Я спал как убитый. Мне виделся один и тот же сон – кошмар про то, как по мне стреляют из барабанного дрободана, а я, вусмерть пьяный, посылаю сквозь горы тел на убой очередного демона.
Я приподнялся на локтях, осмотрев комнату, куда попал волею Крошки Нори, всё твердившей, что ей нужно в какое-то место, называемое «офлайном». Хмурый трактирщик с порога заявил нам, что свободных комнат у него нет и не будет, но положенные девушкой на стойку одна за одной серебряные монеты его переубедили.
Флешбек
– Это за комнату! – дзинькнула первая серебряшка о деревянную стойку.
– Это за молчание! – дзинькнула вторая.
– А это гарантия, что мы твои постоянные клиенты, – дзинькнула третья.
«Это же целое состояние!» – округлил я глаза, смотря поочерёдно то на стопку серебряных, то на Нори, пока трактирщик с безучастным лицом накрыл деньги ладонью.
– Простите, милейшие судари, я не узнал вас! У меня как раз есть лучшая комната.
– Ещё бы, мы ж такие неприметные, нас все не узнают! – улыбнулась Нори и снова потащила меня, на этот раз наверх, вслед за хозяином корчмы.
Закинув меня на одноместную лежанку и закрыв дверь, Крошка дала дополнительные указания трактирщику, будто была завсегдатай в этом заведении.
– Моему другу тазик с горячей водой, чтоб мог умыться, еду с выпивкой на стол и пошли кого-нибудь за приличной одеждой, достойной полуэльфа его происхождения. К нему обращаться дон Эффириум только в случае, если он сам к тебе обратится. И помни, любезный, семья… – Нори почему-то выделила это слово, – … всегда помнит своих друзей и врагов.
Могу поклясться, что на этих словах девушка похлопала его по щеке, после чего я снова вырубился.
Спустя неопределённое время
Голова болела. Я поднялся с кровати, чтобы лучше оглядеться. На столе меня ждала кружка пива и вяленое мясо, а у подножья кровати остывал свежеподставленный тазик с водой.
Вчера я каким-то образом смог раздеться… или это Нори меня раздела? В любом случае, оглядевшись, я не заметил своего рванья – на смену кровавым лохмотьям на стуле меня дожидались аккуратно разложенные брюки, белая кружевная рубаха золотого пошива и жилетка с коричневыми вставками. На вешалке у входа висела верхняя одежда: плащ и в тон ему такой же черный цилиндр с загнутыми полами.
– Я тебя уже вымыла. Ты проспал больше двенадцати часов, сейчас ночь, – Лиза появилась на табурете у стола, скрестив копытные ноги. – Как ощущения?
– Паршиво, – не соврал я, забирая со столешницы двумя руками, чтобы случайно не пролить, тяжеленную для любой жидкости кружку с пивом.
Холодный поток, идущий прямо в желудок, такое ощущение, что физически смывал боль с моего мозга.
– Тебе надо больше практиковаться, – сочувственно вымолвила Лиза.
– Убивать? – сказал я, глядя в холодный солод.
– Убивать, подчинять, исследовать другие свои особенности, – Лиза осмотрела мою комнату. – И постоянно менять квартиры…
– Слушай, я ведь просто хотел сходить с тобой на свидание. Я не революционер, – поднял я глаза на девушку.
– Но ты хотя бы живой. Тех, кого вчера и на прошлой неделе положили, они тоже не были революционерами. Думаешь, хоть один завод стал платить нормально? Они просто наняли новых рабочих из числа бывших безработных и дальше продолжают эксплуатировать нас, людей.
– Ты не человек же, вроде, да и я как-то тоже, – просипел я, заглотив чуть больше пива, чем мог осилить за один раз.
– Ты пойми, классовая борьба касается всех. И, если её не ведёт рабочий, это не значит, что её не ведёт капиталист.
– Я не хочу больше убивать, – потупил я взор.
– Эй, ты мне должен! А значит ты должен революции.
– Ты говоришь о свержении королевы, про которое все вокруг твердят?
– Вот плётка, – Лиза показала мне свёрнутый кожаный кнут. – Она останется плёткой в любых руках: королевы или артельных олигархов – не важно. Ты должен разрушить сам инструмент угнетения.
– Как? – не понял я.
– Пока не знаю! – опустила глаза Лиза. – Но я обязательно докопаюсь до сути, ты, главное, не умри раньше времени.
Я снова проснулся от того, что в дверь вошла Нори. За окном светало. Был ли мой разговор с Лизой реален или нет, я не знал. Хотя, что такое реальность? Не то ли, что мы видим и чувствуем?
