Пастыри чудовищ. Книга 2 (СИ)

ЛУНА МАСТЕРА. Ч. 7

ЯНИСТ ОЛКЕСТ

Я сижу за столом и покрываю желтоватый, замасленный лист писчей бумаги бессмысленными завитушками. Чернила почти совсем высохли, а перо немилосердно дерёт бумагу, и от этого я сажаю кляксы. Как давным-давно, в отцовском поместье, когда учился писать, а первый учитель дышал вином и отоваривал оплеухами («Построже с ним, построже, — приговаривал отец. — А то вон, опять замечтался»).

Говорят, Гриз Арделл ведёт дневник, в котором — её наблюдения о животных, о питомнике… о ковчежном «теле». Интересно, что она вписала бы туда про меня? И что я написал бы в своём дневнике о сегодняшнем дне?

«Дорогой дневник, здравствуй. Кажется, утром я наговорил нашему ”сердцу“ много лишнего, а она в ответ угостила меня довольно-таки жуткими сведениями о варгах. Не думал я, что после такого мне придётся заснуть. Однако Арделл разбудила меня уже после полудня — потому что сама собиралась уходить».

— Мне нужно уйти, — сходу зарядила Арделл, пока я пытался осознать — когда я уснул, и почему сплю на полу, и который вообще час. — Хочу навестить знакомого Мастера. Да и осмотреться не мешает. Нет, вы вместо меня идти не можете: вы его не найдете. Я сама-то не уверена, что его найду. Нет, вместе тоже нельзя. Тут же Тербенно. Кто там знает, когда он очнётся.

Когда я поинтересовался — что мне вообще делать, если законник очнётся, и долго ли Арделл собирается отсутствовать — варгиня пожала плечами.

— А… куда вы, собственно, кроме как к Мастеру? — не выдержал я.

— В театр! — донеслось до меня уже из-за закрывшейся двери.

Теперь вот я сижу — и пытаюсь представить, что это может обозначать: театр, какой-то Мастер… И где алапарды.

И есть ведь ещё Мел, которой предстоит иметь дело с пьяным яприлем и в разговоре с которой Арделл утром обронила пару очень странных фраз вроде «Придётся ждать полнолуния» и «Что-то не так с местным мэром». А потом не пожелала объясниться: «Мне нужно всё обдумать, а вам нужно выспаться».

«Тоу», — выводит на перо. Сирлен Тоу управляет этим городом — уж не решила ли Арделл, что он как-то замешан в то, что творится? И полнолуние. О полнолунии говорил тот, кто притворялся Ребёнком Энкера. «Скажи своим собратьям, что я знаю их планы на это полнолуние. Второго раза не будет». Второго раза… второго… Энкера? Кровь стынет в жилах от догадки, и мучительно хочется поговорить с Мел, но её не следует отвлекать.

Не вызвать ли Гроски? Как раз когда я решаю, что идея неплохая, с кухни звучит грохот. Потом раздаются неверные шаги хозяйки квартиры — и вот уже в комнату просовывается её нос — довольно обличающего цвета.

— Это ещё что! — хозяйка морщится, тычет пальцем в Тербенно, укутанного пледом. — Уговор был на вас и на жёнушку вашу!

Румянец затапливает лицо, я позорно мямлю что-то про кузена, которому негде было остановиться, потому что все комнаты заняты… и да, ночью кузену стало плохо с сердцем, так что нам пришлось позаимствовать кастрюлю, и ром, и тазик, и…

— Сердце! Ха! Знаем такие лекарства, как же ж!

— Ох, вот две сребницы… нет, три, хорошо? Вы нас просто чрезвычайно выручили, и мне хочется хоть немного вам воздать за неловкость… И ещё раз спасибо за то, что вошли в наше положение и за чудесный приём…

Хозяйка с удовольствием крутит в пальцах серебряные рыбки и расплывается в жеманной улыбке.

— Ну, чего там… да уж. Пусть и кузен остаётся. Но чтоб ненадолго! И это только за вашу учтивость. А вы сами-то с жёнушкой откуда, говорите, будете?

Проклинаю себя за то, что использовал это прикрытие, когда снимал квартиру (но не говорить же было правду, нам бы вообще комнаты никто не сдал!).

— И где только такую-то нашли? — хозяйка оправляет помятое коричневое платье и цокает языком. — В Вольной Тильвии? Ага, так и думала — говорят, там у женщин нравы-то… Вот я, гляжу, вы такой приличный человек, а, извините, повелись на такое. Эх, не обижайтесь, я уж пожила, я скажу. Ссоры вот у вас, я слышала! Разве ж такая до добра доведет? Шасть куда-то! И в штанах! Вы уж её бы покрепче в руках держали бы, а то стыда не оберетесь!

— Я… в общем, буду, — бормочу я, разрываясь между стыдом и истерическим смехом: держать Гриз Арделл в руках, ну как же!

Хозяйка поджимает губы — получается умеренно благопристойно, при красных щеках и синеватом носе.

— Деток-то хоть не завели пока?

Разражаюсь таким приступом кашля, что мучительница вспоминает о собственных делах. Собирается и ныряет в морось, покачиваясь — обновлять запасы спиртного.

Нужно подумать о пропитании. На кухне я обнаруживаю куски засохшего сыра и что-то капустное, испорченное. Новый подвиг для Рыцаря Морковки — отдалить голодную смерть.

Заимствую у Тербенно плащ, а у хозяйки — одну из четырех небрежно брошенных в кухне корзин. И отважно окунаюсь в морось на улице. В неё — и в толпы взбудораженных людей, где бродят полупьяные, невероятные слухи: о варгах, которые убили дюжину законников, и о Чуде Энкера, который остановил злодеев в момент, когда те собирались уже прикончить и всех окрестных жителей…

— А эти, говорят, варги, туману чёрного напустили! — с восторгом сообщает мясник.

