Особых происшествий в эти дни не случалось. Местные цизели слегка горчили на вкус, видимо, из-за характерного приморского типа питания. Дважды рейдовики слышали львиный рев, но это, видимо, были некие дикие, не Генеральские, звери-одиночки. Все это было недостойно записи в «жобе», в котором, кстати, оставалось всего несколько незаполненных страниц. На горизонте показались горные цепи, возможно, это были первые северные хребты Норд-гор, за ними уже долина Ильбы и собственно земли родного и недоброго фатерлянда. Но шансов на общий успех близость гор не слишком-то прибавляла.
Дело не в усталости. Да, скорость отряда упала, но очередной хороший отдых вернул бы силы людям и ламам. Но не вернул бы снаряжение. Господа фенрихи практически разуты, на троих осталась пара форменных сапог, благо, размеры практически одинаковые. Маршировать приходилось в тапках-намотках из шкурок цизеля. Этот незаменимый грызун истинный спаситель походной жизни, но шкура у него так себе, только на пару дней и хватает. Пробовали выкраивать тапки из куска львиной шкуры, предусмотрительно запасенной и выскобленной Верном, получалось крепко, но зверски натирало ноги, да потертости еще и воспаляться начинали. Дрянные скоты эти львы, что в гастрономическом смысле, что в обувном…. С одеждой рейдовиков дело обстояло не лучше. Господа офицеры откровенно посверкивали задницами в безнадежно протертых и прорванных брюках, рукавов кителей ни у кого не осталось — ушли на заплаты. Походный котел — одно название, болтов для арбалетов неполная дюжина, запасные тетивы вообще кончились. Да, есть еще шесть патронов и надежное холодное оружие, но это…. Не слишком это утешает. Впереди горы и холодные ночи, с абсолютно неупорядоченными и непредсказуемыми проливными дождями…
Изредка рейдовики отмечали следы людей. Роща одичавших олив и заросшие фундаменты — то давнее. Брошенный силок с уже высохшим ворохом игл дикобраза — более свежее. Надетый на ветвь куста череп антилопы-жвуньи — это уже почти свежайшее. Добыть антилопу — немалый охотничий подвиг. Разглядеть небольшие стада быстроногих животных особого труда не составляет, но они даже на винтовочный выстрел к себе не подпускают, чрезвычайно осторожны. Впрочем, тратить патрон на жалкие сорок килограммов мяса, требухи и шкурку — немыслимое расточительство, до такого жеста отчаяния рейдовики не собирались опускаться.
— Вот так и наши черепки будут висеть, — предрек Фетте, глядя на череп антилопы со спиленными рогами. — Хотя что с нас спиливать, мы вообще не ценные. Не будут с дойчами возиться. Рылом мы не вышли, вообще бросовые головы.
Да, цанцу[1] рейдовики тоже видели. Красовалась на аккуратно вбитой в расщелину скалы палке, защищенная клеткой, плетенной из прутьев — это, чтобы птицы не расклевали. Чуть покачивалась, смотрела вдаль красиво и ровно зашитыми веками. Небольшая, размером чуть крупнее солдатского кулака.
— Тонкая работа, — дрогнувшим голосом сказал Немме — он видел культовый предмет диких феаков впервые.
— Да, здесь куда лучше делают, — согласился упавший в тень скалы начальник штаба. — На наших фронтах вечно какие-то кошмарные бошки попадаются в трофейных вещичках шаманов разбойных феаков. Смотреть противно.
— У нас делать не умеют. Тоже повыродилось дикое искусство, — пробормотал Верн, разглядывая голову.
Уменьшившееся, но сохранившее черты лицо было гладко и спокойно, складки-морщины имелись только на затылке. Насекомые высушенную кожу не тронули, видимо, чем-то пропитана страшная игрушка. Не в каждой цанце есть магия, истинные колдуны среди диких феаков редки. Но где магия, там и цанцы — они неотъемлемая часть ритуалов. Хотя сдирают и сушат головы с совершенно разными целями: иной раз из уважения, сохраняя мудрость покойного или отдавая должное храбрости убитого врага, но чаще в знак презрения, унижая и насмехаясь. Собственно, Верн диких подробностей не знал — где в столице найдешь сведущего в изготовлении цанц истинного дикаря? Хотя выглядит содранная башка не так плохо. Вдумчиво и с чувством сделали.
— Нам нужно постричься, — сказал обер-фенрих.
— Вот это точно! — одобрил Фетте. — Не желаю я так висеть. Хотя это и лучше, чем быть сжеванным за ноги львом. Но ненамного.
Рейдовики двинулись дальше, а цанца осталась смотреть вдаль, задумчиво покачиваться на подвязанных к колу волосах.
