Паук у моря

Глава 13 На крючке или с крючком?

Море открылось внезапно, но сразу широко-широко: этаким бесконечным серо-синим одеялом, укрывшим половину мира. До берега оставались еще сутки пути, а дуновения ветра уже доносили острые запахи соли и влаги.

Рейдовики стояли на перевале, смотрели на водный простор — люди с облегчением и надеждой, ламы с обоснованным подозрением, поскольку помнили кошмар морского путешествия и отвратительную тесноту загона баржи.

— Не придет, — вздохнул Немме, подразумевая эвакуационный корабль.

Ламы одобрительно фыркнули.

— Придет и заберет. Есть четкий приказ, — веско напомнил Вольц.

— Проверим. Вперед! — приказал Верн, думая, что любым скотам хочется надеяться на лучшее.

Отряд начал спуск.

Тогда, у Двойного озера, всё обошлось. Отпустила Хозяйка. Вряд ли так уж поверила, что навсегда в покое оставят, просто после беседы сочла, что хуже не станет и стоит попробовать. А сидели тогда у костра до рассвета, и разговор, видимо, для рейдовиков был много полезнее, чем для местной властительницы. Поскольку…

Кстати, настоящим названием озера было — Колотое. Господа офицеры позже посмотрели на карте, убедились: действительно очертания берегов похожи на две скорлупки расколотого ореха. Вот так и с остальным, сказанным Хозяйкой — сначала изумление вызывает, а после обдумывания — кажется вполне естественным.

Спать тогда рейдовики не ложились, на рассвете свернули лагерь и ушли. Оставаться рядом с картофельным огородом было стыдно, опозорились, чего уж там. Да и время поджимало. Хозяйка разрешила обогнуть озеро, хотя и без особого восторга.

Там шли быстро, путь в общих чертах объяснила властительница. Господин ботаник на ходу делал записи, ему хором подсказывали. Рейдовикам было не совсем по себе: Хозяйка прямо пообещала, что будет присматривать, и теперь казалось, что любая птица в небе, плеснувшая на озере рыба, любопытный цизель в камнях — прямо все вокруг соглядатаи властительницы. Прямо неудобно штаны расстегнуть, чтоб облегчиться.

На четвертый день рейдовый отряд вышел к длинной лощине, уводящей к перевалу — всё, как было обещано. Это было у северо-восточной оконечности озера Колотое-Двойное, обогнуть озеро и пройти обоими берегами согласно точному приказу Генштаба рейдовики не смогли, но, учитывая сложившиеся реалии, и укороченное исследование можно было считать успешным результатом. Западный берег частично удалось рассмотреть в бинокль, нанести на карту отдельные ориентиры, и всё — это максимум.

За перевалом естественная тропа начинала спуск. Верн выстроил личный состав, в полный голос торжественно сообщил еще виднеющемуся озерному берегу:

— Благодарим за гостеприимство! В Хамбуре сделаем все, что возможно, обоснуем и предупредим. Еще раз извиняемся за беспокойство. Всего наилучшего, фрау Хозяйка!

Личный состав отдал честь, ламы бескорыстно ыгыкнули — приозерная трава им нравилась, вины за картофель и прочее честные животные не чувствовали.

— Фалите-фалите отсюда, — сказали откуда-то со стороны склона. — Хитрили, но ф меру. Относительно прилифные фрицы. Мама сказала, что дфое могут ф гости заглянуть. Но как воспифанные люди, заранее придупредиф.

— Благодарим. Возможно, когда-нибудь. Ты тоже будь здоров, дикцию выстраивай.

— Ерунфа. Зуфы сменятся, само пройдет, — заверил невидимый наследник Хозяйки, и добавил: — Ну, как гофорится, ф дофрый час! Быфайте здорофы!

Уходил отряд в молчании. А потом как-то разом стало легче, кусты боярышника уже не смотрели «в сто глаз», прям опьяняющее чувство свободы навалилось.

— Думал, не выдержу, — признался Немме. — Какое одновременно и, прекрасное, и ужасное создание! И все время стоит за спиной. У меня прямо руки тряслись, карандаш вываливался.

— Ничего, зато мы теперь имеем опыт встречи с подлинной магией, — напомнил начальник штаба. — Опыт дался нелегко, но тем он ценнее! Откровенно говоря, я полагал, что нас не отпустят. Рисковая женщина. И Верн таки смог подобрать ключ к ее каменному сердцу.

— Это вряд ли. Я лишь понимаю, чего хотят женщины. Ну, слегка понимаю, в общих чертах, — вздохнул Верн.

— Уже этого хватило. Прекрасные дипломатические способности. Как подумаю, что эта ее красивая драгоценная ручка ложится мне на загривок… — Вольц зябко передернул плечами. — Ужасна столь парадоксальная смерть для настоящего солдата.

— Что же в ней ужасного? — пробормотал Фетте, сутулившийся под тяжестью длинного «маузера».

— Так-так, — ухмыльнулся Вольц. — Одно предложение наведываться в гости безусловно обращено к нашему командиру и чуткому дипломату. Кому бы предназначалось второе?

— Точно не мне! — заверил ботаник. — Хозяйка произвела на меня неизгладимое впечатление, но больше я сюда ни ногой. Я вообще опасаюсь женщин, особенно красивых. Кстати, вы поняли, что Хозяйка из славян? Скорее всего, она русская.

— Ерунда! С чего это вдруг обязательно русская? — засмеялся Вольц. — Абсолютно непохожа.

— Вы судите о русских женщинах по одному-единственному известному нам всем изображению. Но Рус-Катя, скорее всего, особа чисто мифическая и не совсем характерной для русских внешности. Не то чтобы она чистая выдумка, но в действительности русские очень разнообразная нация. По сути, это целая группа славянских племен. Я как-то листал опознаватель рус-типов: там сибиряки, тамбовцы, татары, башкирские евреи… или еврейские башкирцы, сейчас уже и не вспомню. Десятки, а может быть и сотни племен — и все воевали против наших предков.

— Как-то уж очень много племен, — усомнился Верн.

— Возможно, того уникального издания опознавателя больше не существует, он мне только в детстве попадался, уже уничтожен, — Немме помолчал. — Собственно, я подразумеваю определенную параллель с нашей эстерштайнской ситуацией.

— Это вы прозрачно подразумеваете, — пробурчал Вольц. — Но у нас намного меньше племен. Феаки, байджини, не знаю, стоит ли упоминать ксан — они все же ущербное и неполноценное племя. Собственно, вот и всё. Прогрессивные дойчи являются ключевым звеном: дойч-образование, медицина, промышленность — это основы нашей жизни. На занятиях по расовой осведомленности все это поясняют крайне переусложненно, но нельзя же отрицать, что в принципе оно так и есть.

— Достижения образования и санитарии опровергать бессмысленно, — кивнул Немме. — Но ты задумывался о том, что тогда — после Прихода — отношения с воинственными племенами тресго могли бы сложиться совершенно иначе, и они могли бы стать полноценными гражданами Эстерштайна?

Вольц снисходительно улыбнулся:

— Крайне фантастическое допущение, господин ботаник. У тресго иной объем лобной доли черепа и в верхней челюсти на шесть зубов больше. Общеизвестный факт, уж не говоря об их четырехпалых загребущих лапах. Они не люди, это иной вид. Это же очевидно с первого взгляда. Нас не должно обманывать внешнее сходство. Они мыслят совершенно иначе.

— Ну, мы-то с вами тоже в способности мыслить заметно отличаемся, — рискованно заметил ботаник.

— Еще бы, вы ведь чистый дойч, куда мне ровняться, жалкому полукровке… — с угрозой заворчал начальник штаба.

— Надоели, сдери вам башку, — рявкнул Верн. — Сейчас нас госпожа Хозяйка нагонит — в ней дойч-крови точно нет — передавит всех, невзирая на лобные доли и пропорции.

— Нет, это зачем же, — запротестовал начальник штаба, невольно оглядываясь. — Мы так переругиваемся, исключительно по традиции, чисто по-товарищески.

— Это верно, — подтвердил ботаник. — Собственно, я упомянул о разнице мышлений как об определенном преимуществе. Это как на военном совете — разнообразие мнений помогает полнее разгадать замысел противника и добиться победы.

— Безусловно, — признал Вольц. — Слушайте, господин ученый, а что вам известно о фремдах[1]? Это просто сумасшедшие или действительно шпионы?

Трое фенрихов заинтересовано глянули на научного консультанта.

О фремдах Верн, конечно, знал. Даже видел одного такого типа, задержанного патрулем. Полуголый, всколоченный, с диким взглядом. Абсолютный безумец. И брюки очень странные: вроде бы добротные, с отличными карманами, но словно нарочно укороченные, едва доходящие до колен. Ноги безумца были порядком изуродованы холмовыми клещами, сам он, очевидно, страшно оголодал, а человеческого языка не понимал в принципе. Сумасшедшего быстро забрала «геста».

