Глава 19 Все заново

В Хамбур остатки рейдового отряда вошли только через одиннадцать дней. Хотя «вошли» не совсем точная формулировка, правильнее, «проникли». До этого был окружной путь, некоторые уловки по запутыванию следов — хотелось оставить «гесте» намеки на версию, что беглецы ушли обратно в горы. Полностью обмануть вряд ли удалось, но пока обходилось.

За городскую стену проникали порознь, дабы вызывать поменьше подозрений. Хотя, конечно, вызывали — сейчас заново обтрепавшиеся бывшие фенрихи более всего походили на вконец опустившихся потребителей баддруга, в последние годы этих наркоманов становилось все больше и больше. Но скрыть военную выправку все равно трудновато, из Вольца потребитель баддруга — как из пи-лума сапожная иголка. Пришлось выдумывать, унижаться до кражи. Начальник штаба и Фетте вошли через ворота с лопатой и двумя медными трубами на плечах — вроде как ремонтники. Верн перебрался через стену более естественным путем, посты у ворот на Асш-бан он знал еще со времен первого курса училища, а сама стена давно нуждалась в починке.

Сейчас, шагая по проулку родного города, он не испытывал особого торжества — да, рейд завершен, кое-кто остался в живых, что учитывая обстоятельства, истинное чудо. Но раньше-то чудилось, что возвращение будет чуть более торжественным. Сейчас на душе оставалась лишь тревога, спину отягощала связка сучьев и веток, собранная с немалым трудом. «Курц-курц» даже без штатной кобуры ужасно выпирал из-под сюртука. Имелся, конечно, отличный кинжал, унаследованный от узколицего «геставца» и наручники, как выяснилось, вполне могущие заменять кастет, но это не очень успокаивало. Терзала неизвестность и предчувствие неприятностей. Да какое еще «предчувствие», сдери ему башку⁈ Тут только сплошь неприятности и маршируют.

Незаметно оглядевшись, свернул в проход между оградами и оказался у первой скалы Малого Хеллиша. Слегка полегчало — друзья были на месте, сидели за камнями.

— Отлично! — сказал Верн, бросая вязанку. — Трубы-то где?

— Продали! — радостно заявил Фетте. — Хозяин лудильной мастерской охотно забрал. Обозвал «вороватыми недоносками», но трубы купил. Марка и двадцать пфеннигов! Я взял хлеба и пива.

— Это было унизительно! — проворчал начальник штаба.

— Унизительно и незаконно, — согласился Верн. — Такова участь мятежников. Сменим наши стратегические цели?

Вольц засопел:

— Прекрати иронизировать. Я пойду до конца. Но этому скряге-лудильщику стоило выбить зубы.

— Когда возьмем власть, мы мерзавца повесим в Судном углу. За скупку краденого, — успокоил друга Фетте. — А сейчас давайте пожрем. Я голоден, как матерый цизель.

— Так оно и есть — вот норка, — кивнул Вольц на вход в ближайшую галерею.

— Это еще не наша. Передохнем и еще небольшой рывок, — напомнил Верн.


Перекусив, беглые фенрихи двинулись между скал. Против ожиданий, люди здесь явно бывали — тропинки так и петляли по склонам. Видимо, не столь страшен городской Хеллиш, вот за рекой, на огромном Хеллиш-плац, там, конечно. Хотя чего бояться трем опытным и недурно вооруженным воякам?

— Бывал здесь один раз, на экскурсии, еще в младшей школе, — сказал Вольц, с любопытством озираясь. — Прекрасное место для засад и оборонительных боев.

— Надеюсь, до этого не дойдет, — проворчал Верн. — Да и смысл? Нас здесь окружат довольно быстро, а уходить вглубь, под скалы, опасно. Хеллиш есть Хеллиш, с ним шутки плохи.

Друзья согласились. Даже сейчас, еще при свете дня, в накаленных солнцем скалах стояла странная тишина. Доносились звуки города, шум работ, невнятные голоса, но это вроде бы далеко — за километры и километры. Хотя в считанных десятках метров.


К нужному склону выходили особенно осторожно. Пришлось забраться в полуобрушенную галерею.

— Ты уверен, что это именно здесь? — с сомнением спросил Фетте, сверху озирая часть безлюдной улочки. — С виду все наглухо заброшенное.

— Ну да, я прошел горы и Холмы, а здесь немедля заблудился, — опечалился Верн. — Не дури. Это улица Зак, и вот тот — ближайший к нам — дом.

— Странное местечко, — сказал начальник штаба. — Трамвайная остановка — рукой подать, а тут будто деревня. Даже прохожих нет.

— Хозяйка дома ценит покой и уединение, — кратко пояснил Верн. — И вообще купить дом в наше время крайне сложно.

— Это-то понятно. Но не забывай, что я ее видел, — напомнил Вольц. — Веселая хорошенькая фрау. По виду вообще твоя сверстница, и я… Ладно, с возрастом я мог ошибиться. Но целесообразность вложения денежных средств вот в такое сомнительное строение…

— Ты прекрасный военный, но мало смыслишь в городской жизни, — фыркнул Верн. — И вообще, моя мама — необычный человек.