Личный состав Верн постриг тем же вечером. Самого командира обкорнал, под чуткие советы остальных, Фетте. Результат подтвердил, что рука фенриха куда лучше заточена под арбалет и копье. Впрочем, последнее сигнально-бытовое зеркальце было разбито в прибрежных скалах, себя Верн не видел и точно знал, что «ступеньки» и «плеши» скоро зарастут.
Ночью случился дождь, даже двойной, вообще у здешней погоды не наблюдалось никакой дисциплины, поневоле заскучаешь о размеренности дождей Эстерштайна.
Верн сменил на посту научного специалиста, тот слегка подрагивал, продрогнув — костер залило.
— Сдери мне башку, чувствуется близость гор, — заметил огрубевший ботаник. — Слушай, может, мне в горы не идти? Я же там точно сдохну. Может, мы завернем к какой-нибудь деревне и я останусь?
— Почему бы и нет? Вдруг местным мастерам интересно поработать именно с редчайшей рыже-плешивой цанцой?
— Все же мерзкие вы, офицерье, людишки, непременно нужно последнюю надежду у человека отобрать, — проворчал ботаник, без особой, впрочем, злости, и полез спать к теплым ламам.
Верн ухмыльнулся, пряча под ветхое плащ-одеяло «маузер» — с неба все еще моросило.
Нужно что-то придумать. В этом ослабленном составе, без карты, разутыми и раздетыми, горную часть маршрута не преодолеть. В этом герр Немме прав. Было бы разумнее договориться с приличными местными обитателями, оставить им ученого ботаника (навсегда), нездорового Вольца (временно), доплатить за содержание оружием и частью уцелевшего снаряжения. Можно оставить пару лам. Вдвоем с Фетте можно перейти горы, собрать новый рейдовый отряд, вернуться и забрать начальника штаба. Но каковы гарантии? Зачем местным феакам сомнительные чужаки? Ланцмахт здесь ненавидят, оно и понятно. И знают, что разок заявившись, эстерштайнцы в покое уже не оставят. Прирежут всех гостей местные обитатели, и даже не найдешь, что на это возразить. Да и оставлять Вольца… а кто даст приказ на еще один рейд? «Вас посылали для полного и окончательного бесследного исчезновения, а вы, господин обер-фенрих, туда-сюда ходить вознамерились?» Это вызывающее нарушение дисциплины!'.
Размышляя, Верн воскрешал костер, благо дождь унялся. Можно повесить на огонь останки котелка, начать небыстрый процесс приготовления. Наливая воду, обер-фенрих замер…
Львиный рев… очень далекий, но… похож. Или это сородич Генерала? Не мог же тот быть единственным таким гигантом? Явно же он иной породы, редкой.
Верн вслушивался, доносились некие смутные, видимо, львиного происхождения звуки. Но это иные рыки — тот слишком узнаваемый. Показалось со страху.
После подъема рассказал друзьям.
— Помнилось и причудилось, — категорично заверил Фетте. — Мы очень далеко ушли. Но Генерал нам памятен, понятно, что еще долго будет чудиться его немыслимая туша, да и при каждом львином рыке будем красавца вспоминать.
— Мне иногда кажется, что и тот Генерал нам причудился, — признался научный консультант. — Я все же кое-что читал по зоологии и биологии, понимаю, что столь кошмарные звери едва ли могут существовать. Тем более в единственном экземпляре. Это неестественно. Возможно, мы съели больного цизеля, и всё это было галлюцинацией.
— Без обид, герр ботаник, но ты иной раз сам как больной цизель, — усмехнулся Верн. — По-твоему, мы с Фетте всадили пулю в галлюцинацию?
— Да, это вряд ли, — признал научный специалист. — Вы скорее околеете, чем патрон напрасно потратите.
— Что скажешь? — обратился Верн к молчавшему начальнику штаба.
Вольц сидел, неловко опираясь на одну руку. Нос заострился, на лбу капли пота. Не в лучшей форме главный специалист по уставам.
— Полагаю, Генерал всеми силами будет уклоняться от свидания с «маузером». Видимо, винтовка — единственное, чего он всерьез опасается. Весьма разумен. Но это не значит, что наши маршруты не пересекутся. У банды Генерала отличный нюх, но дурно поставленная разведслужба, могут невзначай выйти на нас, — пояснил начальник штаба.
— Понятно. Кстати, когда дойдем до столицы, имей в виду, что не всегда так уж необходимо излагать свои мысли строго уставным языком. Не все в замке оценят эту сухую манеру должным образом. Тем более, армейские термины не всегда легко прочесть по губам.
— Думаешь? Я это учту, — Вольц улыбнулся.
