Я уставил на него. Вот оно как значит.
Вот и показал себя Елецкий воевода. Хорошо.
— Что там нашли?
— Следы свежие, кострища. — Вчера точно отряд был. Конный.
— Хм… Далеко они зашли.
— Налегке они. Думаю, воевода, если с заводными и налегке, то за день легко можно.
— А мы, получается. С грузом.
Он кивнул. Плечами пожал.
Нас они не могли не заметить. Значит — ушли днем или только что вечером. Во весь опор, чтобы доложить помчались на север. Дойдут ночью? Может быть. Дорога все же есть, хоть какая-то. Но, к утру, даже, пожалуй, позднему, тут зависит, как ночью дело пойдет, они только вблизи Задонского монастыря будут. До Ельца еще полдня быстрой, безумной скачки перегружая лошадей.
И что сообщат? Да то, что мы плетемся еле-еле.
Кораблям нашим еще хуже, впереди много излучин. Дон петляет, дорога от этого удлиняется.
— Делаем вид, что не заметили. — Отпустил я Тренко, стоящего рядом и ждущего приказов. — Свободен.
Ехать проверять, что там было найдено дозорными, смысла никакого не было. Их дозоры и наш авангард могли наблюдать друг за другом. Может даже это разовый случай. Выставил вперед Семен Белов несколько отрядов. Ему же переправу контролировать нужно, Задонскую. Там, скорее всего, паром. Вроде бы бродов нет, а переход есть. Значит, организован как-то. А если монастырь есть, то значит, люди церковные приглядывают за ним.
Задумался я, прикидывать стал.
План постепенно рождался в моей голове. Безвыходный, как мне казалось, для Елецких людей. Так, что-либо присоединятся они ко мне, либо…
Ну и дал я, наконец, ответ на вопрос!
На месте елецкого воеводы я бы до срока сидел в крепости. Малый дозор выслал бы к Задонску, к переправе. Как только доложат, что идет войско — только тогда бы действовать начал. Почему? Если сплоченности в отрядах нет, как в Воронеже это было — то иначе никак.
К бродам через Сосну тоже бы отправил людей. Скорее даже половину имеющегося войска. Или даже больше — две трети. Важнейший момент — не дать мне перейти вброд.
Пошел бы я сам туда? Оставил бы город.
Сложно.
С одной стороны риск большой. Вдруг город сдастся. С другой — перейти может и все войско.
Поломав голову еще, я все же решил, что должен воевода в войсках быть. Все к этому сводилось. Защиту бродов создавать, укреплять, готовить. Руководитель толковый нужен. Кому поручить, если везде предательство мерещится. Верно — только себе.
У войска в поле соблазна на сдачу больше. А город — стены. Там покрепче обороняться и стоять. Страха смерти меньше, значит, и стойкость выше. Да еще и дети под боком и жены. Сдались, ворота открыли, вдруг разбой какой. Вдруг обман и весь Елец при открытых воротах огню предадут?
Язык был обязателен. Но уверенность моя росла.
Выглядело все так. Уже мы начали видеть разъезды. Дальше встретим мы малые силы елецких служилых людей в Задонске. Потом основные, крупные будут противостоять нам в переправе через Сосну. Наш выход к Задонску по факту — это как красная тряпка для быка. Пришли — надо предупреждать!
Значит, между Доном и Сосной сил либо не будет, либо будут единичные разъезды. Смысла их там держать нет. Елец — крепок, и с левого берега наскоком его не взять.
Хорошо, отлично даже. Есть у меня некий план, как все это провернуть. Все отчетливее я видел и понимал — как действовать.
Но, вначале надо добраться до Задонска и разобраться с ситуацией там. Если враг уничтожил переправу, то высока вероятность, что повернем мы к Лебедяни и неспешно двинемся к Рязани. Или сделаем вид, что туда идем. Может тогда елецкий воевода туда войска поведет. Или… Те, кто из Лебедяни пришел, потребуют этого.
Замятня может случиться.
Такой момент надо в голове держать.
Хуторов здесь никаких не было. Местность безлюдна и достаточно пустая. Все больше леса вокруг нехоженые.
