— Вы же знаете, что ваш сын вам никогда этого не простит?
По щеке расплывается алое пятно от сильного удара. Челюсть сводит, а зубы под давлением словно начинают выпадать. Я прохожусь кончиком языка по их краю, все на месте…
— Не простит, — хмыкает этот урод. И как вообще у такого человека мог родиться Ренар? Замечательный, справедливый… Пускай он тоже часто делает поспешные выводы, но Ренар не убийца невиновных, — Но со временем поймет, милая Айнея. Ты даже не представляешь через что я однажды прошел.
Он расхаживает по комнате, размахивая полами своего черного плаща с золотыми вставками. Каждое его слово несет в себе тайну, словно он специально играет мне на нервах, чтобы я злилась и проклинала.
Я знаю, что у меня убьют! Но для чего эти пустые разговоры? Пусть уже возьмут сделают то, что так хотели.
Я молчу, плотно сжав губы. Страж вновь замахивается, чтобы оставить мощный удар теперь уже уже на правой щеке, но правитель одним взмахом руки останавливает его.
— Землянки очень притягательны, — вдруг нарушает тишину, — Сына я своего понимаю прекрасно. Вы отличаетесь. Кожа по-другому пахнет, она даже на ощупь другая. Характер у вас во многом не покладистый, вы не прислужницы. За вами хочется наблюдать, хочется быть рядом как можно дольше. Так что… Я знаю, что ваши чары так действуют. Но я не хочу, чтобы мой сын страдал из-за того, что ты заколдовала его.
— Что? — я нервно усмехаюсь, запрокидываю голову назад. Сидеть на металлическом стуле неудобно, руки ноют от плотно сжатых на кистях прутьев из кованого железа, — Вы не в себе, господин. Я презирала Ренара, бегала от него… Это он меня настигал все время… О чем вы вообще говорите?
— Очень давно одна землянка на Аресе, где я обучался азам военного искусства, выращивала у тренировочного корпуса цветы. Тогда мой отец только начал план по избавлению вас… Поэтому земляне еще могли спокойно ходить, жить и существовать среди нас. Я шел мимо после долгой и изнурительной тренировки. Мне хватило одного взгляда, чтобы влюбиться. Я долго задавал себе вопрос, как это возможно? В моем окружении были красавицы из высшего общества, самые желанные девушки всего Эриона, а влюбился я в обычную, ничем не примечательную землянку, которая сидела на корточках в каких-то лохмотьях и сажала цветы. Разве это не чары?
— Чары… Но не те, господин, о которых вы думаете. В земных книгах о любви написано, что не важно, какой у тебя цвет кожи, какая религия, где ты родился… Важны чувства, вы понимаете? Вы просто влюбились, не потому что она применила какие-то способности, а потому что она ваша вторая половинка. Разве вы этого не понимаете?
— О! Довольно! — он жестко пресекает меня, — Эта пташка также пела, — я улавливаю на его лице гримасу боли, которую он в одно мгновение прячет, словно боится показывать, какого это, — Я рад, что мой отец вправил мне мозги. Эта дрянь успела родить Ренара, но я был рад, что чары спали!
— Что вы сделали?
Я замираю в немом ожидании, не веря, что мать Ренара — землянка.
— Я убил ее. Потому что зло должно быть наказано. Она хотела, чтобы я был под ее властью, но просчиталась. И сыну я не позволю совершить такую же ошибку, Айнея. Ты умрешь. Во благо Эриона.
Я открываю рот, хочу возразить, но страж оставляет удар. Голова откидывается назад, слизываю кончиком языка кровь с нижней губы.
— Мне жаль вас, — хрипло выдаю, — Та девушка не была злом, злом был ваш отец. Вы оказались не под ее властью, а под его. Он вселил вам в голову эту идею о зле, о чарах… И вы убили ту, которую сильно любили. если вы заглянете сейчас внутрь себя, разве вам не было больно? Разве вы не тоскуете по ней? Чары разве не спали после смерти?
— Замолчи! Немедленно заткнись!
В нем столько ярости, что я сразу понимаю, что попала в самую нужную точку. Отец Ренара до сих пор любит ту землянку, мать Ренара. Но в его голове плотно и прочно засели установки, которые ему вбил его же отец.
— Мне жаль, что вы так и не поняли силы любви. Благо ваш сын не такой… Он любит меня. Он верит в любовь. Он придет за мной.
— Живо! — взмах рукавом, — Живо ее казнить! Сейчас же!