Грифы вились разрозненно, видимо, надеялись перекусить, но чуть позже. Вновь долетел рев львов… этакий служебный, похоже на дежурную перекличку фланговых дозорных.
— Они, — заверил Фетте, передавая бинокль. — Воинство Генерала проводит очередную операцию. Здешним диким феакам придется худо. Что ж, это радует, хотя нынче я не особо кровожаден. Но Генерал ближайшие сутки будет весьма занят, успеем уйти подальше.
Верн кивнул — оптика вновь приблизила грифов и едва заметное отдельное строение — типичную феакскую хижину, остальные жилища скрыты склоном холма, селяне, как обычно, живут широко и просторно, так оно гораздо целесообразнее в хозяйственном отношении. Но если приходит целая шайка львов, то все наоборот — обороняться сложно, практически невозможно.
Вообще место-то было живописным, приятным. В лучах собирающегося заходить солнца еще поблескивала змейка текущего между холмами ручья, сиял небольшой пруд. Клочки крошечных огородиков казались естественной частью пейзажа. Так же, как и расположение хижин, место и форма посадок овощей диктовалось крайне немногочисленными удобными для земледелия местами. Наверняка тут все свое, привычное: выпасы для лам, домишки и загоны, единственная относительно наезженная тропа-дорога, многолетние норы цизелей на склонах и неизменно умный староста, сейчас наверняка наделавший в штаны. Его можно понять.
— Обходим деревню, пока не стемнело? — уточнил Вольц, утомленно опираясь о вьюк Белого. — Возьмем юго-восточнее, вдоль ручья, ветер удачен — дует к нам, зверюги не учуют.
— Да. Но не совсем, — Верн не был уверен, но что-то этакое нависло, предупреждало и намекало. — Давайте пока к той вершине, лам оставим за скатом, взглянем.
— Можно и взглянуть. Хотя зачем? — недоуменно пожал плечами Фетте. — Вперед, Чернонос, вперед, косматые братья! Ночью будете принюхиваться, пока нечего нервно сопеть.
Отряд двинулся между холмами. Верн, начальник штаба и Белый шли замыкающими.
— Что именно настораживает, дружище? — Вольц был вял, выглядел паршиво, но бдительности не утерял. Видимо, такое вообще невозможно — начальник штаба останется на службе до последнего своего вздоха.
— Не знаю, — честно проворчал Верн. — Настораживает, что наши пути опять пересеклись. Это Генерал, я его чую задницей.
— Да и черт с ним, сдери ему башку. На нас он лезть больше не рискнет, научен.
— Он ранен. И уж точно — злопамятен. Мы это знаем. Он нас не забудет.
— Львы обладают недурным нюхом, порой весьма умны. Но не преувеличивай. В Эстерштайн он за нами точно не потащится, — заверил Вольц.
Верн хотел сказать, что и не думал о столь бесконечном преследовании, но… пожалуй, думал. Пусть и подсознательно.
— Это очень странный лев. Но дело не в нем, — сказал Верн.
— Значит, все-таки чуешь что-то этакое. И не только задницей, — заключил начальник штаба.
К вершине поднялись втроем — научный специалист остался охранять лам. Ну, или ламы за дойчем остались присматривать.
— Отличный наблюдательный пункт, — одобрил Вольц, осторожно, на одном локте проползая повыше.
Начальник штаба был прав: отсюда деревушка открылась шире, видно разом полтора десятка домов — то, что обозначало центральную улицу. Просторный загон, куда успели собрать всех лам и коз — ветер доносил испуганное многоголосое фыканье, ыканье и мемеканье. Люди — вооруженные мужчины, цепью прикрывшие пространство между близлежащими хижинами, далее строение покрупнее, там кто-то мелькал, виднелась наспех сложенная колючая изгородь. За ней, у большого дома, женщины и дети, подтаскивают то немногое, чем еще можно укрепить изгородь.
— Не так глупо, — прокомментировал Фетте. — Надеются отбить первую атаку на подступах, кого-то из хищников подранить, потом отступят за укрепление, зажгут костры. Могло бы сработать. Но о Генерале бедолаги еще не знают. Он, наверняка, все спланировал, а если надо, лично пробьет изгородь, она не на вес его туши рассчитана.
Верн передал бинокль начальнику штаба, сам лег на спину и посмотрел в предвечернее небо. Тревога нарастала. Ночь для селян будет последней, видимо, для всех жителей. Мужчины и мальчики умрут с оружием в руках, остальные — как повезет. Это жизнь, которая, как известно, всего лишь предварительная часть смерти.