Быстро собрал вечерний военный совет. Костер, что теплил Ванька, скоро станет нашей кухней. Согреет. Сотники в пыли, усталые с дороги, приходили, кланялись, присаживались на сваленные деревья. Собрались мы на полянке близ опушки леса. Вокруг войском ставился лагерь, отряжались дозоры, готовилась пища. Кипела привычная для служилых людей того времени походная жизнь. Скоро, как готово будет, ужинать и спать.
Осмотрел их утомленных и запыленных.
— Собратья. Замечены дозоры.
Тренко кивнул, давая понять — что его бойцы весь принесли. Остальные слушали почти без эмоций. Все понимали, что рано или поздно это должно было случиться.
— Мысль у меня есть, но… Сперва. Что скажете про монастырь, что по дороге на Елец стоит? Скоро мы к нему выйти должны.
Григорий поднялся, кашлянул.
— Воевода, слышал я, что осенью прошлой, пришли к излучине Дона два монаха. Старцы людей собрали окрест, и строить начали место святое. Достроили ли, то не знаю. Но острог-то точно могли уже соорудить. Жук вон быстрее справился.
— Да. — Серафим поддержал его. — Кирилл и Герасим этих монахов зовут. Сам не знаком, но паломники ко мне приходили через них идущие. Говорил с ними. Строится силами их, получается, обитель Рождество-Богородицкого монастыря. Возводиться вокруг чудотворной Владимирской иконы Божией Матери.
Он перекрестился трижды и поклонился. Собравшиеся сотники последовали его примеру. Поп продолжил:
— Воевода, икона эта, чудодейственной силы великой…
Вот это да. А что же ты раньше-то молчал? Это хорошо, что мы сюда двинулись. Отдать дань уважения, помолиться о спасении души — дело для поднятия боевого духа в армии отличное. А если не просто храм, а еще и со священным чем-то древним, так вдвойне.
Тем временем священник продолжал.
— Икона эта, Игорь Васильевич, передана старцам из Сретенского Московского монастыря. А хранилась там с давних лет. Она остановила поход Темир-Аксака на Русь. Развернулся не ведающий доселе поражений хан и ушел в степь.
Так… Это же о Тамерлане речь. Лет двести с небольшим дела эти были. Не дошел Тамерлан до Москвы. Вот и сейчас, выходит, что не переступили татарские орды Воронежа и Дона. Только вот в Смуту не так было. Моя та заслуга.
Но, воспользоваться можно и как-то сложить одно с другим полезно и нужно.
— Хорошо. — Продолжил я излагать мысль свою. — А что построено там? Крепость или…
Сделал паузу, осматривал их лица, может, сами, что произнесут.
— Острог небольшой. — Яков закашлялся. Храм, дворовые всякие постройки и частокол.
Внезапно память реципиента подсказала, что я был в этом месте по дороге из Москвы. Голова чуть заболела, почесал я лоб, поморщился. Но припомнил в общих чертах. Да — это был строящийся острог. Несколько больше, чем у Жука. Крупное здание, жилое, амбары, только-только возводимые, и основа деревянного храма. Все это не небольшом возвышении вблизи реки.
А через Дон — паром. Имелось несколько лодок и плотов. А вокруг — лес густой и дорога на юг. Оттуда я и пришел. Ночевал там, с монахами говорил? Попробовал вспомнить… Черт, по-моему, Ванька договаривался о ночлеге. А я просто в своем стиле, до того как стал тем, кто есть сейчас — вел себя как овощ. Даже как-то противно стало от воспоминаний. Прошлый я что-то помнил обрывками. но касаться этого всего было как-то неприятно. Слишком разные мы были — золотая, избалованная молодежь, не умеющая ничего и человек за свою долгую жизнь видевший много, многое прошедший и много знающий. Закаленный и опытный.
Отбросил накатившие воспоминания, потер виски, продолжил:
— Мыслю, собратья. Здесь дальше Дон танцует. Излучин по руслу много. Путь по воде неблизкий. Чершенский отстанет. Мы вперед вышли. Думал я, он нас тут обгонит сильно, а вышло, что идем примерно наравне. — Покачал головой. — А дальше слишком уж криво.
Сотники мои закивали. Все верно я говорил. Чершенскому придется нелегко выгребать против течения по извилистому руслу. Мы сделали хороший переход. Два дня, на третий будем близ Задонска. А ему я говорил о первой половине четвертого дня. И то, это он обещал постараться. То есть с надрывом пойдут казаки, через силу.
Продолжил мысли свои излагать
— Раз дозоры мы опередили, то думаю, стоят в монастыре люди Елецкие. Думаю, разъезд и малый отряд. Человек двадцать, вряд ли больше.
Все молчали, переглядывались, кивали.
— Не ждут нас там скоро. Разведку ведут. И как только подойдем, через реку уйдут. Могут паромы сжечь. Уверен даже, что сделают это.
— Я бы сжег. — Невесело проговорил Тренко.
— Я бы тоже. — Согласился с ним. — Но понимают он, видели, с обозом мы идем, медленно. К ночи следующей не поспеем никак. А что, если мы поначалу сделаем вид, что идем медленно, а потом конной сотней совершим рывок? Там же лес вокруг. Подойти сможем незаметно.
Собратья закивали.
— Там же буераки, по дороге. — Григорий был задумчив. — Там неприметно сотня может от основного войска и отойти. Обозы там нелегко перевозить будет.
— Овраги?
— Ну да, там хутор безымянный, на берегу Дона. А вокруг этих оврагов. Дорога плохо идет. Все место это знают. Знают, что медленно там телеги идут.
— Отлично. Сам поведу. Стрелков сотню возьму. Яков, твою. Ну и ты, Григорий и телохранители мои, двинем. За главного завтра тогда…
Я задумался, а кого, чет возьми оставлять-то…
— Так. Нет, раз Яков со мной идет, Григорий за главного. Битвы здесь особо не предвидится, а за снаряжение и обоз он отвечает у нас.
Подьячий Поместного приказа вздохнул тяжело, глянул на меня устало.
— Хотя… — промолвил и даже улыбнулся. — Это же мне коня не торопить и весь день не трястись, торопясь в седле. Хорошо, воевода, спасибо за доверие.
Остальные переглянулись, но перечить не стали. Были бы действия боевые, я бы Тренко назначил. Хотя нет, если бы грозила опасность, я бы сам остался. Возглавил. А здесь дело ту простое.
Разошлись мы отдыхать.
Я привалился спиной к дереву полулежал у костра, думал. Как шли, как проходило все.
Два дня — рутинный переход в седле, короткий привал на обед и вечерняя постановка лагеря. Дозорные возвращались и вновь уходили в разъезды. До сей поры все было тихо и спокойно. Хутора, поселки и деревеньки, что попадались нам были малолюдны. Оставляли мы их за плечами, шли дальше. Многие, кто мог из тамошних жителей служить уже и так присоединился к нашему войску или давно ушли куда-то на север.
Но все же кое-как ряды пополнялись.
Удивляло, что люди, несмотря на свою невероятную бедность, нищету встречали нас хлебом-солью. Кланялись в пол.
Везде я слышал тихое — «Царь», «Царь, батюшка едет». Смотрели на меня, чувствовал спиной. В глаза не позволяли, а вот со спины — да. Крестили многие. Это я как-то тоже ощущал спиной. Благости желали.
Скрипел сам зубами, злился. Не нравилось мне это царское звание.
Говорили люди в поселениях, что неделю назад где-то казаки прошли с юга. Двигались от Поля запыленные и усталые. Воду пили, кое-где на постой останавливались. И везде, где проходили, говорили о великой и славной битве, в которой Царь Русский Игорь Васильевич, лично возглавив гарнизон Воронежа и пришедших на подмогу с Дона, казаков дал бой мятежному мурзе Кан-Темиру. Татары были разбиты и, то ли убоявшись, то ли договорившись с дорогим собратом по монаршему величию основные силы, ведомые ханом… или сыном хана или… самим чертом — ушли в степь.
Истории искажались, менялись, кривились.
Но везде, в каждой из них слышалось одно. Царь! Бил татар под Воронежем. Кое-где даже сказывали, что великое архангельское воинство призвал он и скоро оно положит конец Смуте на Руси.