— Так с алапардами-то и смотались, в тумане чёрном! — пересказывает старушка в лавке зеленщика.

— А на Белой-то Площади Шеннета Хромца видали… — шепчет жена булочника, вынося поднос с лепешками. — С хвостом!

Через час мы с корзиной полны до краёв. Она — едой, я — слухами, которые с произошедшим ночью имеют столько же общего, сколько я — с устранителем Нэйшем. Оттого я не сразу оборачиваюсь на окрик: «Эгей, парень!»

— Эгей, оглох? — оглядываюсь, и сердце бухается в ноги. Морось не скрывает разбойничьего вида этих двоих: оба в засаленных рубахах, с красными шеями и носами, мокрыми щетинистыми физиономиями. У одного ещё и щека вздулась.

— А? Вы м-меня?

— Не видал тут варгиню? Или законника?

— Варгиню? — Изо всех сил стараюсь прикинуться простачком: — Это из… этих, что ли? Которые тут по ночам? Её что, арестовал законник?

Тот, что повыше — подчинённый, потому что косится на товарища перед тем, как ответить:

— Может, так, а может, и нет. Так не видал? А кого-нибудь приметного — ну, скажем, чтобы шатался как пьяный или посреди улицы валялся…

— П-позвольте, пьяный законник? И-и-или варг?

Тот, пониже, со вздутой щекой, толкает товарища в бок. Кривится и сплёвывает под ноги:

— А ты, парень, что, сам-то не местный?

Речь, — понимаю я, — меня выдаёт речь, выдают манеры… Единый! И моя осанка, я же не следил за тем, чтобы выглядеть как обычный горожанин.

— Д-да, я пару дней как в городе, а сам, знаете, из Крайтоса, — в документах у меня как раз Крайтос и вписан. — Слухи вот дошли, что у вас тут Чудо Энкерское вновь явилось, вы, случайно, не видали? Нет?

Да-да, именно так. Бездельник с севера, охотник за сплетнями и сенсациями. Не семи пядей во лбу, а потому остановился в таком районе за родительские денежки.

— Да вот не пришлось, — ухмыляется усатый, повыше. — Ну, может, этой ночью и тебе повезёт на что интересное нарваться. Ладно, пошли.

Он машет своему товарищу, и они удаляются, переговариваясь: «Ничего себе, уже и с севера понаехали».

Корзина остаётся у булочной — впитывать морось, со всеми покупками. Я покрепче закутываюсь в плащ законника и пускаюсь вдогонку за двумя крепышами. Скрываюсь за прохожими, останавливаюсь, отворачиваюсь, распластываюсь и прижимаюсь к стенам. И безмолвно взываю к Печати: давай, давай, вокруг водная стихия, мне нужно услышать, что говорят эти двое, давай же…

Печать дразнит всплесками ненужных звуков: семейными ссорами, детским визгом из окрестных домов. Вот какие-то кумушки перемывают косточки своей знакомой…

— Ну, найдём мы его, — голос того, что повыше, доносится слишком громко и резко. Вжимаюсь в стену и чувствую, как заполыхала Печать. — Дальше чего? Это ж шишка из Акантора. Как врежет, так…

— …музыкант, хах!

— Да брешут, какой законник с таким Даром?!

— Мне откуда знать? Как подняли вчера… ночью по храмам Целительницы и больничкам…

Беседа выскальзывает, теряется в мороси, и я вцепляюсь в пойманную нить со всей силой, тяну на себя… Ничего, кроме смутного «наши и сейчас там» не доносится.

Дальше двое… наёмников, видимо, опять петляют по улицам и расспрашивают прохожих и лавочников, и я теряю направление и промокаю до костей: все силы Дара трачу на то, чтобы услышать хоть что-то нужное.

— …так-то на такое не подписывался. Помостная гниль — одно дело. А вязаться с Корпусом… если вонь поднимется — что, не на нас спихнут? Куча зелий… Следопыты…

Отдалённые звуки спора. Тот, что повыше, сомневается, главный что-то втолковывает ему, и дождь доносит лишь громкое: «Всё схвачено!»

Людей становится всё меньше: мы выходим с окраины города на приличные улицы… если в Энкере они вовсе есть. Впереди вырастает храм Хоррота-Мечника — видно по острому шпилю, напоминающему лезвие клинка.

— Обсушимся, пожрем, — доносит до меня Дар на прощание. — Новости узнаем.

— Ага, вдруг он таки подох. Меньше работы.

Двое неторопливо поднимаются на крыльцо здания возле самого храма.

Неприметное, серое здание с известной всей в Кайетте вывеской.

Длань и глаз. Местный сыщицкий корпус.

* * *

Обратно к квартире я почти бегу. Нужно вызвать Арделл… стучит в висках. Вызвать хоть кого-нибудь. Единый, во что мы вообще впутались?!

Соглядатаи и преследователи мерещатся за каждым углом. Дождь почти не охлаждает пылающие от быстрой ходьбы щёки. Кружу среди серых, однообразных переулков, домов с обшарпанными фасадами, одинаковых лавок и мусорных куч — и каким-то чудом сперва набредаю на булочную, возле которой оставил корзину. Булочник изнутри машет рукой: эй, эй!

— Корзинку вот вашу занёс, — ухмыляется пьяновато, — лепёшки вон раскисли все… Куда это вы так рванули, а? Приперло, что ль?