«Бессмысленно что-то пытаться сделать», — подумал Верн. «Они обречены, и если мы тоже умрем, это ничего не изменит. У нас шесть патронов. Даже если отстрелим Генералу всю мошонку или что там у него есть, это не поможет. Нас раздерет львиное войско. Наверное, жевать нас будут по одной ноге, до утра, растягивая месть. Нужно уходить».
— Ну? — спокойно намекнул Вольц.
— Сейчас.
Верн не двигался, и мыслей уже не было. Только небо Холмов. Ну и что оно может подсказать? Небу до крошечных людей дела нет. Собственно, как и до огромных спятивших львов.
Порхнула пестрая птица, сделала круг над залегшими фенрихами и внезапно приземлилась на траву. Глянула бусинкой-глазом, тряхнула хохолком.
— Совсем обнаглели крылатые, скоро на голову гадить будут, словно мы уже тут костяками по всему склону разбросаны, — с негодованием прошептал Фетте.
Удод глянул на фенриха с презрением, вспорхнул, мгновенно унесся-исчез трепетной черно-рыжей искрой.
— Я пойду, — пробормотал Верн. — Я и «маузер».
— Ты птицу ждал? — с интересом уточнил начальник штаба, глаза его болезненно блестели, но он был собран и готов к действию.
— Нет. Удод, это просто удод. Дело в другом. Объяснять долго. Возьму два патрона, две гранаты, и пойду.
— Безумие. Но хорошо, я с тобой — сказал Вольц. — Это весьма интересно: внезапный, хирургически точный короткий удар в тыл столь нестандартному противнику.
— Вы оба спятили! — с ужасом прошептал Фетте. — Генерал же от нас отстал. Может, считает, что мы и сами сдохнем. Что весьма даже вероятно. Но зачем же так спешить⁈ Ладно, я пойду. Я, между прочим, туповат, но не трус. Нужен заряжающий, я понимаю.
— Останешься с ботаником, — веско сказал Вольц. — Ламам необходима охрана. Ты единственная здоровая и подходящая кандидатура. Кроме того, это операция для высшего командного состава.
— Дружище, ты бредишь, это жар, — сочувственно поведал Фетте. — На себя посмотри. Ты даже до огневой позиции не доплетешься. А если доплетешься, то толку с тебя не будет.
— Заткнитесь оба! — приказал Верн. — Я беру два патрона, и прекрасно справлюсь без заряжающего. По сути, у меня будет единственный выстрел, второй патрон только для порядка. В качестве страховки — гранаты. Вы ждете здесь, наблюдаете. Если будет смысл, ждете меня. Или наоборот.
— Безусловно, командир — ты, но в данном случае… — начал Вольц.
— Спускаемся к ламам, там оставлю лишнее, а вы выскажете ценные замечания и бурные возмущения, — шепотом рявкнул Верн.
…— Засяду на левом холме. Если ветер не изменится, Генерал сам выйдет мне на прицел, — пояснил Верн, избавляясь от излишней амуниции, которой, собственно было не так много. — Тут главное, не спешить с выстрелом. А спешить я не стану.
— Все равно это недопустимо! — продолжал настаивать Вольц. — Командир отправляется на вылазку один, без прикрытия⁈ Где, в каких уставах и наставлениях упомянута и оправдана столь рискованная ситуация⁈
— Это не просто вылазка, — возразил Верн. — Если все пройдет благополучно, возможны переговоры. Не с Генералом, естественно. С селянами.
Соратники переглянулись.
— О, ты заглядываешь на два хода вперед? — пробормотал начальник штаба. — Это несколько меняет дело. Но тем не менее…
— Давайте я пойду, — внезапно подал голос Немме. — Заряжающий из меня посредственный, но из арбалета я стреляю довольно метко. Прикрыть смогу. Взведению гранат обучен. И если нас не сожрут, будет уместнее, если при разговоре будет присутствовать некто не такой… армейский и откровенно ланцмахтовский. Вас, ребята, опасаются и ненавидят все, даже цизели.
— На тебе прямо-таки написано, что ты дойч, — заметил Верн. — Прямо на роже накатано, причем крупными шелушащимися буквами.
— Дикие феаки все равно не умеют читать, — на редкость хладнокровно ответил научный специалист. — И к чему спорить? Как отвлекающая приманка для льва я не хуже любого из вас. К тому же не хромаю, и ноги у меня не сбиты. А еще я смертельно устал таскаться по холмам. Дайте мне возможность быть сожранным достойно! Я заслужил!
— Какая исключительно трусливая, слабовольная, но в целом верная логика! — изумился начальник штаба
— Ладно, пошли, — пожал плечами Верн. — Отличная возможность не вернуться в столь пугающий тебя Эстерштайн. Практически гарантированная.
Все, включая лам, напряженно следили, как отбираются патроны.
