Паук у моря

Глава 7 Рейдовики

Море — мягкая, изощренная и бесконечная пытка. Измучены были все пассажиры, но Верн полагал, что ему хуже, чем прочим. Ни капли не врал, когда про укачивание говорил. Но необходимо держаться.

«Шнель-бот», носивший звучное, но малопонятное мифическое имя «Тевтон», шел на север девятые сутки. По мнению знающего мельчайшие тонкости штабного планирования Вольца, «это уже никакой не рейд, а дальний разведывательный поход. Или даже 'военная экспедиция». Откровенно говоря, Верну было глубоко наплевать, как это мучение называется, но командир отряда должен был держаться, и он держался. Главное — заниматься делом и не подавать вида, что хочется сдохнуть.

— Нам здорово повезло, что тебе доверено общее командование, — заметил Вольц, где-то на третий день пути. — Иначе бы ты уже утопился. Да, нижние чины могут полагать, что ты всегда похож на бледно-синего покойника, но мы-то, старые вояки, знаем, что некогда твоей физиономии был присущ нормальный цвет загорелой армейской шкуры. Странно — волнение-то на море пустяковое. Держись!

— Я держусь, — заверил Верн. — Собственно, иных вариантов пока и нет.

— Держись и нормально питайся, — напомнил Фетте. — Судовая холодная похлебка — чистые помои, в этом ты прав, но если размочить в воде ломтик-другой ламмки[1]….

— Заткнись! — потребовал командир отряда и ушел на корму. Там качало чуть меньше, хотя, конечно, это был лишь жалкий самообман.

Вообще «ушел» — абсолютно неверный термин. «Протиснулся» — куда вернее. «Тевтон» был мал и сам по себе, сейчас же, перегруженное солдатами и снаряжением, суденышко было похоже на плавучий двухмачтовый курятник. Весьма-весьма тесновато, и то, что часть груза волочила БДБ, идущая на буксире за «шнель-ботом», выручало лишь отчасти. Хотя лично обер-фенрих Халлт на малом борту чувствовал себя получше. И даже стыдно признаться, почему.

БДБ — это Барка Десантная-Буксируемая, строго говоря, для дальних морских переходов она не предусмотрена. По сути — широкое плоскодонное корыто, на бортах которого смолы вдвое больше чем древесины; общая длина около восьми метров, носовая и кормовая части завалены зачехленным грузом,в середине отгорожено стойло для вьючного экспедиционного скота — шесть лам, одно из животных уже списано как «утраченное по естественным причинам походное имущество». Околел самец. Его можно понять — тренированные люди и то на грани.

Отныне Верн Халлт командовал двенадцатью двуногими и пятью четвероногими существами. Плюс один, гм, неопределенный член отряда (именно что член) с невнятным статусом. Хотя подчиненных должно быть больше, а главное, они должны быть качественно лучше.

Все шло криво и крайне сомнительно с самого начала. Нет, в данном случае собственно приказ о внезапном рейде можно и не считать. Пусть курсантов выслали второпях, срочно, без всякой подготовки — такое в армии случается, хотя и редко. Оскорбление присвоением ничтожного звания фенрихов — это конечно… нет цензурных слов. Случай исключительный, но хотя бы теоретически возможный. Но вот эта спешка.… Даже непонятно, повезло с ней или наоборот.

В те хаотичные часы сборов сюрпризам казалось, нет числа. Причем не только для новоявленных фенрихов. Дежурный врач училища вылупился на внезапно явившегося Халлта, еще раз перечитал выписку из приказа, и сообщил:

— Слушай, курсант, в смысле, обер-фенрих, но у меня почти ничего нет. Если кто-то считает, что в жалком училищном лазарете таятся залежи медикаментов для обеспечения рейдовых отрядов, так передайте этому идиоту, что он глубоко заблуждается.

— При случае передам, господин обер-артц. Но приказ — вот он. И я надеюсь, что в рейде мы будем вспоминать вас исключительно добрыми, благодарными и сердечными словами. Вы знаете, что такое рейд. У нас от силы полчаса на сборы.

Медик ругался весьма изощренно, выгребая из шкафов и сумок «первой помощи» бинты, резинен-жгуты, настойки от лихорадки, антисептики и прочее. Верн в меру сил поддерживал достойный столь исключительного момента ругательный уровень (некая медицинен-сестра считала, что знание характерных словесных оборотов насущно необходимо юным военным, и не скрывала специфические медицинен-речевые наработки). В общем, это были краткие и яркие сборы, обер-артц-лекарь даже восхитился глупостью происходящего и искренне пожелал удачи.

На плацу обвешанный сумками с красным крестами Верн столкнулся с несколько обескураженным Фетте.

— Нам все отгрузили, сейчас на причал отправят, — известил Фетте. — Мука, сухари, вяленое мясо, сахар, кофе и чай, мед, масло — все до грамма из расчета на полувзвод и офицеров. Дополнительный офицерский паек на четыре рыла, включая ящик «Черных сапог», печенье и «кола-фокс». От «колы-фокса» я отказываться не стал, сможем позже сменять на что-то.

— И нам всё это выдали⁈ — изумился Верн.

— Ну да. Никто из снабженцев не знал, какого разряда паек положен фенрихам. Пришлось требовать старинный сборник инструкций, там фенрихи тоже не значатся, но есть «прикомандированные полковники запаса и иные отдельные экспедиционные чины». Я счел это самой близкой к нашей ситуации формулировкой, у нас же и ученый будет, да и мы сами в отдельных, исключительных, но совершенно законных званиях. Мне сказали «ну и подавитесь» и отгрузили из особой кладовой. Полагаю, «фенрих» — это не так плохо, как нам показалось.

Верн передал пронырливому провизионному специалисту медицинские сумки и побежал к вещевому складу. Даже снаружи было слышно, как орет Вольц — речь здесь тоже шла об инструкциях.

…— Исчислять пройденный рейдовый маршрут, отображать результаты, заносить на карту суточные отметки и точные координаты без часов походно-хронометронного типа — категорически невозможно! И мне все равно, откуда вы их возьмете! У нас стратегический рейд, а не скидочная прогулка по гаштетам!

Походно-полевые часы — прибор воистину драгоценный, штучный, — Вольц все же урвал. Как и дополнительную обувь, новые ранц-мешки, офицерские бинокли (тяжелые, но недурного качества), и всё остальное строго по нормативу. Тут доставать с полок своды инструкций не понадобилось — Вольц и так знал наизусть каждый параграф норм и разнарядок военно-полевого снабжения. Но на складе училища попросту не имелось правильных фляг и ведер, да и многого иного, пришлось довольствоваться неуклюжими стеклянными и иными эрзац-образцами

— Обидно. Но войсковое снабжение — искусство возможного! — отдуваясь, объявил Вольц. — Вернемся, пространную докладную напишу. Сейчас придется выступать с чем есть. Теперь главное — Оружейный!

