Орда встречного ветра

II ХРОНЫ

¬ Те, кто вам скажет «я во время волны думал о том-то и о сем-то», — соврут. Во время волны не думаешь. Во время волны не помнишь, чего хотел, о чем мечтал, на что считал себя способным. Одно только тело дает отпор. Как может. Оно испражняется, мочится в штаны. Проглатывает собственный рот, вместе с зубами, как кусок мяса. Сжигает в судорогах сухожилия, пытаясь удержаться за ремень. Обливается слюной. После каждый может рассказывать, что захочет, рассусоливать, толковать, раскалывать словами эту глыбу неотесанного страха… Что я хотел бы вам сказать — вам, кучке крытней, забившихся по углам кирпичных клеток, когда вы примитесь нас допытывать из-за заборов ваших деревень с наштукатуренными домишками, сейчас или через недельку, но я вас вижу насквозь, вас, отсидевшихся в удобненьких укрытиях, с порозовевшими под конец вечера личиками, под краснощеким солнцем, поблескивающим в ваших стаканах, в ожидании, пока вам расскажут, пока отполируют перед вами груду подвигов, что я хотел бы вам сказать о ярветре… Но хватит трепа. В ярветре не говорят. В ярветре пытаются выжить, пока он молотит тебя в самый лоб, потому что он не обволакивает и не «поглощает» или каких вы там еще слащавых словечек понапридумывали, он бьет как убойный молот,

в самые трещины костей. И здесь одно дело — держаться, когда ударом голову срывает с плеч. Держаться и больше ничего. Именно это я и сделал, все. Меня чуть не перерезало ремнем напополам.

— Вы как?

— Уфррр…

— Все целы? Есть раненые? Отвечайте!

x Изо всех щелей раздавался фыркающий рокот. Мы, словно звери, извивались и отряхивали после ливня свои шкуры. Впадину еще время от времени промывало дождем, раскидывая песок; пара красных вихрей свистели на бровках котловины, опадали и растрепывались на новые, поменьше, но самые крупные воронки были уже позади. Близилась передышка, где-то на полчаса, главное только, чтобы хроны не стали формироваться в турбулентности кильватера. В общей сложности все прошло, как я и предполагала. Всегда есть надежда на лучшее, как говорится, хотя пронесло на волосок. Но худшее впереди, его принесет со вторым валом.

— Ороси… Ороси! Что это было?

Аои легонько потрясла меня за плечо. Лицо у нее было светло-зеленое. Она размотала свой тюрбан, чтобы вдохнуть немного воздуха, но краски еще не отважились вернуться на ее лицо, омыть прелестную кожу, мягкую и свежую, как ни у кого в Орде. Даже в этом полном помешательстве Аои удавалось сохранить присущую ей грациозность и детскую легкость.

— Ты правда хочешь знать?

— Да, я хочу понять, что с нами произошло.

— Видишь выступающий гребень, там, на хребте?

— Да.

— Поток отскочил от ребра гребня и ударил в самую середину Пака, как раз там, где были мы. Впереди давление

было относительно низкое, и их засосало к дамбе, в то время как для задних рядов давление было максимальное. Волна отбилась от земли, поднялась и врезалась со всего размаха в заднюю стенку котловины.

— Я слышала взрыв…

— Это ударная волна, она отразилась сзади за нами, с вращательным эффектом из-за округлой формы впадины. Из-за перепада давлений мы к тому моменту уже не касались ногами земли, и контрволна катапультировала нас в воздух. Если бы не канаты, нас бы унесло прямиком в облака!

— А потом что случилось? Нас битый час крутило в воздухе, я чуть сознание не потеряла! Что это было?

— Нас болтало между ярветром и турбулентным буруном ответной волны. Судя по канатам, весь треугольник Орды повернулся вокруг собственной оси дважды, а затем рухнул вниз.

< > Она все предусмотрела. Как же я ею восхищалась.

— Ты знала, что так будет. Это благодаря тебе мы все еще живы.

x Она поцеловала меня в щеку. Да ничего я не знала, Аои. Я эмпирически постаралась уравновесить основную и ответную волну, недооценив разницу в давлении, и, что самое страшное, я даже представить себе не могла, что наша двухтонная гроздь из человеческой плоти будет парить в облаках, как воздушный змей на веревочке. Что бы сказал на это мой учитель? Аэроси, есть ли в таланте доля удачи? И затем, с подводящей итог улыбкой, добавил бы: «Удача — союзник мимолетный и смертоносный. Он может убить тебя с той же легкостью, что и спасти. Умей свести этого хищника до размеров котенка. Очерчивай

турбулентность. Лучшие аэромастера гладят котенка и играют с ним клубочком ниток. С котенком, Аэроси, не с тигром».