— Вот этот, и, пожалуй, этот, — решил Верн. — Не должны подвести. В случае, гм, частичного успеха операции передайте мой поклон фельдфебелю Зиббе. Он нас здорово выручил. И еще… Вольц, когда дойдешь, найди мою медицинен-сестру. Ты ее видел, дело это неспешное, как-нибудь найдешь время, встретишься. Расскажешь, как всё вышло и передашь, что Холмы мне в общем-то понравились, я решил остаться.
— Это возмутительно! — приглушенно завопил начальник штаба. — Он идет на вылазку такой важности, а мечтает о бабах⁈ Я даже не подумаю встречаться с твоей красоткой! Это что, романтическая пьеса театра, что ли? Да она тебя уже давно забыла, прекрасно проводит время в гаштетах с другими кавалерами.
Верн ухмыльнулся:
— Да пусть проводит. Я вам давно хотел сказать, да все как-то повода не было. Анн мне не подружка. Просто очень близкий человек.
— И кто тут говорил, что я брежу? — сухо поинтересовался Вольц. — Вот кто бредит! Вовсе не боевые товарищи у этого легкомысленного красавчика числятся самыми близкими людьми, а некая миловидненькая тощенькая фрау.
— Она не «миловидненькая фрау», а моя мать! — шепотом заорал Верн. — И я сдеру башку тому, кто скажет о ней плохо!
Пауза оказалась длинной. Верн неожиданно для себя хихикнул — таких тупых морд у друзей еще никогда не приходилось видеть.
— Это в каком смысле — «мать»? — в замешательстве уточнил начальник штаба.
— Видимо, в самом прямом, — сказал Немме, ввиду своего элитного воспитания обладавший большей фантазией и опытом по семейным темам. — А как же она… ну, это сделала? Как она могла знать, что ты ее сын?
— Она медицинен и весьма умна. Присматривала за мной еще с Киндерпалац, — пояснил Верн. — Это оказалось вполне выполнимо. Если постараться. И вообще детали не важны. Я просто хочу, чтоб ей передали, если что-то со мной случится.
— Понятно. Хотя ты возмутительно, небывало шокировал товарищей! — объявил Вольц. — И она же совсем молодая… Черт, но сейчас не время разбираться с твоим ошеломляющим враньем. Идите. Вспомните всё, чему вас учили. И только посмейте не вернуться!
Шли-перебегали в молчании. Склон, ложбина, новый подъем… он заслонял охотничью группу от деревни, но не исключено, у львов выставлен дозорный зверь. Хотя зачем? Львы и не подозревают о близости опасного огнестрела.
Немме не слишком отставал: на коротких дистанциях дойч вышел на вполне средне-солдатский уровень физической подготовки, поскольку иных вариантов и шнапса ему никто и не оставлял.
«А вариантов и у нас нет» — подумал Верн. «Разве что остается некий самый узкий выбор тактических действий. Основное решено. Даже чуть легче стало».
Легче-то легче, но не особо. Ранц-мешка не было, фляги с водой тоже, тяжесть топора и закинутого за спину щита с пристегнутым копьем обер-фенрих давно не замечал, но сейчас ремень отягощали гранаты, их рукояти выпирали и норовили забряцать. Говорят, изначально гранатные рукояти задумывались деревянными, но уже давно их стали производить из стандартной медной трубки, они вечно окисляются и теряют приличный вид. В надежности гранаты тоже порядком утеряли, к тому же не в меру звонки звуком при полевой транспортировке.
Мысли были пустяшные, но попробуй о чем-то умном думать, когда бежишь по колючкам, одной рукой придерживая приклад «маузера» — (ремень после Фетте нужно было подогнать), другой рукой прижимая головки гранат, прыгающие за поясом. Ничего, сейчас на позиции с мыслями соберемся…
…Рык разнесся внезапно, показалось — в десятке шагов рычит клыкастая тварюга. Охотники разом упали в траву, Верн вскинул винтовку, краем глаза увидел, что у ботаника наготове арбалет.
Льва рядом не наблюдалось. Верн показал жестом — тварь по ту сторону склона, за гребнем. Дойч мужественно дернул плечом — «положим зверюшку». Нет, класть нужно Генерала, остальное не стоит солдатских усилий и патронов. Дойч пожал плечами — «это уж как пойдет». Верн ухмыльнулся, «это тоже верно — как пойдет». Кивнул на арбалет — «в задницу мне не стрельни». Вот теперь Немме возмутился — «я армейский научный консультант, а не криворукий городской житель!».
Отлично. Солдат должен быть зол перед боем. Но хладнокровен.
Переползание по колючей траве — действенно изгоняет суетные мысли и настраивает на верные тактические решения.
С точкой наблюдения не ошиблись. Верн еще раз убедился, что наблюдения с дистанции, через оптику, способны слегка сбивать с толку. Вот она деревня… И ближайший лев — двадцать шагов, не больше.
Ветер, полный дымных и иных ярких как запахов, так и звуков, дул в лицо. У оборонной изгороди уже зажгли защитные костры. Нет, не рановато, как подумалось в первую минуту — выбора у селян уже не было. Банда Генерала наступала…
…Обманчиво неспешно бежала вдоль ограждения поджарая львица. Взрыкивала и отскакивала-уклонялась от стрел. Деревенские лучники, отошедшие за колючий завал веток, не выдерживали, стреляли снова, хотя было очевидно — это отвлекающий маневр. Ударная группа тварей — четыре отъявленных гривастых людоеда и две крупные львицы — сосредотачивались левее. Замысел прозрачен: с фланга атакующих тварей будет прикрывать склон, выскочат прямо к дому, стрелки с крыши и из-за изгороди кого-то подстрелят, но остальные звери преодолеют завал — он-то довольно жиденький, перепрыгнуть вполне можно. Селяне-феаки опасность осознают, на месте очевидно намечающегося прорыва сбито некое подобие строя: копья, топоры, есть даже щит армейского образца и еще какой-то самодельный. Оно так и бывает на войне: понимание-то есть, а сил отразить атаку нет. Но где же наш большой друг? Неужели заявится лишь к финалу, когда всё кончится?
Краем глаза Верн наблюдал за дойчем — тот был заворожен близким соседством льва. Да, плотновато лев сидит, хотя сейчас зверь увлеченно наблюдает за действиями сородичей, дозорный из него дрянной, к счастью, львы уставов вообще не читают. Хвостом только шевелит, мух отгоняет.
У охотников хвостов не имелось, предвечерние навязчивые, хотя и менее многочисленные мухи норовили сесть на вспотевшие шеи, заползти под кирасу. Ну, скоро не до них будет. Да и сумерки подступают.
Крики у изгороди усилились. Неспешно, уверенно подступала ударная группа львов. Навстречу им полетели факела. Хорошее средство, но это же Холмы, тут много факелов в запас не заготовишь. Многоголосо визжат и орут женщины у защищаемого дома, тоже верно, этот способ воздействия на врага малозатратный, кроме крепких глоток и желания ничего не требует. Но тут организованная львиная банда, ее так не отпугнешь, она уж столько голосящих деревень пожрала…
Выбор перед обер-фенрихом стоял непростой. Генерала не видно, а если он появится, и выстрел будет точным, то времени на перезарядку не останется — дозорный лев хоть и дурак, но вряд ли еще и слепой-глухой. Может, как в тот раз — испугается и драпанет?
Вспомнилась несравненная фрау Гундэль. Тоже вот… нет, не слепая, но в остальном на этого льва весьма похожа. Но не труслива. Не драпанет лев, сдери ему башку. В тот раз просто повезло рейдовикам.
Верн привлек внимание научного специалиста — острый запах близкого хищника дойча все же крепко заколдовывал. Ламы и замковые фрау, конечно, пахнут поприятнее, тут не поспоришь.
«Этот — твой» — показал обер-фенрих. «Бей в голову».
«Понял».
Немме окончательно в страх все же не свалился, соображает. Это хорошо. Приказ стрелять в голову спорен, болт может и не пробить толстую кость. Но лев не очень крупный и умный, череп у дураков должен быть мягче. Или наоборот? Да нет, с какой стати «наоборот», умные существа размягчением голов не страдают.
Верн откинул исследовательские, не особо нужные сейчас мысли.
Он придет. Вожак обязан присутствовать, возглавить битву, иначе какой же он вожак, никакого уважения, этак даже размеры не спасут авторитета. Хотя у львов все немного иначе…
Львы медлят. Прохаживаются у границы попадания стрел, один лев мотает гривой, пытаясь вытряхнуть неглубоко вонзившуюся стрелу. Попеременно взрыкивают, но не атакуют. Изматывают. Ожидание вот такой безнадежной битвы убивает почти так же гарантированно, как клыки и когти.
Рев… грозный и жуткий, от такого леденеет кровь, волосы встают дыбом и непоправимо слабеют держащие оружие руки. Устрашающий звук вознесся ниоткуда, раскатился, накрывая склоны и хижины.
Верн ожидал чего-то такого, но волосы на затылке все равно взъерошились. Эх, не властен человек над своими волосами — те что хотят, то и делают. Остается только еще почаще их стричь или шлемом покрепче прижимать, шлем, он — дисциплинирует. Хотя вон Немме и так обходится. В плешивости много плюсов.
