлять красивую, талантливую, единственную внучку туда, где она может умереть в первый же день? У меня запасных внучек нет.

— А если бы были? — Ульмания неожиданно насела на Тизиора.

— Если бы были внуки, то я бы подумал. Если бы внук был такой же, как он, — махнул в мою сторону рукой Тизиор, — то точно бы отпустил. Такого не удержать.

— Кстати! — оживилась Ульмания. — А он не твой внук? Твой сын же известный бабник.

— Нет.

— Что нет? Не бабник? Да он даже мне делал намёки на позапрошлом собрании сект.

— Нет, Атрий не мой внук, — терпеливо ответил Тизиор.

— Точно?

Тизиор снова глянул на меня, на Ульманию и ухмыльнулся:

— Точнее не бывает. Не внук, не сын, не двоюродный или другой родственник.

Ульмания покачала головой, использовала мыслеречь для следующего вопроса:

— Чем ты его кормил, что выросло такое чудовище? Он убил Предка Алых Лягушек. В молодости, только став Предводителем, я трижды сходилась с нашим Предком в схватке. Ни разу не сумела даже дотянуться до него, а тут… — в тишине, нарушаемой только гудением ветра, Ульмания вновь покачала головой.

— Ничем. Он сам добывал себе еду. Ты забыла, куда он ушёл за силой?

— Раньше я не верила, когда мне говорили о талантах, которые рождаются раз в сто лет, не верила, даже видя сестру. Но вот так, столкнувшись с тем, кто играючи вырвался из ограничения наших бедных земель, как не поверить? — прошептала Ульмания пусть и мыслеречью, но, скорее, только для себя.

А я вновь уловил схожесть. На этот раз в размышлениях о талантах и бедных землях. Я много где бывал, могу сравнивать. Позади, там, где начинается берег, конечно, не земли Нулевого, но и правда очень бедны на силу Неба, на ту её часть, что нужна Закалкам и Воинам. Кто знает, сколько талантов сдерживает бедность этих земель. Я уже думал об этом, когда впервые окунулся в потоки силы Первого пояса и буквально опьянел от количества силы Неба.

— Появился, — негромко сообщил Тизиор.

Ульмания выдохнула, я прищурился, вглядываясь в горизонт. Ни я, ни Тизиор, ни Пересмешник не использовали восприятие в полную, доступную на нашем этапе Возвышения мощь. Прячущиеся Тигры — тем более. Властелинам ещё рано сообщать о себе Алмазным Паукам. Поэтому я сейчас больше полагался на глаза, которые могли видеть гораздо дальше, чем восприятие, тем более с такой высоты.

Мы и висели здесь только ради того, чтобы нас было заметно издалека. Во всяком случае, Властелину-проверяющему. В прошлый раз я скрылся раньше, чем он появился, поэтому увижу его только сейчас.

Ну что сказать?

Ничего необычного или выделяющегося. Обычный мрачный мужик с редкой сединой в волосах. Губы поджаты, брови нахмурены, руки сложены за спиной — летит по небу, разгоняет с пути облака одним только недовольным взглядом.

Проверяющему понадобилось сто вдохов, чтобы из едва заметной тёмной точки, до которой дарс знает сколько ли, оказаться на расстоянии ста шагов и позволить мне оценить не только внешний вид, но и его силу. Ничего хоть немного впечатляющего: Властелин — самое большее третьей звезды, я вижу его до дна, и вода его силы прозрачна.

Зато самодовольства ему не занимать, он, подлетев, даже не изменил позы — так и завис, держа руки за спиной, выпятив грудь и губу. Через неё и буркнул:

— Тизиор.

Тот чуть развернул летающий меч и склонился в приветствии:

— Тизиор приветствует вас, старший.

— К чему это показное смирение, Тизиор? В этот раз тоже будешь рассказывать, что внучку оскорбили и напали первыми?

— Слово за слово, старший, уже и не понять, кто кого оскорбил первым. Я прошу прощения у старшего и смиренно прошу принять этот мой скромный дар в качестве извинения за долгий путь, который вы проделали.

Я, который отлично знал, что по плану нам никакого прощения не нужно, что мы с Тизиором совсем не сами по себе и прочее, внимательно наблюдал за тем, как Тизиор кланялся и на вытянутых руках протягивал Пауку лакированную шкатулку.

Конечно, наш план был не настолько подробен, чтобы описывать каждый шаг, но в пункте «убить проверяющего» точно не значились дар и извинения.

