Патриот. Смута. Том 4

Глава 6

Мы с Григорием и Филко переглянулись. Лица их стали сразу же напряженными, собранными.

— Все в боевую готовность! — Приказал я, развернулся, заорал громко. — Ванька!

Конь мой, где, что с седельным ремнем, поправил ли, успел?

Быстрым шагом, почти бегом двинулся к воротам в острог. Стрельцы подтянулись, глаза горят, люди почувствовали опасность.

Если Джанибек Герай решился нашей победой и радостью воспользоваться и ударить, когда не ждем, это плохо. Встречать я готовился только Кан-Темира и его несколько тысяч, а не все татарское войско. С десятком тысяч бойцов нам не совладать. Здесь уже никакое чудо не поможет. Все костьми ляжем, отходить надо будет и с арьергардными боями наносить максимальный урон.

Но, в душе моей, надежда все же теплилась, что сын хана послов послал. А не войско привел. Как-то так должно было сложиться. Сын хана был разумным человеком, хитрецом, политиком.

Так что… После первых мыслей об опасности я уверил сам себя в том, что это послы.

Из конюшни высунулся мой слуга.

— Хозяин, что?

— Доспех и коня!

Он кивнул, юркнул внутрь и почти сразу вывел моего скакуна.

— Идемте хозяин, идемте, облачаться. — Он малость трясся, и я понимал почему. Если рог гудит, значит татары. Кому тут еще быть-то? О чем дозору сообщать? А Если татары — то, скорее всего, битва.

Воевать мой слуга не умел и не особо хотел

— Как ремень, аркебуза? — Спросил быстро, пока шли.

— Все заменил, хозяин. Не извольте беспокоиться. — Тараторил он. — Проверил. Нашел добрый карабин. Не такой красивый, как ваш, но ладный. В бою не подведет, а красоту в Воронеже починю. Схожу до мастеров, и все сделают.

Мы зашли, пронеслись быстрым шагом через сенцы. Нижегородцы все еще сидели в основной комнате, поднялись с мест, смотрели на нас.

Я рукой махнул, мол, разбираемся. Вопросы потом.

В ставшей уже моей комнате Иван помог с юшманом. Накинул его, ремни затянул, перепоясался. Ерехонку с собой прихватил, мало ли что. Опять железо к земле прижало. Ну да ничего, конными пойдем, если далеко.

Вышел, взял скакуна под уздцы.

— Пантелей, со мной. Межаков, здесь жди. К бою готовься.

Начали спускаться.

Богатырь, ставший моим личным телохранителем, топал рядом. Коня, если понадобится, я думал, добыть ему внизу. Уверен, там паслось несколько. Не всех же к реке отправили. Каких-то оставили на засеке.

Путь был непрост.

Перекопанная и выгоревшая территория южной части холма удручала своим видом. Поистине — адский, проклятый пейзаж места вчерашней битвы и противостояния с огненной стихией. Черный, угольный, вперемешку с серым от золы цвета заполняли все. Кое-где все это еще дымилось. Запах стоял отвратный — гарь, жженое мясо, паленые тряпки. Он бил в ноздри и раздражал.

Прикрыл лицо рукой, дышал через рукав.

Конь нервничал, ему не нравилось идти здесь, но это был самый короткий путь. Иначе делать большой крюк или ждать гонца в поместье. Лишние минуты, которые могут оказаться ой как важны.

Полковые и беломестные казаки расположились слева, ниже всей этой выгоревшей территории. Больше в лесу. Я видел край их лагеря. Там люди собирались, снаряжались. Слышались приказы, крики, шум.

— Что воевода? — Выкрикнул кто-то.

— Дозор! Готовимся!

Человек кивнул. Подготовка продолжалась.

Бойцы Серафима стояли где-то справа. Их я пока не видел. Далеко.

Мы спустились, вновь вокруг стало зелено. Первые рвы казацкой обороны хорошо удержали пламя от распространения на юг. Где-то на другом конце просеки я увидел торопящегося к нам гонца с заводной лошадью. Двинулся ему навстречу. Он сокращал дистанцию быстрее, я еще не влетел в седло, пока это вроде было не нужно.

Подлетел, спрыгнул, вытянулся.

— Воевода, татарский отряд идет с посольством к тебе.

Ну, все, как я и думал.

— Много их?

— Тридцать где-то. Главный мальчишка у них, молодой. Мубарек Герай сказал, что от самого сына хана.

Ох ты, как повернулось-то. Хотя что-то такое я и предполагал. Вряд ли это был какой-то иной знатный юный татарский воин.

— Такой… Высокий, худой, лет четырнадцать? Богато одетый.

Я больше констатировал факт, чем спрашивал.

— Ну, одет он небогато, по-дорожному больше. Но оружие при нем очень дорогое. Кинжал один, с каменьями. — Служилый человек вздохнул. — Один он чего стоит.

Не ошибся, внук хана. Он мне так и не представился при нашей прошлой встрече. Оказывается — Мубарек его зовут. Уверен — раз пришел сюда сын самого Дженибека Герайя, то дело миром решится.

Так, надо организовать им прием, только без всякого пафоса, по военному, по-деловому. Да и в центр лагеря тащить татар — негоже. Первое. Любой посол, он же разведчик. Зачем татарскому предводителю знать, сколько нас, какие у нас потери? Незачем. Пускай довольствуется тем, что ему сбежавшие от нас расскажут. А они врать будут с три короба. У страха глаза велики и нужно же оправдать свое бегство? Второе, немаловажное. Бой был. Люди потеряли родных и близких. Били вчера татар. А сегодня посол, да еще и богатый с малыми силами.

Как бы не вышло чего.

Я, обдумав ситуацию, быстро начал раздавать приказы. Судя по словам гонца, в запасе у нас было какое-то еще время. Отряд вместе с патрулем шел, не спеша, а его послали вперед, чтобы предупредил. Еще каких-то войск, враждебно настроенных сотен замечено не было. Все, кто вечером ушел в Поле — не вернулись обратно.

Пока творилась вся эта суета, я лично добрался до Серафима и его отряда. Бывшая посошная рать стояла ближе к Дону. Поговорил с мужиками, как до этого с казаками. Принял их клятву на верность. Сам слово свое молвил. Сотником назвал батюшку, а по факту завершения забрал с собой. Встречать посольство нужно, имея представителя веры православной. Так, правильно будет.

Остальное время заняли какие-то мелкие, незначительные дела, суета, разговоры, приказы. Несмотря на подход посольства, сборы и перевоз снаряжения в Воронеж продолжался. Я даже постарался ускорить его.

Спустя полтора часа все для встречи было готово.

Наш отряд тоже в тридцать человек выдвинулся к границе леса и Поля чуть южнее острога. Взяли с собой кушаний, которых приготовили девушки из острога, а также несколько подстилок, коврами называть это как-то язык не поворачивался. Все это, чтобы, если переговоры затянуться, мы могли не говорить с коней, а разместиться хоть с каким-то комфортом.

Со мной был Григорий, Серафим, Яков и, конечно, верный Пантелей. Охрану взял из сотни подьячего Разрядного приказа. Остальных сотников и атаманов я предупредил о переговорах, потребовал не отвлекаться от сборов, но быть начеку. Чершенский старший и Межаков тоже порывались. Первому пришлось отказать, уперевшись в то, что уж больно противоречий и ненависти между казаками и татарами много. А кровь мне здесь вообще не нужна была. Миром все пройдет и славно будет. Второму пока не доверял окончательно, проверить надо мальчишку. Да, проиграл мне и слово дал, но на сколько его хватит? К тому же отец-то за Лжедмитрия воюет. Вручил его пока в умелые руки Франсуа и тот начал уму, разуму обучать, понемногу, с базового фехтования.

Глянул я на них и задумался. Удастся ли одолеть француза и насколько легко. На моей стороне неведомые ему сведения, собранные десятками поколений фехтовальщиков. Но, у него-то боевой опыт и опыт дуэлей с отличными бойцами. Бой будет интересным, это уж точно.

Еще связанными мы вели, посаженных на плохоньких лошадок, беев. Самого Богатура я разместил на лошади средней руки. Все же этот боец вызывал у меня некое уважение. Простой, хороший воин, делающий то, что должно. Не струсил в тяжелый миг. Да, враг, но вполне достойный.

Все татары, сопровождающие нас, молчали. Только злые взгляды бросали. Лица кривили.

А еще две лошади везли тело Кан-Темира и его голову.

Добрались. Место было красивым. Слева и справа лес, густой. Там старицы и заболоченная территория. За спиной — просека, что люди Жука за зиму вырубили. От Поля к холму, на котором острог. Солнце, взошедшее в зенит, припекало, ярко освещало, уходящее далеко вперед зеленое море. Степь без конца и края. По ней к нам приближались послы.

Есть хотелось, время обеда прошло, а перехватить мне удалось только пару сухарей. Но работа требовала моего присутствия. Уж больно важны были эти переговоры. После них — уже и отдохнуть можно, спокойно сидеть в остроге и приказы раздавать.

Расстояние сокращалось. Когда между нами и татарами осталось каких-то метров сто, от их отряда отделился наш патруль, ускорился, подъехал. Степняки остановились, выжидали.

Служилый человек кивнул мне, проговорил:

— Мы их в поле встретили, воевода, и сопроводили. Говорят послы от Дженибека Герайя. Главный, молодой совсем, Мубарек.

Пока говорил, я изучал пришедших людей. Лошади выглядели усталыми — гнали они их, это точно. С рассветом выехали и за несколько часов быстрой скачки преодолели путь от стана сына хана до… Где там их дозор увидел?

На каждого всадника по три скакуна.

Люди — без доспехов, налегке. Хотя… Один всадник, что стоял подле внука хана, вел четыре лошади и казался мне знакомым. Хотят, татары были дял меня прилично так похожи друг на друга. Один скакун был нагружен скарбом. Не сильно, чтобы не менять ее каждый раз. Но. Имущество там какое-то было. Дары?

Остальные, снаряженные для быстрого рывка и отхода, а не боя. Это видно было сразу. Опытные, личные телохранители и приближенные. И во главе тот самый парень, что встретил меня в татарском лагере. Тот. кто знал русскую речь.

Да, для вас то он молодой, а для меня с моим то, современным, восприятием — совсем еще юнец. Школьник, если так задуматься. М-да, были времена. В три года на лошадь сажали казака. Да и татарина, уверен, в такое же время. А дальше — опыт и школа жизни.

Боец, что доложился, ждал моей реакции.

Я кивнул, привстал на стременах. Всмотрелся. Мальчишка улыбался, толкнул своего коня пятками и двинулся чуть вперед, один. Кто-то из сопровождения попытался перечить ему. Но внук хана только руку поднял. Даже слово не сказал.

Последовал примеру и двинулся ему навстречу, оставив своих собратьев и всю нашу процессию за спиной.

Поравнялись где-то посередине. Полсотни метров туда, полсотни — обратно. Если тихо говорить, вряд ли даже с отличным слухом кто-то что-то сможет разобрать. Слишком далеко. Вот и отлично.

— Рад видеть тебя, русский воевода. — Мубарек, судя по его выражению лица, действительно был рад. Он не боялся, смотрел с довольной улыбкой, с неким уважением и интересом.

— И я тебе рад, сын Дженибека Герайя, да будут долги лета его жизни, и приумножится достояние. — Чуть склонил голову в знак уважения. — Я узнал твое имя от своих воинов, славный Мубарек.

— Да, я встречал тебя неофициально. Не назывался. А теперь скажу. Я Мубарек Герай, сын Дженибека Герайя, приемного сына Селямета Герайя и потомок Чингисхана.

Я с трудом сдержал пренебрежительную мину. Так-то, наверное, и вправду была в нем какая-то капли крови от Чингизидов. Только… Ну на столько же давно это было и на столько размылось, что и… Но, у нас же тоже… последний прямой наследник Рюрика умер без наследника и получай Смуту!

Он. тем временем, продолжал.

— Русский воевода. Игорь. Я послан отцом, чтобы либо увидеть триумф Кан-Темира и его воинства, узреть переправу и сообщить об этом отцу, либо… — Он понизил голос. — Либо поздравить тебя с победой.

Улыбка расплылась на моем лице. Я кивнул ему.

— Игорь Данилов, ты нам очень помог. Я уже говорил тебе там. Даже не одолей ты Кан-Темира, само твое появление в лагере отца уже знак, данный нам самим Аллахом, не меньше. А то, что ты одолел мурзу…

Он сделал паузу, подбирал слава.

Понятно, что моими руками вы разделались с опасным конкурентом. Вероятно, предотвратили покушение или даже попытку переворота. Теперь те, кто колебался, будут стоять за вами прочно. А те, кто отступил, будут слыть трусами и неудачниками.

— Я стоял за свою землю, внук хана. — Сказал я спокойно.

Он вновь улыбнулся.

— Мне чудно это произносить. Русский воевода, убивший сотни моих соотечественников, тем самым помог нам стать сильнее. Не потерять в ваших землях и ради ваших амбиций еще больше людей. Да, ясырь, это деньги. Но, сейчас в Бахчисарае нужны не они и не столько они, сколько острые сабли и верность беев.

Зачем ты все это мне говоришь, парень? На хитрость вроде бы непохоже, но ожидать от молодого дипломата можно много.

Я следил за ним. Вряд ли он будет рисковать своей жизнью, и пытаться сделать что-то мне. Все же, он же должен понимать — я сильнее и опытнее. Дернится к оружию, ему конец. А отряды наши примерно равны.

Отдать жизнь, чтобы отец пошел на русских войной — звучит как бред. Может, они хотят и дальше видеть меня в союзниках? Неужто решили, что я… Как там по слухам, которые Яков привез — внук Грозного и будущий царь?

Хм…

В переговорах всегда можно ожидать какой-то подвох, так что — смотри в оба, Игорь и слушай.

— Скажи, как погиб мурза? Как пес? — Лицо приобрело пренебрежительное выражение.

Это ты зря. Даже если он твой враг, все же не стоит так относиться к павшим. Лучше извлечь из случившегося опыт.

Проговорил:

— Кан-Темир пал с честью, как настояний мурза.

— Да? И как же? — Поднял бровь парень. Удивление не было наигранным. — Трусливые беи, что вернулись в наш лагерь ночью и утром валялись в шатре моего отца. Выли, молили о пощаде и прощении. Они говорили моему отцу, что ты сам шайтан, сам Иблис во плоти. Ты призвал на наше славное войско огонь небесный, натравил мертвецов, и сама земля встала против татар.

Я криво улыбнулся. С трудом сдержал смех и показал это послу. Он должен это считать и увидеть.

— Трусливые беи, внук хана, видели многое. Но они стояли так далеко от места боя, что ничего не поняли. Да, я поджог часть леса. Но отважный Кан-Темир ринулся в огонь. Не убоялся. Там за стеной пламени мы сразились с ним.

— Так как он погиб? Что мне сказать отцу?

— Кан-Темир сражался отважно. Я убил его, сам. Отсек голову. Этому есть несколько свидетелей. — Я махнул рукой, указывая на пленных татар.

Мубарек Герай кивнул, спросил:

— Зачем ты привел сюда моих соплеменников. Вижу там известного сотоварища Богатура, Гирей Дивеева.

— Все они, это попавшие к нам в плен беи. Богатур, близкий сподвижник мурзы Кан-Темира. Они славно сражались, и я хочу воздать им дань уважения…

Парень слушал, кивал, на лице его все сильнее росло удивление.

— Хочу отпустить. — Мубарек дернулся, уставился на меня не понимая.

Молодо-зелено. Отец бы твой понял. Эти люди еще больше сделают для меня в ваших рядах. Да и для вас. Если вы их помилуете, конечно же.

— Ты невероятно великодушен, воевода Игорь. — неспешно проговорил Мубарек. — Как же мы можем оплатить за такой дар.

Доведите их до вашего стана живыми, этого мне хватит.

— Мудрый Мубарек Герай. — Я улыбнулся. — Ты молод, но уже знаешь и понимаешь больше, чем многие старцы. — Здесь конечно приврал, польстил мальчишке, но так было надо. Продолжил: — Все, что мне нужно это мир на моей земле. Уходите в Крым. Если твой отец станет там ханом, я буду рад этому. Я пошлю ему гонца и дары. Он мудрый политик и отважный воин.

— Хорошие слова, Игорь. Ты продолжаешь удивлять меня. Ты отчаянный, но добродетельный. Эта земля, эти люди в вас столько всего непривычного мне. Но, ты многому меня научил, русский воевода

— Я не отпустил этих людей утром. — Перевел я тему. — Только потому, что опасался за их жизни. Отряды трусливых беев могут бродить по степи и как они обойдутся с отпущенными мной? Не выместят ли на них злость. Очень рад, что ты пришел и сможешь сопроводить их в стан своего отца.

Парень склонил голову.

— А тело Кан-Темира. Его голова?

— Они здесь. — Я указал на двух сцепленных друг с другом лошадей, между которыми покоился на специальном подвесе аккуратно уложенный в мешок труп мурзы. Бахтерец и одежду с него не сняли. Кровью было пропитано все, и скакуны немного нервничали.

— Хорошо. — Он кивнул. — Мы заберем его с собой.

— Да.

— Отец просил меня спросить, желаешь ли ты жен Кан-Темира. Они в нашем плену. Но ты имеешь полное право обладать ими.

Вот дела. Жены. Говорить по-нашему они не умеют. Какой в них толк? Еще нож ночью в сердце вонзят. Нет уж.

— Нет, я не хочу позорить этих женщин. Я плохо знаю ваши традиции. Но, они спаслись. Их место среди соплеменников.

— Ты продолжаешь удивлять меня добродетельностью.

— Почтенный Мубарек Герай, есть один человек, который был бы мне интересен. — Высказал я свою мысль.

— Кто же?

— Слышал я, что среди людей, к которым прислушивался Кан-Темир был некий… — Я специально замялся, показывая, что мне сложно подобрать слово. — По-русски это будет, колдун, по-польски ведьмин, вероятно. Мудрец.

— Да, я тоже слышал. Но когда я уходил с восходом от своего отца, его еще не было среди пришедших и пойманных. Зачем он тебе?

— Интересный человек. Поговорить хочу. И… — Я улыбнулся. — Мы на Руси не любим колдунов, если он действительно такой, то сожжем его.

Это я сказал специально. В целом, мне было плевать на этого гадателя, но чтобы отвести от себя всякие наветы в колдовстве, стоило проговорить что-то такое. А то уверуют татары, что я сам сын сатаны или как там у них дьявола зовут в Каране? В текущей ситуации оно мне не надо. Они уже мне не враги. Они уходят. Вот на севере, пускай кличут и чертом, и бесом, а здесь — лучше сформировать добродетельное впечатление.

Внук хана смотрел задумчиво. Выдержал паузу проговорил.

— Да, хорошо. Я скажу об этом отцу.

— Что-то еще?

Я понимал, что говорить нам особо больше то и не о чем. Сидеть, вкушать и отдыхать в компании татарина мне как-то не очень хотелось, и я не предлагал этого.

— Прежде чем я поверну обратно в степь, у меня все же есть для тебя один дар.

— Какой?

— Помнишь, того татарина, который опознал Тутая Аргчина?

— Не очень, но понимаю о чем ты.

— Он желает служить тебе.

Лицо мое изменилось на удивленное. Такого я не ожидал.