— Есть раненые? — прорычал Голгот.

— У Кориолис сломана лодыжка.

— Вывихнута или сломана?

— Сломана.

— Дерьмо собачье…

— Нужно ее привязать прямиком к кольцу вместе с санями. Кто еще?

— У близнецов кровь хлещет во все стороны!

— Мы в порядке, все нормально, это просто песок!

π Близнецы смеялись. Эти двое и с переломанными ногами хохотали бы. Они мерились ранами, метили в них песком. Они вообще никогда не унывали, ничего не боялись. Горст и Карст. Карст и Горст. Ка-Го. Два щекастых детины. Неотделимые, неразъемные, лучшие фланговики, которых только можно себе представить.

— Кто-нибудь еще?

— У Свезьеста плечо вывихнуто. У Ларко бедро разодрано!

— И Силамфр!

— Что с ним?

— Предплечье сломано!

— У Леарха деревянные осколки в груди.

— Легкие задеты?

— Нет, но ему сильно досталось.

— Аои, займись им! Альмы на всех не хватит. Это все, остальные в порядке?

) Да, это все. Почти все мы были в состоянии шока. Я был совершенно разжиженный, оглушенный, ключи-

ца изодрана кремнеземом прямо через толщу одежды, шейные позвонки скрежетали, как галька под кожей. Но я молчал. Поразительно, насколько наши страдания порой упираются в неспособность ими поделиться. Как бы близок я ни был по состоянию к Силамфру, я бы ни за что не осмелился поднять руку, пожаловаться (я чувствовал себя почти уютно в своих ранах, не так уж сильно мне досталось, можно считать повезло, остался почти цел). Никто здесь до старости не доживет, можете мне поверить, позвонки в первую очередь сдадут, если их и дальше так гнуть и вертеть со всей дури. Я в какой-то момент подумал, что у меня сейчас тело повернется вокруг позвоночника. Нужно будет снова состыковать Силамфра, сделать ему деревянную руку, еще не самый худший вариант. А вот Кориолис…

x Тут без трупов не обойдется! Или убьет, или покалечит так, что Орду с ее контром придется бросить, если еще в живых останутся после переломов и внутренних кровотечений, которые я не смогу остановить… Кориолис сломала лодыжку, когда рухнула на камни. Сухожилия не затронуло, но кость треснула. Не все обладают такой же ловкостью, как Арваль или Караколь, этих хоть в небо забрось, они все равно приземлятся на свои две! У одних заложен инстинкт самосохранения, другие ровным счетом ничего не смыслят в собственном теле. Хоть тресни.

Остаться здесь умирать, когда можно было без малейшего стыда выпросить у кого-нибудь местечко в укрытии и переждать? Я даже не пыталась никого лечить, я только облегчала им мучения. Все. Тебе конец, Альма. Как орешек расплющит о плиты волной, бах — и открытая черепная коробка. Хорошо, быстро. Я больше не паниковала, не

чувствовала спазмов во всем теле, я больше была не здесь. Я знала, что это конец.

Ω Крепкое дерьмо этот ярветер, суп с камнями. Лет в тридцать меня б такое даже позабавило. Хоть на одной ходуле. Двумя пальцами за крюк. Если по чистяку, то спереди, конечно, не так жестко хлопнуло: так, хорошая затрещина, девчачий пук, отрыгон обычный, ничего особенного. А вот сзади долбануло конкретно, жестяково их вздернуло; они там хорошенько шлифанули себе ноги-руки, обтесали нагрудники. С другой стороны, они там все привыкли сидеть как под наседкой в Паке, от малейшего блааста у них, понимаешь ли, кровь из носа льет! Повытирайте сопли, щенячья банда, скоро накроет по полной! Ороси, она, конечно, не может так, чтоб свои пять копеек не вставить, ходит, дотошничает по всякой дребедени, но без ее башки с системой самонаведения и ветряком в гульке мы бы все булыжников нажрались. Я в первую очередь. Хоть в шлеме, хоть без. Контрволна как в колокол проколотила по всей котловине. А Эрг еще хотел стать поближе, в двух метрах от колец. Давай, боец, покажи нам! Шмяк! Чтоб всю Орду размазало о гранит. Нефигово бы смотрелось в нашей легенде: «34-я Орда, под предводительством девятого Голгота. Многообещающая, отличная трассировка. Погибла по-идиотски, раздавленная о стену из-за погрешности в считывании данных промоины. Похоронена со всеми собранными частями тела». Да здравствует 35-я, верховье ждет вас!