Что происходит? Тизиор пытается всё переиграть? Издевается? Пытается вручить Пауку смертельно опасный артефакт?

Что бы это ни было — оно не сработало — Паук презрительно скривился и резко махнул рукой, духовной силой выбивая из рук Тизиора шкатулку.

— Как смеешь ты!

Тизиор проводил шкатулку взглядом, пока та не рухнула в руины поместья, а затем, не разгибаясь, спросил:

— Смею что, старший?

— Тебя нужно было убить, едва ты ступил на наши земли. Мне уже тогда было ясно, что ты начнёшь создавать проблемы.

— Я щедро заплатил вашей секте за свою жизнь, старший.

— Так и жил бы, не поднимая головы и зная своё место.

— Старший, я так и живу. Даже сейчас я стою перед вами, не поднимая…

— Надоело, — процедил Паук.

Через миг в Тизиора прилетело. Хорошо прилетело, быстро, без сияния обращения и достаточно мощно, явно земной техникой: десятки быстрых, тонких, едва заметных тёмных росчерков заставили вспыхнуть вокруг него сияние защиты амулета.

— Умри и больше не нарушай покой этих земель.

Тизиор, наконец, выпрямился, вскинул руки, добавляя к амулету защиту техники, и сообщил, глядя на Паука:

— Договор разорван стороной Алмазных Пауков. Бейте!

Я сорвался с места, по дуге заходя за спину Пауку. В этой битве мы не должны победить легко, напротив, мы снова должны справиться едва-едва, поэтому тренировка продолжается.

Но всё же, что это сейчас было? Я точно могу сказать, что над Тизиором не было никаких печатей с договором. Всё, что на нём было, — запрет от Замиона на возвращение в земли секты Тысячеглазого Тумана. Ничего об Алмазных Пауках там не было. Договор на словах? Исполнение данных Тизиором обещаний? Ему-то зачем? Он что, тоже страдает от какой-то преграды? Желает быть до конца честным с Пауками? Чем больше общаюсь с сектантами, тем больше удивляюсь.

Очень хотелось потренировать хоть простенькую, но составную технику, но придётся отложить это в очередной раз. Не все тайны стоит открывать даже перед Тизиором, а здесь не только он. Здесь Ульмания, скрытые помощники от Тигров, тайные наблюдающие от них же, да и сам Паук может прямо сейчас рассказать своей секте о странностях, как и его Нефрит Души покажет многое, передав момент смерти.

Зато сегодня я добавлю в жетон нескольких противников этапа Властелина. А если повезёт и моего участия окажется достаточно, если успеть нанести последний удар, то, может, и Повелителя Стихии, вернее, бога секты, удастся заграбастать в вечные противники. Вот с кем в жетоне можно будет развернуться в тренировке.

Ульмания зеркально повторила мой вираж, зависла в трёх сотнях шагов от Паука, вскинула ладони. Перед ней загорелось здоровенное обращение, но уже через миг Ульмании пришлось резко провалиться вниз на летающем мече, чтобы уйти от Истинной Сути Стихии: здоровенной твари, больше похожей на червя.

Видеть она её не могла, а значит, уходила от опасности, использовала подсказку боевой медитации. Трактаты, которыми щедро поделился со мной Райгвар, говорили, что Истинную Суть Стихии начинают видеть только коснувшись этапа Повелителя этой самой стихии. Ну или отдельные таланты, к которым Ульмания, вроде как, не относится. Теперь мне даже интересно, что она будет делать дальше, так и будет…

— Что ты там застыл? От страха техники забыл? Прикрой меня! Он давит стихией! — рявкнула Ульмания, оглушая меня. — Выиграй мне время, иначе он тут нас и сожрёт!

Я восхитился. Как играет, как играет. Ведь знает, что Тизиор вернул себе силы Властелина, знает и о том, что у нас в засаде целых двадцать Предводителей.

Ну почему бы и нет. Тренироваться можно и в этом.

Я, который, между прочим, совершенно не застыл, ускорился, заложил полукруг, проваливаясь ниже, завершил полёт ровно сбоку от Ульмании, делая вид, что не вижу уродливого серого червя стихии земли, тоже вскинул руки, вывешивая перед собой обращение.

Ну, давай.

Вот это тренировка: создать повеление, притворяясь, что это техника, ещё даже не освоенная до познания. Или создать технику, осваивая повеление по шагам?