Генерал умел себя показать — появился на склоне внезапно. Огромный, даже больше, чем помнилось рейдовикам. Гриву, видимо, распушил. Но движется не особо бодро, заднюю лапу подволакивает, и вообще заметно отяжелел.
Монстр медлительно и грозно спускался к изгороди. От позиции охотников — 150–180 метров, прицел можно не менять. Отличная огневая позиция, пусть и последняя…
Грива и брюхо — огромное, на старинный цеппелин похожее — волочились по земле. Похоже, распух Генерал с прошлой-то встречи. Нездорово так распух, болезненно, это в каждом движении чувствуется.
До позиции на вершине долетела волна смрада.
«Он уже мертвый. Наполовину» — осознал Верн. «Гниет изнутри. Видимо, та пуля в кишках засела».
Вот только это обстоятельство ничего не меняет. Даже почти дохлая туша с таким когтями и клыками, весом под три тонны, людей задавит в один миг.
«Мне не везет» — подумал Верн, опуская на лицо стрелковую маску. «Гнилой подвиг попался. Не стану героем. Сначала этот рейд, вообще никому не нужный, с неоправданной потерей рядового состава. Потом огромный тухлый трофей. А во всем бабы виноваты. Чего этой дуре Гундэль не упасть в ров сразу? И не было бы никакой трехтонной вони. Надеюсь, маме эти отвратительные подробности не вздумают пересказывать».
А там — за изгородью, у дома и загона — наступила полная тишина, видят люди и ламы приближенье монстра, ужаснулись и онемели. Даже глупые козы заранее помертвели…
Обер-фенрих трогает обмотанной дырявой шкуркой ступней сапог Немме, чувствует, что научный консультант понял сигнал…
…в прицеле покачивается спина Генерала — выбираем место, где грива не столь длинна, и мощную лопатку не задеть, она с виду тверже брони орудийного щита. А мух-то над дохляком сколько… гадостный людоед пошел, в легенду такого точно не возьмут…
…спусковой крючок успокаивающе коснулся пальца. Хладнокровен «маузер», уверен в себе, он древний, он великий, он выше вони и бредней о легендах и подвигах…
… мягко, еще мягче…
…. выстрел!
…Мгновение полной тишины, стук выбросившего гильзу затвора показался оглушительным…
…От рева заложило уши — взрычало разом с полдюжины хищных тварей — но все накрыл рев Генерала. Огромная пасть исторгала невыносимый звук и немыслимую вонь, из нее далеко летели брызги гноя и вселенский ужас. Врата древнего ада, а не пасть, сдери ей башку…
….От выстрела за спиной дозорный лев подпрыгнул на месте, завертелся, поджимая хвост. Немме, видимо, обделавшись, но не утеряв прицела, спустил тетиву арбалета — болт оказался по оперение торчащим в глазнице зверя. Лев ошеломленно пошатнулся, замер…
…это неважно. Верн поднимался навстречу Генералу. Прятаться было бессмысленно — чудовище видело стрелка…
…Генерал тяжелыми, неуклюжими прыжками несся к вершине. Медленный стал, бочка с гноем, а не вожак. Но огромный, говнюк, слишком огромный…
— Иди, башку сдеру! — во весь голос заорал обер-фенрих, почему-то игнорируя уставной гордый клич Ланцмахта…
…последний патрон уже в патроннике, «маузер» вскинут навстречу врагу…
…Ответный низкий рык, желтые клыки светятся в темно-багровой, полной жижи пасти, брызги почти долетают до стрелка…
…это кажется. Еще шестьдесят метров…
…нет, не попасть, не сбить чудовище с шага. Он медлительный, почти разложившийся, но умный. Только голову подставляет, и выбора нет…
…выстрел!
Верн целился в глаз, но понятно, такое попадание было бы фантастической удачей. Пуля ударила чуть ниже, ушла рикошетом, вырвав кусок шкуры…
Всё…
…Обер-фенрих роняет «маузер» (достаточно аккуратно — львы вряд ли покусятся на ценное оружие, а у друзей позже будет шанс забрать), перекидывает на грудь щит, одновременно извлекает из-за ремня гранату. Защитный колпачок уже свинчен, остается дернуть шнурок с шариком. В любом случае секретное оружие взорвется уже за спиной монстра, поскольку время срабатывания запала слишком длинно…
…Верн кидает гранату навстречу смрадной смерти — вполсилы, — это вниз по склону, навстречу движению, сама покатится. Только бы сработала, возможно, поранит и отвлечет…
… присесть за щит, приготовить копье. Штатный пехотный щит Ланцмахта согласно боевому наставлению, попадания гранатного осколка от близкого разрыва не держит. Но иногда и держит…
… От грузных прыжков Генерала вздрагивает потрясенный склон, а дышать от смрада уже нечем. Впрочем, и незачем…. вообще уже ничего не успеть. С боку на Верна шел раненый лев-дозорный — пошатываясь, окривев, с болтом в мозге, но шел…
… кто сшибет-опрокинет раньше, даже не скажешь. Да наплевать, сдери им башку…
Приняв строевую стойку «на колене», Верн бьет копьем льва-дозорного — наконечник достал противника, но естественно, не особенно надежно, не для такого боя пи-лумы конструировались…
…Бок бойца оказался открыт, сейчас гранатные осколки вонзятся в щеку и руку, потом Генерал вдавит в землю Холмов…
… Граната не взорвалась…
…Но Генерал шарахается от с виду нестрашной колотушки, катившейся по траве, отпрыгивает в сторону, роняя гнойную пену с клыков. Он знаком с гранатами, что ли⁈ Что за тварь такая?!.
За спиной щелкнул арбалет. Успевший перезарядиться, вовсе не драпанувший в панике Немме на редкость четко всадил болт в ухо льва-дозорного. Все-таки есть в дойчах что-то этакое, истово-упертое. Ну, или остатки того каменного твердолобого упрямства, что вело когда-то их предков…
…На этот раз лев-дозорный падает как подкошенный. Наверное, столкнувшиеся под черепом болты рассекли тот самый нужный мыслительный нерв…
…мысли путаются, это Генерал их сбивает…
…с изумлением наблюдая за двинувшемся по дуге Генералом, обер-фенрих нащупывает за ремнем вторую гранату. Колпачок свинтить, вытряхнуть шарик — не вытряхивается, залип, в медных трубках такое бывает…
…Огромная тварь, не спуская взгляда со стрелка, двинулась напрямую. Раздувшееся черное брюхо волочится по траве, грива, размером с парус, торчит слипшимися, ссохшимися клочьями. Вонь… да что ж ты вчера не сдох, котик?
…ударом о край щита Верн выбивает из гранатной рукояти шарик запала. Дрянь заводы Хамбура, не оружие, а чистое издевательство…
…Десять метров. Или уже десять шагов? Ой, мама, он весь мир закрыл!
Обер-фенрих швыряет гранату — из-под нижнего края щита, довольно неловко…
…видимо, Генерал не обратил на это внимания — он ревет. Верн скорчился за щитом, зажмурился, по защите застучали капли слюны и гноя, оставаться под напором смрадного медлительно надвигающегося урагана было невозможно. Но и куда деваться-то? Машинально выставить копье под уставным углом, приоткрыть один глаз…
…Граната исчезла, наверное, укатилась под чудовищное брюхо, еще пораньше обер-фенриха в землю вдавилась…
… да что же это за смерть такая поганая⁈
Лев смотрит в упор. Глаза у него действительно красные. Не кровью налиты, а сами белки цвета почти созревшего тутовника, с крошечными желтыми зрачками. Безумный лев, безумная смерть…
Генерал тяжело заносит громадную лапу — ударит сбоку, в обход острия пи-лума…
…чуть вздрогнула под солдатом земля, и лев дрогнул. Граната сработала, не подвел запал. Только взрыва и не слышно — еще до гранаты оглох Верн, под этим ревом и этим страхом любой оглохнет.
…и все ж замирает жизнь еще на миг — та пауза, в которую и жить уже невозможно, и умирать омерзительно. Верн бьет копьем — под вскинутую лапу, успевает почувствовать, как глубоко вонзается наконечник, и лишь там — в глубине плоти, гнется и сгибается сталь в медной опрессовке…
…и тут настигший удар лапы сносит обер-фенриха, наваливается непосильная тяжесть, придавленный и раздавленный Верн кричать и не пытается — невозможно.
…успевает услышать глухие хлопки, почти догадался, что это компактный «барх» патрончики безнадежно высаживает, и с величайшим облегчением проваливается обер-фенрих во тьму.
Многие рейды тьмой заканчиваются. Может, и не для всего личного состава, но для части солдат уж точно. И нет в этом ничего удивительного.
[1] Цанца, она же тсантса — специфически высушенная человеческая голова. Процесс сложен, начинается с аккуратного стягивания кожи вместе с волосами с черепа. Далее следует очистка лицевых мышц, ошпаривание, прокалка опущенными через шейное отверстие раскаленными камешками и песком, и прочие приемы тонкого художественного процесса. Откуда у феаков эта странная традиция, не свойственная их историческим предкам, пока науке не известно. Но мы продолжаем исследования в этом направлении. (комментарий профессора сравнительной антропологии Л. Островитянской)