) Ороси подошла ко мне, поправляя флюгер на плече, ее бабеолька вертелась во все стороны.

— Они на подходе, что будем делать?

Она прекрасно понимала, что Голгот не сдвинется с места, что Пьетро отказывается воспринимать реальность, а остальные либо боятся их, ни разу не видев, либо ищут встречи с ними, не понимая, насколько это опасно.

— Сколько их? Ты успела подняться на фареол посмотреть?

— Ну, скажем, десятки.

— Какого размера?

— Самые маленькие хроны размером с горса. Большие — на всю впадину…

— Яйцевидные?

— Да. Некоторые чуть круглее, но они вытягиваются но мере движения.

— Какая скорость?

— Достаточно медленная, чтобы от них уклониться, если они пройдут через порт. Но я не хочу пугать Альму, она еще от раненых не оправилась. И Аои тоже.

— Нужно с Караколем поговорить.

— Уже. Он говорит, что может некоторые из них расшифровать по цвету. Некоторые по запаху или звуку.

— А ты?

— Мой учитель научил меня определять некоторые часто встречающиеся глифы по их оболочке, но ничто не заменит опыт… А ты?..

— Да я же просто скриб.

— Сов…

— Все, что я знаю, известно мне по контржурналам. Нет ни одной Орды, которая бы о них не говорила, сама понимаешь. У каждой своя теория, понимание, советы… Только вот нет журналов Орд, которые в них сгинули! А это сильно ограничивает пользу от моих познаний. Я могу определить хроны чисто физические, самые простые, да и то…

— Смотри, началось…

Оставив других их заботам, мы поднялись на самый обвод воронки. Оттуда было видно, как по равнине, в ореоле красной пыли, среди дюн и впадин, по всей линии горизонта постепенно всплывали хроны, вразброс, без какого-либо вразумительного порядка, похожие на кучевые облака, выплывающие из затерявшегося шлейфа ветра. Серебристые точки, размером не больше шарика, то формировались, то растворялись в воздухе…

— Как будто армия идет…

— Орда, но не сплоченная Голготом…

— Скорее, без тебя и Пьетро… Это вы сплачиваете нас вместе.

Хотя ветер снова начал усиливаться, похоже было, что он никоим образом не влиял на ход хрона, приближавшегося к нам со скоростью человеческого шага, не более того. Он был в сотне метров. Дикое чувство тревоги нарастало по мере того, как он беззвучно скользил в нашем направлении, вытянутый, продолговатый кокон с плавающей, поглощающей свет оболочкой… Вокруг хрона ветер словно замолкал, звук рассеивался, затихал. На нас ползла густая тишина, некое присутствие без лица, без морфы, но чья мощь ощущалась физически.

— Пусть подойдет поближе…

Когда он оказался всего в десяти метрах от нас, я отошел в сторону; Ороси была смелее, она подождала еще немного. Вихри песка проносились через его панцирь, и с обратной его стороны появлялись маленькие блестящие мокрые шарики, липнущие к земле. У нас с Ороси сработал один и тот же ребяческий рефлекс: мы стали бросать горсти песка на оболочку хрона. Песчинки кристаллизовывались и таяли. Вблизи поверхность хрона вовсе не выглядела органической, она скорее походила на струящееся

полотно текучего металла, вроде того, что Леарх иногда плавил в своем горне. Хрон не вызывал никого желания дотронуться до него и уж тем более запустить внутрь руку.

— Бросить камень? — спросила Ороси, хотя это вовсе и не было вопросом.

Камень рассек хрон, словно воздух, и упал на землю как был. Как был? Точнее сказать, словно его только достали из ручья.

— Верни назад, подождем, пока хрон его ассимилирует.