— Если бы у меня была мама, она бы тоже была самым необычным для меня человеком, — на редкость верно заметил Фетте. — Но мы сейчас говорим про дом. Он явно необитаем. Тут давно никого не было. Извини, дружище, если я тебя огорчаю, но так оно и есть.

— Ну, вряд ли с твоей мамой что-то могло случиться, — успокоил Вольц. — Это столица, здесь спокойно. Видимо, просто занята, и отложила ремонт. Или у нее появился друг, с которым жить намного удобнее, чем на этой странной улице.


Наблюдали до глубоких сумерек. Верн отгонял все нарастающую и нарастающую тревогу. Собственно, она и раньше терзала, но не так остро. Улица была все же обитаема, изредка проезжали повозки, вернулся со службы сосед. А в доме никакого движения и стекла покрыты пылью. Мама бы такого себе не позволила.

Почти в полной темноте друзья перебрались через заднюю ограду. В дворике пыльная трава стояла выше колен — если кто-то здесь и проходил, то только редкие бездельные любители баддурга и шнапса.

Верн вынул кинжал и занялся окном.

— Лезвие попортишь… — заикнулся Фетте, но, очевидно, получил тычок от тактичного начальника штаба.

Стекло вынулось неожиданно легко…


Дом был пуст. Очевидно, его начали готовить к ремонту, но это было весьма давно. Люди в последнее время сюда явно не заглядывали.

Беглые фенрихи сели у холодного очага. Верн укрепил огарок свечи на столе.

— Можно зажечь очаг и повесить чайник. С улицы все равно не заметно, а кухонным дымом здесь несет со всех сторон. Дом маленький, но внутри весьма удобный. Внешне выглядел иным, никчемным, зря я критиковал, — задумчиво сказал Вольц. — Кстати, иметь собственную крышу над головой — действительно здравая идея. Я вот сейчас прочувствовал. Дружище, не переживай так. Насколько я понимаю, твоя мама — весьма занятая фрау. У нее имелась тысяча причин сюда не заглядывать.

— Завтра узнаю, — Верн взял наполовину полный старинный чайник-кофейник, принюхался — вода была относительно свежей, явно не многомесячной давности. Вот это хорошо.

Кофе он нашел не сразу. Невзрачная склянка лежалав углу, под свернутым листом позеленевшей меди. Удобное место, если кто-то невысок ростом.

Напиток оказался неожиданно хорош — аромат отборных дорогих орехов, отлично смолотых и поджаренных. Друзья блаженно потягивали вкусноту, передавая друг другу единственную кружку и наблюдая, как Верн ходит из кухни в комнату и обратно.

— Не нервничай, — осторожно сказал Вольц. — С ней всё будет отлично.

— Я не нервничаю, — пробормотал Верн. — Я размышляю. Причем напряженно.

— Мы поняли намек, только не психуй, — попросил Фетте.


Одеяло Верн нашел на чердаке. Принюхался и вдохнул с облегчением. Нет, точно, почти не пыльное. Такие вещи сразу чувствуются.

Отнес вниз, господа фенрихи дремали у очага. Одеялу обрадовались.

— Да ладно, это же духи, а, Верн? Хорошие духи, — зашевелил ноздрями Фетте.

— Еще словечко в эту сторону, и башку сдеру, — пригрозил Верн.

— Молчу, молчу.


Будущие мятежники спали, привычно прижавшись спина к спине и скорчившись под коротким одеялом. А Верн снова неспешно кружил по дому, тщательно прикрывая огонь свечи и удваивая осторожность у окон.

Нашел. Видимо, то, что подсознательно искал. Рисунок, выцарапанный на камне стены у входной стены, ниже человеческого взгляда, вот если присесть под стену, то как раз. Так бы ребенок выцарапал, каракули смешные. Человечек с палкой-оружием, нечто с хвостом — лев? шестеренка или вагон на одном колесе — сказать трудно, но определенно механизм. Все трое подытожены чертой со значком похожим на букву «М».

Верн почти рухнул под стену, затушил остаток свечи и с облегчением обхватил голову руками. Битое ухо пылало, здоровое ухо было холодно, как горная ночь. Очень странное проявление напряжения нервов. Не было смысла так волноваться. Ничего с ней не случилось. Оставила подсказку, как маленькому. Даже смешно.

Обер-фенрих улыбался темноте, хотя смешно ему не было. Хотелось проглотить стакан шнапса, вот сразу, одним глотком. Можно и не «Черного сапога», а все равно чего, лишь бы крепкого.


Он разбудил друзей, когда снаружи уже вовсю сияло солнце.

— Это недопустимо! — заворчал начальник штаба. — Смену часовых никто не отменял.

— Ерунда, меня совершенно не тянуло спать. Сейчас я уйду, посмотрю — нет ли писем. Сидите спокойно, доедайте провизию. Куплю жратвы на обратном пути.