Хотелось бы, конечно, сразу всё и до конца, но за остававшиеся мне четыре вдоха я сумел создать в самом лучшем случае первое созвездие. Даже обращение передо мной не стало духовным.

Вокруг меня и Ульмании возникли десятки синих пластин, притворяясь куполом. Уже через мгновение в них врезалась Суть Стихии Паука, вдребезги их разбивая на тончайшие осколки.

— Дарс тебя возьми! — рявкнула Ульмания, проваливаясь ещё ниже.

Это она зря. Во-первых, теряет высоту. Во-вторых, удаляется от схватки. А в-третьих, одного змеёныша хватило, чтобы разнести Истинную Суть Стихии Паука, так что до нас ничего не долетело бы. До неё не долетело бы.

Она это, видимо, поняла по подсказке боевой медитации, сверкнула взглядом, вновь взмыла вверх, опять замирая рядом. Техника, которую она всё это время наполняла силой, начала проявляться видимыми элементами: крошечными искрами, которые набирали сияние.

— Защищай, чего застыл!

Я покачал головой. Да, такого напарника в битве у меня ещё не было, но мне ли возмущаться? Это было забавно и весело. Интересно, Райгвар уже на месте или рядом, наблюдает и завидует?

— Не отвлекайся!

Я ухмыльнулся и огрызнулся в ответ:

— Сама не отвлекайся! — затем ещё и заорал, не жалея силы для мыслеречи и донося её до всех в округе: — Я долго не продержусь! Это же настоящий Властелин!

Долго и не понадобилось. Ещё сорок вдохов, полтора десятка уничтоженных Сутей, град ударов от Ульмании, и Паук закончился.

Тизиор, пробивший его насквозь, поморщился, ловко крутнулся на летающем мече и уже через миг придержал тело Паука. Первым делом он сдёрнул амулеты с его шеи, вторым — щедро зачерпнул крови, третьим — размазал её по своему разорванному халату, четвёртым — зыркнул в нашу сторону:

— А вас долго ждать?

Ульмания поморщилась, погасила технику, поморщилась ещё раз и направила летающий меч к Тизиору. Но за десять вдохов, которые ей понадобились, чтобы оказаться вплотную, совершенно переменилась: недовольная гримаса сменилась лукавой и смущённой улыбкой.

— Левое или правое?

— Что? — поднял свои густые брови Тизиор.

— Левое, ближе к сердцу, — кивнула, будто не услышав, Ульмания. Ухватила себя за плечо, рванула халат, разрывая его и обнажая ослепительно-белую кожу. — Вот так хватит? Или стоит добавить ещё немного? Ну, чтобы прореха от удара была больше?

Я, невольно вспомнивший совместный с Фатией путь от Хребта до Тритонов, не сумел сдержать улыбки. А вот Тизиор не улыбался, а вполне серьёзно кивнул:

— Да нет, и так хватит, — через миг он уже был рядом, выровняв летающие мечи, и… вытер окровавленную руку об обнажённое плечо Ульмании.

— Ай!

Ульмания рухнула вниз на добрый десяток шагов, но Тизиор лишь нахмурил брови и рявкнул:

— Вернись! — тряхнул телом Паука. — Маловато крови, нужно ещё подмазать!

Ульмания поджала губы, зыркнула исподлобья, но при этом задрав голову, процедила зло:

— Я сама.

Я закашлялся, давя смех и не давая ему вырваться наружу. Вот у кого мне нужно было брать уроки по пути от Хребта до Тритонов. Ловко он её.

Похоже, не засмеяться у меня вышло плохо: сначала Ульмания ожгла меня злым взглядом, затем и Тизиор недовольно буркнул:

— А ты чего застыл? Давай, изображай следы битвы.

Глаза у Ульмании буквально засверкали:

— Я ему помогу!

— Нет-нет-нет, — уже не скрывая смеха, рванул я по дуге, не давая ей приблизиться. — Я женат и обойдусь без чужих женщин! Помоги лучше старику, верни ему его заботу! Ему тоже не хватает почти смертельной раны возле сердца! А-ха-ха-ха!

Теперь сверкали глазами сразу двое. Вот такая перековка мне нравится — это точно моё и только моё.

— Эй, Атрий, — мы не пролетели и ста вдохов над морем, как Ульмания вновь вспомнила обо мне. — А что это была за техника?