Ороси расположила камень на траектории движения хрона. Похожий на грузного призрака, на текучий цилиндр, тот проплыл перед нами… Метров пять в высоту, шесть в ширину и не менее тридцати в длину. Если уметь внимательно всматриваться, знать, на что обратить взор, можно было увидеть, что он весь покрыт глифами, подвижными, словно только начертанными, которые мне, естественно, не удалось отнести хоть к какому-либо из известных видов письменности. Обрывки дуг, сегменты черт, то закручивающиеся, то слитные, стремящиеся что-то высказать, если только… Если только не впрыскивать в них смысл, которого в них нет, не усматривать узор из случайных царапин и насечек, как это свойственно делать человеку… Как только хрон прошел, мы бросились взглянуть на камень. Результат привел нас в замешательство.

— Преобразователь царств?

— Минерально-растительный?

— Минерально-животный, скорее.

— Почему?

— Потому. Посмотри на шлейф за ним…

x Я наклонилась к земле. Песок шуршал. Мне сделалось неспокойно. Если бы Альма это увидела…

— Нужно вернуться назад, Сов. Если хрон погрузится, нужно быть рядом с остальными.

¿' Эй, здорово, братишки! Длиннющая орава малышни, что высидел папочка Ветроворот, топайте сюда, разводите ваше волшебство по всей округе, давайте, заворожите нас! Цикроны и психроны, хротали в полном сборе, навалом, по пять штук зараз, кучками по дюжине, металлически-серые, мареново-красные, тыквенно-синие, не бегите от нас, побудьте с нами еще миг! Пока не испытаете на нас свои таланты! На что способны, пускай пыль в глаза! Пусть дружище Сов, и наша элегантность с флюгером, Аэрофифи, измеряют и анализируют, сколь пожелают — тут все равно придется собственной кожей занырнуть поглубже да глянуть хорошенько, кто там где, во что все это превратится, поскольку хрон, да-да, приближает будущее, ускоряет блуждание, но жребий ваш, тяните карту… Наука вас не успокоит на их счет, лишь интуиция, тронь свет, иль запах, уж лучше следуйте за моим даром, я трубадур, ну а скорее, молодой метатель, чего же? Судеб и причуд, открою голос и кричу:

— Хрон идет! Полный порт! Отвязать стадо! Овечки на склоне! Беееее!

) Ни я, ни Ороси его не заметили. Только Караколь. Почти идеальной формы яйцо, десять метров в длину, с шероховатой кожурой. Не подсказка ли это? Ордийцы отвязались, отщелкнули карабины, часть группы подошла поближе с крайней осмотрительностью, хотя никто не стал так близко, как Караколь, который поглаживал хрон ладонью, не осмеливаясь, однако, на большее. Безотчетно для самих себя Пьетро и Голгот обернулись к нам, Альма отошла вглубь впадины, Аои и еще несколько человек с

ней: ястребник, братья Дубка, Свезьест… Не задумываясь, Караколь запустил свой бум в середину хрона. Бум влетел и вылетел, прочертил букву П, снова пересек поперек всю массу и упокоился в руках трубадура. Тот принялся изучать отполированное дерево с жадностью настоящего исследователя. Вся внутренняя сосредоточенность собралась на его фавновском лице, заиграла разлетающимися прядями и мимикой. Он сначала будто удивился, отказываясь во что-то верить, и вдруг радость озарила его всего целиком:

— Я знаю! Кажется, знаю.

— Ну так скажи!

— Отгадайте!

Ω Хренов труба-дур! Я тебя сейчас в хрон запихаю, а потом отгадывать буду!

π Он вообще может понять, я уж не говорю согласиться, просто понять, что есть моменты, когда шутки уместны, а когда…нет?

x Глифы были как застывшие, как выгравированные на оболочке хрона.

≈ Я его просто обожала. Он меня завораживал. Совершенно сумасшедший, сплошной ветер в голове. Если уж мне суждено сегодня отправиться на тот свет, то я хотя бы смогу унести с собой этот образ, его вольную жизнь, его смех. Он был так не похож на остальных.

— Три… Два… Один… Проиграли! Это петрификатор!

x Он был прав. Верно подмечено.

) Я уже раньше видел такой хрон. В контржурнале, на рисунке. Та Орда потеряла двоих прямо посреди ночи: окаменели в спальных мешках. У этого та же текстура поверхности, тот же тип глифов, иератический, резкий.

— Кориолис! Силамфр! Юхууу! Вы спасены! Идите быстрее!