Друзья были полны приятных предчувствий: ограбление училищного арсенала — редчайший шанс, можно сказать, мечта! Но оказалось, что для вооружения отряда всё подготовлено.

— Прикатил фургон из Центр-арсенал, передали все по списку, — пояснил фельдфебель Зиббе. — Передаю: вот опечатанный боезапас, согласно накладной: триста двадцать патронов, всё в укупорках. Два длинноствольных «маузера», три «курц-курца» — вам теперь положено по званию. «Барх» для вашего консультанта. Он — этот ученый — хотя бы стрелял когда-то?

— Понятия не имеем, — отозвался Вольц, задумчиво глядя на тяжеленный, опечатанный свинцовой пломбой патронный сундук. — Это всё так и прислали?

— Именно. Распечатаем под проверочную опись?

Вместе с опытным Зиббе пересчитали патроны — все точно, боеприпасы в деревянных, хорошо смазанных ячеистых футлярах производства Центр-арсенал, упаковка просто образцовая. Кобуру с легким четырехзарядным пистолетом для «научного чина» вскрывать не стали — пусть сам проверяет.

— Теперь остальное, — Зиббе повернулся к оружейным стойкам. — Арбалеты наверняка свои взводные возьмете, проверенные? Щиты тоже взводные?

— Естественно!

— Всё верно, своё надежнее. Болты вам отобрал — вот лежат. Можете проверять, но качество гарантирую. Вот с остальным сложно. Вам теперь положены офицерские палаши, но на складе их нет. По понятным причинам. К экзаменам заказаны поштучно, ну так времени-то еще сколько до выпуска. С палашами, господа фенрихи, можете меня хоть на куски рубить — чего нет, того нет.

— Это как раз ожидаемо, — Вольц вздохнул. — Замены и альтернативы?

— Нет ничего. Откуда? На ваш полувзвод и командный состав положено три топора, но имею один, штатно-показательный, так и быть, отдам. Приказ Генштаба: стальные клинки по счету, все строго номерные, на училище уже лет пять не выдают. Есть абордажный меч, трофейный. Когда полковник Броде изволил всмерть упиться, его имущество никак не могли списать в связи с отсутствием аналогов и юридических прецедентов. С тех пор меч у меня валяется, в смысле, хранится. Рискнете?

— Хоть что-то, — уныло сказал Вольц. — Тележку-то можно взять?

— Это конечно, — Зиббе тоже вздохнул. — Между нами, весьма непонятно с вами поступили. Странно. Погончики эти, дас-с.… Впрочем, это не мое дело.

Верн выкатывал тяжело нагруженную тележку за ворота, а Вольц все еще шептался с Зиббе. Догнал уже на плацу, мощно навалился на перекладину арсенального средства перевозки.

— Зиббе — свой человек! Подарил кое-что на прощание. Нужно будет отблагодарить по возвращению.

— Не забудем, — пробормотал Верн.

Подпихивая тележку, бывшие курсанты везли единственную надежду на свое будущее — винтовки в промасленных кожаных чехлах, массивный ящик с патронами, арбалеты и подсумки-футляры со стрелами к ним, щиты и боевые пи-лумы. Больше надеяться не на что. Это рейд, первая самостоятельная боевая операция. Так сказать, «первое одиночное плаванье» господ фенрихов. Можно вернуться с успехом и получить награды, а можно не вернуться и бесславно сгинуть. Все зависит только от самих вояк…

…Тогда думалось про «первое плаванье» в переносном смысле. На самом деле именно плаванье-то и убивало. Девять дней, сдери им башку…

…А вышли в море тогда мгновенно. Когда прикатили на причал с походным арсеналом, уже подваливал «шнель-бот», смотрели с палубы пехотинцы, рычал команды корветтен-капитан:

— Пять минут на погрузку, господа младшие офицера Ланцмахта. Я вам жетон на вдумчивый долг-ленд выдавать не намерен. Пошевеливайтесь!

— Ослы Ерстефлотте опять нарываются? — обращаясь к тележке, спросил Вольц и чуть повысил голос: — Отвалим после загрузки всего имущества и не секундой раньше. Фетте, дружище, прогуляйся за нашими личными вещами. И ничего там не забудь.

— Эй там, чего уставились? Тут вам не театр! На причал, живо! — рявкнул Верн солдатам. — Грузить аккуратно, морячкам не доверять. Им на нашу провизию плевать, разве что исподтишка растащить и сожрать словчатся.

Солдаты без особого энтузиазма спрыгивали с борта.

— Стоп! Строиться! — заорал не понявший внезапного нюанса Верн. — Почему вас только восемь? Где остальные?

— Сколько было в команде, все здесь. Вон еще господин фельдфебель, он у вас на особом положении, — указал капрал с рубленым, криво зажившим ухом.

Верн переглянулся с Вольцем. Пехотно-копейный полувзвод — это шестнадцать человек. Здесь ровно половина, если не считать глядящего с палубы долговязого фельдфебеля.

— Я в штаб. Разберусь, — кратко сказал Вольц. — Кажется, они там окончательно спятили.

Он ушел, Верн приказал младшим чинам приступать к погрузке, а сам поднялся на палубу.

— Фельдфебель, вы у нас действительно на особом положении?

Долговязый фельдфебель со знаками сапера на кирасе, вытянулся:

— Простите, господин, э-э, обер-фенрих. Я не знаю, как быть. Мне приказано безотлучно находиться при господине Немме. Если дословно: «подтирать жопу, вытирать нос, смотреть, чтоб не оступился с борта, быть нежнее кормилицы в Киндерпалац. И чтоб с ним ничего не случилось. Или под суд пойдешь, говнюк длинный». Прошу прощения, вот точно так и приказали. И сказали, что вас предупредят.

— И где этот господин Немме? — поинтересовался не очень понявший Верн.

— Вот! — фельдфебель с готовностью указал на тряпье у себя под ногами.

Верн древком пи-лума приподнял нечто, оказавшееся замусоленным плащом. Под ним свернулся тщедушный человек: зверски мятый камзол, разбитые и потрескавшиеся высокие сапоги, нестиранная сорочка. Рыжеволос, с проклюнувшейся на макушке плешью.

— Господин Немме — это из тех Немме, что дойчи? — неуверенно предположил Верн.

— Именно он. Дойч, важный, очень образованный человек, — заверил фельдфебель. — Ну, так говорят. Сейчас-то он не в форме. Поскольку огорчен. Он уезжать не очень хотел, порядком расчувствовался.

— Сильно расчувствовался? — уточнил Верн, разглядывая выразительного научного специалиста.

— При мне — ровно на бутылку «Короля Фридри», — с готовностью пояснил фельдфебель. — Принял легко, оно само шло, без излишеств закуски.

— Понятно. Сразу видно опытного ученого, — не без горечи констатировал обер-фенрих. — У него багаж есть? Или вся мудрость уже внутри плещется?