Деревянно киваю, сую ему в руку монету — и получаю еще лепёшек, и предложение обсушиться, выпить рома и побеседовать. Отказываюсь, но всё равно — от тепла булочной, и от сердечного хозяина, и он аромата свежего хлеба становится полегче.

На пути в квартиру вспоминаю даже, что у меня есть водный амулет. Достаю из сумки, подставляю под воду — и перестаю мокнуть. Город вокруг закутывается в пушистое покрывало мороси, а я откидываю капюшон — и пытаюсь выстроить факты, будто записать их во внутренней тетради.

Местные сыщики с ночи ищут Тербенно. Они знали, что законник попал под удар артефакта. Вот только ищут его не с добрыми намерениями. Значит, наверняка в сговоре с теми, кто подстроил этот спектакль.

Арделл подозревала о чем-то таком? Наверняка — ведь не зря же не попыталась доставить Тербенно в больницу, а потащила сразу на квартиру. Меняла маршруты и транспорт, петляла по улицам ночью… я еще и возмущался, все ангелы Единого!

Приношу на квартиру пропитанные дождём продукты и тревогу: они искали законника в этом районе… неужели кто-то выследил? Или они просто ищут повсюду?

Тербенно в себя пока не пришёл, но уже и непохож на окоченевший труп: ворочается и постанывает временами. Хозяйка у себя в комнате, благодарение Единому. Воцаряюсь на кухне и пытаюсь повторить четвёртый подвиг Дьоррота, сына Хоррота Мечника — только тот сражался с чудовищной многоглавой гидрой, я же — с тревожными мыслями. И ещё немного — с загаженными сковородками.

Кто достаточно влиятелен, чтобы отправить на поиски законника местных сыщиков? Откуда они знали, что у Крысолова — Печать Музыканта? Где же Арделл? Не отыскали ли её?

— Запах-то какой! — подмигивает хозяйка в дверях. — Эх, повезло жёнушке вашей: красивый, учтивый, еще и готовит сам! Ух-х… будь я помоложе…

Почти роняю нож себе на ногу, и тороплюсь загасить огонь под кастрюлей и сковородкой. Готовить я научился ещё в Алчнодоле, но ни малейшего аппетита нет.

Вечер наплывает слишком стремительно, а за окном то и дело выпрыгивают из мороси подозрительные шаги. Ворочается и стонет законник на постели.

Я десяток лет жизни отдал бы за приличную книгу. Но приходится отсчитывать шаги, поминутно бросать взгляды на часы и гадать — что произойдет раньше: вернется Арделл, снова придет хозяйка с разговорами, очнется законник или на наш след выйдут преследователи.

Первым в себя приходит Крысолов. Он дёргается, приподнимается на кровати и начинает крутить головой, как очумевший:

— Именем закона, вы аресто… вы… — шарит руками по одеялу. — Где мой атархэ… кх… где я?! И где — мои — штаны?!

— Господин Тербенно, успокойтесь. Пожалуйста, выслушайте меня. Все ваши вещи здесь, и я вам всё объясню, и это, гм… не то, что вы подума…

На лице Тербенно ясно изображается: он точно подумал что-то не то.

— Олкест? Вы что, в сговоре с этой варгиней? Дайте мне только встать, и вы поплатитесь!

Приподнимается — только чтобы упасть теперь уже поперёк кровати. Пытается встать, снимает с себя ромовый компресс и шипит:

— Что вы со мной сделали? Или это идея вашей подельницы? Имейте в виду — это нападение на законника при выполне…

— Вы попали под действие парализующего артефакта, нам пришлось вас сюда перенести, здесь происходит что-то непонятное, и… куда вы, вообще?!

— Мой атархэ, — требует Тербенно сквозь зубы. — Сейчас же. И мою одежду. Я выслушаю вас, господин Олкест, в установленном законом порядке, когда вы с вашей подельницей будете там, где должны быть — на допросе по поводу всего, что…

— Вы вообще способны слушать, чёрт побери?! — теряю я терпение.

— …что происходит в этом городе и что случилось ночью. Мой атархэ, живо!

Мысленно прощаюсь с репутацией законопослушного человека совсем.

— Нет.

— Что — нет?

— Нет, я не отдам вам ваши вещи. Пока вы не дадите мне наконец пояснить всё, что здесь происходит.

— Вы зарываетесь, господин Олкест! — законник подскакивает, завёрнутый в плед. Он пошатывается, но стоит. — Если вы думаете, что моей подготовки не хватит на то, чтобы справиться с вами даже и без магии…

Начинаю соглашаться со всеми эпитетами, которыми законника награждает за глаза Мел. Особенно со словом «винторогий».

— Да послушайте, вы!

— Нет, это вы послушайте! — Волосы у законника взъерошены, а когда Тербенно тычет в меня пальцем, плед норовит уползти. — Вы препятствуете сотруднику Корпуса Акантора! Не говоря уже о недобровольном удержа…

Тут его взгляд останавливается на приоткрытом шкафу рядом с кроватью. Край сюртука законника виднеется в щель, и Крысолов делает рывок к шкафу. Я оказываюсь быстрее и захлопываю дверь.

— Послушайте, вам нельзя на улицу, это ради вашего бла…

Тербенно пытается дать мне подсечку, и я чудом не валюсь на пол. Какое-то время мы боремся — при этом законник чудом придерживает плед, а я судорожно соображаю, что делать.

— Да не ведите вы себя как полный идиот…

— Прочь с дороги!

Понятия не имею, на что способен законник с Даром Музыки, но допускать Крысолова до оружия я не собираюсь. Отпихиваю его от шкафа: он, видно, ещё слаб, но вторую подсечку делает вполне удачно — я виском влетаю в угол шкафа, перед глазами начинает троиться, мир раскачивается, как палуба корабля…

— Лежать!!