≈ Я бы с радостью его послушалась, но я не могла наступить на ногу.

— Разойдись! Пусть подойдут у кого лапы переломанные! Восстановление безотлагательное и безболезненное! Запетрифицирован, или деньги назад!

— Что ты несешь?

— Пусть Силамфр сунет руку внутрь хрона, у него кость срастется!

) Как обычно с Караколем, никто не знал, где начинается фарс и начинается ли, и если да, то где его конец. Серьезность у него переплетена с игрой, соткана из той же ткани слов и жестов, того же неуловимого лукавства. Он являл собой наипрекраснейшее из воплощений трубадура, чистейший блеск исполнения изо дня в день, неутомим… и утомителен. Земля — подмостки его сцены, а небесный занавес для него всегда распахнут. И чем серьезнее происходящее, тем причудливей его размах, тем легкомысленнее выходки.

— Ты снова шутишь или…

— Можете не сомневаться! Посмотрите на бум! Волокна заминерализовались!

— А если это не оно? Если это что-то другое? Ты что, бум запустил — и хлоп, все готово, можно делать выводы?

x Альма бросилась к нам, пересилив панику.

— И речи быть не может, чтоб засунуть раненых в эту… штуку! Это же самоубийство!

— Альма, у них кости срастутся…

— Да сейчас! Рука целиком окаменеет, вот что будет! Кожа, сухожилия, плоть, нервы — все! Сплошной камень! Навсегда!

≈ Караколь то улыбался во всю ширь, то хмурился, то снова расплывался в улыбке. Я бы рискнула, если бы он попросил. Учитывая мое состояние, из второй волны мне все равно было не выбраться.

— Не думаю. Хроны, как правило, селективны. Они сначала влияют на то, что им ближе по структуре, и лишь затем на все остальное, как по спирали, ослабляя эффект. Этот закон почти всегда доказывается на практике…

— «Почти всегда…», Ороси? Как нам «почти всегда» везло под ярветром? А сегодня? Вы хотите избавиться от Кориолис и Силамфра? Сделать из них груду камней?

— Хрон в первую очередь подействует на кости…

— Мы понятия не имеем, Альма права, — вмешался 11ьетро.

— Да это безумие какое-то, Кориолис, не делай этого!

— Караколь несет какую-то чушь, развел тут цирк, как всегда.

— Какую-то чушь? Это я несу какую-то чушь?

π Трубадур обошел Тальвега сзади и свистнул у него молоток, присмотрел плоский камень, присел, положил на него руку и протянул молоток Эргу.

— Давай бей.

Эрг озадаченно посмотрел на него и рефлекторно взял молоток.

— Ну, давай, раз я несу чушь.

— Хватит дурака валять. Я тебе руку расквашу.

— Так давай! Если я сам это сделаю, еще решите, что я прикидываюсь!

— Да не могу я, Карак.

— Значит, дай молоток кому-нибудь другому. Ну, быстрее давайте, хрон сносит, скоро накроет второй вал.

Все переглядывались, не зная, что делать. Тальвег, за ним Сов постарались вразумить Караколя. Но все зря. Мы теряли время, это становилось опасно. Мы уже давно должны были бы пришвартоваться. Свет вокруг поглощала тьма. Хрон шел вдоль обода воронки…

— Так, у меня от вас уже все мозги всмятку. Дай сюда молоток!

— Голгот, не ведись ты на его спектакль.

— А я не ведусь. Я ему сейчас занавес как опущу.

Голгот почти вырвал молоток у Эрга из рук, растолкал толпу и присел рядом с Караколем, ровно держащим руку на камне.

— Какую кость?

— Фалангу среднего и указательного, Голготина.

— Да вы с ума сошли!

∂ Звук был глухой и очень чистый. Голгот и на полмеры не затормозил. Перебил Караколю пальцы. Трубадур скорчился в песке от боли.

— Придурки! Да вы двинутые все!

Караколь встал и проковылял прямо к хрону. С видимым усилием зажал неповрежденные пальцы и погрузил указательный и средний в оболочку хрона. Полминуты спустя он достал руку, улыбаясь, четко выговорил «смотрите!» и разогнул два пальца в знак победы. Сомневаться больше было не в чем, я подошел и сунул руку по локоть в хрон.

— Силамфр, подожди!

— Да заткнитесь вы, это не ваша рука!