Пороть или как-то еще наказывать народ за сплетни и выдумки я посчитал глупостью. Поговорят да забутит. Пока что мне такие сплетни были только на руку. Народ кланялся в землю, благодарил, давал фураж, сколько мог.
Мы сверх меры не брали.
По несколько раз на дню гонцы-дозорные связывались с нашей идущей по Дону флотилией. Казаки поначалу отставали. Все же им пришлось вначале пройти пешком до Семилук. Только потом погрузиться на суда и двинуться вверх по течению. Дело было непростое и небыстрое. Грести целый день, выгребать против силы батюшки Дона.
Но уже на второй день мы сравнялись, и теперь казацкое воинство чуть опережало нас. Но впереди их ждал тяжелый участок. Мы ставили ориентиры, где будет следующий лагерь. Старались размещаться вблизи, насколько это возможно.
Полулежал, наблюдал, как закатилось солнце за горизонт. Потрескивал огонь в костре. Лагерь готовился ко сну. Люди за день утомились, не тратили время на лишние разговоры. Готовили себя места под ночлег. Казалось — вроде тысяча человек, не так уж много, а места мы занимали очень много, растянувшись вдлину.
Дозоры были выставлены, ночных приключений в этой местности не хотелось никому.
Зверье тоже беспокоить не должно. Столько людей, шум, гам, дым и огонь — настоящий кошмар для дикого зверя. Это когда малая группа в лесу заплутать — ее съесть желают. Как нас с Пантелеем по пути из татарского стана. А когда сотни людей в лесу оказываются, вся живность разбежится на десятки верст, чтобы не попасть на глаза и не отправиться в похлебку.
Сон не шел, и я прикидывал дальнейшие планы.
Что после Ельца.
Скорость в двадцать пять верст мы пока выдерживали с трудом. Да, по двум дням судить сложно. Первый прямо удачный был. Второй — замедлились. Что будет дальше — одному богу известно.
Основной проблемой был обоз.
Колеса телег то и дело застревали на ухабах. Рессоры ломались, приходилось сгружать, перекладывать имущество с одной телеги на другую. Производить срочный ремонт. Благо — основное войско было у нас конным, и это помогало. Заводных лошадей впрягали вторыми номерами, тягали повозки в горку, где это нужно.
Но, все же дорога старалась обходить все эти неровные места. На мою радость вблизи Воронежа их было немного. Территория преимущественно представляла собой равнину с небольшими изломами местности.
Но дальше начиналась более лесистая территория.
А когда мы к Туле подходить начнем, даже думать не хочется. Там и леса гуще, и болот больше, и речушек всяких. Но, надежда была, что близость к Москве сформировала там более развитую инфраструктуру и будут там мосты для перехода хотя бы малых водных преград. Не все Смута уничтожила, не все сломала.
Осмотрел я отходящий ко сну лагерь. Сотники после совета разошлись по своим отрядам. Рядом был Ванька, сидящий и пялящийся как-то бездумно в костер. Сопел что-то, нос совсем повесил. Пантелей с Франсуа о чем-то пытались говорить. Если днем француз на марше гонял от сотни к сотне и требовал, чтобы шли ровно, в колоннах. Держали строй. Ругался. Жестами показывал бойцам как надо. То сейчас он впитывал науку от нашего богатыря.
Стоит сказать, что иноземец оказался невероятно смышленым и способным.
Рядом сидел татарин и тоже пытался что-то уловить из обучения. Ему знания так же были потребны. Но, ему было прямо тяжело. Хотя самую базу в каких-то штук пятьдесят слов на нашем он все же знал. А дальше — очень тяжело давалась ему речь.
Богдан наблюдал за всем этим, улыбался и подшучивал. За что ловил недовольные взгляды Пантелея. Но, слишком сильно границы он не переходил, поэтому и я вмешиваться не стал, и какой-то ругани не назревало.
Наоборот, все это походило на зарождающуюся в походе дружбу. Товарищество.
— Ванька, ты чего нос повесил? — Спросил я.
— Да, хозяин. — Посмотрел он на меня. — Я же человек не военный. Я же слуга ваш. А тут…
Он носом шмыгнул.