— В подавляющем большинстве фремды — не сумасшедшие и не шпионы, — помолчав, сказал Немме. — Статистики я не знаю. Фремды редки, появляются неупорядочено, в самых разных районах нашего фатерлянда. Мы вправе предположить, что это люди, непреднамеренно совершившие Приход. Так сказать, жертвы случайных обстоятельств.

Офицеры переглянулись.

— Но это же крайне маловероятно, — сказал, поразмыслив, Вольц. — Сам процесс Прихода и Первый портал — гениальнейшие изобретения дойч-ученых. Сколько факторов должно совпасть, чтобы человек из Старого мира переместился непреднамеренно? Это какая-то нелепая сказка!

— Я бы сказал — «фантастика», был некогда такой литературный жанр в Старом мире, — сообщил образованный ботаник. — Я не настаиваю. Просто ходили такие слухи. Смутные, поскольку «геста», как вы знаете, бдит. Были слухи и о том, что некоторые фремды получили гражданство и работают на пользу Эстерштайна. Под бдительным присмотром, разумеется. И о том, что эти несчастные к нам не только из Старого мира попадают, тоже ходили слухи. Естественно, совершенно безосновательные. Чего только не выдумывают люди в наше прогрессивное, но безответственное время.

— Вот тут вы, Немме, молодцом, — одобрил Вольц. — Очень верная формулировка! «Выдумывают», и, конечно, со скуки и без злого умысла. Людям такое легкомыслие весьма свойственно.

Верн поморщился:

— Господа, здесь нет агентов «гесты». К тому же мы встретились с магией и заведомо слегка бредим. Известное последствие.

— Насчет «гесты» рискованный вывод, — проворчал начальник штаба. — У них везде глаза и уши. Вот Фетте помалкивает. Уверенны ли мы, что он не завербован?

— Я завербован, — меланхолично признал Фетте. — Красивая женщина может склонить меня к чему угодно. Даже если она каменная. Слушайте, а в «гесте» есть красивые бабы?

Рейдовики с печалью посмотрели на слабовольного командира линейных стрелков. И подчиненных стрелков у этого дурака нет, и здравого смысла ни капли не наблюдается.

— Не отвлекайся, мечтай, — добросердечно посоветовал Верн. — Господин ботаник, можете на распутного бабника не отвлекаться. О чем был намек?

— О слухах. О очень глупых, неправдоподобных, смехотворных слухах, — подчеркнул ботаник. — Врут, что несколько лет назад был возобновлен контакт со Старым миром. По инициативе с той стороны. К нам пришли.

Господа фенрихи замерли, даже Вольц онемел. Обеспокоенные ламы вопросительно повернули морды.

— Ну, и? — наконец, уточнил Верн.

— Ну, и ничего особенного, — вздохнул научный консультант. — Информация полностью засекречена. В воздухе витает ощущение, что существует некая договоренность: мы им что-то передаем, они нам что-то ответно пересылают. Взаимовыгодный обмен. В крайне умеренных количествах.

— Такого не может быть! Почему об этом не объявлено⁈ Это же старый Дойчлянд! Древняя прародина! — проревел Вольц.

— Не ори! — командиру рейдовиков пришлось хватать повод шарахнувшегося от истового штабного рева Брека.

— Ладно, не ору. Но как такое может быть⁈ — Вольц шагнул к научному консультанту, сгреб за ворот камзола.

— Вот я так и знал — окажусь виноватым, — печально прокряхтел подвисший в воздухе Немме.

— Извини, — начальник штаба отпустил невинную жертву, и даже поправил протертый воротник ученого. — Просто ты так равнодушно об этом говоришь. Второй Приход! Это же была наша всеобщая мечта!

— Вряд ли мы мечтали о встрече с американцами, — пробормотал Немме. — Это всего лишь взаимовыгодный — для узкого круга причастных лиц — мелкий торговый бартер.

— Это американцы? — изумился Вольц. — Но это же наш многовековой противник!

— Видимо, уже нет, — пожал плечами ботаник. — Собственно, выбора контактов не имелось. Из Германии к нам никто так и не пришел.

Отряд в молчании двинулся дальше. Верн был в полной растерянности. Похоже, Немме и не думал шутить. Но тогда получается, что возможность возобновления связи со Старым миром абсолютно ничего не меняет⁈ Хотя…. Как говорила мама: «помни, — каждый только сам за себя, так всегда было и будет». Отношений между мирами эта древняя аксиома ведь тоже касается, верно?

Отряд двигался к побережью, прощупывал маршрут, нес охрану, наблюдал, записывал, в свободное время спорил о Старом мире, судьбах Эстерштайна, и тщательно экономил провизию. Добыча попутной охоты была скромна, спокойные приозерные края давно остались за спиной — вокруг вновь кружили львы, распугивали возможную добычу и ограничивали возможности рейдовиков. И требовалось торопиться — когда за рейдовиками придет «шнель-бот», долго ждать он не будет. Если вообще придет.

К промежуточному складу вышли благополучно. Продуктами не стали отягощаться, взяли лишь немного муки и бутылку «Черных сапог», остальное место во вьюках заняло дорогое отрядное оружие — меру ответственности за утрату огнестрела фенрихи знали отлично. Завершающий бросок к морю был поспешен, ночевки предельно сокращены. У водопада пришлось потратить два драгоценных патрона — на водопое тройка львов атаковала лам. Практически на ходу жуя полусырое львиное филе, рейдовики торопились к берегу.

И вот он — берег — вполне достижим.

«В 17:34 отряд прибыл к точке эвакуации. Погода ясная, ветер слабый. Развернут временный лагерь» — вывел в журнале Верн и поставил точку. Перед морским переходом ЖБП предстоит упаковать надлежащим образом, не хватает еще подмочить ценный документ, в который вложено столько усилий.

Береговой лагерь не особо изменился. Следы кострища, под скалой давние отпечатки складированного груза, следы пары полюбопытствовавших львов, иного, более мелкого зверья. Видимо, прошли шторма, в полосе прибоя нанесло водорослей и плавника, смыло могилу Цвай-Цвая. Ну и черт с ним, покойнику все равно.

Вспоминая шпиона-предателя, Верн не мог избавиться от досады. Нужно было тогда побеседовать, очень даже нужно. Многое могло проясниться. В своей последней схватке Цва-Цвай, нужно отдать ему должное, показал себя крепким и стойким бойцом. Кто мог подумать, что он так легко уйдет из жизни? Нет, в Эстерштайне что-то определенно не в порядке: даже опытные шпионы теряют веру в будущее и слишком легко умирают. А ведь мог бы столько рассказать. Увы, уже даже могилы нет, осталось несколько мелочей: недурная старинная бритва, дешевый компас, двухзарядный миниатюрный пистолет, явно эстерштайнской работы, под нечастый, но вполне известный господам фенрихам семимиллиметровый патрон. Дорогостоящая и абсолютно ненужная в рейде хлопушка, имеющая свою тайну — клейма «КК», проставленной на литой медной рукояти, никто из рейдовиков, включая Немме, раньше не видел. Впрочем, эта тайна тоже совершенно ненужная — все нужные тайны хитроумный Цвай-Цвай прихватил с собой. Что ж, в этом он выиграл, сдери ему башку.

Все, кроме часового, наслаждались отдыхом. Насекомых у берега было куда меньше, не досаждали. Господин ботаник спал, задрав босые ноги на камень. Вольц голяком бродил вдоль прибоя, собирая мидий и ворча про их «малокалиберность». Наглый Брек подбил четвероногих товарищей — все ламы залезли в море по шею и фыркали, балуясь с набегающими волнами. Верн не препятствовал — все заслужили отдых, да и заново попривыкнуть к морю ламам не помешает. Сам командир сидел раздетый по пояс и размышлял — что же будет дальше? Размышлялось плохо — день, в меру жаркий, спокойный, без бесконечной ходьбы и ожидания звериных и иных засад, был чудесен сам по себе.

— Верн, глянь на север, над берегом, — сказал Фетте, сидевший с «маузером» на скале над лагерем.

В бинокль было видно кружащих чаек. Выбросило море на пляж что-то. Вряд ли это «что-то» полезно для солдат, но взглянуть все-таки нужно.

— Вольц, сходим? — спросил Верн, поднимаясь.

— Я схожу, господа, — неожиданно вызвался проснувшийся ботаник. — А то ноги от неподвижности затекают. Привык шагать и шагать.

— Пошли. А вы тут мидий не вздумайте переваривать, — напомнил Верн, обуваясь.

— Не беспокойся, дружище, я сменю Фетте, он сварит виртуозно, — заверил голый, похожий на новенькую, еще не растрескавшуюся статую с аллей Музеума, начальник штаба.

Перебравшись через очередной каменный завал, Верн ощутил первую волну тяжелого запаха. Оглянулся на ученого ботаника, тот мгновенно побледнел….

Подходить к трупам Немме так и не стал. Заставлять ученого не было необходимости. Обследовал останки Верн в одиночестве, солдатских жетонов не нашел, но это, бесспорно, были бывшие подчиненные — по остаткам формы и обуви можно угадать. Одно тело, лежащее на пляже, уже ссохлось, только в сапогах осталось что-то кроме костей. Череп улыбался, неожиданно ярко белели зубы на дочиста расклеванном лице. Второй мертвец, застрявший в воде между камней, выглядел намного хуже.