Окрик настолько повелительный, что мышцы срабатывают раньше мозга: валюсь на занозистый пол. Тербенно падает на кровать ещё раньше: его явно обучали повиноваться командам.

— Не вы, Янист, — говорит Арделл от двери. Насмешливо смотрит на Тербенно. — Господин законник, вам надо лежать ещё часа два хотя бы, пока организм не начнёт нормально работать. Хотите бульона? Хозяйка сказала, что мой муженёк о нас позаботился.

Поднимаюсь на ноги, краснея и потирая висок. У Тербенно такой вид, будто на него небо рухнуло.

— Ваш… кто?!

— И если вы попытаетесь достать ваш атархэ — я вас парализую кнутом, — Арделл в самом деле извлекает кнут из-под куртки. — Потом вы меня, конечно, арестуете, но мне есть, что им сказать, так что валяйте, встретимся на суде.

Законник испепеляет варгиню взглядом, а та прислоняется к стенке и добавляет:

— Или, может, вы хотите услышать то, что я там озвучу? Мы от вас ничего скрывать не собираемся, честное слово. Тем более — тут намечается такое, что помощь Корпуса Закона будет очень кстати.

Выглядит Тербенно угрюмо, но цедит, принимая по-королевски оскорблённый вид:

— Учтите, если ваши объяснения не будут исчерпывающими…

— Вытяните руку.

— Что?

— Руку, говорю, вытяните. Тремор, так и думала. Как вы в этом состоянии вообще собирались магию творить? Олкест, вы там в порядке? У вас висок рассечен.

Подходит, касается тёплыми пальцами — и кровь бросается в лицо, я отворачиваюсь, чтобы это не было… слишком уж близко. Виску становится прохладно. Заживляющее.

— Тут прижмите. Вроде, не опасно. Для начала предлагаю подкрепиться: нам всем понадобятся силы.

Она оглядывает нетерпеливую физиономию Крысолова и качает головой.

— И дайте я уж сразу свяжусь с питомником и со второй группой. Чует мое сердце, потом будет не до того.

Варгиня исчезает, и её голос доносится из соседней комнаты, от Водной Чаши:

— Или прямо сейчас можете нас арестовывать. А потом выйдете на улицу и шагов через сто бахнетесь в лужу. И я лично не уверена, что потащу вас обратно.

— Вы не успеете потащить его обратно. Местные сыщики собираются его убить.

— Воображаете, что я в это поверю? — хмыкает Тербенно. — Правдоподобно, как этот ваш спектакль вчера. Когда вы вздумали, что можете провести меня своими переговорами о Храме Дарителя.

— Просто пытались сделать так, чтобы вы не влезли и не сотворили катастрофу, но это же выше ваших сил, да?!

— Янист!

Окрик из соседней комнаты — неожиданно мягкий. Забываю прижимать к виску пропитанную заживляющим тряпицу. Это… слишком в традициях невыносимой Арделл — внезапно начать называть меня по имени.

— Если несложно — принесите то, что так нахваливала наша хозяйка. Тем временем господин Тербенно приведет себя в порядок, а я свяжусь с нашими.

Покорно тащусь на кухню, за ополовиненным хозяйкой ужином. Во время ужина и после него замечаю, что невыносимых теперь стало двое. Арделл болтает с Амандой, не отрываясь от поглощения рагу и попирая все понятия о манерах. Тербенно несносен: сперва он пьёт бульон с таким видом, будто я хочу его отравить, потом долго и придирчиво осматривает свои карманы, будто мы его наверняка ограбили. Он дважды почти падает в узенькой уборной, но отвергает любую помощь. Намёки пополам с подозрениями и бредовыми догадками льются из законника, как из продырявленной бочки:

— Знаете, ваши попытки сбить меня со следа выглядят буквально смешными. С учетом вашего присутствия в том переулке вместе с алапардами… к слову, откуда вы их взяли?

— Разумеется, мои сведения подтверждали связь госпожи Арделл со всеми этими случаями в зверинцах. Однако вы, господин Олкест… вы меня удивили. Мне казалось, вы как минимум не склонны к иллюзиям по поводу своего начальства.

— Что она вам пообещала? Или это касается вашей невесты?

— Пожалуй, в случае вашего чистосердечного признания я мог бы повлиять на органы следствия… — на этом моменте я следую совету Лайла Гроски и представляю, как душу законника подушкой.

— Олкест, да успокойте его уже, — бросает варгиня, отрываясь от беседы с Мелони.

Молча поднимаюсь со своего места, прихватив кнут варгини со стола. Тербенно умолкает и шарахается, Арделл отмахивается:

— Да не так!

Я даже не успеваю из-за этого всего побеседовать с Мелони. Как жаль.

Прервав связь, Арделл разворачивается к нам вместе со стулом. Окидывает взглядом меня и кнут. Потом Тербенно и дудочку. Качает головой и бормочет что-то вроде «…хуже Рихарда».

— В городе Мастер-ренегат. Разыгрывает спектакли с Чудом Энкера. И у меня нет сомнений в том, что мэр города как-то замешан.

Крысолов даже не сразу разражается высокомерным фырканьем.

— Очень правдоподобно.

Арделл подхватывается и начинает расхаживать по комнате. Подбрасывает в камин дров. Собирает посуду. И бросает фразы, как бы мимолётом.