— Чего тут?
— Воевать идем. Батюшка ваш тоже так вот ушел и что?
— И что? — Я насторожился.
— Убили. — Покачал он головой сокрушенно. — И начались с этого наши с вами мытарства.
— Что было, Ванька, то быльем поросло.
— Дивлюсь я на вас, хозяин. — Он уставился на меня. — Когда мы этой дорогой сюда ехали, каждого куста вы боялись. Стенали, говорили, что не в силах больше. А сейчас вон…
Махнул рукой.
— Что? — Я улыбнулся.
— Подстелили сами себе подстилку. Сами лапника нарубили, чтобы теплее было. У костра сидите, улыбаетесь. — Он понизил голос. — Будто и правда подменил вас кто в Чертовицком том проклятом.
— А если и так? То что? — Я посмотрел на него с кривой усмешкой.
Он глупо уставился на меня, моргнул, икнул.
— Как… Как же так, хозяин. Вы же, это вы. — Показал рукой на меня. — Вот.
— Ну, если веду себя не так, то что?
— Так, вы сами сказали, как там… — Задумался. — За одного битого пять небитых дают.
О как, приумножил ты количество небитых, но может и правильно.
— Ладно, Ванька. Отдыхай.
Он кивнул, вновь уставился в костер. Продолжил:
— Хозяин, а дальше что будет?
— В смысле?
— Ну… Идем мы вот к Ельцу. Там что?
— Не знаю, Ванька. Как дело пойдет. Хочу людей на свою сторону переманить. Мы же ради Родины здесь все стараемся. Кровь проливаем.
Он вздохнул.
— Хорошо, а потом?
— Потом Тула.
— Тула… — Он задумался. — Были мы там с вами, хозяин. Хороший город. А когда до Москвы дойдем, то что?
— Да что ты заладил, Ванька. — Я рассмеялся. — Дойдем, Собор Земский соберем и Царя на трон посадим. И будет все у нас на Руси как надо. Благолепие.
Он уставился на меня, протянул:
— Благо…Лепие. Успокоили вы меня, хозяин. Спать пойду, а то вы же завтра с утра пораньше поднимите всех.
— Подниму.
Устроился поудобнее, поворочался, смежил веки. Провалился в сон.
Утро встретило холодной росой и поднявшимся ветром. С юга и востока он гнал облака. Вроде бы не тучи пока — белые, кучные, пушистые такие. Первое, которое я увидел — на большого барашка похоже.
Костры еле теплились. Перекусили мы остатками ужина и выдвинулись. Как и планировали достаточно шустро, с новыми силами добрались до местности, полной овражков, балок и всяких иных изгибов ландшафта, покрытых редким лесом.
Здесь дорога сильно петляла. Дозор вновь сообщил, что приметил совсем свежие, утренние кострища недалеко от тракта. Наблюдали за нами, смотрели пристально.
В очередном изгибе дороги я и мои телохранители отделился от основной нашей армейской процессии, добрался к идущей плотно сотне Якова.
— Готовы?
Сотник только кивнул в ответ.
И мы, как только выдалась такая возможность, свернули одной из балок влево от дороги. Прошли чуть, вывели коней и по бездорожью устремились на север.
Час, два, три по моим прикидкам прошли. Еще до обеда вышли мы вновь на дорогу. Выслали вперед авангард. Позади метров на сто — арьергард и по бокам, чтобы из лесу не налетел никто — дозоры. А сами на заводных лошадях, не сильно их подгоняя, но поспешая, двинулись к Задонску. Так, про себя я назвал это место по старым своим воспоминаниям из прошлой жизни.
Лес несколько раз менялся. То дубы могучие, разлапистые стояли вокруг. Холодом от них веяло. То пирамидальные, корабельные красавицы сосны взметались вверх.
Шли без приключений. Тихо было как-то, безлюдно совсем. На обеденный привал остановились. С дороги сошли. Здесь слева, по моим прикидкам должна быть излучина Дона сильно к нам выступающая.
Костры не палили, перекусывали, коней кормили.
И тут со стороны нашего замыкающего дозора раздалась стрельба.