— Защитная техника, — пожал я плечами.

— Это я поняла, — терпеливо сказала Ульмания. — Название у этой техники есть?

— Панцирь чего-то там.

— У Тритонов нет панцирей, это ведь не их техника?

У меня, конечно, не такие густые и толстые брови, как у Тизиора, но хмуриться я тоже люблю, тем более что и повод есть. Я смерил Ульманию взглядом. Это ещё что за странный вопрос? Вопрос с подвохом? Может, она знает, что техника называется «Панцирь Роака»? Видела её когда-то? Когда и где, если она сама говорила, что не бывала на Поле Битвы?

Не дождавшись от меня ответа, Ульмания ответила сама себе:

— Конечно, не их, откуда у них техника, способная так хорошо противостоять и техникам, и стихии Властелина. Ты её познал? Может, продашь мне свиток?

— Нет, ещё не познал, — я перестал хмуриться, вместо этого беззаботно улыбнулся. — Но ты можешь начать копить духовные камни, дёшево я её не продам.

Она фыркнула, отвернулась, обрывая ту ниточку мыслеречи, что связывала нас, толкнула мыслеречь к Тизиору:

— Всё же в силе? Шаирис мой?

— Почему появились сомнения в моём обещании?

— Я хочу задать ему вопросы.

Это не было ответом, но и вместе с тем было. Ульмания начала сомневаться в том, что услышала от Тизиора. Правда, обратной дороги уже не было. Не после того, как Пауки узнали, как мы втроём убили надзирающего.

Но Тизиор не стал об этом напоминать, вместо этого предложил:

— Поделиться артефактом нужной силы? Ну, чтобы услышать правду и ничего, кроме правды?

— Я подумаю, — буркнула Ульмания, оборвала и эту ниточку мыслеречи, перевела взгляд вдаль, туда, где вот-вот должен появиться остров со старейшинами.

Тизиору и Райгвару он нужен, чтобы подсказать Паукам, где нас нужно искать. Мне он нужен потому, что там Пробой. Конечно, войти в него могут только Мастера, но это справедливо только для Мастеров-сектантов, а для имперца? А для имперца с перстнем дракона? А для имперца-Стража с перстнем дракона? Для Феникса-наказующего, получившего милость Императора за верность и особые заслуги?

Я всё же надеялся, что сумею создать торговый путь между Сломанным Клинком и Перевёрнутым Небом самым простым способом и не понадобится обыскивать земли Перевёрнутого Неба в поисках неучтённой, старой, спрятанной от сектантов точки Пути Древних.

Наше появление не осталось незамеченным: нас встречали все старейшины, что прятались от старости на этом острове.

Они поднялись на летающих мечах на пять сотен шагов над островом, выстроились косым углом, а стоило нам приблизиться, как седой старик, что был впереди всех, крикнул:

— Тизиор, Ульмания. Что привело вас сюда?

Этого старика я помнил. Седой полностью, не могущий держать спину прямой, ещё говорил, что у меня баранье выражение лица. Тормин, насколько помню.

Тизиор не стал тянуть время и сказал прямо:

— Я объединил все ваши секты под своей рукой.

— Что? — неверяще переспросил кто-то из левых старейшин.

Тизиор словно не услышал его, поднял руку:

— Ты! — ткнул он в Тормина и «порадовал». — Твой наследник и Предок мёртв, — ткнул пальцем в одного из старейшин слева и позади. — Твой тоже, — принялся тыкать пальцем дальше. — Твой же жив и пошёл под мою руку, признав меня главой, а себя — частью секты Морского Тритона. Твои мертвы и резиденция в руинах. Твои стали частью моей секты. Твои мертвы. Твои тоже мертвы и твои мертвы.

Бодрит. Я Предводитель, которым сейчас притворялся, ощутил, как в спину ужалил десяток — не меньше — Прозрений. Очень, очень много старейшин сейчас хотели меня убить.

— Что ты несёшь? — бледнея, процедил Тормин.

Тизиор даже не глянул на него, сказал:

— Теперь ваша очередь решать: вы приносите мне клятву верности или умираете?

С этими словами он сделал шаг вперёд, сходя с летающего меча и зависая в воздухе.

— Властелин? — прокатилось мыслеречью, словно старейшины не могли поверить своим глазам.

Один из них поверил, сунул руку за пазуху, закричал:

— Пауки всё равно уничтожат тебя!