— Сначала были отдельные явления. Ребенок Энкера якобы как-то явился в паре храмов. Забрал алапардов. Прошелся пару раз по улицам. Потом подтянулись те, кто называют себя варгами. Женщины и мужчины, лица закрыты, как и у Чуда Энкера. Устраивают что-то вроде нападения. Только при помощи алапардов, других животных не берут. Всегда с немногочисленными жертвами или без жертв. Выкрикивают при этом дурацкие лозунги об очищении и конце терпения. В разгар действа появляется тот, кого принимают за Ребёнка Энкера. Спасает окружающих, забирает алапардов, бросается такими же пафосными речами. На что это похоже, по-вашему?

— Мы тут не в загадки играем, — раздраженно отзывается Тербенно.

Я понимаю неожиданно легко: может, потому что раздумывал, с чего это варгине понадобилось в театр.

— Сцена. Эти улицы… весь город — словно гигантская сцена, на которой разыгрывают спектакль. Ведь так? Постановка для простого люда: фальшивые варги, фальшивый спаситель людей — Чудо Энкера…

На миг я даже в это верю — потому что купился на светлую, почти радостную полуулыбку Арделл.

— Точно. Фальшивые варги и фальшивое Чудо Энкера. Фальшивое спасение людей.

Она отворачивается от камина, и в глазах у неё вспыхивает зелень.

— И алапарды, которых каждый раз контролируют по-настоящему.

Вечер и тени. Морось переплавилась в липнущий к окнам туман. Запах дымка от камина и смешок законника.

— Не легче ли предположить, что этот якобы спектакль разыгрывают ваши собратья — те, которые, очевидно причастны к бешенству зверей в питомниках по всей Кайетте?

Тербенно торжествующе задирает подбородок и выдаёт уничтожающий прищур.

— Варги-отступники могут контролировать животных на своей крови, не так ли? Самая правдоподобная гипотеза, госпожа Арделл, в том, что вы своими бреднями пытаетесь прикрыть…

— Нет.

Она говорит совсем тихо. Потирая правую ладонь так, будто её только что обожгло.

— Я знаю, на что похоже сознание животного, которое контролируют на крови. Это… трудно описать, но… ты словно в сознании марионетки. Оплетённой проросшими в неё нитями или паутиной. Здесь же их просто отсекли. Забрали. Не достучаться.

Резко разворачивается и запускает в Тербенно тем самым хрустальным шариком.

— Этой штукой вас вырубили в переулке. Там вчера был кто-то, помимо актёра, который изображал Чудо Энкера. И я уверена, что это Мастер. Артефакт без клейма. Мой информатор сказал, что такое делают только преступники. Изгнанники из Мастерграда. Этот обратился к запрещённой Уставом Мастеров технике. Он контролирует сознание животных при помощи артефакта — не знаю пока, как именно…

— И с какой целью! — взрывается законник. — Все ваши домыслы упираются не только в полное отсутствие улик — мы же не можем считать уликами ваши ощущения — но и в отсутствие мотивов! Этот Мастер что — поклонник Дня Энкера? Он решил возродить память о нём?

— И просто так, по чистой случайности напустил на наш след всех сыщиков Энкера, — замечаю я как бы про себя.

Приходится рассказать о том, что я услышал сегодня. Стараюсь передать всё как можно точнее — и потому сбиваюсь, забываю точные слова тех двоих служак, не к месту краснею. Если бы Арделл еще не пялилась на меня так пристально.

— Почему вы меня не вызвали?

— А разве вы и без того этого не знали? И что бы вы сделали — перетащили бы его, — киваю на законника, — в новое место? Он же еще тогда не пришёл в себя!

Крысолов выглядит несколько оглушенным, но всё равно не верящим ни единому моему слову.

— Плесень на подмостках, — тихо говорит Арделл. — Так они говорили, да? Теперь понятно… Я пошаталась по местным театрам, побеседовала кое с кем. У них актёров не хватает. А вот куда они деваются — большой вопрос.

— Хотите сказать — артисты, которые изображали этих варгов… Их теперь…

— Не найдут.

Мы молчим — и только пламя в камине пляшет без устали. Опутывает комнату паутиной теней, отпугивает призрачное туманное покрывало.

— Давайте уточним, — Крысолов потирает переносицу. — Вы полагаете, от них избавляются. Как от свидетелей. Руками местных служителей закона — так же, как, предположительно, собирались убрать меня. Значит, тот, кто нанимает актёров, да ещё этот Мастер… который контролирует алапардов, верно? И коррумпированные сыщики — все заодно? И здесь… заговор, так? В центре которого, как вы уже сказали, стоит мэр города?

Арделл пожимает плечами. Слишком легкомысленно для той, которая бросается догадками об ужасных заговорах

— Я не знакома с господином Сирленом Тоу, но достаточно хорошо знаю, что ничего в городе не происходит без его ведома. Он здесь мэром почти с Энкерской Резни и не то чтобы город при нём процветал… но семейство Тоу процветает определённо.

Крысолов как-то странно дёргается, и у него с лица во второй раз сползает надменная мина.

— Вы об этом что-то знаете, да? — законник колеблется, потом прищуривается угрожающе:

— Не ждите, что я вам стану разглашать всё, но… я слышал кое-что в своих кругах. О коррупционных схемах в среде господина Тоу. Это всё бездоказательно, разумеется. Но при том, что Сирлен Тоу — дальний родственник королевы…

— Вы думаете, что расследование замяли.

— Не извращайте мои мысли, господин Олкест!

Даже не знаю, с какой книгой можно сравнить этого типа. Пожалуй, со сводом законов, где расписаны всё правила всей жизни, до запятой.

И обложка непременно чёрная, негнущаяся.

— Золотой Альянс, — сквозь зубы говорит Арделл, и каждое слово обращается в кнут. — Об этом вы слышали?

— Байки и теории заговора, — отчеканивает законник мгновенно.

