Печать Пожирателя (СИ)

Глава 22 Клиника. Часть 4

13 июня 2031 года. Клиника «Тихое место», Облаков лес.

Я не стал обвинять профессора. Хотя бы потому, что был разумным человеком, и понимал — подобные замечания могут повлечь за собой о-о-очень много проблем. Во-первых — директор клиники мог быть не при делах. Во-вторых — при делах, и тогда меня отсюда точно не выпустят. В-третьих — если «во-вторых» верно, то у Геллерштейна возникнет закономерный вопрос — как я вообще обнаружил частички проклятья в своей искре?

А рассказывать о своих талантах я никому не собирался…

Поэтому просто кивнул, отправился в раздевалку, и под контролем целителя прошествовал в свои апартаменты.

Затем, повинуясь очередному приступу паранойи, угробил пару часов, проверяя комнаты на предмет скрытых камер, прослушивающих устройств и заклинаний. И лишь когда ничего не обнаружил — предпринял попытку вытравить из себя частицы проклятья.

Отловить пару десятков крупиц тёмной энергии оказалось несложно, и я тут же стряхнул их с пальцев в окно (убедившись, что под ним никого нет), но…

Стоило только взглянуть на искру снова, как я остолбенел — тёмные крупицы проклятья одна за другой снова появились в моей энергосистеме!

Дерьмо космочервей! Это как так вообще⁈ Я был совершенно точно уверен, что собрал их все…

Вторая попытка избавиться от проклятья окончилась тем же — частицы оказались за окном, но буквально через несколько секунд вновь появились в моей искре.

— Охренеть… — пробормотал я.

Это было какое-то тёмное самовозобновляемое заклинание, привязанное к моей энергетике. И привязано оно было — теперь-то я в этом не сомневался! — во время последней процедуры, в барокамере.

И что теперь делать?

Пораскинув мозгами, я прикинул, с какой скоростью частицы вытягивают из меня жизнь, и понял, что времени полно. Если даже каждую процедуру их количество будет увеличиваться, я протяну ещё лет десять-двенадцать.

Хреново умирать молодым, конечно, но я не собирался всё это время ждать. Более того — ждать я не собирался вовсе, и решил, что надо бы разобраться, что за хрень тут творится, прежде чем предпринимать хоть какие-то действия.

Первая догадка казалась самой адекватной — эти долбаные барокамеры заражают энергосистему мага тончайшим, незаметным проклятьем, а затем передают собранную жизненную силу обратно. Зачем? Да вариантов масса. Продажа живительных артефактов и зелий на чёрный рынок, или…

От следующей догадки я похолодел.

Передача собранной жизненной силы покровителям клиники, например!

Да нет, это бред… Клиника существует давно, и это бы кто-то да заметил. Тем более весьма опасно и глупо совершать подобные манипуляции с теми, кого сюда сами же покровители и рекомендуют…

Нет, тут что-то другое…

Размышляя над этой загадкой, я уснул.

Проснулся я рано, сам — но достаточно разбитым после всех вчерашних процедур. По привычке проверил искру — и удивлённо хмыкнул.

Несмотря на проклятье, высасывающее из меня жизненные силы, сама энергосистема явно пылала ярче, чем раньше! Получается, усиление всё же работает…

Приняв душ и одевшись, я отправился на завтрак, и снова сел за стол к Трубецкому, который выглядел немногим лучше меня. Приглядевшись к остальным пациентам, я понял, что вообще у всех молодых людей вид слегка… «Осунувшийся».

— Не клиника, а пыточная, да? — хмыкнул я, решая подобраться к нужной теме, — Из меня после этих барокамер будто душу вытянули…

— И не говори! — поддержал меня василий, поедая бутерброды с перемолотыми авокадо, тунцом и яйцами, — Но Геллерштейн говорит, что это естественная реакция тела на несоответствие темпам развития энергетики.

Он явно процитировал самого профессора.

— Так-то оно так, но я что-то переживаю… У меня было позднее пробуждение, да и спортом я раньше особо не занимался… Как бы чего не вышло…

— Да не переживай, тут давно не было несчастных случаев.

— Давно? — тут же уцепился я за слово, — То есть…

— Ну ты тихо только! — шикнул Василий, и быстро огляделся, — Тут… особо не любят об этом упоминать. Но сам понимаешь, в маленьком закрытом мирке людям особо заняться нечем, вот и судачат…

— Ты давай тему не меняй, раз уж начал! — попросил я, — Было такое, когда кто-то не выдерживал?

— Ну об этом предупреждают же, когда подписываешь документы.

— Так это о выгорании искры, а не о смерти!

— Да тише ты! Ну… Слышал я от одной целительницы из первой смены кое-что… Мы с ней… Гуляли в лесной зоне как-то вечером, и…

— Вася, дворяне о таких вещах не распространяются.

— Да-да, я в курсе, — ухмыльнулся Трубецкой, наливая себе кофе из кофейника, — Я к чему это — она болтушка страшная… Рассказала кое-что.

— Не томи уж! — мне даже делать вид, что интересно, не пришлось — это было правдой.

— Да короче, около года назад тут произошло несчастье. Молодая дворянка… Того.

— Умерла?

— Ага.

— Из-за процедур?

— Ну… Говорят, что у неё сердце просто слабое было, и не выдержало нагрузок. Но почему-то этот случай нигде в документах не зафиксирован. И в новостях его нет — уж я-то знаю, прошерстил всё, что только можно, прежде чем родители меня сюда отправили!

— И что дальше?

— Да ничего, — пожал плечами Трубецкой, — Целительница моя ничего особо больше и не знала, но сказала, что руководство об это ох как вспоминать не любит.

— Ясно, — фыркнул я для виду, — Обычная байка, в общем.

— Ну а я о чём! Бояться нечего, обычная…

— … естественная реакция тела на несоответствие темпам развития энергетики.

— Точно!

Не то, чтобы я сделал из этой истории какие-то выводы — но пока что это была единственная зацепка о происходящем. Осторожные расспросы лекарей и других пациентов в течение дня ничего не дали.

Первые мило улыбались и готовы были ответить на любые вопросы касаемо процедур, но вытянуть у них что-то иное не представлялось возможным. Вторые хоть и были расположены к общению (скучали) — списывали усталость на те же самые слова Геллерштейна, которые я уже слышал от Василия.

Не верить ему ни у кого не было ни единой причины — сотни отличных отзывов от довольных клиентов, и ни одного упоминания о каком-то негативном опыте пребывания в «Тихом месте»…

Что ж…

Если это проклятье такое медленное, то разумеется, внутри клиники никто не погибал. А дальнейшую смерть, через те же десять лет, можно обставить и воспринять как угодно. Тем более из-за «текучки» заражённых, они погибают в разное время — если вообще погибают. Быть может, не все получают в себя эти «частицы»? Или это началось не так давно?

Такое исключать тоже было нельзя.

Как бы там ни было, я не собирался предаваться исключительно теоретическим размышлениям.

У меня было примерное понимание, что искать для прояснения ситуации. Первое — информацию о погибшей девушке в картотеке клиники. Второе — информацию по устройству барокамер. И то, и другое, как я подозревал, имелось в доступе у профессора Геллерштейна…

Да-да, знаю, идиот, дурак, неоправданный риск, звони Юсупову, бла-бла-бла. Всё верно — не будь я «пожирателем» и не владей особыми талантами, так бы и сделал (хотя на самом деле нихрена бы я не узнал, будь обычным колдуном). Но мне нельзя было светиться никоим образом — и так перед инквизитором чуть не спалился пару раз.

Когда-нибудь граф начнёт подмечать определённые закономерности, ему надоест верить на слово, и он начнёт допрашивать меня… «Иным» способом. И хрен знает, что я расскажу, и что после этого со мной сделают.

Проверять, в общем, не хотелось.

Так что я не придумал ничего лучше, как пролезть в кабинет Геллерштейна глубокой ночью и покопаться в его вещах и записях — быть может, удастся отыскать что-то, что натолкнёт меня на дальнейшие размышления, и добавит понимания происходящему.

А позвонить Юсупову и свинтить отсюда я успею в любой момент.

В общем, я дождался, пока вся клиника уснёт, и незадолго до трёх часов ночи выбрался из своих апартаментов.

Перед этим разбудил очнувшуся пару дней назад Бунгаму и попросил её накинуть на меня морок. Жаба была не слишком довольна тем, что я сразу начал эксплуатировать её после долгого восстановления — но, видимо, всё ещё чувствовала за собой вину после разгрома «Арканума», и не особо сопротивлялась.

Просто в коридорах я видел несколько камер — и не собирался попадать на них

К счастью, охраны по залитому лунным светом главному корпусу, разгуливало мало — я заметил всего одного бойца в холле, и ещё один спустился с третьего этажа и прошёл мимо, пока я вжимался в стенку коридора, чтобы ненароком его не задеть. Остальные, видимо, несли дежурство на территории, либо разгуливали по западному и восточному крыльям.

Ну в самом деле — если тут ничего не случается, зачем внутри здания прорва боевых магов с оружием?

Кабинет Геллерштейна, само собой, оказался заперт на ключ — и не только. На двери висела смесь из сигнальных и замораживающих заклинаний, от которых по стенам тянулись едва заметные «лески».

Видимо, связанные с магической системой безопасности здания?

Хм-м… Но мне и не нужно их убирать насовсем, верно?

Прикинув варианты, я осторожно попробовал манипулировать чужим колдовством — и оно легко поддалось. Правда, прежде чем приступить к активным действиям, я на всякий случай выждал пять минут — вдруг вторжение всё же заметили?

Но нет — никто в коридоре не появился — и я принялся за работу.

Осторожно «придерживая» каскад заклинаний, начал двигать его вправо, освобождая дверь, а параллельно ещё и придерживал леску, чтобы не возникло никаких колебаний.

На лбу выступил пот, руки задрожали — то ли от мощности сигнальных заклинаний, которые было весьма непросто удерживать в стабильном состоянии, то ли от концентрации сразу на двух задачах, то ли от отходняков после первой процедуры…

Ох, если бы не перчатка Вальтера, хрен бы у меня получилось провернуть что-то подобное…

Стараясь не думать ни о чём, кроме задачи, я управился минут за десять. Выдохнул, вытер взмокший лоб рукавом кофты и, убедившись, что теперь при открытии двери мне ничего не грозит, повернул ручку.

Заперто.

Ну конечно, можно подумать, Геллерштейн пренебрёг банальным замком!

Осмотрев замок — самый обычный, для массивного стального ключа, я прикинул варианты. Идея пришла сразу же, и я, взяв из искры немного сил, щёлкнул пальцами.

С десятка квадратных метров коридора собралась пыль, и резко сжалась, оказавшись у меня над ладонью.

Держишь морок? — уточнил я у Бунгамы.

Ква… — Держу.

Насколько его хватит?

Ква. Ква-ква.… — Тридцать минут. Не больше…

Кивнув, я добавил к получившейся тончайшей линии ещё немного энергии, расширил атомарные связи, «нарастил» структуру за счёт магии, укрепил её и разделил на две части.

Вуаля! Отмычки готовы!

Они были грубыми, простыми, и должны были продержаться максимум полчаса, прежде чем обратиться в пыль — но большего мне было и не нужно. Как-то пришлось провернуть такой же фокус в мире-тюрьме Гаробан, куда меня занесло по ошибке. Местные маги подловили нас с Форкусом в ловушку (молод был, попался на простейшей ошибке), заблокировали почти все силы — и пришлось изгаляться, используя крохи оставшейся мощи, чтобы выбраться из стоуровнего подземелья.

С последнего глубинного яруса, ага.

Так что теперь этот замочек представлялся для меня плёвой игрушкой.

Вскрыл я его за три минуты. Спрятав отмычки в карман, чтобы они не оставили никаких следов и, убедившись, что в коридоре никого нет, отворил дверь самую малость (её Бунгама тоже прикрыла мороком), и скользнул внутрь.

Что ж, буду надеяться, никто не смотрел на экраны мониторов в это время…

Кабинет Геллерштейна заливал лунный свет, падающий сквозь огромное окно и высвечивающий немногочисленные пылинки, медленно плавающие в воздухе.

Не снимая морока, я осторожно прошёлся по помещению, и к своему удовлетворению увидел, что камер здесь нет. Разве что скрытые, но… На такой риск придтся пойти, если я хочу что-нибудь узнать…

Так, окно и растения перед ним не трогать, там тоже заклинания, связанные с системой безопасности… За книжной полкой явно сейф… Структура плетений сложная… Проклятье! Получаса точно не хватит, чтобы её взломать, да и энергии в искре тоже — а подпитаться нечем…

Так, ладно. Значит буду исследовать то, что успею…

Я обошёл стол, сел в кресло профессора, и осмортел окружение. Бегло пролистав бумаги с записями о текущих пациентах клиники, изучил другие документы.

Ничего интересного. Действительно, кто будет хранить что-то секретное прямо на столе?

Ящики оказались заперты — но на них никаких защитных заклинаний не было, так что отмычки, которые не успели раствориться, снова пошли в ход.

Щелчок… Есть!

В первом ящике обнаружилась стопка бумаг с какими-то исследованиями. Так, это, кажется, наброски какого-то доклада… Не то.

Под ними обнаружилась парочка тонких и старых дневников… Пролистав их, я убедился, что и это фигня — исследования структуры искр двухсотлетней давности. Весьма радикальные, надо заметить, но глубоко ошибочные. Вероятно — запрещённые?

А, неважно, всё равно там нет ничего, что напоминало бы структуру проклятья.

Ква… — Пятнадцать минут…

Так, надо ускоряться, мне же ещё возвращаться…

С каждой минутой обыска стола Геллерштейна мне всё больше и больше становилось понятно, что моя идея на редкость идиотская. Ну в самом деле, что я рассчитывал найти в этой кипе бумаг и…

Планшет!

Всё может храниться там!

Устройство лежало в нижнем ящике. Достав его, я активировал экран, и нахмурился.

Был нужен отпечаток пальца или здоровенный, судя по звёздочкам, буквенный пароль. Буквенный, мать его — не цифровой!

Шансов ноль…

Я выдохнул, положил планшет на стол перед собой.

Насколько успел узнать профессора, он не стал бы использовать для пароля имя любимого питомца, фамилию, или что-то подобное. Не в его стиле. Это скорее что-то, что подчёркивает его любовь к себе…

Или что-то, к чему он испытывает уважение… Что-то — или кто-то…

Судя по высокомерию профессора, таких вещей или личностей может быть немного…

Я попробовал ввести его фамилию — число звёздочек совпадало…

Геллерштейн…

«Доступ запрещён!»

Ну, этого следовало ожидать…

Я внимательно огляделся. Так, что тут у нас в пределах видимости? Пара книг на столе, Авиценна и Парацельс… Бюст какого-то европейца… Дорогая ручка с дарственной гравировкой самого императора…

Александр 4? Нет, не хватает символа.

Напротив, между книжными шкафами — картина, на которой изображён Александр Флемминг, изобретатель пенициллина… Тоже мимо.

Во втором ящике стола — законсервированные в стеклянные кубы грибы… Их названий я не знал…

— Лиза, — прошептал я, — Чей это бюст?

— Эта скульптура изображает швейцарского алхимика Парацельса, артефактора, врача, философа, естествоиспытателя, натурфилософа эпохи Возрождения. Одного из основателей ятрохимии, направления магии, открывшего способы манипуляции искрой. Парацельс подверг критическому пересмотру идеи древней целительной медицины, и способствовал внедрению химических препаратов в колдовство. Считается одним из основателей современной магической науки.

Бинго!

«Медицинская наука — это искусство, а не механическая процедура»! Точно! Геллерштейн упоминал это высказывание Парацельса во время экскурсии!

Я взял планшет и ввёл имя… Но… Не хватало двух символов!

Что-то тут не так…

— Лиза, как правильно пишется имя Парацельса?

— Парацельсус.

«Доступ разрешён!»

Есть!

Экран разблокировался, и я тут же кинулся исследовать рабочий стол, папки на нём и файловую систему.

Так, бухгалтерские отчёты, почта, личная переписка… «Злые птицы»⁈ Серьёзно⁈

Войдя в поиск, я вбил «пациенты», и сразу же нашёл данные за последние пять лет. Открыл файл с фамилиями и кратким описанием, но… Загадочной погибшей девушки не обнаружил — везде напротив фамилий стояла пометка «Успешно», и лишь у двух несчастных — «Выгорание». Но они были мужчинами, и находились в клинике четыре года назад…

Ква — Десять минут.

Поняв, что ничего найти о девчонке мне не светит, я принялся искать информацию об артефакторных барокамерах — и тут же провалился в перечень из более чем двадцати файлов!

Трёхмерные модели, даты технического обслуживания… Да! ДА! Копия патента, мать его, принцип работы устройства — и «пометки о модернизации»!

Пока объёмный файл открывался, я кинул с планшета доступ к своему смартфону и запросил передачу по блютусу.

«Время передачи данных — пять минут»