Пастыри чудовищ. Книга 2 (СИ)

ЛУНА МАСТЕРА. Ч. 2

ЛАЙЛ ГРОСКИ

— Кейн! Кейн Далли! Далли Кейн!

«Милосердия!» — жалобно воззвал организм, но голос извне не внял и не убрался.

— Лайл! Лайл Гроски! Гроски!

— Какого… драного… яприля… — прохрипел я, высовывая физиономию из-под одеяла.

За моё плечо проникновенно цеплялся Лортен, который уже успел изрядно отпраздновать наступление нового утра.

— Дружище… У тебя же есть деньги?

По природной жадности я сперва правдоподобно замотал головой и только после этого осведомился — не случилось ли чего.

— Случилось, — трагично возвестил Лортен. — В этом месте совершенно нечем занять себя! О, вино — это, конечно, превосходно, но разве оно может считаться пищей для взыскательного ума?

— Кости или карты? — осведомился я, пока натягивал штаны.

— …да, — обозначил Лортен сразу всю глубину трагедии.

Я сунул голову в таз с водой, любезно кем-то поставленный на стул рядом с кроватью, вынырнул, отфыркиваясь. Спать хотелось всё равно.

Конечно, я глотнул «Трезвости», только ведь после этого зелья нужно как следует высыпаться. Зелье не предусматривает героические прыжки под носом у бешеного яприля, а потом погрузку полубесчувственного Лортена на повозку. А мы ещё и до нужного места тащились бесконечно, не сразу разбудили хозяев, потом поднялась суета: выделить нам комнаты, постирать одежду, спросить — не надо ли нас попотчевать…

— …и Марэйя — это жена здешнего хозяина — поинтересовалась, откуда мы явились в таком виде. И мне пришлось припоминать туманные события прошлой ночи. Кажется, я сражал неотразимостью прекрасную даму и погружался в винную ванну — прямо как в поэме Эйкоста Айлорского. Ну, я же могу надеяться, что хотя бы принимал ванну не один?

— Можешь, — ответил я, натягивая рубашку. — Мы принимали её вместе.

Кажется, Лортен протрезвел хотя бы до такого уровня, чтобы ответить мне на вопрос, где это Мел.

— О, она отправилась по следам этой лютой, бесчинствующей твари! И отказалась взять меня с собой, пф, как измельчала аристократия. Она даже была уверена в том, что я не сумею передать тебе записку!

Записку Лортен мужественно выудил из кармана через четверть часа поиска и причитаний «Ну, я же не мог ее тоже проиграть? Или мог?!» Всего-то пара строк, набросанных острым, торопливым почерком: «Пройду по следу, гляну места, где часто бывает. Взяла коня. Расспроси в округе. Следи, чтобы Бабник не просадил в кости питомник и не сдох с перепоя».

— Предстоят подвиги? — осведомился Лортен.

— Эпические, — ответил я, тупо глядя на последнюю строчку.

У южан Вейгорда все разговоры с чужаками строятся по схеме «обкормить — споить — расспросить — рассказать тебе всю свою жизнь и жизнь своих родственников — пригласить в гости к себе или к своим родственникам — наконец-то вспомнить о деле, хотя кому оно уже надо?» Так что я старался подловить рабочих во время сбора урожая, а то и разыскать тех, кому успела напакостить бешеная свиночка. Местные работнички розыскным работам сопротивлялись стойко: брали в плотное окружение, тут же организовывали застолье на ближайшей поляне и кидались поднимать тосты. Маневры по спасению своей печени встречались дружными обидами и «Да ты нас что, не уважаешь?!»

Что мне придётся смотаться к Аманде за второй сумкой «Трезвости» — я понял примерно к полудню.

Лортен мешал. Он вступал в разговоры, читал стихи собирательницам винограда, строил глазки каждому столбу и очень возмущался, что мы не идём по кабакам.

— Моё потомственное чутьё истинного аристократа позволяет заключить, что именно там мы можем приобрести самые лучшие сорта… и-э-э, новостей. И вообще, мне говорили, что в «Богатой лозе» ещё и отличная кухня — если, конечно, ты берёшь хотя бы две бутылки…

Осеннее солнышко разошлось и припекало, Мел не появлялась, с новостями не везло. По всему выходило, что папаша-Вельект уже и так сообщил всё, что нужно было, разве что со временем ошибся: яприль мелькал там и сям ещё с луны Глубинницы, но появлялся на дальних виноградных плантациях и никому особенно не вредил.