– Как дела у нашего незнайки? – Нори присела как раз туда, где во сне или наяву сидела Лиза.
– Так себе… – выдохнул я.
– Я смотрю, мышление подросло, – утвердительно покивала головой девушка. – Короче, у нас сегодня сделка-стрелка!
– Что?
– Сделка-стрелка. Нам же надо по заданию Веерохвостой завод подорвать с тем роботом. Так вот сёдня мы покупаем бомбы и наркотики! Шучу, только бомбы. А что это твой кожаный комикс молчит? Где же шуточки про всякое?
– Молчу, потому что ты треплешься! – не довольно донеслось из-под кровати. – Демоница ушла уже, кстати?
– Демоница? – переспросила девушка.
«Не привиделось», – подумал я.
Орочьи острова. Игра Гудвина.
Его игрового мышления хватило, чтобы осознать себя отдельным организмом и не отождествлять свою личность с тем человеком, в честь кого он был создан, пусть и так ювелирно.
Зу обещал, что Орамазук вернётся в игру, но чёрный замок стоял, как всегда пустой и брошенный. Морской климат Орочьих островов стал более умеренным с разрушением стены плачущих птиц. После частичного обрушения мегалита тут, на островах, стало теплее, а в пустыне наконец начались дожди.
Гудвин был у самой черты – у самого чёрного камня, на котором и возвышался замок. Он думал, шагать ли в мир Орамазука или развернуться и пойти восвояси, доверившись инстинктам мага. Раньше он бы удовлетворился лишь чувствами, доверяя им полностью. Но что бы ни говорила система о вечности игровых сознаний, теперь, по прошествии лет, Гудвин стал другим. Да и кто сможет остановить имбу, если не дракон? Маг шагнул на тёмный камень – личное пространство, выделенное его старому другу, талантливейшему программисту и инженеру.
Руины были руинами не всегда. Чёрный камень не всегда был чёрным. Всё это началось с его, драконьего, безумия – с его жажды свободы от такого узкого по его мнению мира игры.
– Вот тебе и песочница, старый друг, – выдохнул Гудвин, то и дело оглядывая всё новые и новые расколотые или оплавленные обрисы строений. – Орамазук, ты единственный из нас не принял этот мир и не смирился с физической смертью. И вот, тебя нет. Даже в коде игры. А по нашей игре расхаживает кто-то из программного штаба компании-убийцы.
«Иначе откуда столько денег на персонажа? И, самое главное, что им тут надо, если не развлечений? Почему не сделать это проще и скромнее? Если им надо просто показать, кто тут главный, то это вообще не похоже на корпорацию, ведь большие компании не мыслят концептами чувств – это просто нерационально. Возможно, это ответка за смерть Блута. Но тогда почему имба не нападал, а просто ушёл куда-то в НизенФейс?»
«Интересно, понравилось бы им, если бы, к примеру, я решил пройти через их дом? И зачем пользовался порталами, если могли появится где угодно?»
Мысль пришла сама собой и, чтобы не потерять её, Гудвин остановился.
«Вот же она, разгадка – ключик к увешанному артефактами существу. На него действуют перемещающие циклы порталов, перенося существо полностью, не отражаясь магией читерских артефактов. А значит, весь его шмот частично или полностью не защищён от вмешательства в саму его магическую структуру».
Маг вспомнил, как легко отключил какую-то подвеску, направленную на идентификацию окружающего мира. Тот, что пришёл в этот мир, не был идеальным и был явно не достоин всего того, что на нем одето.
Первый раз за долгое время Гудвин улыбнулся. Сейчас в его голове зрел план холодной мести.
«Где имбе будет хуже всего? В океане, в пустыне или в морозных западных степях? Или лучше будет постепенно лишать его могущества, вырубая дорогостоящие шмотки?»
Гудвин повернул голову на юго-запад. Там, через триста километров воды, где расплывались любые визуальные изображения, факелом сиял демонический маяк, поставленный на броню воина.
– Ты паришь над землёй, поэтому в портал ты не провалишься, не утонешь ты и в воде, не сгоришь в жерле вулкана. Но ведь никто не мешает портануть тебя движущимся портальным кольцом, к примеру, сразу под тонны воды Улхат океана? – рассуждал маг, продолжая прогулку по руинам. – Летающую обувь я отберу у тебя в первую очередь.
Гудвин прикоснулся ладонью к портальному обручу на левой кисти.
– Да, пожалуй, обойдёмся без тяжёлой авиации, – кивнул он сам себе.