— Глянь, — сказал Бьёрн, — ориентировку прислали.
Он протянул Руслану телефон. На экране красивая девушка лет шестнадцати: длинные светлые волосы, большущие голубые глаза, вышитая повязка на голове — и текст «Разыскивается Бережная Радомира Петровна…»
Рост, вес, телосложение, дата рождения — оказывается, ей уже восемнадцать.
— А почему её ищут? И почему ориентировку прислали тебе? — поинтересовался Руслан, возвращая наставнику телефон.
— Не знаю, — пожал плечами тот. — От спецотдела сообщение. Типа, увидите — сообщите. Счас звякну Иванычу.
Увы, Антон Иваныч не ответил. Бьёрн сделал ещё несколько звонков и узнал, что начальник городского спецотдела вместе с замом улетел на конференцию.
Руслан позвонил Кошкину, но тот был на плановых учениях. Сказал, что освободится не раньше, чем послезавтра.
Приславший ориентировку сотрудник долго бормотал что-то невнятное о секретной информации, потом наконец сознался, что коллеги из другого города поручили ему передать информацию. А больше он ничего не знает, поскольку он — человек маленький.
— Для первоапрельской шутки как-то слишком нелепо! — фыркнул Бьёрн. — Ладно, запомнил девчонку на всякий случай?
Руслан кивнул.
— Там хоть сказано: она свидетель или жертва? Или одержимая?
— Нет. Ты же сам видел: сообщите, если увидите. Так что если встретим — сообщим. А пока давай делами заниматься.
Под делами наставник имел в виду большую весеннюю уборку. Оказывается, в их маленьком «офисе» накопилось ужасно много вещей и ещё больше пыли и всякого мелкого хлама.
Видящие выгребли из столов и шкафа все папки с бумагами, блокноты, амулеты, сувениры, а ещё зарядники для телефонов, какие-то провода и кабели, фантики от конфет, несколько монет и даже игрушечную мышь. Её, видимо, обронил Лёня, когда приносил летом проглотившего «головастика» Басю.
За протиранием пыли, сортировкой бумаг и мытьём полов прошла вся суббота.
Руслан не жаловался. Не всё же с монстрами воевать, надо и порядок наводить иногда. Да и подумать за работой можно. О Регине, с которой они договорились сходить однажды на нормальное свидание. О Кате, опять пропавшей с радаров. О том, что уже снова пора писать курсовую. О Славике, родителях, научруке…
Когда за окном сгустились сумерки, у Бьёрна зазвонил телефон.
— О, Лёха! Здорово!
От Бабушкина давно не было вестей. В каком-то смысле это хорошо: значит, в поле зрения лейтенанта никакие существа не причиняют вред людям.
Руслан невольно вспомнил, как Бабушкин звал их проверить историю с массовым утоплением, в котором оказалась виновата «синявка», потом случаи смертей от холода с придорожнем и «пьяные» убийства в пригороде, где тоже не обошлось без существа. А ещё тот жуткий инцидент с големом из кладбищенской земли на прошлогодний День Святого Валентина. Руслан поёжился. Интересно, что сейчас стряслось?
— Ладно, приедем через полтора часа. Нам ещё бы по шашлыку заточить. А, ты потом нас угощаешь? Ну ладно, сам напросился! — рассмеялся наставник.
Сунул телефон в карман и сказал:
— Всё, хватит уборки. У Бабушкина что-то интересное стряслось. Ну, то есть какой-то жуткий ужас, само собой. Обещал потом угостить мясным мясом — мне нравится. Счас поедем к нему на место происшествия. Готов?
Руслан предпочёл бы поехать домой и принять душ, но вдруг там что-то срочное? Надо проверить, так что он кивнул наставнику и ещё раз оглядел свой удивительно чистый стол. Красота!
— Куда едем?
— В Кириллов лес. Там нам Лёха кое-что показать хочет.
Через полчаса видящие были на месте.
Сумерки стали непроницаемо вязкими, почти превратившись в ночь. В небе ярко горела половинка луны, а вдоль дороги таинственно светились фонари.
Незнакомый таксист высадил их там, где велел Бьёрн, у приметной берёзы рядом с остановкой пригородного автобуса.
— А где Бабушкин? — Руслан огляделся, но ни белой тойоты, ни лейтенанта не увидел.