— Или я с ними договорюсь, — ухмыльнулся Тизиор. — В конце концов, всё решает сила, а я свою вернул. Решайте! — прогремел над поместьем внизу, островом и даже окрестным морем его громкий голос. Через миг он ещё и притопнул, впечатывая ногу в воздух. — Раз, — повёл рукой. — Все, чьи секты объявили о своём роспуске и встали под мою руку, — влево. Вам нет нужды решать, за вас решили ваши наследники.

Старейшины шевельнулись, летающие мечи многих сместились, нарушая безупречность былого строя, старейшины начали переглядываться, перекидываться мыслеречью, а один из них прорычал голосом, легко донося свои слова до нас:

— Ты действительно чуть помолодел, расправил плечи, но седина на месте, морщины на шее тоже никуда не делись. Не похоже, что ты выздоровел до конца, Тизиор. Да и спустя столько лет, возможно ли восстановить былую мощь? Сомнительно.

— Твой сын мёртв, Жедос, — сказал Тизиор. — Он тоже всё решил за тебя. Поэтому ты скоро лично узнаешь, сколько из былой мощи я сумел восстановить. Боюсь только, что даже первой звезды Властелина тебе, ничтожеству, будет с избытком. Два, — вновь топнул Тизиор.

Меня передёрнуло от слова Тизиора. Он нарочно, что ли? В этот миг ещё один старейшина сунул руку за пазуху.

У каждого из них, как и у каждого из их наследников, тех, кто встал во главе их сект, был Нефрит Голоса, позволяющий отправить вызов надзирающему от Пауков. Надзирающий, правда, уже мёртв, но что Тизиор, что Курам уверяли меня, что он не лично принимает вызовы от всех этих амулетов, а этим занимаются его подчинённые. Что-то вроде особого отделения секты, если переводить на привычные мне по Ордену понятия.

И сейчас всё идёт строго по плану: старейшины тратят одноразовые амулеты, чтобы сообщить Паукам очередную кроху «правды» о восставшем Тизиоре.

— Три, — сказал Тизиор и сорвался с места.

Сорвался не один, вместе с ним рванул вперёд и его меч. Летающий меч врезался в одного старейшину, Тизиор — в другого. Как я погляжу, не я первый придумал нападать с помощью летающего меча. Или он подсмотрел этот приём у меня?

Первый старейшина остался жив и цел, а вот второй, в которого врезался Тизиор, рухнул вниз. Мёртвым. Тизиор замер на месте, в центре строя старейшин, медленно повернулся в воздухе, словно выбирая кончиком клинка следующую жертву.

Старейшины мигом рванули от него во все стороны. Одни — влево, другие — вправо, третьи — вниз, четвёртые — вверх, кто сбился в кучу, кто окутался защитой, а кто ударил по Тизиору техникой.

Ударов он словно не заметил, позволил им изорвать его халат и рассыпаться безвредно по Покрову, а через миг сорвался с места, стремительным росчерком, уже сжимая в руке обычный меч, рванул вверх и вправо, догнал одного из старейшин, врезался в него, отбросил в сторону — живого в этот раз, но явно раненого. Вновь застыл вверху, вновь крутнулся на месте, выбирая следующего, сорвался с места раньше, чем в него ударили техники, мелькнул серой тенью раз, другой, третий, буквально подавляя старейшин своей скоростью.

Я фыркнул и поднял руки. Хватит ему одному развлекаться. Пора и мне продолжить тренировку. Первую часть я проделал в жетоне, вторую проведу здесь.

Уже давно я переделал свою первую технику, ту, с которой началось моё Восхождение к Небу, ту, которая сделала меня сильнее других равных, — технику Ледяных Шипов. Я изменил стихию, сделав технику более сильной, менее прожорливой и назвав её Кинжалами Застывшей Воды.

Мне мечталось усилить её ещё сильнее, сделав составной, но где те планы и где сейчас я?

Я в море Итреи, а те планы отложены, а может, и вовсе будут забыты: уж слишком быстро я вырос в силе и изменился. Сейчас гораздо важнее повеления.

Я сосредоточился.

Кинжалы Застывшей Воды.

Перед поднятой ладонью из воздуха, из ничего сгустились первые капли воды, застыли, превращаясь в заострённые пики в ладонь длиной, а затем метнулись вперёд, засыпав ударами одного из тех, кто должен сегодня умереть.