— Ой, кабы злобный был бы — так он бы нам тут от плантации кустика не оставил, — тараторила одна из местных собирательниц винограда. — Вы кушайте, кушайте, вот, с чесночком и перчиком… Лет двадцать назад, помню, у Миллтарских гор в лесу охотнички яприлей гоняли, ну и погнали в нашу сторону, да и поранили, ухх, сохрани нас Целительница Тарра!

— Ой, ой, ой, сохрани нас Целительница, — дружно вторил разновозрастной хор дочерей почтенной собирательницы. Мужчины стояли тут же, пожевывая листья табачка да посасывая винишко.

— Так, стало быть, этот пораненный яприль да и вырвался на плантации господина Вельекта, ну, то есть отца ещё предыдущего хозяина… Ой, ой, что было, сохрани нас Мечник и Даритель Огня!

— Ой-ой, Мечник и Даритель Огня, сохрани нас!

Лортен вовсю разливался чуть в стороночке перед молодёжью. Лепёшки с чесноком, сыром и оливками были дивно хороши, как и молодое винцо. Казалось, можно пару веков вот так сидеть под неопасным осенним солнцем, посреди одуряющих ароматов виноградников. Неспешно закусывать и вслушиваться, как необъятная Айка повествует о раненом яприле, который рвал десятилетние лозы, будто паутинку.

— Ой, топтал! Ой, рвал! Мы все — по сторонам, прятаться значит… кто в канаву, а кто куда, а он, значит, летает и топчет, а визжит страшно-то как. О-ой, сохрани нас Стрелок!

— Сохрани Стрелок, о-о-ой….

— Как же вы от него избавились?

— Да папаша нынешнего Вельекта его завалил, — сплюнул один из стариков. — Вот такой мужик был, не хуже сынка. Стрелок отменный. Прискакал, сталбыть, на коне, и арбалет при нём. Конь и тот испугался, а Вельект старый — ничего. Я сам издалека видал: зверюга эта на него летит, а он стоит, да! Р-раз — и стрелу в глаз ей! Отскочил — и р-раз! — во второй глаз. Славный охотник был, Вельект… С самим Мэйсом Трогири на добычу ходили, пока Трогири виверний не поломал.

— Вы кушать-то кушайте, — подпихнула Айка поближе перцы, фаршированные мясом. — Так я и говорю, значит: не такая эта зверюга. Не бешеная она вовсе, я еще от старого Вельекта слыхала, что яприли — их в бешенстве и не остановить вовсе. Ох-х, упаси нас Перекрестница.

— Ох-х, упаси, — с готовностью поддержал женский хор.

Меня пока что судьба оберегала от встречи с бешеными или ранеными яприлями. Но при питомнике я уже успел нахвататься. Так что закинул в рот ещё малость вяленой козлятины (от перца и специй огнем горит) и подтвердил под общими взглядами:

— Да, так и есть. В бешенстве у яприлей удесятеряются силы — вроде, как у алапардов, только у алапардов скорость, а у этих… вроде как пробивная сила, что ли. Несутся напрямик и крушат. Ну, и когда мы столкнулись прошлой ночью с этим вашим гостем…

— Ох-ох, упаси нас Девятеро! Вина вот выпейте!

— …да, так вот, я как-то не заметил, чтобы он, скажем, разнёс нашу телегу по кусочкам. Не то чтобы я жаловался…

Вокруг зашуршали смешки, а я приналег на оливки и выдал:

— …но он, вроде как, просто поздороваться с нами хотел.

— Ну, у нас-то тоже так, — почесывая подбородок, признался один из собирателей. — Вроде как… бегает, хрюкает. Одно что лозы мнёт.

— Ты уж за себя говори, Лой! Возниц-то он перепугал, а? На закате-то как выскочил из кустов, говорят, бочки раскатил, потоптал, сами-то парни ни живые ни мертвые в кусты… а лошади как испугались… Злой, говорят, был, дико.

— Однако ж убежал!

— Да, а если б их увидел — може, и не убежал бы! Потоптал бы за милую…

— Л-лайл! Ты не мог бы… ко мне присоединиться? — это долетело из кустиков, в которые минутой раньше направился директор питомника. И прозвучало… ну, в духе дня. И в духе Лортена.