— Счас уточню.
Бьёрн достал телефон.
— Мы приехали. Куда? А, понял. Ладно, сейчас придём.
Утоптанная дорожка привела их к опушке с навесом и кострищем. Видимо, местечко для зимних пикников. Лёха ждал их там. Он махнул рукой, призывая их отойти за навес.
Даже в вечернем полумраке видно было, что лес вокруг просыпается от зимней спячки. Деревья уже не казались по-зимнему мёртвыми, безжизненными. В воздухе пахло сырой землёй и скорым теплом. Тут и там сновали по деревьям светящиеся создания.
Но Руслану было не по себе. С одной стороны, вечерний весенний лес, полный негородских запахов и талого снега, казался уютным и добрым. С другой — что-то тревожное так и висело в воздухе, не давая расслабиться. Левый глаз не болел, но еле ощутимо зудел, словно и запечатанный паранойник не знал, чего опасаться.
Наконец, Алексей остановился и сказал:
— Вот тут. Сейчас разберёмся кое с чем и станет хорошо и чисто.
Он сунул руку на пояс, и на секунду Руслану показалось, что у лейтенанта, как у Кати, там Шустрик. Но нет. Бабушкин достал пистолет.
— Будет хорошо и чисто, — повторил он и улыбнулся, поднимая оружие.
— Лёха! — негромко окликнул Бьёрн. — Ты чего?
Из-за дерева вышла девушка в длинном светлом платье и расстёгнутом светло-сером пуховичке. Распущенные золотые волосы почти до пояса. Куча амулетиков и подвесок на шнурках. Лица не разглядеть, но Руслан готов был поклясться, что это та девушка с ориентировки. Радомира.
С её появлением, как ни странно, стало спокойнее и проще. Как будто то, что делает Бабушкин обрело смысл. Да, ведь и правда надо, чтобы стало хорошо и чисто.
Левый глаз заныл, но это не имело значения. Ведь всё будет хорошо.
Радомира подошла ближе. Посмотрела на Бьёрна. Потом на Руслана. Заинтересовалась его глазом и сделала несколько шагов в сторону видящего. Встала лицом к лицу. Красивая, румяная, ни грамма макияжа на гладкой нежной коже.
— Не двигайся, — почти пропела она мелодичным голосом. — А не то тебя застрелят.
Поскольку Руслан стоял столбом, то девушка, видимо, обращалась к Бьёрну. Потом переключилась на его ученика.
— Об этом они не говорили, — она протянула руку к его лицу, будто хотела коснуться сияющего глаза.
Передумала. Опустила руку и спросила:
— Помнишь Алю и Женю?
Руслан нахмурился, честно пытаясь припомнить кого-нибудь с такими именами. Потом покачал головой. Глаз болел всё сильнее, но рядом с Радомирой эта боль не имела значения.
— Что, так много детей осиротили, что уже и имён не упомнить? — нахмурилась девушка. — Или вам вообще всё равно⁈
— Ты о чём, красавица? — спросил откуда-то сбоку Бьёрн.
— Ты тоже не помнишь? — чуть повернула голову девушка. — Да, без таких бессердечных мир точно станет лучше и чище!
Левый глаз уже не просто болел, а горел болью. До Руслана наконец начало доходить: эта красивая девушка в длинном платье желает им зла. Желает смерти.
— Как вам по ночам спится, монстры? — зло спросила она.
— Когда как, — хрипло отозвался Руслан. — Кто ты?
— Не твоё дело! Вспоминай Алю и Женю! И их маму, которую они из-за вас никогда не увидят!
Мама и двое детей. Фото с двумя девочками на чужой стене. Красивая женщина, которая повезла их топиться. Ундина халь. Синявка.
— Вспомнил, — кивнула девушка. — Хорошо. А ты?
— Больше информации подкинь, красавица, — отозвался Бьёрн.
— Это дочки ундины, — сказал Руслан. — Помнишь, дело в Садах в позапрошлом году?
— А, помню. Лёха, ты же тоже там был? Иди сюда. Чего стоишь там, как неродной?
Бабушкин, не опуская оружия, сделал пару шагов в сторону Бьёрна, но Радомира крикнула:
— Стой! — и лейтенант замер с поднятой ногой. — Встань нормально. Вот так.
Девушка отошла от Руслана и сказала Бьёрну:
— Не смей с ним разговаривать! Вообще не смей говорить! Этот хоть чуть-чуть раскаивается, а ты нет!
— Синявка хотела нас убить, — негромко проговорил наставник.
— Нет! Она хотела защититься! Спасти себя и своих детей!
Когда Радомира кричит, вокруг неё сгущается ночь, а её волосы, кажется, шевелятся от ветра, которого нет. Это жутко. Это прекрасно.
Левый глаз болел так, что Руслан уже не мог им видеть. Наверное, это значит, что скоро им конец.
— Она хотела спасти детей! Хотела быть с ними! А вы всё испортили! Вы всё испортили! Убей их! Сделай мир лучше и чище!
От боли в левом глазу и виске потемнело в глазах.
Прогремел выстрел.
На секунду всё тело онемело, скованное страхом смерти. Но тут же пришло осознание: вроде бы цел. Бьёрн?
Наставник катался по грязной земле и остаткам снега, сцепившись с Бабушкиным.
Где девчонка⁈
Руслан развернулся.
Радомира была совсем рядом. Слишком близко.
— Без них обоих мир будет лучше и чище, — шепнула она, почти прижавшись к Руслану.
Её лицо светилось в темноте, глаза излучали тепло и доброту. Её слова казались такими правильными.
— Нельзя сиротить детей, — продолжала Радомира. — Нельзя, чтобы девочки плакали, потому что больше никогда не увидят маму.
Руслан завороженно кивнул. Она права: так нельзя. И плевать, что в левом глазу проворачивается раскалённая игла. Так — нельзя.
— Мы сделаем мир чище. Ты не представляешь, что подонки делают с детьми, с их мамами, сёстрами и друзьями. Особенно если дети — другие.
Руслан снова кивнул. Она права.
— Пойдём со мной. Сделаем мир чище. Ты лучше его. Ты мне поможешь.
Радомира протянула руку — и Руслану на секунду захотелось взять её хрупкую ладонь. Пойти с ней творить справедливость. Наказывать мерзавцев, способных оставить ребёнка без матери, надругаться над девушкой или изувечить чужака просто потому, что он отличается. В мире Радомиры всё так просто. Так чисто.
— Идём!
И неважно, что рядом наставник пытается то ли убить, то ли не убивать старого друга. Ведь все они виноваты в том, что синявка не увидит своих детей. В том, что маленькие девочки плачут от одиночества, ища утешения у такой же чужой, как они сами, девчонки.
Руслан с трудом закрыл правый глаз. Левый ничего не видел от обжигающей боли. Лишь слабое свечение на месте Радомиры.
— Вырви его, — прошептала девушка. — Вырви неправильный глаз. Тот, который мешает очищать мир.
Нет. Так нельзя. У Лёхи ведь тоже есть мама или жена. Кто-то ждёт лейтенанта домой. А Бьёрна далеко в родном городе ждёт дедушка.
И никто из них не желал ундине зла.
Так нельзя. Но…
Снова грянул выстрел.
Глаза Радомиры распахнулись, став нечеловечески огромными на бледном лице. Девушка пошатнулась и рухнула под ноги Руслану. Светлое платье на груди стало красным.
Надо бы проверить пульс. Надо убедиться, что ей можно помочь. Но никак не заставить себя наклониться.
— Ты как, ученик? — чужим голосом спросил наставник.
Руслан с трудом отвёл взгляд от мёртвой девушки и повернул голову к Бьёрну.
Наставник был страшен. Его лицо испачкано кровью. В левой руке, опущенной вдоль тела, — пистолет.
Рядом с Бьёрном неподвижно лежал Бабушкин.
— Л… Лёха… он — заплетающимся языком попытался спросить Руслан.
— Живой. Ты как?
Руслан кивнул, чувствуя, как чудовищное напряжение последних минут начинает отпускать, «награждая» тело ломотой и дрожью.
Руки тряслись так, что он никак не мог вызвать спецотдел. Когда ему наконец ответили, он сказал тусклым, как будто не своим голосом:
— Приезжайте. Тут мёртвая девушка. Кажется, одержимая. И раненый полицейский.
Объяснил, куда ехать.
«Спецы» приехали через полчаса.
Бабушкина увезли в больницу. Бьёрна хотели отправить в больницу на другой скорой, но он не давался. Тогда ему что-то вкололи и всё равно увезли. Правда, не медики, а «спецы».
Руслана тоже забрали в местную штабквартиру спецотдела. Там он заявил, что ни слова не скажет, пока ему не объяснят, кто эта девушка и что с Бьёрном.
Его продержали в тесном кабинетике четыре часа. Пытались расспрашивать, но он опустил голову на сложенные на столе руки и впал в тупое оцепенение.
Через четыре часа в тесный кабинетик зашёл Антон Иваныч. Уставший, помятый, тяжело опирающийся на трость.
Вздохнул, глядя на подскочившего со стула Руслана. Поздоровался и сказал:
— Весь в учителя. Ладно, давай поговорим.
Антон Иваныч уселся на стул с другой стороны стола и ещё раз вздохнул:
— Поганое дело.
— Что с Бабушкиным?
— В больнице. Жить будет.
— А Радомира?
— Мертва, — покачал головой спецотделовец.
Надо было спросить про Бьёрна, но Руслану почему-то не хватило решимости. Вместо этого он спросил:
— Кто она?
— Берегиня. Точнее — полукровка. Как так вышло, не знаю. Но, раз мать малышку бросила, значит какой-то скот силой её взял. От ребёнка избавиться для берегини невозможно, но полюбить дочку она, видно, не смогла. Вот и подбросила людям. Девчонка с её-то способностями быстро попала в нашу систему, и определили её в сибирский интернат для необычных детей.
— Туда, где дочки ундины?
— Да, она с ними в одной комнате жила. Дружили вроде как. И вроде всё у берегини было хорошо: они же целые сёла опекают. Следят, чтобы и вода в колодцах была чистая, и дети весёлые, и всякие овцы-куры упитанные. Так что для неё в интернате благость поддерживать — плёвое дело. Но, вот беда, она наполовину человек. Причём, судя по всему, человек редкостно паскудный. Чтобы на берегиню напасть, это надо законченным психопатом быть.
Антон Иваныч тяжело покачал головой и продолжил:
— Потому эта Радомира, видно, и спятила. Её в феврале из интерната выселили в связи с достижением совершеннолетия. Квартиру от государства выдали как сироте. Никто и не подумал, что для берегини из родного интерната в пустую квартиру в человейнике переехать — хуже смерти. Такие, как она, к нам редко попадают. На моей памяти вообще первый случай. Берегини так-то в мире с людьми живут.
Спецотделовец замолчал. Пауза затянулась, так что Руслан не выдержал и спросил:
— Она обиделась на мир за то, что её как бы из дома выгнали?
— Видимо, так. Теперь не спросишь. Но уезжая, она сожителя воспитательницы заставила в окно выпрыгнуть. Сначала, правда, он полы помыл, розетку починил и дверцы у шкафа отремонтировал. А потом в окно сиганул.
— Зачем она его?
— Он эту воспитательницу унижал и бить начал, говорят. Радомира, наверное, услышала, как та коллегам жалуется. И решила справедливость учинять. По пути вот одного педофила заставила самокастрацию провести и утопиться в луже. А потом сюда приехала. Нашла лейтенанта Бабушкина: о нём ей девчонки говорили. А через него на вас вышла.
Руслан вдохнул-выдохнул и спросил:
— Что… что с Бьёрном?
— Снотворным накачали. А то так врачам не давался.
— Нет, я не об этом.
— Радомира пыталась взять тебя под контроль. И надо сказать, почти добилась успеха. Тебе царапины вокруг глаза обработали хоть? Ну и лейтенанта того она чуть не угробила. Так что Бьёрн вас спасал. Расследование, конечно, ещё не закончено, но это чистейшая крайняя необходимость.
Антон Иваныч говорил что-то ещё, но Руслан уже не слушал. Бьёрн убил Радомиру. Чтобы спасти его, Руслана. Он поднял руку и ощупал лицо: интересно, о каких царапинах упомянул Антон Иваныч? Неприятные неровные следы от ногтей обнаружились вокруг левого глаза. Трогать их было больно, и Руслан перестал.
Нужно обработать раны, а потом ехать к Бьёрну. Наставник сильный. Он справится. Со всем справится.