Не самая сильная техника осыпалась ледяным крошевом на защитной технике неизвестного мне безымянного старейшины, но я ведь только начал, верно?

Старейшина неожиданно завопил:

— Ты что творишь? Я слева, слева! Я из тех, что встали на сторону Тизиора!

— Врёт, — тут же донеслась до меня мыслеречь Ульмании. — Он из… — и тут же оборвалась, когда она поняла, что я и не думал прерывать технику.

Я не настолько глуп, чтобы повестись на такое, и не настолько туп, чтобы забыть, кто куда подался во время отсчёта Тизиора.

Сотня вдохов — и всё было закончено.

Вернее — не всё.

Ульмания наступила на грудь рыжебородого старейшины, которого я тоже помнил, с ненавистью прорычала:

— Ты убил Тальманиру?

Тот прохрипел в ответ окровавленными губами:

— Безумная дура… Кто тебе продал эту ложь? Тизиор?

Ульмания вскинула требовательный взгляд на Тизиора, и тот протянул ей на ладони алую пирамидку артефакта, не глядя на меня, сообщил:

— На самом деле пустышка. Поможешь с Истиной?

Я помедлил всего миг — или подождал всего миг до момента, когда Ульмания выхватила артефакт и силком сжала его в ладони рыжебородого, — а затем создал печать и вписал в него «Истину».

— Ты убил Тальманиру? — не давая отбросить пирамидку, снова спросила Ульмания.

Рыжебородый захрипел, сопротивляясь, и я добавил второй цвет. Рыжебородый от этого забился, засучил ногами, выгнулся, но продержался всего три вдоха.

— Да! Да-а-а! А-а-а… — обмяк он, едва Указ перестал его наказывать. — Мы были вдвоём.

Ульмания пнула рыжебородого раз, другой, потребовала:

— Зачем? Почему?

В этот раз он сопротивлялся и того меньше:

— Разорвала договор о поставках свитков с соседями, стала…

Я брезгливо отвернулся от этого жалкого зрелища. Вновь невольно сравнил этого рыжебородого с другим идущим, который тоже получил от меня Указ.

С Дарагалом. Тем, кто долгие годы вёл за собой остатки Ордена Небесного Меча.

Вот кому было не занимать ненависти и уверенности в том, что правильно, а что нет. Дарагал сопротивлялся даже трём цветам. Этот же сдался всего лишь после второго цвета.

Конечно, умом я понимал: сравнивать слабого Предводителя, каким я был тогда против пикового Властелина сейчас, и неслабого Властелина Дарагала против слабого Предводителя Шаириса — неправильно. Понимал, что слишком сильно шагнул вперёд с того дня, но всё равно ничего с собой не мог поделать.

Даже сгустил восприятие перед собой, с тревогой вглядываясь в свои глаза, но не нашёл там зелени.

Это было моё и только моё презрение.

Я был занят собой, но старейшины, которые столпились вокруг зрелища и на которых теперь был обращён мой невидящий взгляд, приняли его на свой счёт: попятились, бледнея и перешёптываясь.

— Я вспомнил этого ублюдка! Это его Тизиор сплавил в Пробой несколько лет назад!

Отлично. А то я уже думал освежить им память.

— Ничтожество!

Я вздрогнул и поморщился от этого вопля за спиной. А Ульмания не унималась, перемежая крики ударами:

— Ничтожество! Ничтожество! Ничтожество!

Выхватила меч, ударила раз, другой, третий, пятый, поменяла меч на здоровенный фиал, буквально вылила его Шаирису, не разбирая — на раны или нет, — добавила какую-то пилюлю, чуть ли не забив её в глотку, а уже через вдох вздёрнула его с земли, прыгнула на летающий меч и рванула в небо.

Мы с Тизиором проводили её взглядами, затем он покосился на меня и сказал:

— Женщины страшны в своей мести.

Мне на это нечего было сказать, поэтому я лишь пожал плечами.

— Мы впечатлились, старший Тизиор, пора сообщить о нашей судьбе.

Развернулись мы оба: и Тизиор, к которому обращались, и я, которому было интересно глянуть на этого вежливого дерзкого.

Тизиор сделал шаг вперёд, вновь приподнимаясь над землёй. Зависнув в воздухе, заложил руки за спину и сказал:

— Всё просто. Были старейшинами своих сект, а станете моими старейшинами. Приносите клятву мне, как главе вашей новой секты, и валите наводить порядок в подчинённых вам городах. Выполняйте все распоряжения моих людей, и всё у вас будет хорошо.

Старейшины сект переглянулись, перешептались мыслеречью, и дерзкий вновь спросил:

— И всё? Не заставишь нас сражаться с Алмазными?

Тизиор ухмыльнулся:

— И всё. К чему мне, Властелину, помощь таких слабаков, как вы?

Вторая волна шепотков мыслеречью прокатилась, когда Тизиор достал контракты, которые я принёс от Райгвара именно для этого острова и этих старейшин.

— Клеймо Тысячеглазых. Туман, Туман.

Что же, всё точно так, как Тизиор и рассчитывал, — мелочь, но эту мелочь печати на свитках заметили все. И наверняка кто-то использует свой Нефрит Голоса, чтобы оправдать перед Пауками своё предательство и немного выслужиться в надежде на будущее. Ну и про меня заодно сообщат. Про вернувшегося Атрия.

Уже давно улетели с острова новые старейшины Тизиора, мы же трое висели высоко над ним, где-то в тысяче шагов, ждали.

Ульмания то и дело кривила губы в мстительной улыбке, глядела на волны, которые поглотили рыжебородого старейшину, вернее, те останки, что рухнули с небес. Тизиор застыл в воздухе, сложив руки на груди, даже не моргал, только ветер трепал халат, хоть немного оживляя статую, которой он притворялся. А вот мне было не по себе. Нет, речь шла не о Прозрении, которое пусть не кололо, но ощущалось между лопаток. Меня тревожило что-то другое. Возможно, ощущение, что мы одни. Нет, я понимал, что артефакты и формации как раз и должны скрыть Тигров до последнего мига, но меня тревожило, что я не мог ощутить, где они расположились.

Смутную тень Пересмешника я то и дело улавливал, но больше не ощущал в округе ничего и никого. Наверное, так и должно было быть. В конце концов, всем известно, что Повелители Стихии могут обнаружить человека на расстоянии недели пути Закалки. Я сам когда-то требовал подобного от Клатира. Конечно же, артефакты, способные обмануть такое восприятие, не могут быть слабыми и не могут поддаться моему поиску, иначе вся наша засада полностью лишена смысла. И всё же… Мы точно не одни здесь?

Не выдержав, я протянул нить мыслеречи между мной и Эльгастом:

— Ты здесь? Твои люди? Твой глава?

Но ответил мне совсем не он:

— Здесь, здесь, — весело сообщил Райгвар. — Давно уже. Соглашусь с Тизиором насчёт женщин.

Ульмания, словно ощутив, что говорят о ней, подняла взгляд, упёрлась им в меня и вдруг спросила:

— Сколько элементов было в первых волнах твоей техники, Атрий?

Райгвар засмеялся:

— А ещё женщины очень наблюдательны, Змей.

Я скривился. Да кто в здравом уме вообще считает эти элементы? Мы что, Воины первых звёзд, для которых несколько открытых узлов — событие — и повод прихвастнуть, насколько он продвинулся в изучении техник? Мне теперь доступно не одно Лезвие Духа, а целых пять, ходите теперь другой дорогой, Чёрные Черепахи, так, что ли? Второй раз в жизни мне задают вопрос о количестве элементов в моей технике, и воспоминание о первом разе было настолько неприятным, что меня окатило холодом.

И так же холодно я ответил Ульмании:

— Никогда не считал.

— Странно, потому что если бы считал, то…

Я перебил её:

— Это имперская техника.

Она прищурилась:

— Трофей?

Лгать, когда разговор слушает Райгвар и Курам, я не собирался, а потому ответил лишь кривой, одной стороной рта, улыбкой, но уже через миг, когда Райгвар рассмеялся где-то в невидимости, может быть, даже на расстоянии вытянутой руки, вдруг сам вспыхнул злым весельем. Почему бы и нет? Поэтому я сказал:

— Поменялся. Мне — свиток с техникой, я — трёх талантливых Закалок.

— Закалок? За такую технику? Это где такие цены на техники?

Два голоса слились воедино. Я и ответил сразу обоим, и Ульмании, и Райгвару:

— Очень и очень далеко. Там, куда наследники сект не решаются сунуться, берегут свои драгоценные жизни.

И если первая лишь поджала губы и отвернулась, то второй воскликнул:

— Эй! Хватит меня уговаривать, я уже согласен.