— Послушай, если она вдруг придет сюда, да еще не одна…. Или если кто-то нас заметит. Тогда мы здорово подставим твою маму, — встревоженно сказал Вольц.

— Очень верная мысль, ты начинаешь думать как настоящий мятежник, — одобрил Верн. — Но мы вряд ли ее подставим. Она крайне осторожна, и, скорее всего, предполагает, что мы можем здесь появиться. Сама она не подставится.

Фенрихи переглянулись:

— Как она может насчет нас предполагать? Мы и сами не знали, что здесь будем. Да она о нас и не слыхала.

— Она вас знает. Я рассказывал. Это вы ее совсем не знаете.

— Наш дружище — на редкость мерзкий и скрытный тип, — прокомментировал Вольц. — Будь там поосторожнее.

— Я буду тих, вдвойне мерзок и незаметен. «Курц» оставляю, он вряд ли поможет даже в случае неприятностей…

* * *

К Музеуму выходил окружным путем и испытал немалое изумление — оказалось, всего комплекса знаменитого городского крематория более не существовало. Провалился в прямом смысле слова — на его месте теперь было ущелье, не особо глубокое, но с крайне жуткими на вид подземными дырами-ходами. Несколько зевак-фермеров с опаской и любопытством заглядывали вниз — видимо, специально приехали, чтобы поглазеть на новую достопримечательность столицы. У края обрывчика стояло веревочное ограждение, под навесом дремал полицейский. Из кратко подслушанного разговора Верн ничего не понял, пришлось деловито пройти мимо, пока не обратили внимание на слоняющегося сомнительного типа.

К счастью, статуи Музеума остались на месте, правда, часть внешней стены завалилась. Пробираясь знакомой дорожкой между гипсовых древних злодеев, Верн размышлял над странными событиями. Вот так не успеешь оставить столицу, а тут непонятно что творится, сдери ему башку. Даже замок стал как-то ближе, словно с намеком придвинулся. Впрочем, с башен не очень-то разглядишь, что между статуй творится, даже если оптикой вооружиться. Как сказал кто-то очень древний и мудрый: «хочешь спрятать человека, прячь его средь старых статуй — они никому не нужны». Или как-то иначе сказал, но все равно красиво и умно.

Рус-Катя никуда не делась — все так же грозно всматривалась в конец дорожки, и вроде бы чуть больше побелела под солнцем. Идут годы, идут. Но это благородная гипсовая седина, она даже к лицу демонше.

Верн, сдерживая нетерпение, отдал честь старой знакомой и пал к ее ногам. Нет, конечно, пал к пьедесталу, слишком длинные ноги древнего чудовища его не интересовали.

Рука, с трудом протиснувшаяся в знакомую расщелину, сразу уперлась в препятствие. Пьедестал перекосило? Нет, это не камень. Верн с трудом выковырял плотный предмет. Кошель, большой, внутри серебряные марки, с виду новенькие, даже не особо потускнели. Обер-фенрих с изумлением поковырял пальцем внутри мешочка — да нет, сплошь монеты, до самого дна. Где же письмо⁈ Он полез в тайник и вытащил второй кошелек. Да что это вообще такое⁈ Мама баснословно разбогатела и считает, что этот факт исчерпывающе всё объясняет⁈

— Попался! Слишком любишь денежки! — сказали за спиной.

Верн рывком обернулся…

Кинжал он все же не выронил. Солдатская лапа на такую слабость в принципе неспособна.

Она!

Боги, да ее теперь вообще не узнать!

Мелькнувшие сомнения исчезли, поскольку мама-Анн мгновенно повисла на его шее, так только она и умела.


…Упали под стену ограды как в детстве, мама намертво вцепилась в солдатскую руку и плакала навзрыд.

— Но я же живой! Всё хорошо!

— Я вижу. Деньги подбери, еще увидит кто-нибудь.

Верн сбегал за кошелями. Рус-Катя глянула белыми глазами весьма осуждающе, даже пригрозила остатком своего оружия. Да, верно, разбрасываться деньгами — дурной тон.

Мама уже не плакала, глаза почти сухи. У нее всегда так было, точно она! Но узнать трудно — разительно изменилась. Снова схватила за руку.

— Нет никого кругом, — заверил Верн.

— Прекрасно. Хоть здесь-то все по-прежнему, — мама до боли сжимала его почти дочерна загорелые, мозолистые пальцы.

Действительно, тень стены, спины статуй среди пекущего и слепящего солнца — всё как всегда. Словно детство вернулось.

— Вспоминал частенько это место, — прошептал Верн. — Но что с тобой такое? Что случилось?

— Сейчас… — мама потрогала его битое ухо. — Ладно, мозги на месте. Одна рука ограничена в движении. Куда засовывал?

— Да под животное попала. Подвернулась случайно, перелом был. Почти уже и не чувствую.

— Ладно, это подправим. Что еще?

— Ерунда, походные мелочи. Армейская жизнь. Правда, уже не совсем и армейская. Мы слегка вляпались.

— Знаю. «Измена Эстерштайну», нападение на «гесту»', прочие походные мелочи. До города все трое дошли?