Пришлось со стоном встать, протопать добрых полсотни ярдов и впереться в те же самые заросли с закономерным:

— Боженьки, ну что ещё? Ты потерял штаны вместе с честью и достоинством? Не можешь высчитать нужный напор по отношению к силе ветра?

— Мне нужно, чтобы ты одолжил мне пару серебряных монет, — полупьяненьким голосом заговорил Лортен, пытаясь застегнуть штаны. — Как компенсацию, дружище.

— За твои страдания на свежем воздухе?

Лортен издал полувозмущенное-полуотрицательное «ик».

— Кажется, я, так сказать… оросил живое существо — и пусть это даже пьяный храпящий крестьянин, взыскующий полуденного сна, но истинный Мечник воздает за оскорбле…

Непонимающее молчание вышло таким выразительным, что Лортен бросил мучиться со своими штанами и пояснил с широким жестом:

— Храп, дружище. Я услышал его вон оттуда, почти из-под ног, из-под листвы, когда… словом, когда уже не мог остановиться. Ты, может быть, скажешь, что мне почудилось, но я определённо…

— Лортен, — проникновенно молвил я, приглядываясь к овражку около его ног. И к огроменной кучей листвы в этом овражке. Листва мерно вздымалась и опускалась. — Заткнись.

— Я бы сказал, что в свете моих намерений это прямо-таки грубо, и если ты мне не веришь — то вот, опять… этот звук…

Лортен немного постоял, вслушиваясь. Почти осмысленно опустил руки и поглядел на меня с тихим каким-то озарением.

— А это не храп, да? Это больше похоже на хрю…

«Хрррррау!!»

Яприль заворочался по листвой, будто толстяк-горожанин — под цветным одеялом. Низко и подозрительно хрюкнул и уставился на нас — заплывшими и какими-то больными глазками. Кажется, в глазках было что-то насчет «нарушить покой», «вопиюще оросить» и «развесить кишки по ближайшим кустам».

— И-и-извиниться не поможет, да? — спросил над ухом Лортен, который ещё не потерял присутствие духа.

— Вряд ли, — пробормотал я, глядя, как яприль поднимается на ноги — буквально вырастая при этом из овражка. — Так, назад. Тихо. Без паники.

Из кустарника мы выходили пятясь. Лортен — придерживая штаны, которые норовили его покинуть. Я — держа перед собой ладонь с Печатью и ведя задушевную беседу в попытках подражать то ли Мел, то ли Гриз Арделл.

— Привет, свиночка, — говорил я, стараясь не споткнуться. — Очень рад, что мы возобновили свое знакомство. Можем пригласить тебя к костерку, если хочешь, тут красивые женщины и много хорошей еды… Слушай, поговори с ним.

Позади установилось малость шокированное молчание. Оно еще больше сгустилось, когда вслед за нами из кустарника явил себя яприль: в праздничном наряде из листьев и с угрожающе наклоненной головой.

— А-а-а-а, ты это мне? — догадался Лортен.

— Тебе, кому ж еще, — вещал я, старательно пятясь от яприля по тропиночке. — Поговори с ним, мне надо с местными перемолвиться.

Очень хотелось кинуться с Лортеном врассыпную. Но было нельзя. Скорее всего в таком случае яприль бы выбрал меня. Как более медленного и привлекательного в плане пинания копытами.

— О чем мне с ним разговаривать?

— Не знаю, обсудите вопросы высокой политики или современное искусство. Ты же аристократ, ты должен уметь вести светские беседы.

— Но… с яприлем! — шепотом возмутился Лортен. — С… с малознакомым яприлем! Откуда я знаю, какие темы он предпочитает!

— Ну, я бы сказал, вы с ним уже почти что родственники… Отвлеки его, кому сказано! Только в глаза не смотри.

— Э… кхм, — надо отдать Лортену должное — он попытался одновременно придерживать штаны, пятиться и не смотреть в глаза. — Да… ну так… как вам погода? Не правда ли, удивительно тепло для Луны Мастера?

Яприль потряс головой и испустил яростное фырканье. Весь в бирюзовой свалявшейся шерсти, с желтоватыми клыками и с разноцветьем листьев на боках — он выглядел слишком высококультурным для бесед о погоде.

