Печать Пожирателя (СИ)

Глава 20 Клиника. Часть 2

Кабинет профессора Геллерштейна был воплощением роскоши (как и остальная клиника, в общем-то), и это помещение самым жесточайшим образом подчёркивало статус его владельца.

Высокие потолки, украшенные лепниной, огромные окна в пол-стены, массивные книжные шкафы, заполненные древними фолиантами, огромный стол из тёмного дерева, заваленный бумагами и магическими артефактами.

На стенах висели портреты — по всей видимости, нескольких предыдущих директоров клиники — и картины каких-то импрессионистов. А отдельный стенд, закреплённый справа от стола, демонстрировал заслуги и достижения хозяина кабинета — дипломы, награды, ордена, статуэтки…

Очевидно, профессор Геллерштейн весьма и весьма гордился собой.

В углу стоял массивный антикварный глобус, над поверхностью которого плавали магические символы, а на широком подоконнике в ряд были установлены горшки с редкими (на вид — совершенно мне незнакомыми) растениями.

Приглядевшись магическим зрением, я понял, что они тут не для декора — это была часть какого-то сложного атмосферного заклинания, регулирующего климат в кабинете и создающих у владельца определённое настроение.

Сильно…

Профессор, сидевший в кресле за столом, медленно повернулся ко мне. Он был высоким мужчиной лет пятидесяти, с седыми волосами, аккуратно зачёсанными назад, и пронзительным взглядом холодных голубых глаз. Его лицо имело строгие черты, но в уголках губ играла едва заметная усмешка — словно он был слегка раздражён. Одет директор клиники был в изысканный широкополый камзол светло-синего цвета и белоснежные брюки.

— Так-так-так… — повторил он, изучая меня с ног до головы, — Значит, это вы тот самый «дорогой друг», за которого просила Катерина? Не сочтите за грубость, но я ждал чего-то более… Выдающегося.

Я почувствовал, как его взгляд буквально пронизывает меня.

— Марк Апостолов, — представился я спокойно, и не удержался от ответной колкости, — Не думал, что дворянин вашего уровня будет судить о человеке по внешнему виду… Который, без сомнения, достаточно хорош для её высочества. Надеюсь вы не собираетесь ставить под сомнения её вкус в выборе друзей?

Профессор хмыкнул, откинувшись на спинку кресла. Сесть на стул напротив него он не предложил — так что я устроился там без приглашения, нарушая все правила этикета.

Не хватало ещё подыгрывать ему в этих нелепых «проверках»…

— Я никогда не слышал о вашей семье раньше…

— Мы предпочитаем держаться в тени, — легко ответил я, — Оттуда лучше работается, знаете ли.

Директор снова хмыкнул.

— Меня зовут Соломон Григорьевич Геллерштейн. Рекомендация от императорской семьи — это, конечно, весомо. Но молодой человек, вы понимаете, что попасть сюда — это одно, а пройти весь курс — совсем другое? У меня тут не какой-нибудь провинциальный санаторий, а серьёзное заведение. И я не привык тратить своё время впустую.

М-да… Очевидно, моя первая оценка этого человека была верной — он ОЧЕНЬ себя любил и имел весьма завышенную самооценку.

— Разумеется, уверенно ответил я, — Иначе меня бы здесь не было.

— Услуги моей клиники весьма недёшевы…

— Не переживайте насчёт этого.

Геллерштейн написал на листке бумаге цифру, и показал её мне.

— Уверены?

@#$% стыд! Сколько⁈

Я постарался, чтобы у меня на лице не дрогнул ни один мускул, но сказать, что я офигел — не сказать ничего.

В полтора раза дороже моего «Стикса»!!!

Я, конечно, понимал, что процедура не из дешёвых, но чтоб настолько⁈

Эх… Ладно, надеюсь, оно того стоит…

Директор клиники внимательно следил за моим лицом, так что я просто кивнул:

— Уверен.

Профессор на мгновение задумался, его голубые глаза блеснули, затем он кивнул.

— Что ж, если у вас есть деньги и вас так настойчиво рекомендовали наши покровители, я не стану отказывать. Но предупреждаю — процесс усиления энергетики не только сложен, но и опасен. Если вы не будете следовать всем инструкциям и соблюдать все рекомендации, последствия могут быть… плачевными.

— Я понимаю.

— Прекрасно. Тогда начнём с экскурсии, а дальше… Посмотрим. Но прежде чем мы двинемся дальше, вам нужно подписать несколько документов, — Он достал из ящика стола планшет и протянул его мне, — Фото и видеосъёмка на территории клиники строго запрещены. Также вы обязуетесь не разглашать никаких деталей о наших методах и процедурах. Нарушение этих правил приведёт к немедленному исключению из программы и… другим мерам.

— Каким конкретно?

— Можете увидеть это в документах.

Я бегло просмотрел записи на планшете, увидел, что в случае нарушения правил меня оберут, как нитку, засудят и вся моя жизнь покатится под откос — а затем подписал их.

Геллерштейн удовлетворённо кивнул и встал из-за стола.

— Вижу, вы настроены решительно. Что ж, мне это нравится. Идёмте, покажу вам, как у нас всё устроено.

Мы вышли из кабинета и направились по коридору обратно к лифту.

— Как проходят процедуры? — спросил я, — В общих чертах?

— Медицинская наука — это искусство, а не механическая процедура, — усмехнулся профессор.

— Фраза красивая, но она не объясняет мне ровным счётом ничего.

— Красивая, — согласился Геллерштейн, — Жаль, что не моя…

— Гиппократ? — наугад брякнул я, и удостоился то ли сочувственного, то ли презрительного взгляда.

— Парацельс. Я это к тому, молодой человек, что мы здесь занимаемся не простыми манипуляциями — они сродни искусству! Весь курс усиления энергетики занимает месяц. Наша клиника работает уже более двухсот лет. Поначалу весь процесс занимал около года — энергетику усиливали исключительные маги-целители с редким направлением таланта, которых было не так просто найти. Все процедуры по усилению проводились вручную, с помощью комплексных и сложнейших заклинаний вкупе с редчайшими артефактами и сложнейшими — и очень дорогими! — зельями. Пятьдесят лет назад магические технологии шагнули вперёд, и усиления стало занимать полгода. Десять лет назад я изобрёл артефакты — те самые барокамеры — которые ускорили процесс до трёх месяцев. А год назад мы их усовершенствовали, и смогли ускорить процесс ещё сильнее. Однако это не делает его менее сложным. Вам предстоит пройти пятнадцать процедур, каждая из которых состоит из трёх этапов: настройка энергетики, приём специальных зелий и заключительный этап в артефакторных барокамерах.

— Забавно, что при упрощении всего процесса попасть сюда стало сложнее, — заметил я.

— Логично было бы ожидать, что клиника сможет принимать больше пациентов, — усмехнулся Геллерштейн, — Но раз вы близко общаетесь с императорской семьёй, должны понимать, как устроен этот мир.

О, я ещё как это понимал!

Сильные мира сего предпочитали держать такие возможности под контролем. Чем меньше людей имеют доступ к усилению — тем ценнее становится их сила. Это игра, в которой правила диктуют те, кто уже у власти. И делиться её инструментами никто не спешил.

— В клинике работают три ведущих специалиста и пятнадцать лекарей рангом пониже, — продолжил профессор, — Сейчас у нас находятся восемь пациентов, не считая вас. Мощности клиники рассчитаны на обслуживание десяти магов.

Мы спустились на первый этаж и прошли мимо библиотеки и нескольких закрытых помещений в конец западного крыла, к башне.

Внутри она оказалась ультра-современным зданием с блестящими хромированными поверхностями и высокотехнологичным оборудованием. Первый этаж представлял собой небольшой амфитеатр, на втором находились три больших помещения, похожие на больничные палаты, в которых современное медицинское оборудование было подключено к самым разным артефактам. На третьем этаже находился большой кабинет, также выполненный в стиле «хайтек», где за столом сидел молодой маг лет тридцати, с короткими светлыми волосами, точёными чертами лица и точно такими же как у Геллерштейна глазами.

— Мой сын Дмитрий, — не без гордости представил его профессор, — целитель ранга Знаток. Главный специалист «Тихого места» по подготовке организма к процедурам усиления. Дмитрий — это наш новый пациент, марк Апостолов.

Дмитрий встал из-за стола, пожал мне руку и улыбнулся.

— Рад познакомиться, Марк. Надеюсь, вы готовы к серьёзной работе?

— Более чем.

— Отлично. В таком случае, скоро мы с вами увидимся. Первичный осмотр, и настройку первых процедур провожу я. Уверен, всё пройдёт гладко!

— Очень на это надеюсь.

— Какой у вас ранг?

— Ученик.

— Кх-м… — кашлянул старший Геллерштейн, как мне показалось, с пренебрежением.

А вот его сын, напротив, снова улыбнулся, и весьма дружелюбно.

— Позднее пробуждение?

— За день до совершеннолетия.

— Надо же! — удивился Дмитрий, — Вы прямо в последний вагон запрыгнули! Такое нечасто встретишь!

— В моей академии первые месяцы тоже все этому удивлялись.

— О, а где вы учитесь?

— «Арканум».

— Альма-матер! — Дмитрий расплылся в улыбке, — Я учился там же, на факультете целительства и некромантии! А вы?

— Неведомый.

— Ну… С вашим поздним пробуждением — неудивительно. Но прошу простить — сейчас у меня много работы. Поговорим с вами завтра, хорошо?

— Разумеется, Дмитрий. Рад знакомству.

Оставив сына Геллерштейна за какими-то сложными расчётами, мы направились в восточное крыло — ко второй башне.

Она разительно отличалась от западной — как антикварная лавка отличается от современного бутика. В противовес стерильному воздуху там, здесь пахло травами, благовониями и древними свитками. На первом этаже был такой же амфитеатр — но он как будто-бы сошёл со страниц исторического трактата — сплошное дерево, мягкие подушки на сиденьях, цветастые витражи… На втором этаже я обнаружил роскошные покои восточного султана — пять комнат без дверей, расположенных по кругу, в которых пациенты принимали особые зелья. Топчаны, лежанки, диваны, курильницы, приглушённый свет, ковры…

Третий этаж также был кабинетом — но похожим на музей, в котором кто-то додумался соорудить алхимическую лабораторию. Огромное помещение с окнами под самым потолком было завалено книгами, инструментами, стеллажи ломились от разных ингредиентов и артефактов, а установленные по центру несколько столов были погребены под алхимическими устройствами, меж которых сновал невысокий, полный и лысоватый мужчина с крючковатым носом и оттопыренными ушами.

— Это главный алхимик нашей клиники, — представил его Геллерштейн, — Игнат Буковицкий. Он готовит эксклюзивные снадобья, которые стабилизируют энергетику. Без них процедуры в барокамерах были бы слишком опасны.

— Когда ты уже закончишь таскать сюда каждого клиента? — сварливо осведомился алхимик, удостоив меня лишь беглым взглядом, — Они мне мешают! Для них есть помещения второго этажа, в лаборатории посторонним делать нечего!

Сказав это, он бросил щепотку какого-то порошка в дымящуюся колбу, и оттуда вырвался настоящий фейрверк, едва не спалив алхимику брови.

— Меня зовут Марк Апостолов. Рад знакомству, — решив не испытывать терпение этого ворчливого старика, представился я.

— Да-да, отлично! — отмахнулся от меня Буковицкий, увидимся на процедурах!

Мы с профессором покинули башню алхимика и направились в холл.

— Ингат не очень любит общаться с людьми, — произнёс Геллерштейн, — Впрочем, не могу осуждать его. В таком возрасте обычно хочется покоя.

— Ему на вид лет шестьдесят всего.

— Сто десять, молодой человек. Сто десять лет.

— Ого!

— Он весьма одарённый алхимик, — хмыкнул директор, явно довольный тем, что смог меня удивить, — И защитил немало исследований по продлению жизни. О, а вот и наши постояльцы!

Мы как раз подошли к кафетерию в холле главного здания. В мягких креслах там сидели двое — молодые парень и девушка.

— У нас пополнение, профессор? — с улыбкой спросил широколицый парень, поднимаясь нам навстречу. Одетый в джинсы и джинсовую куртку, футболку с ярким принтом, с холёным лицом, он напоминал какого-то современного певца.

— Василий, это Марк Апостолов, наш новый пациент. Марк — это Василий Трубецкой.

— Пройдоха, плут, рубаха парень и наследник очень богатого рода, — представился он, пожимая мне руку, — Приехал три дня назад и уже умираю от скуки! Надеюсь, хотя бы ты окажешься живчиком, в отличие от…

Он скосил глаза на пышногрудую черноволосую девушку с «готическим» макияжем, но та даже и не подумала представляться.

— Марго, ты не хочешь… — начал было профессор, но «готка» зло сверкнула глазами.

— Нет!

— Ясно… Что ж, Василий, мы пока вас оставим — побеседуете с Марком позже, после экскурсии?

— Само собой, — ухмыльнулся Трубецкой, и повернулся ко мне, — Ты как, Апостолов, в покер играешь?

— Лучше бы тебе со мной за один стол не садиться, — усмехнулся я в ответ, — Спроси младшего Иловайского, Салтыкова, или младшего Львова. Они, небось, всё ещё на новые штаны не наскребли.

Василий расхохотался и хлопнул меня по плечу.

— Посмотрим, посмотрим!

Мы с профессором пошли в заднюю часть здания, и я, не удержавшись, спросил:

— Что это за нервная мадмуазель?

— Маргарита Рыльская. Единственная наследница очень влиятельного рода. Весьма… требовательная особа. Но с очень сильной теневой магией — которая, к сожалению, слабо стабилизирована. Она здесь не для усиления, а… Скажем так — обуздания.

На лифте мы спустились в подвал, к заключительной, как я понимал, части нашей экскурсии.

Это оказалось одно огромное, высокое помещение, своды которого терялись в темноте, освещаемой множеством рассеянных источников света. Пол был выложен гладкими, идеально отполированными плитами из тёмного камня.

Воздух был чистым, прохладным и сухим, без единого движения. В центре были установлены три массивных металлических конструкции, напоминающих гигантские коконы — или капсулы для сна.

— Это и есть артефакторные барокамеры, — с гордостью произнёс Геллерштейн.

— Впечатляет, — был вынужден признать я.

Каждая барокамера была окружена сложным сплетением магических кристаллов, сияющих мягким светом разных оттенков. Провода, тонкие, как паутина, соединяли кристаллы между собой и с центральным пультом управления, стоявшим на возвышении неподалёку от барокамер.

Этот пульт был настоящим произведением артефакторного искусства — уж я-то понял это сразу! Он представлял собой огромное устройство из полированного металла и светящихся кристаллов, усыпанное бесчисленными кнопками, рычагами и дисплеями. Над пультом парил голографический проектор, отображающий параметры работы каждой барокамеры.

Воздух вокруг слегка вибрировал, ощущалось легкое, почти незаметное мерцание магии. Мои ноздри защекотал запах озона и чего-то еще — металлического, холодного, но в то же время и приятно-терпкого. С потолка свисали сложные механизмы, похожие на гигантские маятники или магические генераторы, медленно и плавно покачивающиеся в такт почти неслышному гулу, исходящему от всего зала.

За пультом стояли двое целителей в белых халатах и что-то негромко обсуждали. Третий же маг помогал выбраться из центральной барокамеры хрупкой девушке в купальнике. Она слегка дрожала. Укутав её одеялом, маг прошёл мимо нас ко входу в раздевалки, поздоровавшись с профессором. Девушка тоже слабо улыбнулась Геллерштейну, посмотрела на меня и тут же отвела взгляд.

— Светлана Пожарская, — пояснил директор, когда девушка и маг скрылись за дверью, — Довольно замкнутая особа.

— Анимаг? — спросил я.

Кажется, своей проницательностью я сумел удивить профессора. Он посмотрел на меня с лёгким уважением.

Ха! Всего-то надо было взглянуть на девочку магическим зрением — у анимагов структура искры сильно отличалась от всех прочих колдунов.

— Как вы поняли?

— По глазам, — соврал я.

— Весьма… Проницательно. Да, она анимаг. Но не будем заострять на ней внимания. Здесь — директор обвёл зал рукой, — происходит финальный этап каждой процедуры. Барокамеры усиливают энергетику, и раз за разом закрепляют результат. Сеанс длится четыре часа.

— Ясно.

— Должен вас предупредить, Марк. Первые этапы придуманы неспроста. Если пренебрегать рекомендациями по ним, то ваша искра окажется не готова к усилению, и её просто… Разорвёт. Именно поэтому мы начинаем с малых доз зелий и мощностей настроечных заклинаний, и постепенно их наращиваем — как и вливания укрепляющей энергии.

— Я понимаю.

— Не сомневаюсь, но повторю — вы должны неукоснительно следовать всем рекомендациям и рецептам, и быть максимально открытым во время воздействия на вашу энергетику. На каждом из этапов. В противном случае… Вы навсегда лишитесь магии.

Так-так-так… А вот об этом я ничего не знал…