— Да. Но откуда ты знаешь⁈

Мама хихикнула:

— Я вернулась еще месяц назад. Успела наладить новые полезные связи. Верни, запомни: медицинен-сестры Анны Драй-Фир больше нет. Возможно, ее никогда и не было. Мне пришлось сменить всё: имя, профессию, свайс и всё прочее.

— Это очевидно, — кивнул Верн. — Если бы я не был твоим сыном, вообще бы не узнал.

— К счастью, ты мой сын. И здесь. Несмотря на то, что совал руки куда не надо, хотя тебя и предупреждали. Ладно, я совершенно счастлива.

— Да, так ты и выглядишь, — признал Верн, вновь испытывая некоторые сомнения.

— Ну, и? — сидящая рядом обворожительная особа одним неуловимым движением оправила одежду и развела руки, демонстрируя себя. — Тебя, кстати, постричь бы надо.

Нет, всё же мама. Но выглядит блистательно: слегка странная, видимо, очень модная одежда, дорогие украшения. Вызывающе повязанный головной шарф — тоже чрезвычайно роскошный. Ровно подстриженные на уровне щек волосы блестят и отливают наглейшей медной рыжестью, очень по-дочевски. Впрочем, и в лице этакое — откровенно дойчевское, высокомерное. Халь-дойч, если не выше. Такую фрау лишний раз не заденут: непонятно, кто такая, но уж точно имеет немалых покровителей.

— Выглядишь великолепно. Но та медицинен… тоже мне очень нравилась, — признался Верн.

Лицо мгновенно изменилось — показалась та милая медицинен-сестра, Верн успел восхититься, но прежнее тут же ушло.

— Та, прелестная своей незамутненной честностью работящая простушка оказалась вне закона, — пояснила мама. — Собственно, как и вы, так что сам понимаешь, приходится отличаться и весьма-весьма, чтоб ни малейших намеков и сходств. Значит, так. Поскольку я знаю совершенно идиотскую историю ваших глупостей, начиная со спасения этой сомнительной особы на замковой стене, сейчас об этом не будем. Про ваш поход я не знаю, это ты мне расскажешь позже и во всех подробностях, меня поход очень интересует. Но сейчас актуальнее осветить мой бесславный криминальный путь, иначе из тебя будут фонтанировать закономерные и бесконечные вопросы. Впрочем, у меня всё кончилось на вполне позитивной ноте. Шмондец, меня же сегодня как дернуло — думаю, зайду в Музеум попозже. Вот как чувствовала! Материнская интуиция!

Ужас-то какой: «актуальнее», «криминальный», «фонтанировать», «позитивно», некий таинственный, видимо, математический «шмондец» — откуда этакий поток научной терминологии⁈ Совершенно иная речь. Действительно, никто ее не узнает, но как настолько притворяться-то можно⁈

— А если для начала — самую суть? Ты теперь кто? — с некоторой робостью уточнил Верн.

— М-да, если кратко… Суть, да. Нет, это хорошая мысль. Ты явно возмужал и поумнел, невзирая на порванные уши. Но с краткой формулировкой сложно… — мама на миг задумалась. — Видимо, теперь я — авантюристка-путешественница, личность свободная, безжалостная и циничная. Впрочем, это у меня всегда и было. Хотя и припрятанное. Из нового — я чудовищно ненавижу наш Эстерштайн, и я была конферансье. Еще я летала и выхожу замуж! — мама показала палец с оригинальным кольцом. — Ха, ну и физиономия у тебя, малыш!

— Неудивительно, — пробормотал Верн. — Ладно, тогда по частям, и начнем с самого главного. Кто он?

* * *

Ушли лишь в сумерках, успев пересказать друг другу многое, но, конечно, далеко не всё. Верн уже вроде бы ничему не удивлялся, но когда начали спускаться в провал на месте крематория, стало не по себе.

— Спокойнее, — призвала мама, изящно опираясь на обер-фенриховскую мужественную руку. — Ты со мной, а в Хеллише я не то что совсем своя, но давняя и хорошая знакомая. Ничего с нами не случится. Но лучше тебе сюда в одиночку не ходить. Только в случае крайней необходимости. Между прочим, многие беды нашего злосчастного Эстерштайна связаны с тем, что эти высокомерные идиоты-ученые Первого Прихода абсолютно ошибочно определили цель постройки и существования древнего Хеллиша. Нельзя здесь было сверху новый город строить. Мало ли что «стратегически выгодный район».

— Это я уже понял. Погоды у нас тут просто невыносимые, — проворчал Верн, пригибая голову и входя в полузаваленную галерею.

— Нет, это не «погоды ужасные», а криворуким умникам-недоучкам здешняя древняя речная Дыра досталась. Это вовсе не гидроэлектростанция была, как они вообразили, а некий «генератор погоды». Древние хеллишцы погоду, конечно, под себя настраивали, и она очень странно работала, но дойчи эту штуковину на реке окончательно доломали. Конечно, насчет этого я не сама догадалась, мне-то образования жутко не хватает. Подсказали. Оказывается, похожее устройство есть на другом конце нашего мира. Там тоже пришлые люди после древних на руинах пристроились жить, но там ничего не ломали, так живут, по-простому. Авмор — город называется. Но тамошний народ крут, могут прямо в снегу жить, на погоду им наплевать.

— Крут? Да куда уж круче нас-то? — пробормотал Верн, озираясь.

Тьма Хеллиша подступала со всех сторон, почти ощутимо трогала полы сюртука. Сейчас верхний Музеум казался сказочно счастливым светлым местом, там под ногами Рус-Кати так хорошо было.

— Не слушай Хеллиш, он шутить любит, — мама уверенно возилась, что-то доставая из-под камней. — Он не то чтобы добрый или злой, просто скучно ему. Но он надежный.

Верн хотел сказать, что это очень противоречивые характеристики, но тут зажегся фонарь. Мама выглядела очень довольной и уверенной, надевала щегольской меховой жилет. Впрочем, столь уверенной она, видимо, сейчас постоянно и была. Ну и да, она же у Хеллиш-Плац пожить успела, привыкла.


Шли глубинами Хамбура. Прыгающий круг света, давящая толща над головой, бесконечные лестницы, покато уводящие то вниз, то вверх. Мама напевала странные песенки, Верн понимал, что она заглушает шепот галерей, и это только для него делается, как для маленького. Но все равно слушал.

— Всё выше, и выше, и выше

Стремим мы полет наших птиц,

И в каждом пропеллере дышит

Спокойствие наших границ… [1]

Смешная подземная песенка, но мотив отличный. Действительно артисткой мама стала, просто потрясающие перемены. И это… муж-жених ее… поверить сложно. Всё же не юные они, он так и вообще изрядно старше. Нет, наверное, интересный человек. Но зачем им такие обязательства? Ладно бы любовные свидания, это-то понятно. Еще и дочь у него, совсем маленькая. Внезапным образом — «почти сводная сестра». Так же вообще не бывает.

— Верни, тебе нужно что-то с лицом делать, — сообщила мама. — Оно слишком читаемо. Да не волнуйся ты по поводу моих личных дел. Это не так актуально. Просто мне очень рассказать хотелось. С той маленькой девчонкой еще непонятно как выйдет, может, я ей напрочь не понравлюсь. Но мне всегда дочь хотелось. Ты-то уже взрослый, все равно бродишь где попало. Ту девчонку воспитаем, заодно мы с Уксом еще кого-то родим. Нет, не договаривались, просто как-то само собой решилось. Малыш будет с нами летать. Но я определенно девчушку хочу. Это, конечно, уже после войны.

— План, конечно, потрясающий. Но я немного контужен. И это можно понять — такие новости не каждый день объявляют. А что касается лица, так с кем же мне еще физиономию расслабить, как не с родной мамой?

Мама засмеялась:

— Ты всегда был разумным мальчиком. Расслабляй лицо, расслабляй. Сейчас придем, будем твоих балбесов контузить.

Нелепо, смешно, безрассудно,

Безумно — волшебно!

Ни толку, не проку,

Не в лад, невпопад — совершенно! [2]


А дошли действительно быстро. Под землей Хамбур оказался гораздо компактнее — сокращали путь подземелья.

— Вон мой забытый дворец, сдери ему башку, — мама осторожно выглянула из провала на склоне над улочкой Зак. — Сейчас проверимся, нет ли засады, да и познакомимся с солдафонами очно. А ты пока спасибо Хеллишу скажи, не стесняйся, оно только на пользу…

Верн, чувствуя себя довольно глупо, положил ладонь на камень…

Если ждешь отклика, то он непременно и причудится. Собственно, уже и нет никакой разницы: чудится или вправду? Хеллиш он весь такой… интуитивный.


Спустились к дворику. Вокруг царила полнейшая тьма, ни звука. И теперь уже после надежных скал казалось — вот здесь опасно, зыбко, таится в тенях «геста». Мама держала руку под жилетом — на пистолете, «надежном и чудесном стволе, он лучше любого амулета». Угу, только его величество пилот Укс и восхитительнее того личного оружия. Хотя, конечно, пистолет великолепный.

Верн чуть слышно стукнул рукоятью кинжала в стекло:

— Это я. Без «хвоста».

— Услышали уже, — немедля прошептал Фетте. — Жратвы-то принес? Или мы тут тебя сами загрызем, поскольку….

— Придержи язык, я не один, — поспешно предупредил Верн.

— Он со мной, — чуть слышно сообщила мама. — А жратва во дворе припрятана, там вы, понятно, поискать не догадались.

Она легко перевалилась через подоконник. Верн последовал за ней.

Галантно помогавший гостье Фетте продолжал держать ее за руку.

— Э, вполне можешь отпустить. Я нынче уверенно держусь на ногах, — сказала мама.

— Чуя прекрасное, я мгновенно глупею. Мне об этом еще горная волшебница объявляла, — машинально похвастал Фетте.

Мама насмешливо хмыкнула и без труда стряхнула цепкую лапу фенриха. Видимо, это вышло чувствительно, Фетте зашипел, тряся ушибленными пальцами.

— Дружище, это моя мама, держи себя в руках, — предупредил Верн.

— Шёнер Апфель ист аух[3]… — начал Фете, но тут же осекся. Еще на озере горная Хозяйка прихватила его за пуговицу и пообещала что-то оторвать, если «с этакими корявыми мудростями еще разок пасть разинешь. Перед фрицами с их языком красуйся». Насчет «оторвать» она явно не пуговицу имела в виду. На знатока пословиц в общем-то подействовало, излечился после своей детской травмы, теперь лишь изредка проскакивало.

— Мама? Вот она? Верн, тебя околдовали⁈ — начальник штаба стоял в двери, неловко прикрывая рукой с «курцем» свет огарка свечи. — Ты в своем уме? Это же явно не она!

— Свечой не маячь! — приказала мама. — У меня зоркий сосед, сдери ему башку. Где одеяло?

Она в мгновение ока завесила окно — специальные гвоздики на раме гости так и не углядели — зажгла фонарь.

— Ты, безусловно, Фетте. А ты, Вольц, как выяснилось, большой любитель тайком заглядывать в «Горячую кровь». Экий любознательный. А ведь фрау Гундэль даже не подозревает о вашей тяге к подглядыванию, господин фенрих.

Она держала фонарь повыше, и вот сейчас очень походила на ту — давнюю и знакомую с детства медицинен-сестру.

— Тогда всё вышло случайно, я просто проходил мимо, не удержался и полюбопытствовал, — несколько смутился Вольц. — Рад вас видеть, фрау Анн. Меня ввел в заблуждение ваш наряд.

— Всё равно она нестерпимо привлекательная фрау, — очень не к месту вставил Фетте.

— Малыш, успокойся. Ты мил, очаровательно зубаст, но совершенно не в моем вкусе. И вообще я собралась замуж и мне не до интрижек с мальчиками. Расслабься. Может, тебя по яйцам стукнуть? — участливо поинтересовалась мама.

— Не надо, я так справлюсь, — заверил Фетте. — Просто дайте мне еще минутку, фрау Анн.

— Отлично. Но больше никаких имен. Придумайте себе позывные, клички — обстоятельства того настоятельно требуют. Мое оперативное имя — Фунтик. Сейчас мы достанем запасы — там галеты, сушеное мясо, плитки ягодного кмеса, орехи. Паек приличный, вам нужно начать нормально питаться, отощали. Но прежде несколько вступительных слов. Я не собираюсь вами командовать. Вы взрослые парни и опытные солдаты. Но в тайной городской воровской войне, диверсиях и захватах власти я понимаю чуть больше. Просто в силу опыта. К тому же у меня было время «пробить» нынешнюю политическую ситуацию в нашей недоделанной империи. Настоятельно прошу обдумать эту данность и сделать единственно правильный вывод. Да, я баба, но весьма знающая и опытная. Итак, главные вводные: первое — режим Эстерштайна прогнил, ведет страну к гибели, необходима срочная смена элит. Второе — мы на пороге войны. Нет, я не про мятеж и гражданскую войну. К Эстерштайну приближается иностранный экспедиционный корпус. Это не островные пираты, это гости издалека, весьма организованное и подготовленное воинство, с четкими целями и планами.

— Откуда сведения? — деловито поинтересовался разом подобравшийся начальник штаба. — Возможно, это дезинформация?

— Сведения из первых рук. Я разговаривала с «той стороной». Они не настроены на упоротое кровопролитие и непременную бойню, желали бы решить дело переговорами и цивилизованной сменой власти в Хамбуре. Но настроены крайне решительно.

— Угроза вторжения меняет приоритеты, — едва подумав, сказал Вольц. — Перед лицом внешней угрозы Эстерштайн обязан сплотиться. Иначе нас здесь вырежут всех поголовно. Кроме того, мы присягали защищать фатерлянд. И этот долг выше личных счетов.

— Первая реакция вполне закономерна, — кивнула мама-Фунтик. — Но здесь имеем уйму нюансов. Во-первых, той стороне наплевать на собственно Эстерштайн, Ланцмахт, наших ценных лам и наши чудные земли. Понятно, на некоторую контрибуцию они рассчитывают, да и попробовать либе-либе с нашими фрау не откажутся — у них там тоже есть темпераментные личности, вроде нашего фенриха. Но это обговариваемые условия, тут можно выторговать больше, чем отдать. На той стороне вполне адекватные люди. Единственное, чего они категорически не приемлют, это сотрудничества наших властей со Старым миром, передачи секретной информации, организаций плацдармов и военных баз на территории Эстерштайна. У Канцлера и его людей налажен постоянный контакт с янки Старого мира, от народа это обстоятельство скрывали, хотя портал действовал регулярно. Между тем, янкесам на нас наплевать в еще большей степени, чем тому экспедиционному корпусу. Те, по крайней мере, нас на мясо не собираются разбирать и забирать.

— Это как — «на мясо»? — встревоженно уточнил слегка отрезвевший Фетте. — Людоеды?

— Да, почти в прямом смысле. Вырезают сердце, почки, прочую требуху, переправляют к себе, там вживляют богатеньким старикам. У них там отличная медицинен, а у вас, ребята, прекрасные печенки.

— Возможно, это слухи. О медицинен и магии всегда очень много врут. Противник наверняка заинтересован в нашем ослаблении, и раздувает лживые сплетни, — сказал Вольц. — Хотя, после встречи с Гнилым… Верн, ты рассказывал маме о своем ненормальном льве и его секрете?

— Верн рассказывал. А почему лев — именно «его»? — чутко уточнила мама.

— Ну, он же его героически взорвал и сам чуть не… — Вольц осекся.

У мамы внезапно задрожали губы, она взглянула на Верна:

— Рука и ребра. Значит, случайно «под зверушку, бдительность чуть утерял»? Врун!

— Да я просто не успел детали рассказать, — запротестовал Верн. — Сказал бы. Просто очень много всего скопилось. Большой был лев, да. Странный.

— Но лев оказался полезным. Через льва ваш Верн с вашей будущей… как это по-старинному?.. с будущей невесткой познакомился, — немедленно наябедничал Фетте.

Мама посмотрела на Верна еще выразительнее.

— Нет у тебя никакой невестки, — заверил Верн. — Еще нет. Есть милая девчонка, о которой я тебе хотел рассказать подробно и без спешки, хотелось посоветоваться.

— Господа, это уж личное дело Верна, и отчасти, его мамы, — тактично заметил Вольц. — Вернемся к серьезным темам. Каковы силы и средства врага? Когда начнется вторжение?

— Точно неизвестно. Мне сообщили о предстоящих событиях добровольно и без пыток. Это была частная беседа с лицами, которым лично я крайне обязана, и с которыми нахожусь в близких, дружественных отношениях. В свою очередь, меня не допрашивали на предмет численности Ланцмахта, количества кораблей Ерстефлотте и расположения береговых батарей. Полагаю, это они уточнят без труда. Немаловажная деталь — в рядах противника достаточно много тех, кого у нас тупо именовали демонами и тотально уничтожили в первые годы Прихода. Это было весьма дико и недальновидно. Очень по-дойчевски. Демоны — вот в нашем здешнем понимании — очень разные, порой очаровательные существа. К тому же обладающие уникальными боевыми и шпионскими возможностями.

— Эльфийки у них есть? — немедленно уточнил Фетте.

— Вот же ты баран твердолобый, — по-дружески вздохнула мама. — Уймись пока. Вот перейдем к плану непосредственных действий, тебе он понравится. Пока вон — вашему начальнику штаба неймется, он в идейном тупике.

— Понимаю вашу женскую точку зрения, учитываю личные отношения с представителями той стороны, не собираюсь осуждать, — тщательно подбирая слова, сказал Вольц. — Но Эстерштайн будет защищаться! Ланцмахт не сложит оружие! Это не в нашей традиции. Демоны на той стороне или нет, мы не струсим!

— Это-то как раз все понимают, — вздохнула мама. — Война есть война. Там готовы к жестоким штурмовым боям. Но перед нами встает ключевой вопрос — а собирается ли Канцлер и приближенные ему люди героически умирать за фатерлянд? Или сунут под копья и стрелы солдатиков Ланцмахта, а сами удерут? Лазейка-то у них есть, да и на что жить в эмиграции, вполне найдется. Предполагаю, в Старом мире с ними случится полное дерьмо, но они-то глупо верят в лучшее. Не знаю, правда, работоспособен ли сейчас портал, он там случайно слегка подпортился. Но обратим внимание на ключевой вопрос. Как вы вообще собираетесь воевать с врагом, если вас свои эстерштайнцы немедленно повесят? После ликвидации «гестовцев» благородный офицерский расстрел вам уже не светит. Вздернут. Опытная фрау Гундэль того же мнения, а она в юриспруденции и судейских нравах недурно разбирается.

Вольц онемел — теперь все смотрели на него.

— Бедняжка Гундэль страшно переживала, — ехидно сообщила мама. — Нужно признать, я в ней ошибалась — она отнюдь не полная идиотка. Весьма сведуща в интригах на высшем уровне, там ей палец в рот не клади, отгрызет мигом по самый кобчик. Гундэль по своему уникальному происхождению, при своей очаровательной внешности и осведомленности — та еще курв… куртуазная личность. Но считает, что перед вами она в долгу. Это она просила передать некоторым господам, ибо «очень виновата, благодарна и желает быть предельно честной». Насчет замковых нравов она ничего не просила передавать, но тут все взрослые мальчики и понимают. «В замке жить — отчаянно выть-блудить-травить», как верно говорит старинная научная поговорка.

— Понимаем, — Вольц откашлялся. — А вы с ней лично говорили?