— Пошли, — сказал Верн, пытаясь продышаться, — нужно взять лопату.

Ботаник лишь кивнул.

Когда пробирались обратно вдоль берега, угодили в тупик между камнями, пришлось, ругаясь, возвращаться.

— Как он это сделал? — спросил Немме, подразумевая хитроумного фельдфебеля-убийцу.

— Не знаю. Видимо, обманом отвел их от лагеря, потом яд начал действовать, фельдфебель добил бедняг холодным оружием. Порой солдаты доверчивее детей. Потом столкнул тела в море. Возможно, нижние чины спасли нам жизнь: пока он с ними возился, мы успели слегка очухаться. Хотя и не совсем понятно, под каким предлогом он их сманил от лагеря. Скорее всего, имел место заговор против командования. Фальшивый заговор, но все же.

— Ужасно. Верн, вы осознаете, что корабль за нами не придет? Нас отсылали на смерть не для этого, глупо нас возвращать в столицу.

Верн привалился к камню, посмотрел на научного консультанта — загорелый, тощий и бритый наголо, тот походил на пляжного покойника. Но выглядел куда лучше, чем в начале рейда.

— Научно-военная жизнь вам на пользу. Но что за удивительно цепкая и откровенно дерьмовая привычка задавать лишние вопросы?Придет «шнель-бот» или не придет, мы узнаем в ближайшие дни. Какой смысл обсуждать это заранее?

— Я гадаю, что с нами будет, если нас не заберут.

— Ну и гадайте, — в сердцах сказал командир рейдовиков. — Хотя что тут гадать? Направимся к границе Эстерштайна пешим порядком. Это тяжело, но порой люди преодолевали и большие расстояния. Если хотите, мы вас пристроим в какое-то относительно дружественное племя феаков. Будете учить их грамоте и зачитывать выдержки из «Бестиария».

— Вообще-то меня посещала такая мысль, — тихо признался Немме. — Не уверен, что дикие феаки решат, что от меня может быть хоть какой-то прок, но возвращаться на закланье не вижу смысла. В Хамбуре нас ликвидируют. Или вы считаете, что наш героический поход в случае успеха что-то изменит? Напрасно. В столице лишь сочтут, что мы злонамеренно и осмысленно создаем новые проблемы.

— Возможно. Я не испытываю особых иллюзий, — Верн поморщился. — Но мы обязаны выполнить приказ. К тому же у меня есть серьезные личные причины для возвращения. И вообще мы офицеры Ланцмахта, что обязывает! Вы — несколько иное дело. В сущности, вы гражданский свободный человек. «Шпак», как говорили в старину.

— И вы меня не расстреляете за дезертирство?

— Вряд ли. Впрочем, нужно посоветоваться с начальником штаба. Ситуация нестандартная, здесь нужна твердая и безукоризненная ссылка на уставные требования.

Ботаник застонал.

Верн ухмыльнулся:

— Это вы напрасно. Вольц неплохо к вам относится и способен тонко истолковать любой параграф устава. Но не будем опережать события. Всё равно ближайшие территории необитаемы, а «шнель-бот» может появиться на рассвете, и мы с относительным удобством проследуем прямиком в бухту Хамбура.

— Это будет замечательно — перед смертью мы успеем отдохнуть. Вот только наших ламов жаль, они успели к нам привязаться. Особенно к вам, Верн.

— Переживут. Они стойкие. А нам нужно идти за лопатой, — пробурчал командир отряда.

Тела были захоронены там же на пляже. Опознать мертвецов не смог даже проницательный начальник штаба. Прошло еще четыре дня — «шнель-бот» не появился, тщательное наблюдение за морем вообще ничего не дало, если не считать занесения в «жобе» отметки о миграции большого стада ламантинов. На пятый день Верн назначил совещание командного состава. Нижние чины тоже приглашались на обсуждения, но права слова не имели — собственно, ламы на это и не особо претендовали.

…— Итак, господа офицеры и гражданские чины, ситуация прояснилась. Забирать нас не будут. Возможно, что-то случилось со «шнель-ботом», а возможно, у командования изначально не имелось планов на эвакуацию — этот вопрос пока оставим за рамками текущего обсуждения. Нам нужен план действий. Прошу высказываться, — призвал обер-фенрих.

Все посмотрели на научного консультанта.

— Господа, я мало что могу сказать, — признался Немме. — О боевых переходах и расчетах расстояний вы знаете намного лучше меня. Мы все понимаем, что до границы Эстерштайна жутко далеко. Зная вашу стойкость и несгибаемое чувство долга, уверен, что вы имеете твердую решимость превозмочь любые трудности и достичь цели. Что ж, верный духу предков и всему такому прочему, я безоговорочно готов последовать за опытными офицерами. Хотя у меня есть личная просьба.

— О личном чуть позже, — многозначительно кивнул начальник штаба. — В целом, вы готовы присоединиться к решению армейского командования?

— Всецело готов, — подтвердил мужественный ботаник.

— Прекрасно! Что скажет командир стрелков?

— Идем домой. Это будет непросто, но иных решений я что-то вообще не усматриваю, — лаконично сказал Фетте.

— Итак, решено — двигаемся в пешем порядке к границам Эстерштайна. Вьючные животные отдохнули, двуногие тоже. Предварительный маршрут штабом проработан, к сожалению, в этом деле наши оперативные возможности ограничены, но кое-что сделано… — Вольц развернул карту.

Обсудили маршрут — первая часть пути была вполне понятна: выход к промежуточному складу, пополнение запасов остатками припрятанного провианта, затем поворот на юг — на карте значилось ущелье, предположительно подходящее для движения. Основная проблема возникала позже — там, где лист карты заканчивался.

— Нельзя сказать, что мы упремся в полную неизвестность, — пояснил Вольц, сворачивая затрепанную карту. — В общих чертах всё понятно: горы пойдут на убыль, начнется то, что у нас принято называть крайне расплывчатым термином «холмы». Километрах в восьмидесяти от реальной границы Эстерштайна начнется зона относительной оперативной ясности — это земли с враждебными племенами, там будет непросто. Но большая часть маршрута — «холмовая пустота». Сведений о местности и настроениях аборигенов не имеем. Возможно, это необитаемая местность.

— Львы определенно водятся. А кто именно первым решит содрать с нас башку: хищники, тресго или вольные феаки — принципиальной разницы не имеет, — заметил Верн. — Исходя из наличия боеприпасов и нашей численности, разумнее соблюдать предельную осторожность. Никаких ограблений огородов! Мы в инциденте с тем проклятым картофелем чудом выкрутились.

— Может, нам к Колотому озеру вернуться? Я бы сдался в наложники Хозяйке, — мечтательно ляпнул Фетте.

— Этого мы не слышали! — ужаснулся начальник штаба. — Предлагаю считать решение на поход принятым и закрыть официальную часть совещания.

Верн кивнул и вывел в журнале: «Решение — следовать к границам Эстерштайна».

— Так, теперь неформальное обсуждение и ритуальные процедуры, — провозгласил Вольц.

— Я принесу! — заверил научный консультант и метнулся к прибою, дабы выкопать из прохладного песка охлаждающуюся там бутылочку «Черных сапог».

Начальник штаба взглянул на Фетте:

— Дружище, да какого черта⁈ Забудь о ней! Это каменная, глубоко магическая, страшная иноземная баба!

— Она не страшная! — запротестовал Фетте. — Красивее Хозяйки я никого не видел.

— Страшная в ином смысле, — пояснил суровый начальник штаба. — Так-то красива и достаточно снисходительна к нам, охотно признаю. Но каменная! Ты это осознаешь?

— У каменных женщин детей не бывает, — парировал Фетте. — И вообще я готов рискнуть.

— Спятил⁈ У каменной женщины обязаны быть каменные любовники. Ты думал о том, кто отец — или отцы — ее детей? А если он-они вернутся⁈

— Не надо меня запугивать! — непреклонно замотал головой Фетте.

— Дискуссия в подобном духе не имеет смысла, — заметил Верн. — Хозяйка знала о грезах наших отдельных фенрихов, ее это, скорее, позабавило. Фетте это прекрасно понял.

— Да, но я имею право на мечту! — вздохнул Фетте. — Вообще она мне обещала что-то хорошее. Хотя я ничего не понял в ее пророчествах.

— Никто не понял, — заверил Верн. — Пророчества, они такими и должны быть. Неопределенными, но обнадеживающими. Но мы и без пророчеств знаем, что нервирует нашего начальника штаба и какова его дополнительная приз-приманка в Хамбуре.

— Разве я скрываю? — нахмурился Вольц. — Ничуть! Я хочу разобраться в этом странном дельце, и я разберусь! Мне необходимо поговорить с фрау Гундэль. Понимаю, «поговорить» в данном случае крайне неточная формулировка, но смысл-то понятен.

— Более чем, — ехидно подтвердил Фетте.