— Господин! — возмутился Курам. — Нет, господин! Стоит только имперцам прознать, что на Поле Битвы объявился наследник одной из старших сект, как они объявят охоту на вас.

— Я же не буду кричать об этом на каждом углу.

— И без вас найдётся, кому об этом крикнуть, господин.

— И это будет весело, нет?

— Мне? Нет, господин, невесело. Вы слишком нужны секте, чтобы рисковать в подобных глупостях.

— Да половина секты спит и видит, как я исчезаю и освобождаю место для их слабосилков.

— Вот именно! Они и крикнут, господин.

Подслушать эту часть жизни сект было бы интересно, если бы я сам об этом не догадывался. Сам Райгвар прямо говорил, что часть старейшин его секты недовольна тем, что он наследник. Невзирая на талант и прямую родословную, которая, похоже, очень много значила для Тигров.

Мысли перескочили сначала на это, затем на другое, затем вернулись к Ульмании и её сестре, затем я вдруг осознал, что у сектантов действительно на один элемент больше в дистанционных техниках, а значит, по сути, у них преимущество, если бить «кулак против кулака», элемент против элемента. Другое дело, что я очень и очень давно, пожалуй, и правда со времён этапа Воина не сталкивался с такими ситуациями, да и тогда, если у врага была более сильная техника, Пронзатель всегда выручал меня, а затем я коснулся этапа Мастера, и число элементов перестало играть роль, стало важно, сколько раз ты сумеешь умножить технику.

С другой стороны, преимущество есть преимущество. Если два равных Мастера, или два равных Властелина, то равно и количество умножений техники, а значит, преимущество в количестве ударов всё равно будет. Возможно, есть смысл отточить одну из техник, прочитанных в Павильоне Райгвара. Главное, чтобы уже в Империи не нашёлся третий слишком внимательный зритель. Впрочем, кто сказал, что трофеи не могут падать с сектантов?

Ульмания шевельнулась на мече, облегчённо вздохнула:

— Наконец-то, они появились. Уже сил нет терпеть Прозрение, кажется, по спине скоро кровь польётся.

И впрямь. На фоне облаков я видел четыре стремительно приближающиеся точки, которые летели без всякой помощи.

Четыре Властелина.

Если переводить на привычные мне ранги Ордена, то это должны быть либо управители, либо и вовсе комтуры. Если ещё не они, то сейчас Тизиор добавит Паукам поводов поставить себя на место.

И он добавил, голос его загремел, долетая, наверное, и до моря под нашими ногами, и, конечно же, до гостей:

— Я, глава секты Морских Тритонов, заявляю, что не дело, когда один из двух равных считает другого слугой. Я, глава секты Морского Тритона, объявляю, что моя секта больше не будет платить налог Алмазным Паукам. Я склонюсь только перед средней сектой и буду платить напрямую старшим Паукам и прошу донести это до вашего главы, уважаемого Шазгара.

Властелины замедлили полёт, замерли в сотне шагов, один из них, самый старший на вид, ответил:

— Ты делаешь вид, что следуешь правилам и обычаям, а сам допускаешь ошибку в именовании нашего главы и множишь преступления перед лицом бессмертного Шазгара. Ты обезумел, считать себя равным нашему господину? Между тобой, жалким Властелином, и бессмертным богом Шазгаром — пропасть.

— Пропасть? Бессмертным? Шазгар старше меня всего лишь на девяносто лет. Эти жалкие года делают его, что ли, бессмертным? Пропасть лежит между ним, подделкой и настоящими бессмертными, да проживут они ещё две тысячи лет!

Паук кивнул и мрачным голосом подвёл итог:

— Что ж, ты выбрал смерть.

Пять Властелинов сорвались с места, столкнувшись ровно посередине. Тизиор и Пауки.

Ульмания выдохнула, достала меч из кольца и повернула голову ко мне:

— Ну что, Атрий, попытаемся помочь? Где твои Предводители? Чего они ждут?

Я ухмыльнулся, стер над собой печать, и сделал шаг вперёд, сходя с меча и зависая в воздухе. Сказал:

— Попробуем обойтись только мной. Побудь пока здесь, — и сорвался с места, нацеливаясь в спину одному из Пауков.

Она выругалась за спиной, а где-то в стороне хохотал Райгвар:

— Ха-ха-ха! Никогда бы не подумал, Атрий, что ты любишь покрасоваться перед женщинами.