— «Говорить» не совсем тот термин, но да, общались лично и неоднократно. Бедняжка Гундэль — она виртуозна и хитра на своей территории, но практически беспомощна вне замка. Город она совершенно не знает. «Слила» тогда меня — вот здесь, на улице Зак — просто жутко. Но извинилась, вроде бы искренне. Пришлось простить, все-таки я старенькая и в душе весьма добродушная фрау, — мама усмехнулась. — Так вот, Гундэль уверена — если попадетесь, вас прибьют мигом. В этом случае она помочь будет не в силах. Если мы все останемся живы — у нас будут союзники и наши грядущие перспективы не выглядят столь уж мрачно.

— Фрау Фунтик, мне кажется, вы нас сейчас вербуете, — хрипло сказал Вольц.

— А надо вербовать? Кто тут подумывал о мятеже? Вы в результате того мятежа чего хотели добиться? Ты собирался лично занять должность канцлера? Мысли о полной смене политической системы и немедленном созыве Советов инженерных, военных и сельских депутатов в голову вам вряд ли приходили, хотя некоторые специалисты считают это наилучшим вариантом развития событий.

— Какие еще Советы? — заворчал Вольц. — Это вообще какое-то древнее и иностранное. И почему я должен быть канцлером? Я же военный.

— Кто-то должен пожертвовать собой и занять ответственное руководящее кресло. Иначе туда опять какая-то хитрая жопа усядется, только помоложе нынешней. Это мы с вами еще о форте Несте не говорили, то еще гадючье гнездо, даже поопаснее замка Хейнат. Но это отдельная тема, видимо, связанная с вашим Гнилым Львом. Возвращаемся к насущному. Короче, плана переворота у вас нет. Учитывая грядущую войну, ситуация выглядит еще сложнее и неоднозначнее. Над этим придется крепко подумать, проконсультироваться с союзниками. Благо они у нас все-таки есть. Думайте, ищите достойный политический ход, господа офицеры. Но после ужина. Да, перекусим, отдохнем. Утром перейдем на подготовленную «малину». Здесь оставаться неразумно. Наблюдение за домом «геста» давно сняла, но учитывая ваш побег, могут снова наведаться. Рановато нам в открытые бои встревать.

— Э-э, да.… А что такое «малина»? — уточнил Вольц.

— Временное пристанище, конспиративная явка. В данном случае это увеселительное заведение «Эрдбере». Малоизвестное, но достойное. За границей его назвали бы «бордель». Обслуживают исключительно ксаны, случайного персонала и клиентов там нет. Мы тоже не случайные, у нас рекомендации. Я там была, вполне приличное логово. Ксаны, конечно, очень странные существа, в смысле, крайне оригинальные девушки. Нынешняя власть и реалии эстерштайнской жизни здорово бедняжек искорежили. После нашей победы как-то перевоспитывать этих эрдберовых ягодок придется. Я позже проконсультируюсь.

Кажется, Фетте рухнул в обморок. Романтик, вот прямо завтра он там всех перевоспитает.

— Всё! Переходим к ужину или, как говорится в научных кругах — вечернему принятию пищи, — скомандовала мама-Фунтик.

Нет, поверить в такую маму было сложно. Верн и восхищался, и ужасался. Но и гордился, наверное, теперь даже вдвойне гордился.


Впереди маячила уйма проблем. Перевороты делать и одновременно отражать вторжение вражеской армады демонов — это вам не в обычные рейды ходить. Тут, наверное, Гнилой Лев сущей мелочью покажется. Но все это будет потом — пока отдых и ужин.


Конец[4]


[1] «Авиамарш», 1923 год, слова Павла Германа.

[2] «Песня Волшебника» из телефильма «Обыкновенное чудо», сл. Ю. Михайлова (Ю. Ким)

[3] В оригинале дойчевское: Шёнер Апфель ист аух воль зауэр (Schöner Apfel ist auch wohl sauer). То есть многозначительное «красна ягодка, да на вкус горька». Кстати, пользуясь случаем, передаю искреннюю благодарность главе-хозяйке горно-озерного региона тов. Малахитовой — правильно и своевременно она лексикон этому зубастому герою подсократила. Хорош уж умничать, камрад-недоучка. (прим. утомленного переводчика Л. Островитянской)

[4] Вот это — описываемое тут, кругосветное путешествие, — это не нормальная и приличная экспедиция, а какая-то спираль Бруно. Я как-то хотела такую проволочку прихватить для Университета, но жутко запуталась. Так и здесь. Дневниковые записи, впечатления участников, протоколы допросов и кроки маршрутов переплетаются, сцепляются, впиваются колючками в задницу, и не умещаются даже в отдаленно разумный сюжетный план. Полный шмондец! Но скажем прямо — кто-то допускал мысль, что наше путешествие и повествование об оном будет логично, предсказуемо и однолинейно? Были столь наивные научные умы? Вот то-то! Так и здесь, не особо «конец», а пауза на перекус и осмысление уже пройденного материала. (прим. главного, чрезвычайно ответственного, академического издат-редактора Л. Островитянской)

* * *
Загрузка...