— Я не поддаюсь глупым подначкам, — холодно заверил начальник штаба. — Да, мы говорим об особе весьма незаурядной внешности, нет ничего удивительного, что она интересует меня не только с политической и служебной точки зрения. Мужчинам свойственно размышлять о девушках и дамах. Верн не забывает о своей очаровательной медицинен-малютке, я гадаю о истиной роли фрау Гундэль. Это нормально! А каменная фрау — это ненормально!

— Встречу кого покрасивее, начну о ней мечтать, — пообещал практичный Фетте.

Верну стало слегка стыдно. Весьма заблуждаются они насчет Анн, и если это когда-то вскроется… непозволительно друзьям так долго и нагло врать. С другой стороны, это же не личная тайна, и…

— Господин Немме, а что вы помалкиваете? — обратился Верн к научному консультанту, успевшему вскрыть бутылку и теперь блаженно обнюхивающему пробку дорогого шнапса.

— А что я могу сказать? — удивился ботаник. — Хозяйка меня пугает, а вашу знаменитую красотку я вообще не видел. Я вообще во фрау не разбираюсь. Да, трижды исполнял долг-ленд, но это, скорее, заслуга страстно желавших моего дойч-общества дамочек и выпитого в тот момент шнапса. Честно признаться, я довольно посредственный мужчина.

— Наговариваешь на себя, — заметил Верн, переходя на неофициальный тон. — Но сейчас речь не о тебе. О фрау Гундэль. Выкладывай все. Служебная ситуация, да и всякая иная изменилась. Мы с Вольцем этот нюанс обсуждали — формально рейд успешно окончен, задание выполнено. Теперь ты добровольный попутчик армейской колонны. Свободен в личных решениях и безответственен в болтовне у костра.

— Значит ли это?..

— Ты волен выбирать место жительства, — рявкнул Вольц. — Хотя считаю, что жить с дикими феаками — безумие. Но если возникло такое желание, решай сам. Мы не конвоиры. Решишься, поможем устроиться. Насколько это будет в наших силах. Хотя Верн у нас талантливый дипломат, шансы на успех есть.

Ботаник в замешательстве глотнул из горлышка — поступок совершенно хамский и недостойный приличного офицерского общества, но сейчас простительный — не в себе дойч.

— Спасибо. Э-э… так насчет фрау Гундэль…. У меня имеются кое-какие догадки, хотя точно я ничего не знаю. Но эта информация — предположительная! — может весьма скверно отразиться на мне самом.

— В каком смысле? — удивился Вольц. — Ты сам утверждаешь, что тебя хотели уничтожить и непременно уничтожат, как только попадешься в руки «тем, кто». Одним разглашенным секретом больше, одним меньше… стоит ли мелочиться?

— Как сказать. Те уничтожат, но позже, а ты мигом, прямо сейчас мне нос сломаешь и череп проломишь, — осторожно намекнул заматеревший ботаник.

— Давайте поспокойнее, — призвал Верн. — Нальем по стаканчику за успех предстоящей операции. И начнем неспешный вечер дойч-откровений. Вольц обязуется не пускать в ход кулаки.

— Ну да, обязуюсь, — настороженно пообещал начальник штаба. — Брось, Немме, что ты такого можешь про нее сказать? Что у нее куча любовников? Я догадываюсь. С такой-то изумительной внешностью, как может быть иначе. Полагаю, у нее и дети есть. Я реалист, всё понимаю.

— Надеюсь, что и понимаешь, и удержишь себя в руках, — научный специалист сосредоточенно разливал шнапс по кружкам. — Но тут проблема — я сам далеко не все понимаю в этой странной ситуации. Я вообще подобными делами не интересовался. Так что попрошу учесть — мой нос не виноват…

…Давно опустела бутылка, завалился спать личный состав. Приморский вечер был тепл и прозрачен. Верн сидел на постовом камне, держал не спешащий остывать после дневной жары «маузер», размышлял о всяком, но больше о предстоящем маршруте отряда и безумии закрытой замковой жизни. Сквозь негромкий плеск прибоя донесся шорох шагов. Даже не глядя, было понятно, кому так не спится.

— Как море? Спокойно? — поинтересовался Вольц.

— Как озеро. Приплывал ламантин, высунул морду, нагло поскалился. Как будто знает, что стрелять не буду.

— Да, жир ламантина не помешал бы, но с патронами у нас не очень, — пробормотал начальник штаба. — Это определенно станет самой существенной проблемой. Кстати, говорят, что некоторые породы ламантинов отчасти разумны. Считается, что среди них частенько водятся оборотни. Бред, конечно. Последнего оборотня еще полвека назад застрелили. С другой стороны, мы живем в безумнейшее время, а, дружище?

— Еще бы. Послушай, не стоит принимать так близко к сердцу. Что тебе до ее крови? Гундэль красива, безусловно, весьма разумна и трезвомысляща, и вообще она редкость стойкая девушка. Уж мне ли не знать, мы же висели на одном тросе. Крайне маловероятно, что у вас с ней что-то выйдет, но состав ее крови тут не при чем. Масса иных препятствий.

— Препятствия и кровь меня мало волнуют, — шепотом, но весьма злобно заверил начальник штаба. — Меня волнует проблема сумасшествия нашего руководства. Спать со своей праправнучкой и держать ее как пленницу — это ненормально!

— Может, он с ней и не спит. Немме этого не говорил. Возможно, там некие иные причины. Не столь, гм, однозначные.

— Да какие⁈ Гнусно ревновать девушку, держать практически под арестом, не подпускать к бедняжке иных мужчин — это что⁈ Мы все оказались здесь, сосланные и оставленные на смерть, лишь за то, что случайно коснулись этой девушки. Наш Канцлер — старый похотливый безумец!

— Да, здоровым и нормальным такое поведение не назовешь, — признал Верн. — Собственно, Канцлер и не выглядит здоровым. Ты вспомни. Мы даже не знаем, сколько ему лет. Сто пятьдесят или все двести? На момент Прихода он уже, вроде бы, был далеко не юн. Ты уверен, что он вообще сохранил практический интерес к девушкам?

Молодые офицеры помолчали, вспоминая свои краткие встречи с Канцлером. Естественно, видели главу Эстерштайна с некоторого отдаления, но в целом этого хватило — глубокий старик, отнюдь не благообразный.

— Даже думать об этом не желаю, — решительно прошептал Вольц. — Омерзительно!

— Согласен. Но должен напомнить — с уставной… тьфу! с юридической точки зрения Канцлер закон не нарушает. Он не обязан знать, что девушка его праправнучка. Как раз наоборот — официально он обязан не знать.

— Какая мне разница⁈ Она не выглядела счастливой!

Верн подумал, что вися на тросе у стены, он и сам не выглядел чрезвычайно счастливым. Внизу, во рву, кстати, тоже было дрянновато. Но какой смысл объяснять Вольцу о столь незначительных деталях? Он и так в бешенстве.

— Спокойно. Сейчас вообще речь не о вас двоих. Взгляни шире. Приходя в гаштет, ты рискуешь встретить свою сестру, тетку, а потом и дочь. И запросто разделишь с ними постель. Да, Эстерштайну нужны новые граждане. Но не такой же ценой⁈ Дело даже не в том, что в вольных и примитивных племенах феаков и байджини такого никогда не делают, подобное под строгим запретом. Проблема в том — отчего они так не делают. Это же прямой путь к вырождению. Болезни, психические отклонения, физические уродства. Часть наших младенцев, родившихся с очевидными отклонениями, усыпляют еще в Киндерпалац. А психиатрическое отделение Дойч-клиник все равно неизменно переполнено. И там тоже постоянно усыпляют безнадежных больных.

— Об этом я не слышал, — помолчав, признался Вольц. — Это тебе подружка рассказывала?

— Вот сейчас ты у меня ничего не спрашивал, — проворчал Верн.

— Да, извини. Ее впутывать не будем. Хорошо, что хоть кто-то из наших друзей в безопасности. Проклятье, если я вдруг спячу от всего этого замкового и предательского безобразия, прошу меня немедленно и честно пристрелить или прирезать! Не желаю усыпляться в вонючей Дойч-клиник!

— Не волнуйся, дружище, нам такой финал вряд ли грозит, — успокоил Верн. — Далековато нам до Дойч-клиник.

— Только это и утешает, — Вольц фыркнул. — Меня подмывает дойти до Хамбура, отбить Гундэль и отвалить из столицы куда-то подальше. Хотя бы вот в эти горы. Основать новый, независимый форт.

— В целом недурная идея. Но возникнут очевидные сложности.

— Да, мы ведь присягали Эстерштайну. Но я подумаю, как разрешить эти противоречия! — пригрозил Вольц. — Слушай, давай я тебя сменю? Мне все равно не уснуть.

— Вот тебе верный собеседник, — Верн передал «маузер». — Пораскиньте мозгами. И не слишком отвлекайтесь на девушек.

— Это тоже верно. Постой… если мы дойдем до Хамбура… вернее, когда дойдем. Представишь меня официально своей медицинен-сестре? У меня явно появится уйма вопросов по всей этой медицинской зауми.