— Мужики, слышите меня? — подал я голос, бросая косой взгляд на собирателей винограда. — Главное — не орать, не разбегаться! Женщин удержите. Никаких криков, всем спокойно, он не кинется…

Яприль наступал на нас неотвратимо, как похмелье с утра. Вид у него такой, будто он хочет нас самую малость поубивать, а потом пойти досыпать.

— …но, с другой стороны, поэма «Об идеальном гражданине» — это же бессмертная классика, которая любима многими поколениями…

— У меня вроде как есть план, — твердил я, улыбаясь наступающему яприлю самой очаровательной из моих улыбок. — По моей команде зажигаем огонь и орем изо всех сил. Ясно?

Сзади донеслось разрозненное «у-гу». Вот и ладненько. Гриз и Мел твердили, что большинство зверушек не любит громких звуков и пламени. Яприль пока еще не ранен, значит, в бешенство не должен впадать… в теории, ага.

— …хотя, конечно, если вам нравятся более изящные и романтические произведения — я бы, на вашем месте, предпочел «Балладу о васильковой деве», или…

— Дава-а-а-ай! — заорал я, понимая, что ближе к людям яприля подпускать опасно.

— Ва-а-а-а-а-а-ай!!! — дружно поддержали южане из-за плеч.

Звуковой удар был такой силы, что яприль застыл на месте, выпучив глазки и приподняв рыло.

Пробирку со снотворным я метнул в его сторону с левой руки. Потом развернулся, дернул за собой Лортена и рявкнул:

— Огня!

Костер полыхнул знатно: южане разом высадили туда весь хворост. Не прекращая разноголосого, старательного ора. Кое-кто еще и догадался пыхнуть огнем с Печати.

Яприль истерически всхрюкнул, развернулся и унесся, проломив кусты, из которых и появился.

Снотворное не подействовало во второй раз.

— О, клянусь Мечником, — пробормотал Лортен, падая на свое прежнее место. — Мы обратили его в бегство! Это и впрямь достойно поэм! Но после такого следует выпить.

Крестьяне дружно загомонили, соглашаясь.

В отдалении покачивались сломанные ветки кустарника и затихало испуганное хрюканье. Прогорал костёр.

— …победа разума, — неслось от Лортена, который теперь был в центре внимания. — Он не мог кинуться на нас, пока я говорил, словно… словно зачарованный! Он ощутил моё превосходство. И честное слово, если сравнить его с обществом ужасной женщины, или с этим сумасшедшим устранителем, или с кошмарным, не имеющим чувства прекрасного законником… Как это странно, когда яприль — не худший из твоих собеседников!

Через полчасика Лортен и крестьяне успели успокоиться и даже малость сойтись на почве высокой поэзии, спасибо местному алкоголю.

Появление Следопытки, которая принеслась из ниоткуда словно буря и сходу обложила нас всех крепкими словечками, уже никого не удивило. Мел как раз взяла верный след, выяснила направление — и тут мы ухитрились яприля спугнуть.

— Ну, зато его теперь будет полегче искать, — попытался я в оптимизм. — Можно даже сказать, что Лортен к этому приложил… э-э, руку.

Мел сверкнула глазами, выслушала историю с орошением яприля, обозвала нас извращенцами и была такова. Что она собиралась с яприлем делать, если вдруг его найдет, осталось неразрешенной тайной.

Потому что яприля Мел так и не нашла.

Ближе к вечеру она ввалилась в отведенную нам комнату, махнула рукой и выдавила:

— Потеряла след. По запаху не выследить — всё пропиталось вином. Тут куча речек и каменных осыпей. Нашла кучу лежек — нетипично. Яприли обычно одно место выбирают для сна, а тут каждый раз в разных ночует. Места для водопоя тоже нет. И носится по всей округе. Вир знает что.

— Помочь может только… мхэх… победа разума, — донеслось из уголка. — Да. Победа разума… ик… над грубой материей.

Мел перевела на меня горящий взгляд.

— Вельект, — развел я плечами. — Не знаю уж, как ему доложили его работнички… в общем, он примчался за нами и увез в свое имение. Можно сказать — похищение с насильным закармливанием. Я извел еще склянку отрезвляющего, ну, а Лортен…

— Нажрался как свинья, — подсказала Мел.

— М-метафора отвратительна, — выдал Лортен, пьяненько икая из уголка, куда я его отгрузил. — Ибо разве можно смешивать высокое опьянение… гыг… истинного аристократа… со свинским состоянием животного?

После чего встал, величественно завернулся в простыню, выдал свысока:

— Истинный Мечник никогда не теряет лица.

И повалился на софу, радостно и сонно прихрюкивая. Почти как яприль, ага. Как яприль, который…

Мы с Мел одновременно столкнулись взглядами, выражая всю полноту догадки, а заодно и весь ужас свалившейся на нас новости.

— Боженьки, — сказал я, когда понял, что Следопытка обретать речь не намерена. — Никогда ещё слово «насвинячиться» не имело такого прямого значения.

Мел взлетела на ноги и принялась носиться по комнате, бормоча себе под нос:

— Нападал на телеги и бочки… В канавах дочерта жмыха и остальной дряни… Понятное дело, всё бродит… и пахнет на всю округу, ну конечно! Вот, значит, в чём загвоздка!

— В том, что он не закусывает? — предположил я, тупо глядя перед собой.

— Мхрррр, — воспротивился Лортен из уголочка.

Следопытка остановилась и врезала по ладони ребром другой ладони.

— Его поэтому и не берёт сонное. Чёрт, да его вообще почти ничего не берёт, покуда он…

— В свинском состоянии?

Мел пронзила меня свирепым взглядом, но остановиться было не так-то просто.

— Значит, он питается в местных канавах… потому у него и лежки на разных местах, шарахается из стороны в сторону. Ведет себя не как обычный зверь…

— …трезвый, во всяком случае…

— Ну, конечно! А когда наестся этого жмыха — на него нападает желание покуражиться. Примерно как на…

Она уперлась взглядом в угол, откуда неслось похрапывание Лортена.

— Стало быть, с нами он хотел свести знакомство, возможно, пригласить на распивку новых сортов…

— Яприли вообще-то мирные. Так что он просто повеселиться хотел.

— Угу. Погоняться за нами или работниками — полбеды. Но ведь он же нападал на телеги. Нет? Это-то уж никак нельзя отнести к невинным забавам пьяной свиночки. А может, он впадает в буйство, если переберёт? Ну, знаешь, всё это «ты меня уважаешь…

— Утром, — Мел еще раз врезала себе по ладони. — Чудесил он днём или вечером. А нападал утром.

— Стало быть, с похмелья. В общем, остаётся только один вопрос….

— Физическая или психологическая зависимость, — пробормотала Мел и уселась ко мне на кровать.

Звучало настолько по-академически, что я поднял брови. Следопытка отмахнулась.

— …вопрос — он просто случайно каждый раз в это влезает или уже привык. В смысле, животные часто, бывает, едят забродившее. Особенно если рядом полно таких фруктов или ягод. Но когда такая еда кончается — звери приходят в норму. А есть такие случаи… ну, как у Дрызги.

Смотрела она при этом на меня так, будто полагала экспертом по алкоголизму.

Я молча перебрал в уме свой богатый опыт и предположил бодро:

— Так что… составим ему компанию под задушевные разговоры? Отправим домой, чтобы жена могла до него достучаться? Или… хм… познакомим с тайнами закуси?

Под яростным взглядом Мел я приподнял руки, как бы говоря: да понял, понял уже, сделаю.

В конце концов, пока что рисовался только один выход.

* * *

— Не выйдет, сладенький, — сказала Аманда. Подтолкнула ко мне кружку, в которую я заглянул — и испустил сладостный стон.

— В первый раз за двое суток мне наливают не спиртного. Боженьки! Вкуснотища. Никто никогда не признавался в любви твоему чаю?

— Чаю — обычно нет, — и ямочки на щеках так и играют, так и играют. От кружки вздымается парок с запахом чабреца и чего-то ещё тонкого и пряного, на столе в лекарской — печенье, такое же чудное, как та, кто его сделала.

— Век бы не отрывался, — правдиво сказал я, бросая взгляд из-за чашки… почти на печенье, да. Совсем чуть-чуть повыше. — Очень может быть, клятому яприлю никогда не попадались такие замечательные чаи. Вот он с горя и ударился в каждодневные пьянки. Мел полна ужаса — вдруг сопьётся окончательно, так что надежда, как понимаешь…

Нойя подперла подбородок локтем, показав изумительный изгиб шеи и локон, который решил сбежать из-под цветастого платка и прогуляться по шее и плечу. Вздохнула и огорошила меня повторно:

— Пьяницу излечить нельзя. Иначе я давно бы уже нашла лекарство для Изы, и маленькая Йолла улыбалась бы куда чаще. Я прислушивалась и спрашивала у трав… но травы молчат.

Обвела рукой стену, на которой в изобилии были развешаны веники душистых трав — заготовки для будущих зелий.

— «Трезвость»…

— Это только способность протрезвить разум. Убрать вино из крови и прояснить рассудок. Ни зелья, ни эликсиры не убирают привычки. Страсти. Тяги. Ты можешь дать ребёнку горчицы — и всё-таки ему будет хотеться сладостей. Можешь очистить желудок обжоры — но тот пожелает еды ещё раз. Можешь дать обольстителю женщин «охладилку» — и как только её действие закончится…

— Он засмотрится на очаровательных дам, — подхватил я, старательно засматриваясь на одну конкретную очаровательную даму. — Ясно. Мел тоже толковала что-то про зависимости, физические и психологические… В общем, само по себе это не пройдет.

— Это может пройти, если кончится средство опьянения.

Аманда принялась расхаживать по лекарской, шелестя длинной юбкой. Полезла в один из многих шкафчиков вдоль стен — позвякала чем-то соблазнительным.

— Да… Очень может быть, что этот яприль просто голоден, а на плантациях Вельекта растёт хороший, сладкий виноград. Если больше не сбрасывать виноград в канавы, чтобы он там бродил… разве это не проще всего? У яприля не будет столько привлекательной пищи, и он уйдет.

— Так-то оно так, только там же… ну, южане! Вот уж не представляю, сколько времени им придется втолковывать, чтобы не спихивали жмых в канавы. И не выкидывали туда же подгнившие гроздья. А если придётся вычерпывать из канав то, что уже там есть — и вовсе в девятницу не уложимся. Не говоря уж о том, что свинка чересчур уж рвётся к людям во хмелю. Может, ей совестно пить без компании или она жаждет поделиться хорошим настроением…

— Нойя говорят — не шути с хмелем и любовной страстью: кто знает, куда заведет… Можно было бы использовать «Ни капли», это зелье изобрели в лейре Ядовитого Жала, и рецепт я раздобыла пару лет назад. Если человек выпивает эликсир — от спиртного ему становится худо…

— Боженьки! Ужасы какие.

— …сильно тошнит, нападает слабость, лихорадка, понос.

— Тот, кто это изобрел, не очень любил человечество, да?

Травница мелодично рассмеялась, отбрасывая тугие кудри.

— Мастерицы этого лейра любят человечество, пока оно приносит им звонкие золотницы. Это зелье у них покупают как раз те, кто думает вылечиться от пьянства.

Я постарался изобразить на своем лице пропасть всякого разного — от сомнения в таких вот зверских методах до глубокого ужаса при мысли о том, что кто-то к такому еще и прибегает.

— Кушай печенечку, — пропела нойя. — Ты прав, сладенький, да-да-да… не каждый излечивается. Кто-то травится, но все равно пьет. Кто-то начинает искать и обходные пути — вроде дурманящих зелий. Кто-то покупает противоядие — впрочем, мастерицы лейра не внакладе… Но это зелье рассчитано на людей, вот в чем дело, сладенький. Я могла бы попытаться приспособить его под организм яприля, но нужно время, а ты как раз говоришь, что времени нет.

Я вонзил зубы в печенье — сегодня творожное, с медом и цукатами. Всё неизменно подводило к тому, что саму причину опьянения нужно от яприля убирать. Потому что держать пьяницу в винном погребе — не самая лучшая идея. Но если нельзя убрать, так сказать, погреб…

— Стало быть, надо перевести свиночку сюда. Без россыпей Вельекта яприль скоро протрезвится… Может, пара бесед с Мел или Гриз — насчет трезвого образа жизни. Само собой, твои зелья, вроде антипохмельного и укрепляющего — раз-два, и его можно выпускать куда-нибудь подальше от виноградников.

— Это может сработать, — согласилась Аманда и вновь порхнула на свой стул. — Но вам придется быть осторожными при его захвате. Мел ведь не обнаружила его лёжку?

— Парень, похоже, ночует там, где ноги подогнутся.

— И в любом случае — вам придется захватить его либо спящим, либо трезвым — чтобы сработало снотворное…

Удивительно только, как я раньше до этого не додумался. Очень может быть, это всё потребление галлонов вина пополам с пинтами трезвящего зелья.

— А «Трезвость» тоже рассчитана только на людей? И ещё… сколько склянок у тебя есть в запасе?

МЕЛОНИ ДРАККАНТ

— Мантикора знает что, — вздыхает Грызи в Водной Чаше. — Сталкивалась я с такими случаями. Если что — сама наведаюсь, попытаюсь…

— А выйдет?

Соваться в разум к раненому животному — опасно. К бешеному — смертельно опасно. К людоеду — больно. К пьянице — может саму унести. А потеря контроля для варга, пока ты в единении…

— Еще и непонятно, когда здесь развяжемся, — Грызи бросает взгляд куда-то себе за спину. — Олкест, да успокойте его там уже. Да не так!

Из-за спины у неё доносится что-то вроде «Да как вы смеете, я представитель закона» — до отвращения знакомым тенорком.

— У вас там что, Зануда, что ли?

— М-м, долгая история.

— А Дитя-то вы нашли?

— А вир его знает, что мы там нашли… — бормочет Грызи, глядя не только сквозь воду, но и сквозь меня. — Тут, похоже, что-то серьезное затевается. Ладно, вот что. Яприля надо бы в питомник перекинуть. Снотворное совместимо с «Трезвостью», а отрезвляющее — зелье из простых составов, оно почти на всех действует. В общем, свяжись с Амандой, набери «Трезвости», подмани яприля, накорми зельем, потом усыпи и вызови Фрезу. По приманке советы давать?

— Не, сама справлюсь.

— Ладно. Если что — выходи на связь.

До меня долетают еще пожелания Рыцаря Морковки со мной побеседовать. Но я поскорее вынимаю «сквозник» из Водной Чаши. А когда он начинает греться — вызов не принимаю. Своих проблем хватает.

Только собираюсь вызвать нойя, как заявляется Пухлик. Довольный, будто Вельект ему все свои плантации подарил.

— Кажется, мы малость обделили вольерных и Изу, — и бухает на кресло сумку, в которой позвякивает стекло. — Всё, что нашлось. Аманда взялась приготовить побольше, но утверждает, что этого должно хватить. Если только яприль не будет, ну, ты знаешь… в состоянии Лортена.

Иногда Пухлик бывает полезным. Когда включает мозги.

Дальше я связываюсь с Вельектом, перечисляю — что надо. Усач приносится сам и притаскивает с собой людей. Первым делом предлагает выпить, когда Пухлик говорит, что так у нас так не хватит отрезвляющего — ужасается:

— Какой кошмар! Мы тут у себя таких зелий не держим.

Зато Усач быстро организовывает стол для яприля. Я выбираю место, где яприль бывает часто — возле старой давильни с провалившейся крышей. От придорожных канав идет приторно-виноградный дух, и их приходится где засыпать, а где закрыть травой. Из давильни притаскивают корыто, набивают сладкой репой, кусками спелых груш и яблок и разными там вкусными помоями. Прошу ещё аниса — яприли его обожают — растираю в ступке, посыпаю блюдо для малыша.

В давильне или за ней можно укрыться. Вокруг хорошие, густые заросли — самое место для засады. Правда, пока поливаю приготовленное блюдо «Трезвостью» — притаскивается Липучка, начинает под ногами путаться. Но тут Вельект зовёт Липучку «малость расслабиться после напряженного дня». Лортен сваливает, хоть и угрожает вернуться и помочь.

Одной проблемой меньше

Ночь светлая, издалека пахнет дымом: это жгут костры на виноградниках. Чтобы яприль туда не сунулся. Возле нас костров никто не жжет, и округа пропитывается анисом, медовым запахом фруктов, морковки и репы.

Мы с Пухликом усаживаемся в давильне на старых бочках. Я заправляюсь укрепляющим и бодрящим. Пухлик бубнит, что так вообще забудет — как спать.

Яприль является через пару часов ожидания: Дар доносит пыхтение и похрюкивание. Принюхивается к ароматам в воздухе. Переходит ручей. Повизгивает от интереса. Идёт малость неверно — значит, уже успел за вечер где-то как следует набраться.

Нас яприль не чует: в давильне тоже пронзительно пахнет вином. Так что он всё ближе. Наконец показывается на поляне, куда мы пристроили корыто. Большой мальчик, весь переливается в лунном свете. Отливает изумрудами и бирюзой. С упоением и радостным визгом зарывается рылом в еду — чуть ли не с головой ныряет.

Поднимаюсь, даю знак Пухлику — пошли здороваться. Пухлик медлит, но потом всё-таки идет сходит с крыльца за мной.

— Привет, мальчик.

Мальчик поднимает голову и приветственно хрюкает через репу. Очень занят вкусным ужином. Вовсю расправляется со снедью, политой «Трезвостью». А зелье действует быстро, так что зверушка на ходу становится собой. Перестает покачиваться и вгрызается в репу и подбирает яблоки всё увереннее.

— Я ж говорил насчет пользы закуски, — выдает Гроски.

Протрезвившийся яприль топчется на месте, удивленно похрюкивая. Поражается внезапной ясности мышления.

— Пожалуйста, — прочувственно говорит ему Пухлик, — выбери здоровый образ жизни. Нет ничего хорошего в том, чтобы заливать своё горе винцом.

— Уииии, — говорит яприль недоуменно. Но подпускает охотно, даёт почесать бочок, хрумкает морковкой. Вслушивается в мои слова, какая ж он лапочка, и что мы теперь с ним друзья, и вот, надо бы ему немножко поспать, а потом поедем мы в питомник, а там у него еще больше друзей появится…

От свинюши несёт сладковатым запашком прелой листвы. И здоровым таким перегарищем.

— Это было… воистину эпично, да!

Липучки тут ещё не хватало. Не слишком-то верной походочкой выходит из-за белой, увитой лозами стены. Утомлённо к этой самой стене прислоняется и продолжает:

— Я бы сказал, это в духе баллад позднего Тадевра Витии. Выдержка и хладнокровие перед лицом первобытной ярости. Победа здравого ума над низменной скотиной. И это непременно, вот прямо непременно…

Спинным мозгом осознаю, что он собирается сделать, но помешать не успеваю.

— …надо отпраздновать, — заканчивает Липучка и со смаком откупоривает бутыль, которую притащил с собой.

Вино плещет ему на ладонь. Выдержанное и духовитое.

Тадевр Вития в своих поэмах про такое писал: «И пала тишь».

— Боженьки, — успевает сказать Пухлик.

— Кретин, — успеваю сказать я.

А достать снотворное с пояса — не успеваю.

Учуявший запах выпивки яприль с богатырским: «Урррряииии!» берет с места в карьер. Стремительным свинским галопом.

Отпрыгиваю в сторону, чтобы не попасть под копыта, но он всё равно задевает меня — вскользь, окороком цепанул… качусь в кусты.

Над головой орёт как заяц Липучка. Переворачиваюсь и вижу, что он пытается задать от яприля стрекача. Истеричными прыжками. И бутылка в воздетой руке.

— Брось бутылку, кому говорю, — вопит откуда-то Пухлик.

Вскакиваю — как раз когда Лортен отшвыривает бутылку. В смысле, швыряет. В морду яприлю.

Успеваю еще подумать, что, если поранит — убью.

Но яприль — молодцом. Замирает на месте. Неторопливо слизывает с морды вожделенное вино. Потом еще с земли подбирает пролившееся. Достаю всё-таки клятую ампулу — вдруг да это его хоть малость замедлит.

Плохо, что я так далеко. Свинтус, пока несся за Лортеном, отмахал по полю ярдов двести. Пытаюсь тихо сократить дистанцию, чтобы можно было швырнуть ампулу. Яприль всё-таки слышит, поднимает голову и смотрит подозрительно.

На морде написано: он понял мои намерения. Потому он с насмешливым хрюканьем уносится в дальние дали — ныряет себе в виноградники.

— Ну, — говорит философски Пухлик, появляясь из-за крыльца (вот он где схоронился!). — Теперь мы знаем, как выглядит психологическая зависимость.