— Есть багаж, как же. Три корзины и сумка. Звякают.

— Видимо, кислоты и эликсиры, — кивнул Верн. — Как вас зовут, фельдфебель?

— Михель Цвай-Цвай, господин обер-фенрих.

— Вот что мы сделаем. Вы, фельдфебель, сейчас отодвинете господина дойча, куда укажет капитан этого корыта. Будете приглядывать и помогать погрузке. Иначе вашего подопечного могут затоптать. Вы явно опытный чин, так обеспечьте порядок и сохранность рук-ног господину ученому консультанту.

От штурвала с нескрываемым презрением и насмешкой смотрел корветтен-капитан Хинце. Чувство был взаимным — капитан «Тевтона» был ярко-выраженным байджини, курчавым, черно-седым, щетинистым и жутко крупноносым. Кровью — жалкое ахт-дойч, едва ли выше. Но два морских Креста «с чайками», явные личные заслуги перед Эстерштайном и напыщенность прирожденного адмирала. Впрочем, от корветтен-капитана до адмирала Ерстефлотте куда ближе, чем от обер-фенриха до генерал-маршала Ланцмахта. Но высокомерный корветтен-капитан все равно производил мерзкое впечатление. Как впрочем, и все его шестеро угрюмых матросов.

Вернулся Фетте с немногочисленными личными пожитками бывших курсантов, почти одновременно прибежал Вольц — красный от злости, лишь доходчиво махнул рукой. Через несколько минут «Тевтон» отвалил от причала. Провожающих не было, лишь часовой смотрел с крайнего пирса.

Да, так оно и свершилось. Отряд ждало море, сдери ему башку.

Море и Верн откровенно не сошлись характерами. С собственными рядовыми подчиненными отношения складывались немногим лучше. Солдаты обрастали щетиной, но разговорчивее не становились. «Да, господин обер-фенрих», «никак нет, господин обер-фенрих». Постоянные переглядывания за спиной командира отряда, нехорошая многозначительная угрюмость. Вольц прав — «после высадки нам будет весело».

Добавляло неприятностей раздельное питание моряков и пехотных пассажиров (последним приходилось жрать холодное, на крошечный камбуз их никто пускать не собирался) и вызывающая «крепкоградусная диета» господина ученого.

— Да когда он всосать-то успевает⁈ — с некоторой завистью допытывался Фетте.

Так называемый «ученый специалист» не просыхал. Иногда его видели в относительно вертикальном состоянии — мочащимся за борт. Но в остальное время — кучка похрапывающего и попердывающего мусора под плащом.

— Должен ли я применить власть и пресечь это безобразие? — поинтересовался Верн у друзей на второй день плаванья.

— Не имеешь права, — немедленно пояснил Вольц. — До вскрытия конверта с приказом господин Немме — лицо сугубо гражданское, свободное, армейской дисциплине не подлежащее. Он вольный пассажир высшего сословия, имеет право распоряжаться своей печенью, вонять, спать и пить. Теоретически ты можешь потребовать его покинуть расположение места дислокации действующего подразделения Ланцмахта. Но куда он тут денется? Разве что за борт. Данное решение было бы разумным, но заведомо входящим в противоречие с содержанием приказа, пусть и известного нам пока в самых общих чертах. Имеем определенный правовой казус, придется терпеть.

— Под себя он все же не гадит, — вставил Фетте. — Сразу видно, аристократ, чистейше-чистая кровь. Хотя и воняет как нечистая.

— Нас могут подслушать, — предупредил Вольц.

Еще как могли. Деться на корабле было некуда. В распоряжении господ фенрихов имелась каюта на баке, но она представляла собой трюмное помещение с двумя койками и единственным доступом воздуха — через верхний люк. Задраивать люк не рекомендовалось, разве что в случае шторма.

— Плывем, мучаемся, а в итоге потонем, перевернутые бесчувственными волнами стихии, — предрекал Фетте. — Нах гетанур Арбайт ист гут руен![2] Я героически погибну, спасая ящик «Черных сапог». А вас ждет откровенно бесславная смерть.

— Смотри, чтоб в спасении ящика тебя не опередил господин Немме, — ухмыльнулся Вольц. — Кажется, я догадываюсь, в какой науке он специалист. Он — спиртовед!

Пока погода на шторма и перевертывания не намекала — над морем часто сгущалась дымка, но ветер оставался ровным, относительно благоприятным, волнение слабым (но демонски изнуряющим лично обер-фенриха). «Тевтон» уже давно миновал Норд-бухту со знаменитым пограничным береговым фортом, двигался в трех-четырех километрах от берега — безлюдные склоны и крутые обрывы отчетливо просматривались в бинокль. Верн знал, что это безлюдье обманчиво: на земле вообще крайне мало мест, где, как возвышенно писалось в учебнике, «не ступал сапог истинно культурного человека». Везде люди бродят, просто уровень культуры тех «топтунов земли» немного различается.

Верн Халлт был офицером непобедимого Ланцмахта, но офицером по удивительному стечению обстоятельств отнюдь не забывшим, что в его жилах течет и кровь феаков. Может, они — феаки — некогда тоже были культурны — пусть и в несравнимой с дойчами степени — просто проиграли войну, и их культура накрепко забылась? Такое бывает, сдери ей, культуре, башку.

На шестой день волнение на море усилилось, ветер резко крепчал, на мачтах «Тевтона» убавили паруса. И Верну неожиданно стало легче.

— Это странно, — отметил побледневший Вольц. — Скажу больше — это возмутительно! Ты один собираешься тонуть с хорошим настроением. Весьма внезапный и хитроумный маневр.

Теперь волны накатывали в корму «шнель-бота», крепко подбрасывая суденышко. Верн потребовал отправить людей на БДБ, дабы позаботиться о грузе. Корветтен-капитан глянул как на слабоумного, но приказал подтянуть барку ближе. Солдаты переходить на утлую посудину отказались, Верн наорал на них, грозя уставными и неуставными наказаниями, но это не возымело ни малейшего действия — пехотинцы считали, что тонуть на «шнель-боте» будет комфортнее.

— Пойду сам, — решил Верн. — Без вьючных лам нам конец.

— Вот ты придурок! — застонал Фетте. — Ладно, я с тобой.

— Идем втроем, — прохрипел Вольц, пытаясь разогнуться над леером, через который только что скармливал морю обеденные галеты и мясо.

— Останешься на борту, в случае чего примешь командование, — сказал Верн.

— Что ж, так будет разумнее, — признал изблевавшийся, но не потерявший присутствия духа начальник штаба. — Но если вы решите потонуть без меня — не прощу!

Верн спрыгнул на кособоко взлетевший на волне борт БДБ, поймал и удержал Фетте, цепляясь за веревочную обвязку тентов, офицеры пробрались к загону с ламами. Воды здесь было уже выше колена, несчастные животные смотрели умирающе.