Это было словно сунуть руку в ледяную дыру. Мне большим трудом удавалось удерживать ее прямо. Мне помогал Сов. Он вспотел не меньше моего. Оболочка хрона перекатывалась волнами, скользила у меня на глазах. Какая тишина! Даже слова Сова, приглушенные, доносились до меня как сквозь бархатную завесу. «Осторожно… смотри не… локоть», настаивал он. Внутри хрона моя конечность была не видна, но мою плоть словно насквозь протыкало морозными иглами. Я хотел достать руку. «Рано», повторял Сов. Я больше не мог пошевелить локтем, перелом перестал стрелять, бросать свои копья, подкорье руки крепчало, будто в него засунули стальной прут…

— Вытаскивай давай!

Я достал руку. Моя кожа была покрыта блестящими чешуйками. Я машинально стал трясти рукой, чтобы отогреть ее. Ощупал. Кровь потихоньку разливалась по руслам вен.

— Ну что?

— Кажется срослась!..

x Затем четверо хлопотливых самцов поднесли к хрону Кориолис, чтобы закальцифицировать ее лодыжку. Отлично: она снова держалась на ногах, достаточно крепко, чтобы встретить вторую волну стоя. Разумеется, мы были совершенно не готовы к этой встрече морально. Я тщетно анализировала нашу воронку, вымеряла размеры, интерполировала уровни наклона и точки перелома профиля склонов, моделировала сток ветра, я никак не могла определить, какова будет амплитуда вихря, в который нас засосет. По какой оси вращения? С каким числом

оборотов? Все ждали моих указаний, надеялись на меня, Голгот полностью передал мне контр, но в глубине души я прекрасно понимала до какой степени мои решения были не более чем подвесным мостиком на трех воображаемых канатах, переброшенным через хаос. То, что мы нашли этот порт, было чудом, несомненно. Но и серьезной ловушкой тоже.

— Все по местам! Приготовиться! Полная смена построения. Леарх, можешь достать нам два железных кола? Эрг, помоги ему забить их как можно глубже здесь и здесь. Остальные, приготовить десять канатов, заменить испорченные. Построиться рогаткой.

— Как?

— Рогаткой! Вас где учили вообще? В Аберлаасе или в глуши какой-то? Постараемся ограничить эффект маятника и штопора!

) В конечном счете хроны устроили нам неплохую диверсию: перехитрили страх и рассеяли тревогу. Но теперь, когда мы снова стояли в ожидании вала, утробный ужас опять расползался по телу. Стратегия Ороси, несомненно лучшая для группы в целом, для нас, Клинка, была самым худшим вариантом. Я догадывался, на что она надеялась: рогатка, благодаря своей у-образной форме, должна канализировать поток в направлении Голгота, поместить Пак под давление и, таким образом, ограничить боковой размах. Допустим… Но в тридцати метрах от дамбы, без какого-либо заслона, волна нас попросту разнесет на куски. Мне страшно было думать о том, что нас ждало. Невозможно представить себе свою собственную смерть. Мысленно я перенесся в «после ярветра». Я видел, как завтра мы станем на привал в очередном селе, как рядом будут Аои и Кориолис. Я думал о них, об этой крохотной

капельке, живой, блестящей слезинке; о голубом огоньке факела, что иногда так мило дуется, но чьи движения столь полны тепла.

Альма принесла кожаные стеганые шапки, натянула на меня сразу две, одну поверх другой, перемотала мне туловище хаиком, закладывая в витки ткани деревянные пластинки. Пьетро вытащил из рукавов переломанные рейки и попросил себе четыре новых. Закрепил на израненной шее фиксирующий воротник. Я обернулся: в глубине рогатки, на самом конце каната, Голгот пристегнул шлем к своей кирасе из кожи горса, пропустив ремни под мышками. Альма подошла к нему, но он оттолкнул ее, что-то буркнув. Он прекрасно знал, что его ждало: предусмотрительно вырыл дыры для опор под ногами, потянул шею во все стороны, размял плечи и бедра. Мне страшно даже представить, что будет, если мы потеряем Голгота. Столь велика его воля, столь невероятно он сосредоточен на нашем пути. Он был самой Трассой. Он, Голгот, девятый в своем роду, по всеобщему мнению (всех ордонаторов, которые его обучали, и старцев, которые видели, как контровали его отец и дед), он был лучшим из лучших. У кого еще в крови бурлил Дух Орды? Кто еще нес в себе такую дикую веру? Никто, и он это знал. И в то же время одно сомнение, как хищный зверь, раздирало его изнутри: как могло случиться так, что его родной сверходаренный старший брат умер всего шести лет от роду. Я был частью Орды, я, Сов, сын фаркопщика, и Пьетро, Эрг, Фирост, Свезьест — все мы были частью Орды. Но он, Голгот, был не частью Орды. Нет. Он был самой Ордой.