— Что за альянс? — вступаю я, потому что о таком не слышал.

— Условное название. Их на самом деле много — прогрессисты, адепты теории превосходства, превосходники… Некая группа или союз, основанная на простом лозунге: человек над всем. Понимаете? — в глазах у неё растёт и растёт гневное зелёное пламя. — Человек — над природой. И потому она должна быть ему покорна. А он имеет право брать что ему угодно. Земли. Камни. Животных…

— Ради. Всего. Святого, — почти безнадёжно выдыхает Крысолов. — Вы собираетесь нас потчевать архаичными философскими течениями?

Арделл обжигает его яростной зеленью.

— А вы, случайно, не помните, где возникло архаичное философское течение?

Законник приоткрывает рот и замирает, и книги, шелестящие друзья в моей памяти подсказывают мне ответ. Древняя философия… спор сторонников прогресса и сторонников гармоничного развития… около трёхсотого года после Прихода Вод…

— Мастерград.

— Да, Война Артефактов. После которой был создан Устав Мастеров, а Мастерград стал считаться закрытым городом. Хорошенькое совпадение, правда? Сирлен Тоу — один из тех, кто годами ратовал за безграничную торговлю животными… Да хватит вам о теориях заговора, у всех варгов прогрессисты в печенках сидят! Они же даже не скрываются! Продавливают законы, собираются на особые охоты, отхватывают куски рек и земель — магнаты, фабриканты, знать, чиновники. Мне начать вслух перечислять? С вейгордской верхушки или с ирмелейской?

Крысолов косится на меня — кажется, считая, что я могу справиться с этой стихией. Не знаю даже — хотел ли я с этим справляться: без своей обычной дозы невыносимости Арделл внезапно стала… иной. Здесь, в сырой комнате со скверными обоями — в ней проступила застарелая, неизбывная боль, как у того, кто пережил и потерял слишком много. «Матери мира», — вспомнилось невольно, пока я смотрел на неё — облечённую в алые отблески камина, словно в крылья феникса.

— Но если за всем этим стоит Сирлен Тоу и другие прогрессисты — чего они добиваются? Тот… якобы Ребенок Энкера… говорил о полнолунии. О том, что варги якобы задумали что-то… во второй раз. Вы же не хотите сказать, что они…?

Арделл прижимает палец к губам и ведет головой, вслушиваясь во что-то.

— Они — что? — возмущается законник, но на него цыкаю уже я. Потому что тоже услышал.

Слишком уверенные шаги и слишком грубые голоса на улице. Ближе и ближе. Недовольное: «Тут, что ли?» — прямо под окнами.

И потом — нетерпеливый стук в дверь.

ГРИЗЕЛЬДА АРДЕЛЛ

— Шестеро, не меньше.

Олкест отскакивает от окна, прикрывается шторкой. Начинает разминать правую ладонь с Печатью, сосредоточенно хмурится.

— Черный ход? — спрашивает Гриз, надевая куртку и прихватывая кнут со стола.

— Он тут забит.

— В лобовую тоже не выход.

— Городская стража! — несётся с улицы. — Открывайте, или ломаем дверь!

Дверь ходит ходуном от ударов. И звенят тревожные крики соседей.

Им вторит густой, безмятежный храп из комнаты хозяйки.

— Так накройте их усыпляющим. У вас же с собой?

— На улице слишком влажно, оно осядет сразу. Вломятся в коридор — накрою.

— О чём вы, вообще… — шепотом вмешивается законник Тербенно. — Я с ними поговорю. Мой доступ Аканторского Корпуса даёт преимущество…

— Помереть первым, — уточняет Олкест внезапно неаристократично. У него пылают щёки и горят глаза. И он красив — внезапной, бесшабашной какой-то красотой. — Маски?

Антидотные маски они натягивают в ту секунду, как дверь поддаётся. Гриз ещё успевает сделать короткий жест в сторону Олкеста: держите подальше законника! Выскальзывает в коридор, прикрывает дверь и распластывается по стене. Три ампулы снотворного Аманды нагреваются в кулаке, хватит ли? Аманда всё время повторяет: «Медовая, с твоей тягой к опасностям — ты бы хоть два-три боевых артефакта брала!»

Ага, — усмехается Гриз во тьме коридора. Сейчас пойду к Джемайе заказывать себе дарт. Нет уж, Пастыри не носят оружие. Единственное, что у нас есть…

Дверь выламывают совсем, воздух коридора вибрирует от возбуждённого дыхания, кто-то хрипит: «Рассредоточиться, всех вязать, законника и варга гасим сразу».

…кнут и пряник.

Гриз разжимает ладонь, давая ампулам свободу. Несильный, точный бросок, опробовано сотни раз на разных животных…

Впереди идёт огненный маг, слышит звон под ногами, из поднятой ладони вырывается пламя, но петля кнута ложится поверх Печати. Пламя гаснет, рывок — впечатать в стенку…

— Э! Стреляй по ней! Стреля…

Стрелок идёт четвертым, успевает выпустить из арбалета единственную стрелу, но уже в потолок. Мгновенное снотворное рассчитано на единорогов и яприлей, шестеро магов валятся в коридоре, пьяно качаясь, заплетаясь ногами, грохоча лицами об пол.

Гриз ныряет назад за дверь, туда, где Олкест удерживает Тербенно. Рыцарь Морковка оглядывается на неё и выдыхает с облегчением.

— Сейчас пойдём, — шепчет Гриз. — Пару минут, чтобы рассеялось…

— Вы что — напали на городскую стражу?! — высвобождаясь, шипит законник.

— Они хотели вас убить, не верите — разбудите и удостоверьтесь. Повезло ещё, что они без мозгов. Ломились громко, влетели сразу все. Будь там кто поопытнее… Ладно, уходим быстро и тихо, потом посмотрим. Не разделяться, не бежать, не разговаривать.

Последнее — для законника, и Гриз чувствует, что слова пропадают впустую. Крысолов слишком завяз в своих подозрениях насчёт них, чтобы поверить хоть единому слову. И слишком высокого мнения о своей должности — чтобы послушаться.

Они только-только успевают врезаться в пропитанное водой, плотное, туманное покрывало ночи. И он тут же начинает:

— Вообще-то, вы можете считать себя арестованными. Как только я доберусь до местных властей…

— Они до вас быстрее доберутся. Вы так и не поняли?

— Я понял, что вы собираетесь запудрить мне мозги маловероятными сказочками о заговорах. И если вы только попытаетесь поднять в мою сторону свой кнут…

Свист долетает слева, из тёмного переулка, и Гриз останавливается, поднимая кнут, разрезая им туман — с ответным свистом.

— Да как вы… — начинает Тербенно, поднимая костяную дудочку.

— Вниз! — рявкает Гриз, кидаясь на мокрую мостовую. Дёргает с собой законника, и первая, шипящая струя пламени проходит у них над головами. Рыцарь Морковка пригибается сам, а в тумане и в темноте кто-то кричит:

— Все сюда! Они здесь! — и раздаётся торопливый топот, и от второго огненного удара приходится откатиться в лужу.

Гриз вскакивает, бесшумно рвётся в туманную ночь, туда, откуда летят огненные сгустки — там главная опасность, те, что сзади и сбоку — пока что лишь шаги. Низенький маг посылает навстречу длинную струю пламени — мелочь, не сравнится с молодыми виверниями. Гриз обтекает пламя, выкидывает вперёд руку с кнутом — и тут ухо ловит позади глухой вскрик Яниста, какой-то шлепок, а потом звучный голос:

— Немедленно прекратите! Я — представитель Корпуса Акан…

Голосу Тербенно вторят торжествующие вопли: «Здесь! Вали его, ребята!» — и Гриз чудом успевает стряхнуть кнут, несётся назад и оказывается позади того мага, который ближе всех к Крысолову, маг уже поднял ладонь и прицелился, так что Гриз просто прыжком сшибает его с ног, потом что-то поднимает её в воздух и отбрасывает. Воздушный Дар, — понимает она, падая мягко, как умеют только варги и кошки, перекатывается и подтягивает к себе кнут, встаёт, окидывая улицу мимолётным взглядом…

Огненная вспышка гаснет, придушенная водой: это Олкест справился с контролем Печати и теперь стоит против второго огненного мага, ещё один несётся слева, в руках — короткий меч…

Удар воздуха настигает её, воздушная петля обвивает ногу не хуже кнута, и мир на мгновение теряется, крутится и обрастает дикими красками… и запахами… и музыкой.

Музыка звучит, словно вывязывая цепь, звенит короткими, повелительными запретами: «Нельзя! Нельзя!»

Петля на ноге ослабевает, Гриз изворачивается и достаёт своего противника кнутом — тот пропадает в тумане, зато справа налетает второй, тычет ей прямо в лицо ладонь, на которой чётко виднеются языки пламени.

Не увернуться, не защититься, не успеть.

А музыка падает и падает — неуклюжими, жесткими каплями в туман. Словно замыкает кольцо или защёлкивает замок.

Печать у лица Гриз молчит. На физиономии нападавшего — совсем молодой ещё, безусый — торжество медленно перерастает в изумление. Потом в обиду — когда Гриз захлестывает его кнутом за шею.

Теперь она наконец видит Тербенно — конечно, это играет он, костяная дудочка порождает резкие, заунывные звуки — лязг металла, оковы, запреты…

Нападавшие трясут ладонями и недоумевают, и Гриз успевает парализовать ещё одного, потом она кидается туда, где в тумане и темноте мелькают тени и доносятся звуки драки.

По пути ей приходится перепрыгнуть через ноги Мечника — меч лежит неподалёку.

Она успевает в самый раз, чтобы увидеть, как Рыцарь Морковка нахлобучивает последнему нападавшему на голову мусорный бак и отправляет бедолагу пинком вниз по улице.

— Простите-извините, — выдыхает Олкест вслед. — Ух-х… вы целы?

Гриз кивает, с невольным уважением оглядывая поле битвы. Из тени стены высовываются ещё одни ноги: Рыцарю Морковке досталось не меньше трёх противников.

— Мел мне не говорила, что вы такой лихой боец.

— Ну… потому что я этому научился в Алчнодоле, — Олкест потирает скулу и ощупывает плечо. Морщится. — Видел бы это отец — сказал бы, что я посрамил всю аристократию разом. Лучше дерусь без Печати, чем с ней, и когда у всех разом Дар отказал — это мне было только на руку. Кстати, а с чего это…

Она молча кивает назад — туда, где фигура Тербенно виднеется через туманную простынь, наброшенную на город.

— Стандартная мелодия на блокировку Дара, — говорит законник, не дожидаясь их вопросов. — Не благодарите.

Олкест бормочет что-то вроде «Это ещё кто кого…», Гриз же просто замечает, что атархэ законник не убрал. Держит недалеко от губ, и в темноте различается едва заметное свечение на ладони: Печать в готовности.

— Нужно уходить.

— Нет. Это переходит всякие границы, и я намерен выяснить, что здесь творится.

Он кивает на распростёртые в лужах тела и задирает подбородок, и сердце Гриз валится в пропасть, когда она различает сквозь туман высокомерный прищур.

— Что вы собираетесь…

— Действовать по букве закона, разумеется. Думаю, я потребую ответа непосредственно у господина Тоу, — Гриз делает шаг вперёд, и законник вскидывает атархэ. — Не приближайтесь! Пальцы у меня не дрожат, как видите. Так что я мог бы вас арестовать и заставить пойти вместе со мной…

— Вы, неблагодарный сын мантикоры! — вспыхивает Олкест, подаваясь вперед. Гриз удерживает его на месте: между ними двадцать шагов, а сколько времени нужно Тербенно, чтобы сыграть боевую мелодию — неизвестно.

— Или я мог бы усыпить вас! — повышает голос Тербенно. — Учитывая вашу любовь чинить препятствия сыску. Но если вы будете благоразумными…

Гриз безнадёжно качает головой. Меряет расстояние взглядом: успеет она с учётом длины кнута? Едва ли.

— Вы туда не дойдете живым. А если дойдете — оттуда не выйдете.

— Увидим, — усмехается законник. — Я, как видите, не нуждаюсь в вашем покровительстве. Предоставьте разбираться профессионалу. А ваши методы… и ваши, господин Олкест… мы обсудим позже.

Окидывает на прощание презрительным взглядом и начинает отступать, не расставаясь с дудочкой. Затем разворачивается — и по мокрому переулку отдаются чёткие шаги, а через три секунды туман, морось и ночь съедают фигуру законника совсем.

Гриз Арделл остаётся стоять, опустив кнут — на улице, посреди мусора и тел. В туманной ночи Энкера, которую прорезает перекличка любопытных. И лежат и стонут парализованные, и Олкест над ухом обрушивает на Тербенно удивительно красочные эпитеты (Гриз почти уверена, что слышит что-то вроде «слепоглухобаран на всю голову»), и нужно решать…

Очень медленно, словно опасаясь порвать покрывало тумана, Гриз трогается вслед за законником. Разум шепчет: давай, быстрее, за ним. Бесшумно нагнать, оглушить, потом найти транспорт, потом снотворное, что угодно, лишь бы не сунулся…

Интуиция вопит: не приближайся, не ходи за ним, слушай ночь, потому что это — ночь непростая, ты же забыла, что тут происходит по ночам. Стой на месте!

Гриз выбирает среднее — и движется медленно. И слушает. Стоны и ругательства позади. Перекличку из ближних домов. Попискивание испуганных крыс. Город, пропитанный водой, памятью и тайнами…

Рыцарь Морковка топает вслед и по-прежнему высказывает всё, что думает по поводу Тербенно.

— Ох… простите. Я обычно не ругаюсь, особенно при дамах. Хотите, догоню его и врежу?

— Думаете, его это остановит?

— Хуже не будет в любом случае, — он тяжко выдыхает. — Понятно, почему с преступностью в стране такое вот… Ну так что вы собираетесь с ним делать? Оглушать? Или парализовывать? Или… у вас там есть ещё снотворное?

— На людях? Даже если он нас не отследит — сами же на себя наведем тех, кто нас ищет. И это мы ещё не знаем, что он может со своей дудочкой.

— Вообще-то, кое-что о магах с Даром Музыки я читал, — ожидаемо выпаливает Олкест. — Обычно у них в распоряжении около дюжины мелодий. Могут нагонять сон, подчинять своей воле, блокировать магию — он этим и воспользовался, да? В одной энциклопедии есть еще о мелодиях замедления, оцепенения… Вот, кстати, не могу сказать, сколько им требуется времени: наверное, все мелодии разные. Но мы могли бы его отвлечь: Дар требует сосредоточенности, точности, правда, есть туманные упоминания об опасностях такого Дара, но это скорее вне нормального обучения, а упоминания о сиренах мне кажутся слегка относящимися к области мифоло… вы меня не слушаете, да?

Фигура Тербенно совсем пропала — растворилась за туманом и другими фигурами, народ стоит группами, под фонарями, шныряют ушлые торговцы, все переговариваются, кто-то с зонтиками, кто — с водными амулетами. Слишком много людей на улицах, будто бы ждущих, у храмов толпятся жрецы, в окнах свет, и чего, чего они так все ждут?

— Конечно, не слушаете, — вздыхает Олкест. — Может, вы хотя бы сообщите мне — что…

Голос его пропадает, изглаживается. Заглушенный звоном крови в ушах. Якобы-Ребенок Энкера говорил о полнолунии. Кто бы ни поставил этот спектакль — он больше не выведет своих актеров на сцену до финального действия. Зато… зато неплохо бы подогреть интерес.

— Чудо! — взрывается воплем улица. Кричат торговки нойя, прорицательницы, некоторые жрецы. — Знамения! Он придет в это полнолуние! Придёт, чтобы указать путь! Он придёт!

— Придёт! — ликующим эхом отдаётся с другой улицы. — Придёт! Он придёт! Полнолуние! Защитник людей придёт!

— Придёт! — подхватывают толпы людей (широко раскрытые глаза, распяленные рты, ожидание чуда в каждом жесте). — Чудо Энкера вернется! Явится! Покажет себя!

Крики растекаются — от центра, от храмов, от палаток прорицательниц, от фургонов нойя… Охватывают город, будто лихорадка — и через несколько минут уже не понять: кто кричал, потому что вопят все, передавая друг другу весть.

— Полнолуние завтра!

— Он явится! Завтра!

— Мы увидим чудо! Чудо!!

Полыхает небо над головой — и сначала Гриз кажется, что там гроза. Пока она не поднимает голову. Низкий, темно-сизый свод прорезала не молния.

Птичий силуэт. Мгновенный высверк крыльев феникса.