— Наконец-то мы в приятной компании! — заорал Фетте. — Какая самка тебе симпатичнее?

— Прекрати, самец двинутый! — Верн сунул другу ведро. — Тут только ламы-самцы, кто же на ламках грузы возит⁈

Вычерпывали воду, из-за борта летели щедрые обратные брызги и потоки, рычание ветра оглушало. Смахивая с физиономии хлопья пены, Фетте орал:

…— Вот так-то, дорогие наши скоты! Да, нам всем хотелось еще пожить, пожрать, хорошенько размножиться, но нет! Приказ и море, дурь и соль — свели нас в этот роковой миг. Что ж, могло быть лучше. Но могло бы быть и хуже! По крайней мере, мы пойдем на дно не навьюченными и даже без кирас. Вы чувствуете момент сей незабываемой легкости, мои кудлатые друзья? Вперед на дно! Зададим жару этим поганым рыбам!

Ламы смотрели на безумца огромными, полными ужаса глазами, в такт воплям прядали длинными мокрыми ушами.

— Не пугай их. Они же и в самом деле верят, — прокричал Верн, на миг оставляя в покое ведро и успокаивающе трепля мокрую насквозь челку невысокой пятнистой ламы.

— Хоть кто-то мне верит! — восхитился Фетте. — Соберите свое мужество, камрад-скоты! Споем в этот славный последний миг промозглого моря и безумного ветерка!

Во флот попав я буду рад,

Вступить с штормами в бой!

Как честный вымокший солдат,

Как фенрих боевой!

Верн ржал, отплевываясь и отчаянно выплескивая воду…

Ночью, невзирая на оба отданных якоря, «шнель-бот» едва не выкинуло на прибрежные камни. Почти все пассажиры вышли из строя — вповалку валялись в каютах и трюме, запах там царил невыносимый. Верну пришлось перебраться обратно на борт корабля, трое оставшихся на ногах моряков валились с ног, из последних сил работая со снастями. Обер-фенрих что-то тянул, выбирал слабину, подтягивал и ослаблял, повинуясь командам вконец охрипшего корветтен-капитана. Тьма хлестала внезапными дождевыми зарядами, ветер уже не выл — неистово визжал в снастях. Во время кратких пауз наступала тишина, и были слышны боевые песенные завывания и плеск неутомимого ведра с полузатопленой БДБ:

…Уж знамя вьется! Пробил срок!

Утопнуть нам поможет бог!

Слабо мычали и ревели подпевающие ламы[3].

Похоже, фенрих Фетте принял своевременное решение и откупорил бутылочку, а то и парочку бутылок «Черных сапог». Судя по поведению «камрад-скотов», с обитателями загона фенрих благородно поделился. Должны продержаться…

Утро пришло мрачное, ветер не стихал, но выровнялся, шквалы иссякли. Развернувшийся носом к волне «Тевтон» подлетал на волнах, якоря пока держали. Верн пил безвкусный, но горячий кофе — кружку сунул кто-то из моряков. Раскачивающаяся палуба «шнель-бота» была чиста и просторна — смыло кое-что из груза, а полуживой багаж валялся внизу, в духоте трюма. Обер-фенрих Халлт подумал, что таким море ему нравится чуть больше: оно какое-то очевидное, без глупости человечьей.

Глупость не замедлила проявиться — рядом возник покачивающийся взлохмаченный человек, потянулся к кружке:

— Дай-ка сюда, мальчик.

Верн от столь неожиданной наглости выпустил медную мятую кружку, впрочем, там и оставалось на донышке. Грабитель глотнул, и выплюнул на палубу:

— Что за бурда⁈ Это не шнапс!

Верн с опозданием опознал хама по струящимся вокруг ветреной плеши рыжим прядям, вырвал кружку и пихнул наглеца:

— Проваливай, господин Немме. Чтоб я тебя до прибытия вообще не видел!

— Какого черта⁈… — сипло начал дойч, но получил еще пинок и полетел в трюмный люк.

Верну подумалось, что перелом ноги, или, к примеру, руки, мог бы стать прекрасным компромиссом и поводом спровадить господина научного консультанта обратно в Хамбур. Если его за пьянство сослали, так пусть дома и решают свои вопросы. Рейд — не место для пьянчуг. Да и сопьется он в столице намного быстрее. Видимо, такова истинная цель экспедиции — собрать и убрать кучку неугодных лиц раз и навсегда.

Насчет загадочного поворота судьбы друзья гадали неоднократно.

— Я с этим еще разберусь! — грозил Вольц. — Мы надежные и исправные служаки, мы нужны Ланцмахту и Эстерштайну, а нас пытаются убрать как случайно вылезший гвоздик в сапоге. Это бессмысленно и незаконно! На каком основании⁈ Тогда у замка мы действовали строго по ситуации!

— На кого жаловаться? — скривился Верн. — На командование Ланцмахта? Нам просто не повезло. Нужно учесть на будущее и не спасать красавиц столь навязчиво. Или обучиться должным тактичным приемам спасения.

— Да! Обучиться! — вдохновился Фетте. — Вернувшись, я получу наградные и пойду тренироваться к ксанам. У меня есть на примете одно не совсем легальное заведение, там приличные скидки. Между прочим, в живом весе ксаны гораздо легче и компактнее крепкобедрых и длинноногих дойч, спасать их намного приятнее и удобнее.

— У Верна подружка весьма малой осадки и габаритов, — проворчал Вольц. — С виду тянет на половинку ксаны.

— Эй, а где ты ее видел? — насторожился Верн.

— Дружище, я не хотел подсматривать, просто проходил мимо «Горячей крови» и заглянул на минутку. Чисто случайно, — пояснил Вольц. — Она недурна, но совершенно не в моем вкусе. Хотя понимаю: привлекательна, неглупа и явно опытна. Опыт — это немаловажно.

— Следить за друзьями на свидании — последнее дело, — сердито сказал Верн.

— Любопытство — стандартнейший из солдатских грехов, — пожал плечами Вольц. — Определенно я не собираюсь болтать где попало о ее внешности и ваших затянувшихся отношениях.

— Но мне-то ты расскажешь? — зашептал Фетте. — Я обязан знать. Я же малоопытный. Мне даже не довелось обжиматься с прекрасными, драматично погибающими дойч. Жизнь прожита зря!

— Иди к черту! — хором сказали друзья.

— Молчу. Но, между прочим, это была незабываемая картина. Верн — ладно, они там висели, довольно противоестественно и не особо романтично. И видно было плохо. Но ты, Вольц, ты был великолепен! Эти танцующие шаги по мосткам, сильные руки, надежное объятье. А она, она! Бессильная и соблазнительно обмякшая во властных солдатских лапах, поток серебряных волос ниспадает на мрачную броню кирасы. Лохмотья душистых юбок… — Фетте театрально заломил руки. — Как мне отказаться от мысли, что я был обязан быть на том месте? В смысле, на твоем месте, если бы на ее месте, ты бы меня точно не удержал.

— Вот ты потаскун, — хрюкнул Верн. — А это действительно было так, гм, выразительно? Я-то, кроме мостиков, потоков дождя и собственного пота, ничего в тот момент не видел.

Друзья посмотрели на Вольца.

— Что вы на меня уставились? — неохотно проворчал главный знаток уставов. — Себя со стороны я видеть не мог. И я определенно не потаскун. Я был сосредоточен на каждом шаге, падать сам и ронять на шипы спасаемую особу не имел никакого желания. Хотя я, конечно, чувствовал кого несу. Это было трудно не чувствовать.

— Вот! — торжествующе вскинул палец Фетте. — Ты чувствовал, и все зеваки прочувствовали, что ты чувствуешь. В этом все и дело!

— Думаешь? Вообще это вполне достоверная версия, — задумчиво пробубнил Верн. — В Эстерштайне слухи и досужие мнения — пусть и совершенно дикие, заведомо ошибочные — чрезвычайно важны. Жаль, что мы не знаем, кого именно спасли. Имя Гундэль нам абсолютно ничего не говорит. Возможно, ты тогда на валу вообще ослышался, какое-то иное имя называли.

— Вряд ли. Вообще-то, я сначала думал, что это служаночка, — сказал Фетте. — Но дружище Вольц нес ее как старинную королеву, а потом она так неподражаемо царственно сидела на голове у Верна. У меня появились обоснованные подозрения — мои друзья не могли столь безоглядно кинуться спасать какую-то там, пусть и миловидную, прислугу. Вы всегда были чрезвычайно разумны и расчетливы.

— Ерунда! Статус и кровь не важны, настоящий солдат всегда спасет даму, если, конечно, боевая ситуация и действующий устав не противоречат данному поступку, — сухо напомнил Вольц. — То, что мне было приятно ее нести, не имеет ни малейшего отношения к данному событию. Но вот кто она… да, это немаловажно. При юридической трактовке вышеупомянутого происшествия статус и звания участников первостепенны. По возвращению нам придется восстановить ход событий. Повторяю — я так этого грубейшего нарушения правил не оставлю! Ссылать курсантов — однозначно невиновных — в неподготовленный дальний рейд⁈ Присваивать унизительные звания⁈ Я — и фенрих⁈ Они у меня попляшут!

А пока плясал на волнах «Тевтон». Потрепанный корабль продвигался еще дальше к северу, скорость плаванья, и так невысокая, упала. Одна из лам не пережила шторм, и четверо рядовых под командой сказавшего несколько прочувственных слов Фетте, «придала воде тушу безвинной жертвы стихии». Вольц занимался подсчетом иного утраченного отрядного имущества.

— Потери не так велики. Смыта одна из палаток, но у нас теперь запасной комплект кольев, сгинули две банки меда — полагаю, сожраны бессовестными морячками. Трем мешкам муки конец. Остальное по мелочам, ничего критического не утрачено. К счастью, оружие мы расположили удачно. Фельдфебель говорит, что у него смыта пачка арбалетных «болтов», врет, мерзавец, сам утопил — тащить ленится. И мне, кстати, совершенно не нравится его услужливая рожа, — признался Вольц.

— А какая из этих солдатских рож у тебя вызывает восхищение? — меланхолично поинтересовался Верн.

— Солдаты рождены не для эстетического восхищения, а для боя! — отрезал Вольц. — В бою и посмотрим. А так — нормальные бандиты и насильники, к чему сразу оскорблять их служебным недоверием. Дадим шанс проявить присущий истинным эстерштайнцам личный героизм и чертовскую живучесть.

Рассвет выдался блеклым, зато широченным: по всей восточной стороне горизонте не было ни облачка. Зато на западе поднимались тяжеловесные «волны» гор — цепь чуть тронутых лучами восхода вершин подступала все ближе к побережью. Верн умылся морской водой; от соли стягивало кожу, но вода из забортного ведра была куда приятнее пресной, ощутимо пованивающей жижи из баков «Тевтона», там и оставалось-то четверть содержимого.

— Господин обер-фенрих, — внезапно окликнул капитан, торчавший, казалось, у штурвала беспрерывно.

Верн подошел.

— Видите? — корветтен-капитан указал на две скалы, выразительно взметающиеся из волн у берега — узкие вертикальные «стелы» казались воткнутыми в море каменными карандашами. — Это Вагнеровы Столбы.

— Весьма живописно, — признал Верн. — Высота метров восемьдесят.

— Понятия не имею, не приходило в голову считать, — поморщился Хинце. — За Столбами на расстоянии двух морских километров на моей карте обозначена бухта. Это место вашей высадки.

— Прекрасно. Берег известен? Подойти ближе можно?

— Сказал же — понятия не имею. Если бухта недоступна, десантируетесь в ближайшем удобном месте. Рисковать «шнель-ботом» Ерстефлотте я не собирается.

— Еще бы, — усмехнулся Верн. — Где мой приказ?

— Будет вручен в надлежащий момент, после высадки, — корветтен-капитан поднял к глазам тяжелый морской бинокль, демонстрируя, что разговор окончен.

…— Наконец-то! — возликовал Фетте. — Всё что угодно, только не это проклятое, насквозь проблеванное корыто! Я согласен на любую земную твердь!

— Погоди радоваться, — призвал Вольц. — Десантирование — одна из сложнейших армейских операций, особенно для необученного личного состава. Мы запросто можем утопить снаряжение и растерять людей.

Операция прошла относительно благополучно. БДБ медлительно, но достаточно надежно переправлял на берег пехотинцев, груз и лам. «Тевтон» ждал на якоре в сотне метров от берега. Место высадки оказалось весьма скалистым и обрывистым: каменные глыбы норовили окунуться в волны прибоя, но между скал белели «языки» песка — на самый широкий здешний пляжик и выгрузился рейдовый отряд.

Верн лично свел по сходням испуганных лам — и люди, и ламы крайне нетвердо держались на ногах, упряжь была подпорчена морской водой, и вообще все казалось каким-то неестественным — под скальными громадами, пусть и не идущими в сравнение с подавляющими фантазию Вагнеровыми Столбами –находиться было весьма непривычно. Тут даже Хеллиш-Плац показался бы скромным бугорком. Правда, признаков жизни — а значит и угрозы — отмечено не было.

— Это вам, господин обер-фенрих, — заросший щетиной моряк сунул пакет со свинцовой блямбой-печатью, и поспешно взобрался на борт барки, немедля загремели убираемые сходни.

БДБ отходила, натужно взмахивали тяжелые весла. Оставшиеся на берегу солдаты молчали. Тишину нарушали лишь негромкие поёкивания привязанных у скалы лам и неровное похрапывание научного консультанта — этого как сгрузили на песок, так и дрых, только ноги подтянул и харю от солнца плащом прикрыл.

Под взглядами собравшихся Верн клинком гросс-месса вспорол конверт. У самого дыхание слегка перехватило.

Приказ был похвально, башку ему сдери, краток:

'Следовать согласно маршруту на карте. Соблюдать скрытность и секретность, в столкновение с противником не вступать. Контактов с местным населением (если таковое обнаружится) избегать.

Задачи рейда:

1. Выход к озеру Двойное (см. карту). На месте надлежит составить описание удобных троп и оценить возможность основания форта.

2. Исследование геологических пород в обозначенных районах (см. карту). Имеются непроверенные сведения о наличии месторождений оловокварцевого типа и признаках иных полезных ископаемых. Оценка и описание геологического района возлагается на советника Первого ранга дойч-г-на Немме.

3. Провести оценку типов и густоты растительности, подсчет плотности произрастания промысловых пород деревьев по указанному маршруту (см. карту). Ответственный советник Первого ранга дойч-г-н Немме.

4. Подбор и предварительная расчистка места для возведения форта. Ответственный фенрих Вольц.

Расчетный срок проведения рейда — 45 суток.

Место эвакуации — исходная бухта (два морских километра севернее ориентира Вагнеровы Столбы).'

Ниже стояла подпись начальника оперативного отдела Генштаба Ланцмахта и виза генерал-маршала. Дата, печать Генштаба, почерк и оформление — всё безукоризненно, приятно глянуть, башку им всем сдери.

Верн развернул карту.

Дерьмо. И карта дерьмо — явно чертил в спешке кто-то из младших картографов — и задача дерьмо. Собственно, с этим и до вскрытия пакета было вполне понятно.

Верн передал приказ Вольцу — пусть восхитится — и поднял голову.

На него смотрели все, включая лам и дозорного наблюдателя, засевшего с длинным «маузером» на ближайшей скале.

И во всех взглядах надежда. О, удачливый обер-фенрих Халлт, объяви, что не все так страшно, что переход учебный, сейчас можно будет отыскать источник пресной воды, пополнить баки вернувшегося «Тевтона», и с песнями, с чувством выполненного долга пуститься в обратный путь, к родному, чтоб он вымер, Хамбуру. Ну да, вот прямо сейчас.

Надежда — самое глупейшее чувство. Без него людям жилось бы куда спокойнее. Но нужно как-то выкручиваться.

— Следить за подходами! — рявкнул Верн дозорному. — Солдаты! Нам предстоит разведывательный рейд. Задача: подняться вглубь берега, осмотреть одно из озер, оценить его полезность для фатерлянда. Столкновений с туземцами избегать, соблюдать строжайшую осторожность и секретность. Исходя из маршрута, сроков рейда и сложности поставленных задач, можно уверенно рассчитывать, что все мы вернемся домой. Разумеется, если сохраним достойную дисциплину, воинское хладнокровие и боевой дух, присущий Ланцмахту! Вопросы?

Вопросов не было. Солдаты смотрели сквозь командира отряда, весьма отсутствующе смотрели. Одна из лам фыркнула и потянулась к травяному кустику. Ну, хоть кто-то сохраняет ясность сознания.

— Не стоять! — заорал Вольц. — Приступить к оборудованию временного лагеря и приготовлению пищи. Часовой! Если будешь там хлебалом чаек ловить, сожру с дерьмом!

Солдаты вяло зашевелились.

— Я ничего не понял, — тихо сказал Фетте. — Мы идем в горы? Неполным полувзводом? Да мы попросту туда не взберемся. Это шутка?

— На, ознакомься, — Вольц сунул другу приказ. — И не вздумай подтереться этой бумагой — это ценный и весьма примечательный воинский документ. Он еще пригодится. Верн, мы обязаны разобраться с научным специалистом. Безотлагательно!

Вольц, как прирожденный военный и будущий генерал, как всегда был прав. Проблемы решаются в порядке возникновения и возможности с ними управиться, а вонючий дойч Немме — одна из застаревших проблем.

Друзья подхватили за руки и за ноги научного специалиста — тот не сопротивлялся. Солдаты косились на маневр начальства, но куда пристальнее следили, как «Тевтон» направляется к выходу из бухты — серые паруса «шнель-бота» уже наполнял ветер.

Фенрихи занесли пьянчугу за выступ ближайшей скалы и уронили на песок. Вольц немедля въехал сапогом под ребра господину Немме.

— Бережем селезенку и иное! Он должен быть способен стоять на ногах, — предупредил Верн и крепко пнул представителя благородной крови в зад.

Где-то на шестом пинке господин Немме начал проявлять признаки некоторого недоумения: скорчился, прокаркал нечто вроде «Вы сошли с ума⁈ Убьете!».

Вольц схватил недоумка за шиворот и поволок к кромке прибоя.

Брошенный в набежавшую волну Немме фыркнул, всплеснул ластами-рукавами и попытался сесть.

Верн вновь врезал ему в зад, заявил:

— Кто так ныряет? Незачет! На ламантина не похоже. Плыви, урод!

— И без рыбы не возвращайся! — Вольц спихнул дойча поглубже.

Фенрихи вымокли по пояс, господин Немме кашлял и захлебывался, махал руками и активно плескался.

— А вода-то здесь явно теплее, — заметил Верн, выжимая края форменного кителя-полукамзола.

— И по утрам температура воздуха на редкость мягкая, — согласился Вольц, наступая на спину жертве. — В сущности, чудное место. Взглянем, что там наверху. Может, здесь даже не форт, а город основывать вполне разумно.

— Думаешь, есть реальный шанс взобраться к озеру? — спросил Верн, глядя, как господин ученый извивается в месиве воды и песка, пытаясь вырваться из-под подошвы опытного фенрихского сапога.

— Шансов немного. Нас послали сдохнуть. Но мы солдаты, причем не такие уже неумелые, имеющие некоторый боевой и походный опыт. И мы злы! Я не желаю подыхать, не разобравшись с этим возмутительным делом, — Вольц дал жертве чуть вдохнуть и вновь безжалостно притопил в набегающей волне. — Но «тут коллизия», как выражался наш бесценный училищный знаток правильных расовых пропорций полковник фон Рихтер. Для того чтобы разобраться, мы должны вернуться, а для того чтобы вернуться и не стать преступниками, мы обязаны выполнить приказ. Полагаю, нам придется взглянуть на это озеро Двойное. Кроме военно-юридических причин, это попросту еще и интересно. Оружия и провизии у нас вполне достаточно, личный состав здоров и бодр. Не так ли, господин Немме?

Несчастный ученый судорожно выхаркнул морскую воду и попытался швырнуть в фенриха горсть мокрого песка.

— Смотри-ка, да он резвей, чем кажется! — удивился Вольц, утапливая ученого обратно. — Со столь несгибаемыми людьми мы воистину непобедимы!

— Допустим, — кивнул Верн. — Но ведь за нами не пришлют «шнель-бот»? Ни через сорок пять дней, ни позже.

— Почти наверняка. Хотя могут соблюсти некую формальность. Например, прислать, но не разглядеть сигнальных костров. В штабе явно не хотят огласки этой позорной истории. Но дело не в этом. Перед нами чрезвычайно узкий выбор стратегических решений: попытаться вернуться или сразу сдохнуть и не мучиться. Нет, есть еще вариант — основать здесь собственную, небольшую, но уютную колонию. Но, насколько я знаю тебя и Фетте — без баб вы жить не можете.

— Это верно, — признал Верн. — Мне непременно нужно наведаться в столицу. Хотя бы ненадолго.

— Еще недавно я бы сказал — не понимаю этакой дури и вздорной, необъяснимой привязанности к отдельно взятой паре сисек, — задумчиво молвил Вольц. — Сейчас у меня появились сомнения. Видимо, я тоже не прочь вернуться и разок взглянуть в некую оригинально разнообразную пару глаз. Просто интересно: знала ли она, что для нас, для честных курсантов, всё кончится именно так? Или полагала, что обойдется? Нет, будем честны в прогнозах — она в любом случае нам наврет. Но все равно интересно. И, кроме того, я просто обязан разнести Генштаб! Неужели наш славный Ланцмахт опустился до прямого предательства своих верных вояк⁈

— Вольц, ты увлекаешься. Подопечный уже почти не дергается.

— Верно, пора заканчивать экзекуцию, у меня уже полные сапоги соли.

Друзья выволокли жертву на сухой песок — господин Немме жадно хватал ртом воздух, но в глазах мелькало нечто осмысленное. Паническое, но осмысленное.

— Он крепче, чем кажется, — объявил Вольц и замахнулся ногой: — Эй, господин знаток ботаники? Протрезвел, крыса университетская?

Немме быстро подогнул колени, разумно защищая чувствительный живот.

— Я абсолютно трезв! К чему пытки? Нельзя убить быстро и достойно?

— Что еще за детские мечты, господин Немме⁈ — зарычал Верн. — Немедля расстаньтесь с наивностью, иначе господин фенрих вас окунет еще пару раз.

— Не надо! Я внимательно слушаю, — ученый попытался сесть и даже частично стряхнуть с себя песок.

— Смотреть на меня! Я кто? — рявкнул обер-фенрих.

Немме взглянул, судорожно моргнул, и сказал:

— Откуда мне знать? С виду вы откровенный кадровый солдафон, но слишком молоды для офицера. Погоны мне непонятны, хотя я и не знаток. Не знаю, кто вы. Кстати, а где мы находимся и зачем вы меня топили? Я что-то украл?

Бывшие курсанты переглянулись. Ученый производил впечатление практически трезвого, частично вымытого и максимально честного человека. Но клинического идиота.

— Я — командир отряда обер-фенрих Халлт. Это начальник штаба — фенрих Вольц. Там — наш лагерь. Вы поступаете в мое распоряжение как специалист-ботаник. Мы выступаем в разведывательный рейд.

— Это всё как-то чересчур сложно, — Немме выковырнул из-за шиворота еще немного песка. — Ну, допустим. Пусть рейд, что бы это слово в данном случае ни значило. Но почему я «специалист-ботаник»?

— Потому что вы изучаете и описываете типы полезной растительности на маршруте нашего рейда.

— Я⁈ Но я определенно не ботаник.

— Ботаник. И еще геолог-минералог. Бессмысленно отрицать, так значится в приказе. Дармоедов и дезертиров в этом рейде не будет. Изучите и опишете всё, что нужно. Или сейчас осмелитесь утверждать, что писать не умеете? — с угрозой уточнил Вольц.

— Писать умею. По крайне мере, умел, — ученый огляделся. — Была сумка, в ней письменные принадлежности. Кажется. И, да, у меня был, как это… денщик. Такой худющий, но относительно приличный тип.

— Приказом по отряду ваш фельдфебель переведен в линейные стрелки, — объявил Верн. — Рекомендую снять одежду, слегка подсушиться и незамедлительно присоединиться к основным силам отряда. Возможно, там найдется ваша сумка, сразу начнете описывать и оценивать окружающую нас природу и ее многообещающие богатства. Разумнее этим заниматься оперативно и быстро, на стоянке, на марше вы будете заняты.

— Чем это еще я буду занят? — насторожился Немме.

Верн пожал плечами:

— У нас мало вьючных животных.

— О, нет! Вот этого я не умею, — отрекся ученый, проявляя похвальную скорость реакции мысли.

— Научитесь. Это не так сложно, как кажется.

— Послушайте, господа обер-фенрихи. Вы меня избили, чуть не утопили. Мне нужно прийти в себя, согреться, у меня же чуткий организм, его нужно регулярно обеззараживать.

Вольц отвесил звонкий щелчок в лысеющий лоб:

— Обмен намеками состоялся, так, господин ботаник?

— Если я скажу, что вы безмозглые дикари, тупые офицеришки, обреченные на глупую и бесславную смерть, меня снова начнут бить? — с некоторым вызовом уточнил ученый.

— В дружеской приватной обстановке эта нелепая гипотеза будет считаться шутливым интеллектуальным развлечением, — пояснил Верн. — Ляпните нечто подобное при нижних чинах — расстреляю на месте.

Он похлопал по длинной кобуре «курц-курца».

Немме посмотрел на оружие, потом в лицо обер-фенриху:

— Человек, знающий слова «приватно», «гипотеза» и «интеллектуально», не станет лгать единственному специалисту-ботанику своего отряда. Насколько я понимаю, согласно приказа и сложившейся обстановки, мы единая команда, господа офицеры? Тогда единственный вопрос — вы сознаете, зачем нас сюда сослали и что мы стопроцентно обречены?

— Да. Но для солдата подобные мелочи не имеют значения, — заявил Вольц. — Солдат всегда идет на смерть, таково его единственное и истинное высшее предназначение. И сознание этой элитарной избранности удивительно упрощает жизнь. Вы попробуете, вам тоже понравится, господин ботаник.

— О, вы меня серьезно обнадежили! — возликовал ученый. — Сопливые недоумки.

— Заткнись, плешивый пьянчуга!

Рейдовая жизнь вошла в свою колею. Пара выставленных часовых бдила, остальные занимались подготовкой к завтрашнему переходу, обустройством лагеря и прочими дежурными делами. Вопрос с водой решился просто — шагах в пятидесяти обнаружился ручей, даже два. Верн там поил лам и осматривал им ноги.

— Вообще это не твое дело, — неуверенно сказал Вольц. — Ты подрываешь авторитет старшего командира отряда. У нас обязан быть штатный погонщик и укладчик вьюков.

— Кто бы стал возражать. Назначь сведущего человека. Или помоги мне придержать этого черноносого.

— По сути, ты прав — признал Вольц, удерживая повод своевольного крупного лама с широким пятном на морде. — Погонщика нам не дали. и ты самый сведущий в этом деле человек. Но это неправильно. Пойдут слухи, что ты выслужился из погонщиков, и теперь будешь лупить подчиненных, как истинных скотов. Но и это не главное. Хуже, что я вообще не понимаю, когда ты успел так навостриться в обращении с ламами. Это не офицерское дело. У нас и было-то всего три ознакомительных занятия по вьючному делу. Я, кстати, тогда два раза был на дежурстве и закономерно почти ничего не знаю.

— Кстати, я тоже тогда был на дежурстве, — проворчал Верн. — Причем, вместе с тобой. Просто мне приятно находиться рядом с этими тварями. Они не очень злопамятные и ворчат только желудками. Мы их злостно недокармливаем. И да, лупить лам бесполезно. Они или идут с тобой, или не идут. Мне об этом рассказывали, да мы и сами в прошлом рейде наблюдали, просто ты был занят с лейтенантом казуистикой оформления потерь. Слушай, а давай я передам тебе командование рейдом и займусь транспортом? Это сейчас не менее важно.

— Нет, так не пойдет. Ты не имеешь права передавать командование без уважительной причины, вроде смерти или тяжелого ранения. И вообще должность начальника штаба меня вполне удовлетворяет, — мужественно заверил Вольц. — Тем более, мы все равно принимаем общие решения. Кстати, дружище Фетте проявил себя сущим молодцом во время шторма. Я был совершенно повержен, даже вспоминать ужасно. Вообще это обидно: почему вы переносите качку лучше? Казалось бы, я не лишен силы воли, и…

— Причем тут сила воли? Это всего лишь особенность организма. Лично у меня так и вообще скрытая. Наверное, в нас с Фетте просто большая доля крови феаков.

— Доля крови? Мы в одинаковой степени дойчи, это подтверждено документально.

— Не в дойчах дело. Некогда феаки считались отчаяннейшими мореходами, — пояснил Верн. — Потом все разительно изменилось. Если допустить, что часть морской магии остается в крови, всё вполне объяснимо.

— Что за предрассудки⁈ И откуда ты знаешь о феаках-мореходах? В учебнике не упомянуто ничего подобного, — подозрительно прищурился Вольц.

— Это из сказок. Возможно, я ошибаюсь. Мы выступаем на рассвете?

— Действуем строго согласно рейдовому наставлению, ибо походное наставление — уж точно не сказки. Подъем, рассвет — принятие личным составом утренней кружки кофе — при наступлении устойчивой видимости свыше пятидесяти шагов — выдвижение головного дозора.

— Отлично. Пора бы и поужинать. Отводим лам к лагерю.

Господа офицеры и четвероногие военнослужащие рейдового отряда вернулись к палаткам. Костер горел, похлебка варилась, специалист-ботаник вдумчиво смотрел в замусоленную книгу — служба шла по распорядку.

Офицеры получили по миске обжигающего наваристого супа, уселись вокруг удобного камня-стола.

— Служба и берег не так плохи! — объявил успевший провести смену постов Фетте. — Никаких следов тресго, только дерьмо, да и то в виде помета мелкого зверья. Всё складывается удачно, ибо Ланцмахт непобедим!

— Вы не понимаете, где именно вы оказались, — предрек Немме, с отвращением глядя на содержимое своей миски. — Разве к походному ужину не полагается полкружки шнапса?

Исходя из должности «научный специалист», Немме, безусловно, причислялся к командному составу, и фенрихи знали, что с его присутствием за ужином придется мириться.

— Шнапс только после боя, причем боя, официально зарегистрированного записью в ЖБП[4], — напомнил Вольц. — Насчет «где оказались»… мы оказались на абсолютно неразведанном берегу. Или мы чего-то не знаем?

— Мы за Столбами Вагнера. Я не географ, но точно помню, что сухопутные экспедиции из этого района не возвращаются. Там, — ботаник указал ложкой в сторону вершин — растет лес, ценность которого вам объяснять не нужно — и этот лес отчетливо виден с моря. Разведки предпринимались неоднократно. Никто не вернулся.

— Парням не повезло. Потери — неотделимая примета воинского ремесла, — напомнил Вольц. — Можете меня назвать «болваном», господин ботаник, но сказанное мною, оно так и есть. Мы прогуляемся до озера и вернемся.

— Болван, — с тоской сказал Немме. — Слушайте, можно я не буду это жрать?

— Можно, — охотно разрешил Фетте. — Давайте сюда миску. Завтра наверняка рассмотрите значение словечка «болван» в ином свете.

Верн взял себе первое дежурство. Проверил привязанных и неспешно жующих жесткую, как медная жесть, прибрежную траву лам, поднялся к часовому, приказал «быть настороже!», сел у огня, открыл первую страницу ЖБП. Угольный карандаш плохо ложился на обработанный воском лист полевой бумаги.

«Высадка прошла успешно и без серьезных происшествий»– написал обер-фенрих Халлт и задумался. Отточенные формулировки почему-то не шли на ум. Сказывалась усталость первого дня, ощутимо тянуло в сон. Не хватало еще позорно задремать подобно курсанту-первогодку. Вот заступит Фетте, можно будет лечь, спокойно и внятно осмыслить завтрашний переход. Придется назначить кого-то в головной разведывательный дозор, а учитывая недостаток людей и ненадежность рядовых чинов, это не так-то просто…

Ничего продумать и назначить Верн так и не успел.

[1] Вяленое мясо лам. Вообще с традиционными блюдами из лам разобраться сложно. Приготовление и название зависит от узкого географического региона, собственно рецептов и особенно сушено-вяленого производства много, но все с характерными труднопроизносимыми названиями. Строго говоря, мясо лам с нормальной рыбой сравнивать смешно, так что вдаваться в детали не вижу смысла. (Л. Островитянская, учебник «Как жрать по-человечески и уцелеть»).

[2] В оригинале должно быть Nach getaner Arbeit ist gut ruhen. По смыслу переводится как «Кончил дело, гуляй смело». Но лично меня, как переводчика поэтических текстов, это вот это «нах арбайтен» всегда смущало. Видимо, допустимы и иные толкования этого знаменитого изречения. Немецкий язык — весьма сложный. (прим. официального переводчика академического издания Л. Островитянской)

[3] Ламам свойственно издавать весьма широкую гамму звуков: от утробного урчания, до громкого рева наподобие мощно-ослиного. Способны эти представители семейства верблюдовых и хохотать-гоготать в манере пьяного тверского извозчика, а так же проникновенно каркать и мяукать. Плюются ламы редко, без всякого акустического предупреждения, слюна вязкая, зеленоватого цвета, слизко-отвратительной субстанции. Особо опасными животные не считаются, хотя по этому поводу имеются и иные экспертные оценки. (комментарий ведущего специалиста по верблюдообразным, профессора Л. Островитянской)

[4] ЖБП — журнал боевого похода, непременная форма отчетности любого рейдового отряда.