— Полагаю, это можно будет устроить, — заверил Верн. — Она весьма толковая и знающая девушка. Хотя и не совсем та, за кого вы ее принимаете.

Начался поход вполне удачно — в горы поднялись без приключений, дорога была знакома, можно сказать, уже привычна. Неприятный сюрприз ждал во временном лагере.

…— Люди. Наглые, вороватые, вонючие людишки! — сделал логичный вывод Фетте, исследуя следы вокруг разрытой ямы.

— Еще бы. Львов наша крупа вряд ли заинтересовала, дикобразы и цизели не добрались бы, — холодно сказал Вольц. — Господа, мы крепко обделались с маскировкой тайника. Вот закономерный и трагический результат. Имеет смысл учесть на будущее. Скоты, ведь даже и не просыпали ничего из добычи!

Немногочисленные, но весьма важные запасы резервной провизии исчезли. Почти полный мешок крупы, две бутыли масла, жестянки с сухарями, малоценные вспомогательные, но отнюдь не лишние инструменты — все исчезло. Рядом под скалой нашлось пятно небольшого кострища и мелкие птичьи кости. Видимо, удачливые искатели чужих кладов успели здесь отдохнуть и отпраздновать успех.

— Что ж, остается утешиться мыслью, что крупа была не лучшего качества, — заметил Верн. — Кстати, вряд ли дело в неудачной маскировке. Уж очень целеустремленно рыли. Возможно, за нашим отрядом какое-то время следили. Такую возможность тоже придется учитывать.

— Вполне обоснованное предположение, — согласился начальник штаба. — Предпримем контрмеры.

— Кстати, о назревших мерах, — Верн снял тяжелый шлем и пригладил волосы. — Предлагаю сменить командование. Запас моей командирской удачи явно иссяк. Официально задачу рейда мы выполнили, приказ генштаба о моем назначении утерял силу.

— Что еще за странные фантазии⁈ — изумился Вольц. — Ты везунчик, непосредственно в походе под твоей командой рейдовый отряд не потерял ни единого человека. Мы даже ламов не потеряли! Предательство фельдфебеля и гибель нижних чинов — отдельный случай, предугадать такое невозможно. Менять командира без уважительной причины в нашей ситуации крайне неразумно. Мы можем сглазить!

— Действительно, какого черта? Веди, у тебя отлично получается, — поддержал Фетте. — Ты дьявольски талантлив в выборе маршрутов переходов и в переговорах с аборигенами. Мне бы такой дар общения с баб… с дамами.

— Господин обер-фенрих, мы с ламами вам бесконечно доверяем! — заявил научный специалист. — Возглавь отряд господин Вольц, мы бы немедля ввязались в какое-то генеральное сражение. А дружище Фетте завел бы нас к бабам, которые не обязательно дамы. Нет уж, давайте идти, как шли. Сражения и баб можно отложить.

— Что за трусливый ботаник! — хором сказали Вольц и Фетте. — Но в принципе ведь прав наш дойч.

— Попрошу не попрекать моим происхождением! И не завидовать! — потребовал ботаник, гордо вскидывая аккуратно обритую голову.

Дойч довольно ловко увернулся от кинутой в него головешки, но споткнулся об собственный ранц-мешок. Фенрихи жизнерадостно заржали.

Шалуны. На везение они надеются. Хотя… в чем-то они правы, пока все идет относительно благополучно. Если не считать почти неминуемого голода.

— Что ж, выдвигаемся! — Верн кивнул ламам — те прислушивались с большим интересом, видимо, отсутствие ожидаемых килограммов дополнительного груза их не очень расстроило. Да, питаясь травой и ветками, бродить по горам гораздо проще.

Отряд выступил в путь, сейчас главной задачей было отыскать удобный проход на юг.

Дни и переходы случались очень разными: порой тяжелыми, когда приходилось неоднократно возвращаться, выбираясь из тупиков и завалов, иногда под дождем, по ставшими опасно скользкими склонам, а иногда переход оборачивался довольно приятной «почти-прогулкой», когда тропа находилась сама собой, а упитанные дрофы добровольно кончали жизнь, появляясь на прицеле арбалета. Впрочем, вкусные птицы были нечастой добычей, цизели попадали в походный котел куда регулярнее. Мясо грызунов было достаточно питательно, Верну так и вообще их вкус нравился, товарищи слегка морщились, но особого выбора не было. Тут еще попробуй подлови добычу — цизели мелки, но осторожны.

Остальное шло штатно. Львов, преследовавших отряд четверо суток, удалось отпугнуть. Когда Черноносый повредил ногу, отряд встал на двухдневный отдых, так же поступили, когда простудился ботаник. Занемогших лечили обильным теплым питьем и воспитательно-дисциплинарными речами начальника штаба. Впрочем, лекарства из аптечки тоже пригодились.

В целом путь был весьма тяжел. Спасало то, что отряд не имел строгих сроков выполнения задачи. Верн вел товарищей, интуитивно выбирая подходящий темп, учитывая погоду, сложность ущелий, проблемы со жратвой и прочее. И то смутное, что глупо именовалось «предчувствиями», тоже учитывал. Как-то задержались с утренним выходом, совершенно необъяснимо — просушка одежды и одеял после ночного дождя была откровенно смехотворным поводом — но не прогадали. Все слышали шум лавины, сошедшей ниже по склону. Там еще рокотало, а товарищи уже пристально смотрели на командира.

— Нет, я не колдун, — жалко оправдался командир. — Просто дождь был довольно сильный, горы заметно отяжелели.

Вольц понимающе похлопал по плечу:

— Не волнуйся, наш тайный маг, мы никому не расскажем. Ты слишком ценен для друзей. Не отвлекайся, колдуй тщательнее.

Колдовать обер-фенрих Верн Халлт, конечно, не умел. Просто ему нравились горы. Конечно, это чистое безумие, он и сам понимал, но было что-то этакое… волшебное в здешних местах, которые ты никогда не видел, и, наверное, больше не увидишь. Уже по устоявшейся традиции Верн брал себе последнюю ночную смену часового, предутреннюю. Смотрел на медлительную и неотвратимую смену оттенков светлеющих склонов и вершин, вдыхал чистый холод грани ночи и рассвета. Мир в эти минуты пустел. Лишь они вдвоем — с «маузером» — плыли-дрейфовали в чуть туманном воздухе над ущельями. Миг абсолютного счастливого одиночества в бесконечной вечности. Нет, этого не передать в записи ЖБП, такое только запомнить можно.

Но уже вскипал котел над костром, начинали хрюкать и бодаться сонные ламы, парил над лагерем первый любопытный грифок[2]. Поднимался начальник штаба, судорожно широко, на львиный манер, зевал, но морда была довольная. Частенько, ой частенько, снилась герою несравненная Гундэль.

— Рейд, подъ-ъем-м-м! — вполголоса командовал Верн, уставно завершая обязанности часового.

Недовольно ворчали желудками ламы и Фетте, издавал ритуальный стон господин ботаник — мир окончательно расшевеливался.

«Мне это глупо нравится» — в какой-то четко запомнившийся момент понял Верн. «Просто ходить и смотреть. Без приказов командования, битв и ожидания наград. И даже возвращаться в Эстерштайн я не очень хочу. Послать письмо маме, чтоб не волновалась, и еще полгода мог бы ходить. Или год. Ну, потом-то непременно нужно проведать мою медицинен-сестру, вдруг у нее не все идет гладко. В общем, важна система связи. Воскресили бы чудо радиостанций. Ведь было же такое, умели. Хотя причем тут радиосвязь? Я просто спятил. Мне нравится путешествовать, а не служить. А это тяга крайне недостойна офицера».

Понимание оказалось довольно мучительным. Верн поколебался и поделился открытием с другом — Вольц определенно мог разложить проблему по понятным составляющим.

— Ерунда! — немедля известил начальник штаба. — Армейская служба слишком сложна и многогранна, целиком она могла бы нравиться разве что полному идиоту. Кстати, это весьма полезный, но редкий тип военнослужащего. Мы же — стандартные военнослужащие — обычно куда более избирательны. К примеру, я прирожденный штабист. Нет, я не прочь схватиться с достойным воинством тресго и разбить их наголову. Но предпочел бы руководить созданием безупречной полковой машины, любоваться ее четкой работой, с удовлетворением видеть, что сбоев нет, что уверенные победы следуют одна за другой. Это ли не счастье для истинно талантливого офицера⁈ Безусловно, полк — лишь начало. Накопив некоторый опыт, я буду готов заняться более крупными войсковыми соединениями и гарнизонами. Чувствую в себе силы, да. А вот наш Фетте бесподобен в решении тактических задач. Перехват каравана противника, внезапная атака на укрепленный пункт, стремительный захват и контроль трофейного имущества — в этом ему не будет равных. Наш дружище рожден для законных грабежей. Только бы он не увлекался, азарт в этом деле может навредить. Ты — иное дело. Разведчик и переговорщик. Да, это определенно. Боюсь, твой талант много шире чисто армейской профессии. Скорее всего, тебе придется частенько менять прекрасный офицерский мундир на нечто блеклое и гражданское, неприметное, чисто походное. Жаль, я был бы счастлив служить с тобой до конца карьеры. Ну, об этом рановато сожалеть, нам и выпутаться из этой проклятой истории со спасением неблагодарной девицы будет весьма непросто. Наш многознающий дойч прав — нас непременно попытаются ликвидировать, скорее всего, обвинив в неком воинском преступлении. Но это будет не так-то просто. На руках у нас есть и козыри!

— Попроще с нами обойдутся, — усомнился Верн. — Заколют или отравят. Не такие уж важные мы чины.

— Это еще как сказать, — намекнул Вольц, самомнение которого было под стать здешним вершинам. — Ты вот упомянул о радио…

Разговор об утерянных технических достижениях был интересным, но сугубо отвлеченным. Может и хорошо, что нет этого эфирного чуда? Ежедневно принимать ценные указания генштаба, отсылать рапорты и донесения — гм, довольно хлопотное дело. А с мамой надо говорить, сидя друг против друга. Есть что порассказать, а она любит слушать. И советы дает весьма практичные. Конечно, о замковых интригах, о гадостном Канцлере и тайнах связей со Старым миром она ничего не знает — не ее уровень общения и знания слухов, но если пересказать, наверняка могла бы дать неожиданную подсказку.

Верн точно знал, что об истории с проклятой фрау Гундэль, о причинах и сути «безвозвратного» рейда, да и иных опаснейших секретов мама никогда не узнает. Не хватало еще и ее подвергать опасности. Но об утренних горах маме точно можно рассказать. Она поймет. Пусть и никогда не видела ничего подобного, но поймет.

А между тем горы иссякали.

— Новый этап, — уныло сказал господин ботаник, обозревая в бинокль заметно выравнивающийся горизонт. — Наверняка там будет еще хуже.

— Давай сюда оптику и прекрати пророчить! — рассердился начальник штаба. — «Хуже, хуже». Да отчего же хуже? В холмах цизели жирнее, нам командир в этом неоднократно клялся.

Рейдовики стояли на гребне одного из последних горных отрогов. Впереди скалы снижались, превращаясь сначала в скалистые холмы, затем в просто холмы — рыжевато-желтые, заросшие выгоревшими травами. Панорама слегка пугала своей необъятностью и однообразием, лишь слева можно было разглядеть обрывистый берег и блеск волн океана.

— Как велик и величественен мир! — воскликнул Фетте. — Мир и мой голод — вот самые крупные математические величины!

— И математические, и философские, — согласился научный консультант. — В предгорьях должна расти фруткоса[3] — с этой ягодой я знаком не только как ботаник, но и как опытный едок. Раньше сушеную фруткосу меняли у нейтральных феаков на изделия из меди. Замковые пирожные с начинкой из этих ягод были изумительными! Увы, даже на кухнях Хейната таких пирожных больше не делают.

— Прожрали вы наш Эстерштайн! — сурово обвинил Фетте. — С деградацией и упадком нужно бороться, упреждая еще на дальних дистанциях. Готовили бы пирожные — несравненная фрау Гундэль и ее служанки были бы пофигуристее и поувесистее, тогда на замковом мостике все бы кончилось мгновенно, без нашего участия. И мы бы сейчас благоденствовали в казармах Хамбура. Всё из-за вашего легкомыслия, Немме! Пирожные сделать не могли!

— Отстань от ботаника и фрау Гундэль! — зарычал Вольц. — Что за дурацкие шуточки? Вперед! Выясним, растет ли тут фруткоса и всё остальное.

Выяснилось, что мудреные «фруткосы» являются вишневкой, о которой Верн слышал с детства — в маминых Холмах эти ягоды являлись редкостью и считались лакомством. На следующий день рейдовики наткнулись на целый склон низкорослых ягодных зарослей. Пришлось задержаться.

Небольшие ягоды лопались во рту словно старинные разрывные пули, сладкий душистый сок казался божественным. Рейдовики измазались алым, словно дорвавшиеся до добычи людоеды, ну, примерно так себя и ощущали. Ламы не отставали, ловко ссасывая с ветвей лакомство. Ботаник сделал смелый научный вывод о том, что раньше фруткоса-вишневка встречались намного чаще, раз фауна с этой ягодой прекрасно знакома.

На дневке наелись до отвала, набрали запас ягод, даже слегка подсушили ягоды на солнце и огне, наполнили целый мешок. К сожалению, почти вся чудесная добыча была утрачена в сражении, последовавшем через два дня…

…Щелкали арбалеты, свистели ответные стрелы. Верн с помощью ботаника уводил испуганных лам, отход прикрывал начальник штаба с Фетте. К счастью холм со скалистой вершиной был поблизости — Верн и сам не понимал, почему повел отряд, взяв ближе к возвышенности, хотя здесь угадывалось куда больше неровностей и кустов. Теперь «тыловики» и ламы спешили к укрытию, стрелки отходили между кустами, отвлекая на себя противника.

Спасительный склон был уже рядом.

— Заведем за камни! — вопил Немме, перепуганный не меньше лам. — Вот тот камень большой, надежный!

— Осторожно! — закричал Верн, понимая, что перекинуть со спины и взвести арбалет уже не успеет.

Среди камней таилась засада. Верн и сам бы так сделал, если бы хватало бойцов. Азы тактики: занять господствующую высоту, оттеснить к ней не осознавшего угрозы противника, ударить во фланг.

Успел присесть за бок Белого — лам возмущенно ыгнул и сам попытался залечь. Стрела с белым оперением прошла чуть выше вьюка. Верн бросил повод и рванул, заслоняясь кустом, к холму. Стрелка он видел — тот спустил тетиву слишком поспешно, видимо, среагировав на предупреждающий крик. Коренастый, с оголенными руками, но в грубоватой панцирь-кирасе из львиной шкуры, воин-тресго…

… наверняка там не один. Но выхода не оставалось — атаковать!

…с боевым ревом, прикрываясь щитом, Верн устремился напрямую к камням…

Чуть ощутимый удар в щит — железные наконечники стрел у тресго большая редкость, а каменные, костяные и крученые-медные не так страшны…. Вторая стрела оказалась опаснее, угодила в кромку щита, обер-фенрих с опозданием глупо дернул головой. И так ухо подпорчено, теперь еще и глаз выбьют…

…Тресго был уже рядом — лук вновь натянут, встретились взглядами — дикарь был спокоен, отличные нервы у бойца…

…стрелу Верн отразил щитом, одновременно четко, в коротком, но сильном замахе метнул пи-лум. Бросок вышел точным, но и враг не стоял покорной мишенью, успел повернуться полубоком, длинный наконечник копья попал в край круглого щита, пусть и смехотворной неуставной формы, но вполне действенного.

— Башку сдеру! — во все горло известил Верн, выхватывая из-за пояса топор.

… краем глаза обер-фенрих видел второго тресго — лук наготове, выбирает момент для выстрела…

…Первый дикарь готовился отразить удар, в руке уже покачивалась палица, усеянная острыми шипами, по-своему изящная в своей вопиющей дикости. Без сомнения, воин умел пользоваться этим оружием. Но засевший в щите пи-лум, тянул его в сторону — копье, не такое уж тяжелое, с уже согнувшимся наконечником, весьма сковывало движения и не собиралось стряхиваться. Тресго рванул через голову перевязь щита…

…Поздновато! Верн принял на свой щит встречный удар палицы, немедля ушел за плечо скованного собственным и чужим оружием врага, удачно заслонился от второго стрелка, и только после этого ударил сам…

…Стальной топор — одна из вершин достижений человеческого гения, гордость цивилизации. Способен прорубить любую защитную шкуру, да и настоящую прогрессивную кирасу… главное, чтобы не застрял…

… топор остался в руке, обер-фенрих инстинктивно присел, прикрываясь щитом. Не особо удачно — боль ожгла ногу. Ожидалась боль, ожидалась, но все равно паршиво…

… но нога еще слушалась. Верн, рыча, неловким длинным прыжком взлетел к камням… двое тут врагов… мгновенно хрустнул проломленный топором череп лучника. Второго тресго удалось крепко оттолкнуть щитом, сбить встречный удар копья… а наконечник-то железный, добротной старинной работы…

…где-то вопили люди, в смятении ыгали ламы, орал «Стреляй!» начальник штаба, но то шло в каком-то ином мире — Верн видел только глаза врага… черные, жесткие, прищуренные… выпад, удар… щит выручает. Раненое бедро горит, нога «отстает», но еще слушается. Обманный замах, сократить дистанцию, копье, враг теперь почти бесполезно…

…Рычали оба, разделенные лишь давящими друг в друга щитами. Ярость и запах врага пьянил. Верн дважды успел коротко ударить топорищем — нижняя часть рукояти штатного топора Ланцмахта схвачена добротной медной оковкой, относительно мягкой, но тяжелой. Проламывает височную кость, проверено…

Основные силы рейдового отряда еще держали рубеж у подножья невысокого холма. Вольц прикрывал щитом товарища — Фетте в идеально демонстрируемой позе «стрельба с колена» бил из арбалета, словно тот был магазинным, рука, взводящая рычаг так и мелькала, мешок-подсумок с болтами сдвинут по ремню — так и доставать стрелы быстрее, и пах стрелка прикрывает…

…Лучники тресго ответных стрел не жалели, но начальник штаба отражал попадания. За спинами стойкого заслона пронесся перепуганный Брек — съехавшие вьюки панически подскакивали на спине…

… низкорослые кусты разом зашевелились — из колючих ветвей поднялись воины тресго — девять бойцов разом. Слаженно атакуют, это они молодцы…

Верн привалился к камню, сбросил с плеча арбалетный ремень. Дистанция позволяет… да, на пару выстрелов можно рассчитывать, это вполне успеется. Потом тресго окружат заслон, стрелять уже будет опасно. Спуститься и ударить им в тыл? Тресго тоже неглупы — тройка воинов огибает рукопашную схватку с правого фланга…

Обер-фенрих знал, что скоро ослабеет — стрела торчала в бедре. Вернее, половина стрелы — когда обломал половину древка со светлым оперением ястребиных перьев, хоть убей, не помнилось. Сейчас больно и движению сильно мешает, но не это главное. Кровопотеря уносит силы, вся штанина уже черная и пропитавшаяся…

Арбалетное ложе знакомо благоухало маслом пропитки и оружейной смазкой. Верн плавно выжал спуск… болт точно ударил воина с роскошной шевелюрой. Видимо, не смертельно… в плечо… это неважно, сбило красавцу бег…

…Тугой щелчок взведенного оружия, следующий болт ложится в прекрасно отполированный направляющий желоб. Вот в чем преуспел «Хамбур-Арсенал» так это в производстве надежных механизмов армейских арбалетов. За спиной обер-фенриха фыркали и топтались укрывшиеся за камнями ламы — переживают четвероногие друзья. Оно и верно, промахиваться нельзя. В резерве имелись гранаты, но в данной ситуации метать их сложно и неоправданно…

… Винтовочный выстрел прогремел неожиданно гулко, словно из пушки долбанули. Засевшего по другую сторону камней ботаника видно не было, но стрелял несомненно он… больше-то и некому…

Пуля «маузера» поразила в грудь немолодого тресго, двигавшегося в центре атакующих — рухнул как подкошенный, только ноги в высоких сапогах чуть взбрыкнули.

— Отлично! — завопил Вольц, вскидывая из-за края щита ствол приготовленного «курц-курц». — Вождь сражен! Бьем самых толстых! Пли!

Они с Фетте разом выстрелили из огнестрелов… ну, вернее, Фетте выстрелил и свалил великана с огромной палицей, а у Вольца случилась осечка. Начальник штаба, не теряя время на ругань, схватил ждавший своего мгновения пи-лум…

…но атакующие уже скомкали атаку… разом брызнули в стороны, мгновенно подхватили раненых и большую часть мертвых соплеменников, через миг лишь кусты кое-где шевелились, словно и не было тут никого.

В спину стрелять Верн не стал. Имело смысл сберечь болт, да и вообще…

Вольц и Фетте, закинув за спину щиты, бегом поднимались по склону. Да, повторная атака противника не исключена.

— Ты жив? Куда ранен? — на бегу прохрипел начальник штаба.

— Вполне жив, но бедро перетянуть нужно. И стрелу извлечь. Вытекаю, — пояснил Верн.

— Сейчас. Отличный бой! Ты был свиреп, как матерый львиный самец. Впрочем, иного я и не ожидал. Но каков наш ботаник⁈ Меткий выстрел в исключительно удачный момент! Кто бы мог ожидать от изнеженной замковой дойч-размазни⁈

— Благодарю, — отозвался из-за камня научный специалист. — Но у нас сбежал Брек. Выдернул у меня повод и дал деру.

— Трусливая меховая задница! Будет подвергнут строгому дисциплинарному взысканию — пообещал Вольц, поспешно раскрывая медицинскую сумку. — Этот бесчестный лам — единственное темное пятно на безупречной репутации нашего славного отряда. Верн, дружище, это твое упущение. Лам ведь был твоим другом.

— Не болтай! — взмолился Верн, протирая о «чистую» штанину извлеченный из подсумка болт. — Я уже в предвкушении.

— Спокойно, у меня легкая и нежная рука. Хотя и не все столичные фрау это осознают, — посетовал начальник штаба, дезинфицируя шнапсом медицинен-экстрактор.

По традиции Верн сделал глоток из фляги — перелитый в походную посуду «Черный сапог» порядком утерял свой великолепный вкус, но запах и крепость исправно ударили по мозгу. Оставалось зажать зубами древко арбалетного болта и терпеть. Можно закрыть глаза, но командиры отрядов такого себе не позволяют.

…Встреча с проникающими в окровавленную плоть щипцами-экстракторами неизменно приносит ярчайшие ощущения. Прямо вообще несравненные. Но экстрактор спас немало солдатских конечностей и жизней, с этим не поспоришь.

— Кость не задета, наконечник стандартный, медный, не сломался! — провозгласил Вольц, рассматривая зажатую в щипцах добычу.

Верн особо восхититься не мог — только мычал. Впрочем, обезболивающее помогло. Через час раненый уже припрыгивал-хромал, обхватывая за шею Черноносого. Оставаться у холма было опасно — к тресго может подойти еще один воинский отряд.

Обер-фенрих хромал, проклинал стрелы, врагов и дезертира-Брека. Боль пробудила глубинные запасы красноречия, товарищи и ламы похихикивали и похрюкивали. Только Черноносый одобрял молча — ему тоже было тяжеловато.

В паузах между бранью Верн обсуждал с начальником штаба срочное изменение маршрута. Следовало запутать следы, тресго наверняка залижут раны и попытаются выследить эстерштайнцев. Кирасы, огнестрел, стальное оружие, хорошо обученные ламы, да и собственно головы солдат — весьма лакомая добыча.

Уйти тогда удалось. Рейдовики свернули к самому берегу моря, маневр стал неожиданным для преследователей. Идти берегом было чертовски сложно, зато под обрывами отряд можно было углядеть лишь с самой короткой дистанции. Скотина Брек догнал отряд через сутки — лам был смущен, умудрился утерять не только оба вьюка, но и узду. Начальник штаба построил здоровый личный состав, произнес едкую обвинительную речь, приговорив дезертира к «самой сучковатой палке, которая найдется на всем северном направлении приграничных боевых действий». Но с исполнением дисциплинарного наказания пришлось повременить. Рейдовики двенадцать дней пробирались скальными осыпями, лишь потом встали на отдых, который требовался уже всем. Лично Верн полагал, что вообще сдохнет среди проклятых камней, но нога выдержала и даже начала заживать. Как сказал научный специалист «вас, молодых идиотов, вообще ничем не пробьешь».

Мерзавца Брека ругали еще не раз. Собственно, не столько ругали, как поминали утерянный груз. На сгинувших вьюках был мешок великолепной вишневки и последние остатки сухого мяса. Теперь приходилось сидеть на странной диете из каши и немногочисленных, случайно выброшенных морем моллюсков.

Солнце жгло немилосердно, но у самой полосы прибоя было попрохладнее, да и ветер с моря обдувал.

— Не ловится! — ныл Фетте, сидящий на корточках на скальном обломке и безнадежно полощущий в море леску с крючком. Фенрих был гол и безнадежен: — С берега никогда ничего не поймать, это все знают. Рыба, она не тупая. К тому же в нашем дурацком комплекте неправильный крючок. Он слишком длинный.

— Язык у кого-то слишком длинный, — проворчал Верн, перебираясь на камень к рыболову.

— Если у тебя откроется рана, это ничему не поможет, — предрек Вольц, сидевший дозорным наблюдателем повыше от прибоя.

Простиранные бинты командира отряда сушились на соседних камнях, но особой нужды в повязке не было — затянулась рана. Еще один боевой шрам на солдатском теле, правда, этот будут видеть лишь особо допущенные дамы.

— Давай сюда, — Верн забрал нелепое удилище из древка пи-лума.

Может, в древке-удилище и дело? Таким толком и не закинешь снасть.

— Фетте, сдери тебе башку, ты ловишь на голый крючок⁈

— Какая разница? Наживка все равно мгновенно слетает. К тому же я и сам гол, так мы с крючком выглядим намного гармоничнее, — объявил ленивый философ.

— Не на того червя ловите, — подал голос научный консультант, лежащий в тени, с удобством возложив лысую башку на мягкий живот Пятника.

Верн поморщился. Ботаник был, безусловно, весьма образованным человеком, приличного замкового воспитания. Но это глубоко дойчевское чувство юмора тонкостью и стилем напоминает вот эту скальную коряво-ноздреватую твердь, на которую толком и не присядешь.

Фетте перебрался на берег, там завели глубокомысленный спор насчет неверного обеспечения рейдово-экспедиционных подразделений Ланцмахта.

Мидий для наживки оставалось всего две. Верн разбил раковину, бережно насадил «сопливое» содержимое на крючок….

Забросы были тщетны. В лучшем случае поплавок бессмысленно болтался на «удачном» месте, оказавшись на «неудачном», быстро сносился волной, норовя зацепиться о гребень бородатых, обросших водорослями камней. Да, с берега — это вообще не ловля.

…— Специализированный походный продукт должен быть одновременно легок, питателен, съедобен как в разваренном, так и сухом виде! — со знанием дела настаивал Фетте. — Совершенно напрасно служба обеспечения отказалась от галет. Введенный в рацион три сухарь — откровенная дрянь!

— Галеты были вкусны, но сложны в упаковке. Они слишком крошились, — напомнил Вольц.

— Нужно делать с начинкой. Прослойка мармелада укрепляла бы целостность продукта, — ляпнул фантазер дойч.

Рот командира отряда наполнился слюной. Мармелад! А еще лучше плитку свеже-прессованного тутового жмыха. Хотя клабен-пирог с цукатами сытнее. Нет, с говяжьей печенью куда уместнее.

Верн с досадой понял, что отвлекся. Снасть куда-то уволокло, поплавок исчез, наверняка, зацепился. Пришлось заглядывать под береговой камень, осторожно тянуть удилище. Поддалось, но неохотно. За водоросли зацеп, опять наживка напрасно истрачена. Крючок бы не потерять… хотя что с него проку?

Снасть поддалась, через массивное «удилище» обер-фенрих, естественно, ничего не ощутил, но трепет лесы удивил. Неужели⁈

Он потянул сильнее, почувствовал явное живое сопротивление, дернул.… Из воды вылетел поплавок, а на конце лесы весело крупное, яростно дергающееся и сопротивляющееся. Ну, не особо крупное, так в солдатскую ладонь. Но как оно соскочить-то хочет!

…Рывок оказался слишком силен. Удилище, короткая леса, добыча взлетели высоко над камнем и головой рыболова. Рыбешка от могучего взмаха закономерно сорвалась с крючка и улетела в сторону лагеря. Блестящая рыбка шлепнулась точно промеж ушей ничего не подозревавшему, мирно щипавшему реденькую и подсоленную прибрежную траву, Черноносу. Лам, оскорбленный внезапной оплеухой, выкатил глаза и возмущенно ыгыгкнул.

— Э? — героические рейдовики дружно смотрели вверх — все почувствовали, что что-то пролетело над головами, но не успели разглядеть.

— Стой! — заорал Верн, видя, как разгневанный лам хватает пастью мелкого скользкого обидчика.

Поздно — лам хрупнул и с омерзением оттопырил губу — не особо вкусно.

— Это что было? Рыба? Чернонос, ты что, скотина, делаешь⁈ — возмутился Фетте. — Так рыбу не жрут!

Лам открыл пасть и показал кривые зубы. На них даже чешуи не осталось.

— Настоящий боевой лам, — с некоторым уважением отметил начальник штаба. — Хрясть — и никаких улик! Скоро Черноноса можно будет на львов напускать. Но вообще-то это нарушение дисциплины. Жрать сырую рыбу правила военно-полевого приготовления пищи запрещают четко и недвусмысленно! И вообще рыба предназначена двуногим скотам. Верн, а как ты ее вообще поймал? Случайно зацепилась?

Верн предостерегающе поднял палец — не мешайте думать и анализировать.

Последняя мидия была некрупной, после вскрытия — вообще козявка слизкая. Лично обер-фенрих на такую бы наживку никогда не клюнул. Ее и на крючок-то сложно насадить-намотать.

Но стоило аккуратно опустить лесу в воду, и не забрасывать, наоборот — подвести к берегу под самый камень. В довольно бурной волне, только что разбившейся о камень, никакой рыбы быть не могло. Там и глубина-то менее полуметра, да и как рыбе плавать, если ее все время башкой о камень лупит-бултыхает? Но удилище сразу вздрогнуло, на сей раз Верн отчетливо ощутил удар поклевки.

— Жрет! Дергай! — завопили зоркие бойцы Ланцмахта.

Верн дернул, но не резко, а плавно, уже не собираясь зашвыривать потенциальную добычу в береговые камни и на головы товарищей.

На крючке висела ошеломленная рыбка, вид у нее был довольно смиренный, только глаза смотрели врастопырку.

— Отлично! — вскричал начальник штаба. — Еще двадцать-тридцать таких хвостов и будет отличный ужин. Тревога! Всем подъем! Ищем наживку! Ламы остаются на охране лагеря! Господину ученому немедля просчитать потенциально урожайные мидийные участки пляжа!

Тридцать рыб — это, конечно, было весьма завышенным штабным требованием. Верн поймал девять — крепеньких, не особо красивых рыбешек с черно-пятнистыми спинами и большими плавниками. Но даже это было серьезной удачей! Под берегом, в самой бурной воде, клевало весьма регулярно. Кто бы мог подумать⁈

Отряд уходил от моря. Берег в последние дни показался рейдовикам значительно более симпатичным, но двигаться скалами было сложно, к тому же отряд набрел на безлюдный поселок. Хижины были явно брошены, причем давно. Но на берегу закрытой бухты, у остатков причала, недавно кто-то бывал — кострище и куча опустошенных раковин являлась тому явным доказательством. Противник не дремлет, упреждающе обжирает пляж!

Верн довольно ровно шагал рядом с ламом. Простреленное бедро не особенно напоминало о себе, к тому же Брек без особых возражений нес командирский щит.

— Может и реабилитирует тебя начальник штаба, — проворчал Верн. — Он строг, но справедлив. Но еще раз дашь деру — всё, конец тебе.

Лам сделал вид, что вообще не понимает, о чем речь. И то верно, солнце уже склонялось к дальним восточным холмам, склоны стали красноватыми, а впадины между холмов почернели. Скоро разбивать лагерь для ночлега, но до этого чудного момента еще нужно дотащить ноги.

Лам подозрительно втянул воздух, тут же зафрыкали-мукали его собратья. Идущий в головном боевом дозоре Фетте вскинул руку:

— Следы львов. И воняет.

— Весьма похоже на то, — признал начальник штаба, морщась и снимая с шеи винтовочный ремень…

…— На редкость крупная стая, — констатировал Вольц, спустя десять минут. — Что неприятно. Многочисленный и хорошо организованный противник всегда опасен.

Следы произошедшей здесь схватки расшифровать было не так сложно. Люди успели приготовиться к обороне, бой был короток, но жесток. Защищающиеся успели завалить двух львов, но это не остановило остальных хищников. От людей практически ничего не осталось, только обглоданные и расколотые кости и оружие. С путниками шел вьючный лам, от него осталось чуть больше — он был полохматее, клочья шерсти остались на траве.

— Это были феаки, — сделал вывод Фетте, поддевая наконечником копья остаток сапога — от обуви уцелела лишь изжеванная клыками подметка.

— Но вот тот комбинированный топор бесспорно работы тресго, — возразил научный специалист, заимевший после памятного боя и меткого решающего выстрела великолепную пару трофейных сапог, и посему считающий себя выдающимся этнографическим специалистом по диким племенам.

— Возможно, шли и те, и другие. Дикие феаки не испытывают особого предубеждения к коварным дикарям, запросто торгуют и общаются. Но подробности их сомнительной дружбы уже не имеют значения, — Вольц покрутил в руках наконечник костяного копья, измазанный запекшейся львиной кровью. — Бились спина к спине до конца, что достойно уважения. Но хоронить тут нечего. Львов было с дюжину, на редкость крупные, кровожадные и голодные. Вон — и своих собратьев растерзали.

— Весьма и весьма крупные, — проворчал Верн, разглядывая четкий след огромной лапы.

— Да, этот вообще гигант. Я бы сказал, что эта тварь размером со «шнель-бот», но таких хищников, к счастью, не бывает. В любом случае нам с этой шайкой людоедов разумнее разминуться. Безусловно, Ланцмахт не проигрывает и самому хитроумному зверью, патроны у нас еще есть. Но пожалуй, после боя с такой стаей мы останемся абсолютно пусты по части боеприпасов, — очень верно заметил начальник штаба. — Имеет смысл обойти стороной охотничьи угодья этих тварей.

[1] Фремд (множ. фремды) — от искаженного fremd — чужой.

[2] Местная порода хищных птиц. Типичные падальщики, отличаются от земного грифа-вульгариса меньшими размерами и более благообразным (весьма относительно) экстерьером. Но так же облезлы, блохасты, взгляд неприятный, аппетит завидный. (комментарий ведущего специалиста-орнитолога Островного университета проф. Л. Б. Островитянской)

[3] Уникальная ягода, название произошло, видимо от латинского Prunus fruticosa — дикая вишня, хотя с земным аналогом имеет лишь отдаленное сходство. Более крупна, оригинальный вишенно-сливово-малиновый вкус. Хорошо идет со свежей форелью, блюдо лучше подавать охлажденным. (комментарий автора бестселлера «Правильные кухни миров» Л. О.)