— Волна идет!

— Я вас люблю, — раздался голос Кориолис.

Ω Смысл тут что-то рассказывать? Вы, крытни, все равно ни черта не поймете. Разводите свой базар о наших жизнях в ваших чистеньких хибарах с ветряками. Отвяжитесь уже от нас. Блааст взорвался. Я еще по звуку понял, что будет полная жопа. Поток камней прямо в рожу. Не песок, не щебень врубит по нагруднику: каменища. Крепко вжарят. Альма сопли распустила, смотрит на меня. Мне на себя смотреть нечего. У меня кровь хлещет из ушей, стою на коленях, прибитый, стараюсь дышать, глотать кирпич воздуха за кирпичом… Без кожаной брони, без шлема, лучшего за всю историю Орд, заякорите себе на лбу, всем шлемам шлем, монстр отпора и амортизации, без набедренников, ракушек, деревянных налокотников, разломанных вдребезги, я бы в живых не остался. Железные колы повырывало и закрутило вместе с нами, два каната спереди рвануло, нас шарахнуло о край впадины, перепахало по оси, перевернуло, ослепило… Мы все чуть не сдохли, я в том числе. Я чувствовал, как эта огромная сенокосилка дубасила меня прямо в грудину и говорила: все, Гого, приехали, снимай шлем, я за тобой… Отправишься к своему брательнику, вам там обоим место. Этот сопляк тебя там уже тридцать четыре года ждет не дождется…

x «С котенком, Ороси, не с тигром». Вся впадина была забрызгана кровью. Без песочного матраса нас бы раздробило на куски откидными волнами. Построение рогаткой уберегло от худшего. Ламинарный поток, слава Петру, прошел в доминантной позиции над турбулентными. Это нас спасло. Но какой ценой для Голгота… Фироста, Сова, Пьетро… Они отцепили свои карабины и корчились от боли, лежа на земле. Сову раздробило весь правый бок, раны забило песком и осколками. Его врачевала Аои. У Пьетро было вывихнуто правое плечо. Он, наверное, налетел на какой-то пень во время маятника. Но Альма вправит его на место, как у Свезьеста после первой волны. Только первые три ряда относительно пронесло, но это было ожидаемо. Их я теперь поставлю на передовую под третью волну.

∫ Снова появились хроны, поприветствовали и удалились (втихомолку), но я не узнал ни одного приятеля. Одни деревья снова зацвели, другие выплюнуло полностью засохшими, третьи окотило котами, кактусовые повылазили прямо из песка, показались буера, какие-то животные, из юрких, неуловимых, оставили за собой немыслимые следы. И как бы вас это все не эпатировало, все это было ничто по сравнению с тем, что они там наверху (лучшие из них) умели делать. Слово Ларко! Они, марева, умеют создавать из ничего, из чистого ветра, капли воздуха и воды (из света), ткут из звезд и лун, запрятавшихся в небосводе, кроят погоду как хотят, выращивают леса на толщах тумана, строят корабли (без парусов, со всеми удобствами), подбрасывают нам с них немного дичи, когда знают, что мы с охоты бредем без улова.

Прошла третья волна (не такая свирепая), мы выстояли ее аркой: Сов, Пьетро и Голгот, зацепленные за крюки

(как куски свежего мяса). Бедолаги, их нехило отлупило, целый гербарий из ран. Ороси, но тут и растолковывать нечего (Да? Ну тогда попросите!), доказала (раз и навсегда) то, что и так было ясно: аэромастер — это искусство, которое нужно смастерить в той же степени, сколь и освоить, и что она бесконечно достойна своего ранга (по крайней мере, насколько я в этом разбираюсь… Я это так, чтоб поважничать). Вам там наверху плевать, а, марева, вы там зеваете туманами? Хотите, чтоб я вам отсюда все изобразил? Пожалуйста: