Общее дело (СИ)

Темно. Тихо. Жарко. Хочется открыть глаза, но страшно. Гному и вдруг страшно? Да, даже ему, гному, страшно. Вдруг окажется, что он лежит в центре огромного костра, а вокруг в безмолвном танце кружатся торжествующие мурхи. Рука медленно тянется к поясу. Хорошо! Если тянется — значит, не связан. Вот она, фляга с пивом! Теперь ко рту. Она что, пустая? А… просто Дараг забыл открутить крышку. Ничего, сейчас. Так же медленно тянется вторая рука. Вот она, крышка. И в какую сторону ее крутить? Ага… Вот шрук! Как же это он мимо рта промазал? Так-так-так, передвинуть флягу чуть пониже и немного влево. Хорошо подгорное пиво! Теперь можно и глаза открыть.

Дараг так и сделал. И тут же с отвращением заметил источник тепла: в футе от него лежало полуразложившееся тело раздавленного мурха. От трупа остались одни лишь кости, с которых с легким шипением исчезали последние остатки мяса. Дараг удивленно покачал головой и на всякий случай отполз на пару футов.

К останкам твари подошел Альвейн. Провел над крошечным трупиком рукой, зашептал заклинание. Присмотрелся, высматривая что-то острым эльфийским зрением. Резким движением вырвал из скелета одно ребро, остальные кости тут же рассыпались в труху.

— Главная ошибка большинства магов в том, — Альвейн соизволил заметить очнувшегося гнома, — что они почему-то полагают, будто каждая часть тела магического существа обладает волшебной силой. При жизни, в общем-то, так оно и есть. И они уверены — после смерти должно быть так же. И останки несчастных тварей режут на мелкие куски, которые потом продаются всяким неудачникам от магии.

Альвейн внимательно посмотрел на гнома, ожидая, видимо, какого-то вопроса или ответной реплики. Под его полубезумным взором Дараг отполз еще футов на пять.

— Шарлатаны! — заорал вдруг эльф, сильно покачнувшись.

Из ближайшего дома раздался пронзительный визг. Гном потянулся за фальшионом, но, увидев, что эльф абсолютно спокоен, предпочел сделать очередной глоток из фляги.

— Шарлатаны, — повторил Альвейн значительно тише. — На самом-то деле, как известно всякому приличному магу, волшебная сила убитого существа консрирутся… Тьфу!.. концентрируется в одном из органов этого самого невинно убиенного создания. Рассмотрим сию ситуацию на примере нашего мурха. Заурядный маг, несомненно, забрал бы с собой весь труп — если бы смог его сохранить, конечно! — чтобы разобрать по косточкам. И либо сам использовал их в своих опытах, либо продал другим дилетантам от магии. В лучшем случае у них ничего бы не получилось. Вы спросите меня, что было бы в худшем случае?! — восторженно воскликнул Альвейн, обводя взглядом несуществующую аудиторию.

— Не спрошу, — отрезал гном, подозрительно глядя на чересчур веселого эльфа.

— Жаль, — грустно заметил Альвейн, но тут же вновь принялся упоенно вещать. — Да, так сделал бы заурядный маг. Но не я — Слуша… — эльф осекся, заметив удивленный взгляд гнома. — Но не я, — Альвейн стукнул себя кулаком в грудь и чуть было не свалился от собственного удара. — Ибо я знаю истину. Я произнес заклинание — и обнаружил сосредоточие магии мурха, — эльф с гордостью предъявил Дарагу крохотное ребрышко.

И тут до гнома дошло:

— Шрук тебя побери! Ты же напился!

— А что, нельзя? — Альвейн захихикал. — Хорошая штука — гномье пиво. Крепкое! Эльфы пьянеют быстро, но трезвеют-то еще быстрее! — Альвейн гордо выпятил грудь, и еле слышно добавил: — А жаль…

— Что за твари эти мурхи? — спросил Дараг, пропустивший последние слова странного спутника.

— Если верно, что хрурты произошли от шруков, — голос Альвейна прозвучал вполне нормально, следов опьянения не осталось, — то мурхи — это результат их гнусной кровосмесительной связи. Инцест в самом своем омерзительнейшем виде. Грубое надругательство над природой.

— Понятно, — Дараг посмотрел на истлевающие останки мурха, до которого эльф еще не успел добраться. На трупе твари не было ни одной мухи. Гном прислушался. Мир вокруг словно вымер: ни криков птиц, ни жужжания насекомых. Бесстрашный подгорный воин, прошедший через бесчисленные стычки, нервно поежился.

— Дараг, — спокойным голосом обратился к гному Альвейн, — свою секиру ты поломал. Сходи-ка и подбери себе чего-нибудь подходящее. А я пока с мурхами закончу. Потом обратно в лагерь вернемся. У нас там еще много дел.

— А павших похоронить?! — возмутился гном.

— Времени нет, — эльф направился к следующему трупу. — Но, если очень хочется, ты можешь рассказать обо всем своему генералу. Как ты нарушил его приказ, разорвал только что подписанный им договор и отправил на смерть десять отличных бойцов. Он, конечно, пришлет похоронную команду, но им придется похоронить уже одиннадцать гномов. У вашего командующего буйный нрав. А кроме того, — Альвейн посмотрел Дарагу в глаза, — сюда ни одна тварь не сунется. Обещаю, — и эльф склонился над трупом девушки-с-щупальцами.

Поднявшись на ноги, гном послушно побрел по деревне, обходя тела погибших и изучая валяющееся повсюду оружие. Наконец, он нашел то, что искал. Секира с лезвием зеленоватой стали давно была предметом его зависти. Он давно приметил это исключительное по прочности и красоте оружие. Насколько Дараг знал, топор при закалке обсыпали порошком, который получался при перетирке редкостного минерала — квазита. Он-то и придавал стали необычайную крепость и приятный цвет.

Гном вырвал секиру из крепких объятий ее прежнего хозяина и зашагал обратно. Мародерство? Возможно. Сам же Дараг не сомневался, что Орриш — так звали прежнего обладателя оружия — обрадуется тому, что его секира досталась старому товарищу, а не валяется бесполезным хламом. Да и эльф уже успел помародерствовать, стянув у кого-то из мертвецов флягу с забористым гномьим пивом. И вряд ли остроухий испытывал при этом муки совести.

Забрав оружие, Дараг побрел обратно. Увидев, чем занимается Альвейн, гном остолбенел, новообретенная секира едва не выпала из его рук. Присев рядом с телом своего соплеменника, Альвейн деловито отрезал погибшему эльфу ухо. Работа шла медленно, кинжал с трудом отделял от трупа неподатливую плоть. На земле уже лежала кучка ушей, значит, этот эльф был не первым. Заметив застывшего Дарага, Альвейн посмотрел на него совершенно трезвым взглядом.

Облегченно вздохнув, гном подошел ближе. Каким бы непотребством ни занимался сейчас Альвейн, делал он это совершенно осознанно. Подгорный воин мало чего боялся, но этот короткий перечень однозначно возглавляли свихнувшиеся остроухие. Нормальные в нем, впрочем, тоже фигурировали. Ближе к концу списка. Под вторым номером.

— Дараг, ты, помнится, говорил, что у тебя есть ухорез, — на этом слове эльф поморщился, — с ним моя работа пойдет быстрее.

— Да как ты… У своих же… — попытался выразить крайнее возмущение гном.

— Понятно, даже если есть — не дашь, — констатировал эльф, продолжая орудовать кинжалом. — А уши им все равно больше не понадобятся, а мне от них, может, польза небольшая выйдет. Да и не свои они мне, — серые глаза эльфа зло сверкнули.

— Что у тебя самого с ушами? — Дараг только сейчас заметил, что всегда горделиво торчащие уши Альвейна теперь безжизненно свисают чуть ли не до плеч.

— Магия эльфа — у него в ушах, — ответил Альвейн, закончив отрезать ухо. — А я сегодня слишком много колдовал: стрелу зачаровал, ворота вышиб, во время боя с мурхами парочку заклинаний применил, вот они и обвисли. И если ничего не сделать, то применить магию снова я смогу нескоро.

Альвейн начал что-то тщательно счищать кинжалом со свежеотрезанного уха. Несмотря на все свои старания, Дараг так и не смог разглядеть, что же его там не устроило.

— Большинство эльфов считают свои уши настолько священными, что никогда их не моют, — проворчал Альвейн с отвращением.

Удовлетворившись результатом, он засунул ухо в рот и принялся жевать, сосредоточенно работая челюстями. Затем проглотил. Изумленный гном увидел, как собственные уши эльфа дернулись и поползли вверх. Но, немножко приподнявшись, снова застыли. Из дома раздался очередной визг.

— Я рассчитывал на большее, — критично заметил Альвейн, потрогав уши. — Что ж, придется съесть все. Дараг, — эльф с подозрительным интересом посмотрел на гнома, но тут же отвел глаза, — будь добр, сходи в дом и заруби свинью. Это же не хрурт, чтобы обрекать ее на мучительную и долгую смерть от голода. А мне все равно нужно немного времени.

Вооруженный новой секирой гном кивнул в ответ и пошел к дому.

Внутреннему убранству строения лучше всего подходило слово "грубо". Грубо сколоченные полати занимали половину комнаты, в другой части находилась грубо сложенная печь, из которой несло грубым мясным духом. Там же стоял стол из грубо обработанных досок, на нем находилась грубо выделанная деревянная и глиняная посуда. Всю эту грубость освещал тусклый свет, с трудом проникающий через затянутые бычьим пузырем грубо вырубленные в стене окна.

Свиной визг раздавался из-за тонкой перегородки, разделявшей одну большую комнату на две почти равные части — для людей и скота. Перешагнув через невысокий порог — в самый раз чтобы мелкая живность через него не перелезла — гном попал в скотскую половину. Он сразу увидел Ее.

Ноги его подкосились. Неожиданно Дарагу стало жарко в его привычном панцире, который он давно носил, не испытывая никаких неудобств. Он прислонился к стене и никак не мог оторвать от Нее глаз. Огромное жирное тело разбудило его самый дикий, тщательно укрываемый от посторонних глаз инстинкт. Кажется, в помещении были и другие животные, но кроме Нее он никого не видел. Гном стянул с головы шлем и отшвырнул в сторону. Звук от падения привлек Ее внимание. Она посмотрела на него бессмысленным взглядом, но, поняв, что он не принес с собой еды, отвернулась. Это распалило гнома еще сильнее. Чтобы хоть немного охладить себя, он вылил на голову остатки пива из фляги. Не помогло.

Он уже сделал к Ней два шага, когда в его замутненное дикой страстью сознание ворвался насмешливый голос эльфа:

— Ну что, похоже?

— Да, — просто ответил гном.

— Вот так Трайнир подчинил генерала Трунга, — добавил разочарованный реакцией гнома эльф.

— Даже так? — заинтересованный Дараг отвернулся от предмета своего обожания. — Ваши правители подложили ему свинью? — попытался пошутить гном.

— И не одну, — Альвейн не поддержал шутливого тона собеседника, — три свиньи, которых везут в обозе в одной из крытых повозок. Генерал время от времени ходит к ним поразвлечься, а потом принимает необходимые Трайниру решения. Если бы не они, ни Договор, ни приказ ваших старейшин не заставил бы его служить нашему королю так рьяно. А Гильвейра ничего не подозревает, эта коронованная дура полагает, что Трунг всерьез поддерживает ее идеи насчет совместного мирного проживания разных рас. И кстати, — Альвейн ухмыльнулся, — как тебе мой сюрприз?

— Ты многое знаешь, эльф, но еще больше не понимаешь! — вскипел Дараг. — Ты даже не понимаешь, насколько ты прав! Матка! — гном почти кричал.

Свинья задумчиво посмотрела на него, потом отошла к противоположному краю помещения и принялась хлебать вчерашние помои. Свежей еды ей сегодня не налили. Не до того было жителям маленькой, затерянной в лесах деревни. Совсем не до того.

Проводив свинью похотливым взглядом, Дараг продолжил, но уже гораздо тише:

— Матка, эльф. Гномо… матка. Средство воспроизводства — а не "Великая Праматерь всех гномов", как величают ее шарлатаны в серых балахонах — Жрецы Камня…

— Те самые, — перебил его Альвейн, — которые якобы возносят Каррутугу молитвы об оживлении каменных статуй?

— Да. А ей-то все равно! Для нее главное нажраться и совокупиться. Причем, к этим вещам она очень привередлива. И никак глупой твари не объяснишь, что для всех гномов будет лучше, если она родит потомство от гениального кузнеца, даровитого каменотеса или блистательного генерала, чтобы дети унаследовали от отцов их таланты. Чтобы не пропадал накопленный за века опыт, который не передашь целиком ученикам. Но нет! Ей главное получить удовольствие! — гном немного отдышался. — И потому нас так тянет к свиньям, к другим похожим на матку существам… И немного друг к другу, — Дараг смущенно покраснел. — Мы хотим… попрактиковаться, чтобы потом суметь ублажить проклятую матку. Ибо оставить потомство — это главная цель любого гнома, даже если он ее и не осознает. Нас становиться все меньше и меньше. Мы не восстановились после войны. А матка становится чем дальше, тем капризнее. Она стала чаще отказывать… Если так дальше пойдет, то мы вымрем. Не сразу, конечно, но через несколько сотен — пусть даже через тысячу! — лет мы вымрем. Ты понимаешь, остроухий? Исчезнет целая раса! — заорал Дараг на эльфа.

— А если силой? — предложил Альвейн.

— Не получится, — гном опустил голову, — уж так она устроена. Если сама не захочет, то никакой силой ты ничего не сделаешь. Пробовали.

— А все-таки я не понимаю. Гномов несколько тысяч, может быть, даже десятков тысяч, я не знаю, не считал. Неужели она соглашается только с одним из тысячи?

— Не в этом дело. Просто нельзя давать ей спариваться с кем попало, — начал объяснять Дараг. — Хм… супругом должен быть гном, который сам чего-то достиг, а не только использовал знания, полученные при рождении. Служители Каррутуга как раз и занимаются подбором таких кандидатов: воинов, шахтеров, кузнецов, скульпторов, жрецов. Гном должен привнести что-то новое, доселе неизвестное. Только тогда будет здоровое потомство. Иначе… — Дараг обвел рукой все место сражения, — появятся твари, похожие на хруртских мурхов, — и мрачно добавил, — только хуже.

— Такое чувство, будто тебя это коснулось лично. Причем, задело очень сильно, — эльф вопросительно посмотрел на гнома.

— Так ты… — Дараг изумленно воззрился на Альвейна. — Я думал, ты знаешь. Во время спора ты так уверенно это сказал…

— Что?

— Не важно, — отрезал гном. Подобрав шлем, он направился к двери. — Пошли, у нас еще много дел. А эта тварь, — Дараг посмотрел на свинью, которая преспокойно продолжала жрать немудреную пищу, — пусть останется здесь и сдохнет с голоду. Уж больно они похожи.

Дараг уже подходил к выбитым воротам деревни, когда его догнал Альвейн. И дальше они пошли вместе. На опушке леса гном, к своему изумлению, увидел второго парламентера, встретившего их перед поселением. Дараг полагал, что трусливого парня зарубил кто-то из гномов. Но нет, человек спокойно сидел под деревом и жевал травинку.

— Подожди, — сказал Альвейн, заметив, что гном вознамерился опробовать на человеке новую секиру. — Во-первых, он нам нужен, во-вторых, он все равно никуда не убежит.

Дараг только сейчас увидел, что вокруг шеи хрурта обвязана еле заметная голубоватая веревка, вторым концом уходящая в землю.

— Ну и зачем же нам хрурт? — пробурчал гном мрачно. Потом Дараг вспомнил странное поведение парня во время боя и резко отпрянул, занося секиру. — Да он наверняка мурх!

— Именно, — спокойно подтвердил Альвейн, — к тому же — очень трусливый мурх. А нам еще, если ты помнишь, надо выгребные ямы копать. И эта тварь нам поможет.

— Помню, помню, но не нравится мне идея использовать для этого мурха, — проворчал гном, не желая показывать, что на самом деле про ямы он давно позабыл. — И сколько у нас времени?

Эльф посмотрел на солнце:

— Что-то около четырех часов. Около часа на обратную дорогу, еще оружие надо спрятать, а мне придется опять в лохмотья переодеваться.

Когда они приблизились к хрурту, тот резко вскочил, изрядно напугав гнома, и, не обращая внимания на Дарага, низко поклонился Альвейну, тот ответил небрежным кивком.

— Что угодно господину? — обратился человек к эльфу неожиданно приятным голосом.

Держался хрурт совершенно невозмутимо, и Дараг не мог поверить, что не так давно этот человек валялся на земле, дрожа от страха и воняя мочой. Запашок, впрочем, остался. Гном восхищенно посмотрел на Альвейна.

— Браво, остроухий! — высказал он свое одобрение. — Когда ты успел его так выдрессировать?

— Пока ты дрых, словно сосунок, у меня была уйма времени, — холодно ответил эльф.

— Господин желает, чтобы я наказал бородатого недомерка? — влез в разговор человек.

— Что этот хрурт себе позволяет? — гномья секира предостерегающе сверкнула на солнце. Человек ожидающе посмотрел на эльфа.

— Успокойтесь оба, нам надо идти, — Альвейн пробормотал заклинание, конец веревки вылетел из земли и обвязался вокруг его руки.

Эльф двинулся вперед, человек и гном тронулись следом.

— Десять ям! Ты меня понимаешь? Де-сять. У меня на двух руках десять пальцев. А тебе нужно вырыть десять ям! — Дараг старался смотреть прямо в глаза мурху.

Получалось с трудом, так как у стоящей перед ним твари глаз было около шести. Уловив в одном глазу что-то вроде понимания, гном начал объяснять, какие размеры эти ямы должны иметь.

— Десять, — повторил он напоследок.

— Одиннадцать, — вмешался подошедший эльф.

На нем была прежняя поношенная и сильно запачканная роба, на голове красовалась старая повязка. Гном с мурхом повернулись к нему. Первый с возмущением во взгляде, второй — совершенно равнодушно.

— Одиннадцать, — невозмутимо подтвердил Альвейн, — последнюю выроешь в стороне от остальных и сделаешь гораздо меньше: восемь футов в длину, три в ширину, в глубину, — эльф задумался, — в глубину хватит четырех. Исполняй!

Мурх рьяно побежал исполнять команду, Дараг рванулся было за ним, размахивая лопатой, но остановился.

— А мне-то что делать?

— Сиди и смотри, — коротко бросил эльф, не глядя на гнома.

Сначала Дараг и в самом деле смотрел за работой мурха. Тварь лихо рыла землю передними лапами. Лапы были мощные, мускулистые, с широкими и острыми когтями — в самый раз для такого дела. Яма стремительно углублялась. Мурх работал на удивление умело и, пожалуй, даже красиво.

Первые полчаса гном откровенно любовался им, следующие — наблюдал с интересом, потом ему стало скучно. Он решил посмотреть на эльфа, но это оказалось на удивление тоскливым занятием: Альвейн сидел неподвижно, уставясь немигающими глазами на мурха.

Тогда Дараг попробовал послушать, о чем разговаривают в кустах их охранники, которые, похоже, совершенно не заметили их долгого отсутствия. Через пару минут ему стало тошно и противно. Дараг решил было немного вздремнуть, но как раз в это время Альвейн поднялся, небрежно ему кивнул, буркнул: "Пошли, посмотрим, что наш мурх накопал", и направился к одной из ям. Гном поплелся следом.

— Хорошая работа! — Дараг не смог скрыть восхищения, внимательно изучив яму, для чего ему пришлось встать на колени. — Даже следы на стенках, как от лопаты. Не придется ничего подправлять! — гном встал и повернулся к стоящему сзади эльфу. Точнее, начал поворачиваться, но, получив ощутимый толчок в спину, свалился вниз.

— Ты чего? — раздался со дна обиженный гномий голос, но эльф, не обращая на него внимания, направился к мурху.

Дараг вылезал долго, все тело болело, крошилась под руками земля, вынуждая его скатываться обратно. Наконец, вспомнив всех шруков и начав по второму разу излагать свой обширный запас ругательств, ободранный и обозленный гном вылез на поверхность.

Мурх тем временем уже заканчивал десятую яму, Альвейн с безразличным выражением лица наблюдал за ним. К нему-то Дараг и направился.

— Ты зачем меня толкнул? — начал он обвиняюще.

— Успокойся, Дараг, — эльф по-прежнему смотрел лишь на мурха. — Просто у тебя жутко помятый вид. А теперь ты сможешь сказать, что так увлекся работой, что сам свалился в яму, и сможешь эту яму предъявить. А теперь заткнись, — под повязкой на голове эльфа полыхнуло синим светом.

И гном заткнулся. Он хотел много чего сказать Альвейну: все-все, что он думает и о его народе, и о нем лично. Но не смог открыть рта. Обиженный гном отвернулся, уселся на землю и начал представлять, как он отрежет проклятому эльфу уши. Не ухорезом, нет. Самым тупым гоблинским каменным ножом.

Выкопав последнюю, одиннадцатую яму, мурх остановился и уставился на эльфа, ожидая дальнейших указаний. Альвейн сквозь зубы, как при сильной головной боли, приказал:

— Перекидывайся обратно в человека.

Отдав команду, эльф повернулся к мурху спиной. Его рука, путаясь в многочисленных мешочках, начала искать что-то на поясе. Голос хрурта зазвучал слишком быстро. Гораздо раньше, чем рассчитывал Альвейн.

— Я выполнил свою часть договора, — человек говорил угрожающе, — теперь отпусти меня.

— Подожди немного, — Альвейн сильно занервничал, хрурт уже оправился от превращения и крепко стоял на ногах.

Дараг переводил взгляд с одного на другого, жалея, что секиру пришлось оставить в лагере. Что ж, лопата тоже может быть оружием.

— Я сделал свою работу! Освободи, или… — человек хищно усмехнулся.

Истребление всех собратьев в деревне неожиданно сильно изменило характер мурха. А может, с ним произошло и еще что-то. Даже Дараг, слабо разбирающийся в магии, уже понял, что эльф не сможет контролировать человека, а магическая удавка просто не выдержит, если тот попытается вырваться.

— Надо проверить качество выполнения, — голос Альвейна звучал твердо, — давай осмотрим последнюю яму.

— Как угодно, — хрурт великодушно повел плечами, — но недоработок ты не найдешь — все вырыто согласно указаниям.

— Для порядка сходим, глянем.

Хрурт подошел к яме, эльф стал сзади. Гном подобрался поближе.

Человек подозрительно посмотрел на Альвейна:

— Чего это ты у себя под одеждой ищешь?

— Амулет, — ответил эльф. И, словно смутившись, признался, — не мог же я контролировать могучего мурха одной лишь своей силой.

— Только лести не надо, — скромно улыбнулся человек, но было видно, что ему приятно. Он нагнулся над ямой. — Все честь по чести: восемь на три на четыре. Все склоны ровные… Ты чего? — удивился он, почувствовав, как сзади между ребер входит кинжал. — Хотел меня этой игрушкой? — голова мурха провернулась назад, и с улыбкой смотрела на торчащую из спины рукоять. — Эх, сколько веков прошло, а вы так ничему не научи…

Тут мурх понял, что не все так просто, и в него воткнули отнюдь не заурядную сталь. Но было поздно, боль огненной вспышкой пронзила его естество, но не исчезла мгновенно, как он рассчитывал, а осталась, рывками набирая силу. Кинжал жег изнутри, выворачивая внутренности. Проклятое плотское тело забилось в невообразимой истерике, кости задергались так, будто стремились вылететь из опостылевших суставов. И за всем этим с холодной усмешкой взирал эльф.

Безжизненное тело мурха кулем свалилось в яму, Альвейн едва не упал вслед за ним, но каким-то чудом удержался. С криком бежавший на выручку Дараг с трудом остановился на краю, напрасно размахивая лопатой. Тварь внизу лежала неподвижно.

Эльф порылся в складках робы и, наконец, вытащил невзрачный серый кисет. Развязал его, принюхался. Мерзкий запах заставил гнома отойти от Альвейна футов на десять.

— Что за гадость? — с отвращением спросил Дараг, зажимая свой не слишком чувствительный нос. Эльф, разумеется, не понял его невнятного бормотания, ведь рот гнома по-прежнему не открывался.

Неожиданный скрежет привлек внимание Дарага. Альвейн сразу же насторожился. Звук шел из ямы и становился все сильнее. Эльф встал и подошел к яме. Гном не отставал. Их глазам предстало удивительное зрелище.

На дне копошилось странное существо — недопревратившийся мурх. Ноги были в порядке, тело наполовину покрылось темным хитином, одна рука была вполне человеческой, другая уже обзавелась огромными когтями. На сплюснутой, покрытой черной чешуей голове прорезался первый глаз. Он уставился на Альвейна бессмысленным взглядом. Безресничные веки дрогнули. Узнал!

Рванулась к эльфу когтистая лапа, увлекая за собой тело мурха. Прыжок не удался. Полуфутовые когти пронеслись в дюйме от ног отпрыгнувшего Альвейна. Рука эльфа судорожно зашарила в кисете, загребая все подчистую. Время для точных расчетов было неподходящее. Да и окажутся ли они верными, уж больно странная тварь… Даже гном оценил необычность мурха, с трудом отбив стремительный выпад лопатой.

Бесценный порошок золотистой пылью покрыл мурха. Плоть твари плавилась там, где касались ее светящиеся песчинки. Но сгорающий заживо мурх продолжал выбираться из ямы. Сильный удар лопаты отбросил его обратно. Обгоревший скелет опять, с каким-то бессмысленным упорством, полез наверх. Оттолкнув эльфа в сторону, Дараг присел на краю ямы, вновь и вновь обрушивая лопату на тело твари, ломая прогоревшие кости и пробивая растрескавшуюся чешую.

Пока гном рубил тварь, эльф успел сбегать за своей лопатой. Вдвоем они быстро закидали обугленные останки мурха землей. Сверху Альвейн из подобранных где-то камешков сложил маленький круг, в центре которого, пробормотав заклинание, пальцем выплавил на земле руну. Затем неторопливо покрыл могилу дерном, который мурх при рытье ямы аккуратно откладывал в сторону.

Стерев рукавом с лица пот, эльф обратился к гному:

— Не знаю, удержит ли. Уж больно странный мурх, — эльф задумчиво осмотрел поляну, место последнего упокоения твари выглядело почти естественно. Альвейн наклонился и поправил кусок дерна. Уже лучше.

Эльф нахмурился и продолжил:

— А может, и не мурх это…

— У-у-м, м-ы… у-а… — промычал гном. Альвейн удивленно посмотрел на него.

— Ах, да, — протянул догадавшийся эльф и снял заклинание.

Потом в течение нескольких минут с невозмутимым видом выслушивал оскорбления вновь обретшего дар речи гнома.

Когда тот начал задыхаться, узнавший множество подробностей о своей интимной жизни Альвейн пробурчал:

— А я хотел тебе спасибо сказать. Тогда ты сам был виноват, нечего отвлекать мага во время работы. Знаешь, как трудно держать такую тварь под контролем? В том-то и дело, что даже не догадываешься. Тяжело это очень, а тут еще ты с разговорами полез.

— Все равно не надо такими заклинаниями направо и налево кидаться, — для порядка возмутился гном, но выглядел он пристыженным: видел же, что эльф чародейство творит. — Кстати, Альвейн, а где ты так колдовать научился?

— Жизнь научила, — отрезал эльф.

— Я вот что еще заметил, — не унимался Дараг, — во время Войны у вас магов почти что и не было. Так… несколько слабаков. Но в наших древних летописях говорится, что эльфы издавна славились своими могучими магами.

— А ты предпочел бы, чтобы у нас тогда были сильные чародеи? — эльф угрожающе оскалился.

— Нет, — честно признался гном, — с магами вы бы нас года за два задавили.

Несмотря на разные приключения, работа была выполнена в срок. За долгие годы Дараг привык терять товарищей и относился к их гибели с философским спокойствием. Исчезновением десяти бойцов, конечно, заинтересуются, но когда это будет? И всегда может произойти что-нибудь эдакое, что поможет ему выкрутиться.

Настроение у гнома сразу поднялось. Закинув на плечо лопату, он весело пошел к десяти ямам, рядом, тоже с лопатой, шагал эльф. Дараг прищурился на заходящее солнце: скоро должна прийти проверка.

Дараг шел по лагерю и старательно не думал. Но сегодня старая привычка дала сбой, в голову так и лезли воспоминания: странный вождь хруртов, говорящий странные слова; он же, но уже в обличье мурха, кромсающий своими когтями несчастного гнома; девушка-с-щупальцами, то ли настоящее чудище, то ли наславшая очень натуральный морок; младенец-мурх; свинья (гном покраснел); непонятный хрурт, изрубленный и зарытый, — мурх или что-то похуже.

Но чаще всего ему вспоминался Альвейн, даже чаще, чем свинья (гном покраснел еще сильнее). Уж больно это был необычный эльф: много — слишком много! — знающий о Гномоматке, слишком много знающий о матке; зачарованной стрелой поражающий вождя-мурха; заклинанием вышибающий ворота злополучной деревеньки; жующий уши своих соплеменников; подложивший ему свинью (покраснеть сильнее гном уже не смог); ведущий под магическим контролем странного мурха — рыть выгребные ямы; сжигающий чародейским порошком тварь… Слишком много магии и слишком много улыбок.

Гном оглядел мрачные лица бредущих по лагерю эльфов. Он ловил на себе их взгляды, полные ненависти и… растерянности? Пожалуй. Они не знают, как к нему относиться. Особенно после того, как королева — их королева! — объявила его с Альвейном провозвестниками будущей эры Всеобщего Мира и Согласия, наряду с парочкой их охранников и немногими другими. Гномы Дарага просто не замечали.

Альвейн странный, слишком сложный… для эльфа. Его нельзя просто ненавидеть, как остальных остроухих. И магия, уж больно хорошо он разбирается в магии. У эльфов, вопреки древним легендам, было очень мало магов, да и то слабеньких. Вот только Гильвейра… об остановке времени предания говорили урывками, лишь намекая, что это сверхсложное заклинание… а она бросила его шутя, прекращая мелкую драку.

Дараг отвлекся: из леса, который начинался недалеко от лагеря, выходил улыбающийся эльф. "Сходил помочиться", — определил Дараг по его довольному лицу. Неожиданно от деревьев отделилось несколько приземистых фигур. "Ротуки", — решил гном, глядя на их легкие доспехи и короткие бороды. Стараясь двигаться тихо… гномы — тихо?… они со спины подобрались к эльфу. Тот продолжал улыбаться. Расслабился…

Один из ротуков резким движением набросил ему на шею удавку и потянул. Эльф не растерялся. Выхватив из ножен кинжал, он перерубил веревку и полоснул ротука по плечу. Тот, с ужасом глядя на кровь — позор подгорного народа! — осел на землю. Но тут на эльфа набросились остальные гномы. Смяли его массой, вырвали из руки кинжал и, связав, поволокли вглубь леса. Раненный ротук брел следом. Наверняка он с лихвой отомстит эльфу за порезанное плечо.

"Ну кто ж так делает?!" — осуждающе покачал головой Дараг. — "Резче надо было, резче. Чтоб не только кинжал выхватить — даже б вздохнуть не мог". Гном огляделся. Кажется, эльфы ничего не заметили. Или заметили, но решили в отместку захватить пару-другую гномов. Дараг пошел осторожней, крепче сжимая секиру и стараясь не слишком приближаться к лесу.

Плохую замену взаимной ненависти дали правители. Всеобщий мир… Да кто ж его помнит, этот мир? Сто лет войны напрочь вымели из памяти все, что было до нее. Зато взаимное истребление помнили все… и большинство в нем участвовало. Дригарди, караван из Шармопура — лишь небольшие части общей картины, которую один старый мудрый жрец назвал взаимным геноцидом.

Дараг вспомнил свой первый бой на Той войне: небольшой отряд ворвался в эльфийский лагерь и в короткой стычке вышиб из него слишком увлекшихся пытками пленников эльфов. Тогда они впервые увидели, что делают с захваченными гномами остроухие. Не с чужих слов, пускай и очень подробно все описывающих. А своими глазами… И долго кричали заживо сжигаемые на кострах эльфы. Они не хотели умирать. Что ж… тем приятнее было слушать их дикие вопли. Тогда они проморгали ответный удар… Ушло семеро… До своих добрались трое…

Тогда же он начал учиться не думать. Не думать о запытанных товарищах. Не думать о вырезанных эльфийских деревнях, когда ударом фальшиона вспарываешь беременной эльфийке живот и тащишь неродившегося врага на площадь, где другой гном — с безумными от шрук-травы глазами — тяжелым молотом разбивает ему череп. И за всем этим наблюдают крепко связанные взрослые эльфы, чья очередь еще не пришла. Но смотрят они не на истребляемых младенцев, нет, они смотрят на низкорослых палачей. И страшно становится от ненависти, которая плещет из их глаз. И не выдерживаешь, выхватываешь из уставших рук детоубийцы молот и крушишь им черепа и кости, сминаешь плоть. И пусть они умирают легко, слишком легко, главное — чтобы не смотрели.

Многие пытались забыться: жевали шрук-траву, нюхали собранные в бутылки испарения тектянита, напивались, устраивали с товарищами безумные оргии. Получалось не у всех: обезумевшие гномы прыгали со скал, резали себе глотки кинжалами, травились, травили соратников. Совсем сумасшедшие шли к эльфам — просить прощения. Такие встречали у остроухих самый горячий прием.

Он тогда не сломался: не скатился в бездонную пропасть шрук-травы и тектянита, почти не напивался. Оргии?.. Все через это прошли.

Старики тогда не понимали. Пытались быть благородными, играть по своим правилам. Но нельзя жалеть такого врага! Который, даже будучи смертельно раненным, не лежит спокойно, готовясь встретиться с богами, а зубами вцепляется тебе в ногу, чтобы не пустить, причинить хоть какой-нибудь вред… В результате — страшный разгром при Кланте, от которого гномы так и не смогли оправиться. Погибли лучшие воины, закаленные в Болотной войне с гоблинами, в бесконечных пограничных стычках с криклерами, в дальних набегах на хруртскую Империю.

Осталась молодежь, которая… нет, не поняла врага, а приняла его правила. И на ненависть ответила ненавистью. Которая опрокинула непобедимую эльфийскую армию, погнала врагов к их лесам. Казалось, последнее усилие — и враг будет разгромлен… Но эльфы собрали в кулак последние силы и стали медленно теснить гномов. Пока бои не начались на подступах к Карруту, в недрах которого сидела неизвестная тогда Дарагу Гномоматка. Казалось, еще года-два, и все. Совсем все.

Но вместо последнего штурма они получили странное предложение о мире, удивившее, как оказалось, самих эльфов сильнее, чем гномов. За подписью короля Трайнира и… королевы Гильвейры. Поначалу посчитали, что это ловушка. Когда же лесная армия начала отход от Каррута, решили послать на переговоры делегацию, без особой надежды вновь увидеть ее членов живыми. Однако, те вернулись, потрясенные и удивленные, со свежеподписанным мирным договором и бесконечными рассказами об эльфийской королеве, решившей сдружить все разумные расы.

И несколько месяцев… Нет, не мира, а того странного послевоенного состояния, когда солдаты еще не пришли в себя. Мысленно они на войне. Где-то гремят придуманные бои, а странной формы камень кажется притаившимся эльфом. И если кто-то говорит такому бойцу, что война уже закончилась и пора сложить оружие, то сильно рискует получить удар секирой — как вражеский лазутчик.

Долгий и мучительный переход к другой жизни. Когда не надо вскакивать ночью и бежать на летящие из темноты стрелы, когда можно уже не спать, обнимая свою секиру, когда можно в полный рост идти по открытому месту, не боясь, что тебя подстрелят.

Жить стало проще и, одновременно, безумно сложнее. Теряя Врага, ты теряешь больше, чем друга — теряешь цель жизни. И не все могут вновь ее обрести.

Дарагу пришлось тяжелее прочих — незадолго до договора он узнал о Гномоматке, испытал самое страшное потрясение в своей долгой жизни. Он так надеялся, что ему дадут возможность смыть позор кровью. Но война уже кончилась…

Потом пришло странное послание от королевы Гильвейры, просящей своих союзников о помощи в деле приобщения к братству эльфов и гномов людей, с припиской короля Трайнира, обещающего в случае отказа новую войну до полного истребления гномов. Старейшины посовещались — и трехтысячный отряд гномов под командованием генерала Трунга отправился к "союзникам"-эльфам.

Гном резко остановился. Он дошел. Дошел до палатки Альвейна, в которой, по решению Гильвейры и приказу Трунга, ему придется жить, дабы "делу укрепления дружбы между народами ничто не мешало". Дараг уже откинул зеленый полог и собрался войти, но до него неожиданно дошло, почему эльф так смущался, говоря об изображенных на палатке совокупляющихся единорогах. Существа действительно были единорогами. Самцами. Намек показался ему крайне зловещим…

Эльф лежал на зеленом плаще и, словно не замечая вошедшего гнома, занимался невероятно важным делом — чистил ногти. Дараг несколько мгновений зачарованно наблюдал, как ловко орудует эльф крохотным кинжальчиком.

Затем не выдержал и сказал:

— Милые картинки на твоей палатке.

— На нашей, милый мой недомерок, на нашей, — жеманно улыбаясь, ласковым голосом начал эльф. — А как прошла церемония открытия сортиров?

Длинные ресницы эльфа призывно затрепетали. Сам Альвейн, сославшись на усталость, ушел сразу после проверки.

— Было ужасно, — начал Дараг, подозрительно поглядывая на эльфа. — Я бы предпочел оказаться в Галае в компании шруков. Или даже хруртов. Они согнали почти весь лагерь и заставили парами сидеть над выгребной ямой. Гном и эльф — держась за ручки, чтобы начали привыкать друг к другу.

— А ты? — негодующе спросил Альвейн, тело его напряглось, кинжальчик в изящных руках уже не выглядел игрушкой.

— А я сказал, что только с тобой, — гном попятился к выходу, глядя на эльфа с откровенным страхом.

— Хорошо, милый, — Альвейн расслабился, кинжал мгновенно исчез из его рук. Голос вновь звучал ласково и нежно: — Иначе я убил бы тебя, того гнусного эльфа, с которым бы ты мне изменил, а потом и себя, потому что жизнь без тебя потеряла бы для меня всякий смысл.

— Ты чего, Альвейн? — спросил Дараг, лихорадочно прикидывая, что делать, если сумасшедший эльф набросится на него. Не секирой же его рубить? Хотя… нет, лучше пристукнуть рукояткой.

— Ладно, успокойся, — нормальным голосом обратился к гному эльф. — Я просто практиковался, да и тебе неплохо бы. Нас наверняка проверять будут.

— Как же, успокоишься тут, — пробормотал гном, опасливо косясь на Альвейна. — Нам что, придется теперь себя вести, как та парочка?

— По крайней мере, некоторое время, — эльф сел, поджав под себя ноги.

— А потом?

— Потом — не знаю, — честно ответил эльф. — Кстати, как солдаты отнеслись к унижению?

— Поворчали. Кто-то попытался отстояться в сторонке, надеясь, что ему не хватит пары.

— Спокойно, слишком спокойно. Скоро последует взрыв.

— Не знаю. Ваша королева на всех действует успокаивающе. Ей хочется подчиниться, хочется помочь в ее нелегком труде. Я видел: многие согласились совершенно искренне.

— Да, она такая, — тихо согласился Альвейн. — Своим присутствием она способна погасить любую ссору. Но даже она не может успеть везде!

— Когда я сюда шел, то видел, как несколько молодых гномов уволокли в лес эльфа.

— Это не единичный случай. Нам дали плохую, никуда не годную цель — сдружиться с хруртами.

— Если бы мы пошли на них войной… — мечтательно проговорил Дараг. — Я сперва решил, что мы собираемся скрепить Договор десятком тысяч хруртских черепов!

— Это бы помогло. Это стало бы началом. А так — мы можем просто до них не дойти.

— Особенно, если и дальше будем стоять здесь лагерем. Кстати, что мы в этом лесу делаем? — заинтересовался Дараг.

— Насколько я знаю, королева хочет провести церемонию по объединению двух народов. Рядом есть холм, который облегчает сотворение заклинаний, — гном впервые видел такую тревогу в глазах эльфа. Даже мурхи не заставили Альвейна отбросить привычное хладнокровие. Теперь же он заметно — очень заметно! — нервничал, но справился с собой и твердым голосом произнес: — Здесь попахивает магией. Очень мощной и опасной.

— Откуда ты столько знаешь? — спросил Дараг.

— Завтра будет тяжелый день. Спать пора, — эльф проигнорировал вопрос гнома и, улегшись на спину, мгновенно уснул.

Он оказался прав…

Проснулся Ногнор задолго до рассвета. Полежал немного, прислушиваясь к мерному дыханию двух десятков спящих сверстников. Подниматься в такую рань было для него непривычно, но он пересилил желание остаться в теплой постели и встал. Холод сразу набросился на его худую истощенную фигурку. Ногнор подошел к тлеющим в жаровне углям и согрел озябшие руки. Лишь после этого он огляделся. Некоторых из спящих он знал, но самое неприятное состояло в том, что и они знали его. А значит, с радостью сдадут его Конопатому Лошу, который наверняка уже ищет мальчишку с золотой монетой. Вряд ли он раструбит о том, что девятилетний паренек стал обладателем полновесного корла, скорее уж придумает историю о том, будто Ногнор задолжал властелину Кривого переулка пару медяков и решил удрать, не расплатившись с долгом. Обычное дело в Дырявой Шляпе…

Бежать из города? Глупо. Куда он пойдет? Кому нужен девятилетний мальчик, с трудом пишущий свое имя? Да, большинство его сверстников было неспособно даже на это, он же немного подучился у жрецов грамоте, когда жил в ночлежке в прошлый раз. Ему было всего пять, но слуги Плачущего весьма хвалили способного мальчишку. Но доучиться Ногнор так и не успел. Жалеть об этом было поздно и глупо.

Оставался последний выход. Старший жрец еще наверняка спал, а оставаться тут было нельзя. Некоторые постояльцы ночлежки просыпались очень рано. Кто-то из ребят работал на городских рынках зазывалами, кто-то — подмастерьями в мастерских, некоторые промышляли карманным воровством.

Заметив, как зашевелился на грубом лежаке Пыльный Грук, прозванный так за вечно грязную одежду, Ногнор, сдерживая раздражение, отошел от еще теплых углей и выскользнул из комнаты. Открыть дверь изнутри было секундным делом, и вскоре мальчик вновь оказался на негостеприимных улицах Ихлира.

Живот требовал пищи, и Ногнор с тоской вспомнил пирожки со всевозможными начинками, которых еще с вечера наготовила сестра. Он предпочитал мясо сладостям, но сейчас съел бы даже пирог с кабачком, если бы кто-то решил приготовить сие странное блюдо. Возвращаться в Дырявую Шляпу было глупо, но наивная надежда все еще жила в его сердце. Вдруг сестра все-таки вернулась? И теперь, волнуясь и переживая, ждет пропавшего невесть куда брата? Тогда можно будет отдать Лошу золотой, и тот, возможно, этим удовлетворится. А они с сестрой заживут так же, как раньше…

Убедившись, что нож и монета на месте, Ногнор решительно зашагал домой. Было бы лучше припрятать корл в каком-нибудь надежном месте, но таковых мальчик не знал. То, что годилось для меди, не подходило для благородного металла. Посему он просто затолкал монету в ботинок и впервые порадовался тому, что обувь ему уже мала. Пусть ботинки и жмут, зато держатся надежно. И корл не вылетит.

Вновь обойдя окруженный стенами центр города, Ногнор приблизился к Дырявой Шляпе. Срезать напрямик было бы гораздо быстрее, но стража, охраняющая кварталы аристократов и богачей, с уличными мальчишками не церемонилась. И вместо выигранного получаса он мог бы на несколько дней попасть в подвалы городской стражи. Тоже, в принципе, неплохой способ скрыться на время от Конопатого Лоша, но Ногнор оставил его на крайний случай.

На подходе к ставшему почти родным кварталу мальчик свернул с оживленной улицы во дворы и осторожно начал пробираться через мешанину хибар, сараев и наполовину разрушенных бараков. За четыре года он тут превосходно освоился, а убегать от бандитов Лоша гораздо сподручнее по завалам, чем по широким улицам. Ногнор знал такие проходы и дыры в многочисленных заборах, через которые взрослому никогда не пролезть.

К дому он подобрался с дальней от улицы стороны и тут же нырнул обратно, спрятавшись за стеной соседней покосившейся хибары. Два головореза из банды Лоша неторопливо прохаживались возле черного хода. Наверняка их дружки ждали Ногнора у главного.

Мальчик осторожно высунулся из-за угла, пытаясь понять, возвратилась Гелда домой или все же нет. Она вполне могла попасться в лапы конопатого хозяина Кривого переулка и рассказать ему, что монета теперь у брата. В стойкость сестры Ногнор не верил. Слишком хорошо знал, что у нее мягкий характер. Да и вообще, стоит ли ждать геройства от девушки? Ответ на этот вопрос для любого девятилетнего мальчика был совершенно очевиден.

Обнаружить спрятавшегося Ногнора могли в любой момент. Его тут все знали, и стоит кому-нибудь громко окликнуть его по имени… Паренек нервно сглотнул. Он помнил, как текла кровь из распоротой ноги Доншиза. Ему так просто не отделаться. По местным "законам", он — а лучше сразу его сестра — должен был сразу "поделиться" добычей с головорезами Конопатого. А вместо этого Ногнор убежал и скрывался где-то всю ночь. Если бы его поймали стражники или тихо прирезали бандиты в другом районе, Лош остался бы без своей "законной" доли, что совершенно недопустимо. За то, что Ногнор так опрометчиво рисковал деньгами владыки Кривого переулка, его ждало серьезное наказание… Если поймают, конечно.

Вновь выглянув из-за угла, он увидел, как из двери вышла дочь хозяина дома — некрасивая и толстая Инза. Пофлиртовав немного с головорезами Конопатого — Ногнора аж передернуло от ее нелепых ужимок — она направилась куда-то с двумя здоровенными корзинами. Почему куда-то? Ногнор точно знал, что отец послал ее на рынок за продуктами на неделю. Старый сквалыга держал дочь в черном теле и не позволил выйти замуж, когда за ней ухлестывал некий сынок мелкого лавочника. Так он прилично сэкономил на приданом и получил пожизненную прислугу. Жадный папаша даже запрещал дочери пользоваться главным входом и держал ее подальше от постояльцев. За последнее Ногнор был ему даже благодарен — лицезреть Инзу каждый день он бы не смог.

План в голове мальчика созрел мгновенно. Он оставил опасную позицию за углом как раз вовремя. Сзади к нему подошел местный пьяница Хролф и уже собирался окликнуть Ногнора по имени своим зычным хриплым голосом.

— Здрасте, дядя Хролф, — поприветствовал его мальчик. — Как здоровье? Как жизнь? Как семья? Жаль, что уже убегаю.

Оставив за спиной недоумевающего от такого количества вопросов пьяницу, у которого давно не было ни семьи, ни здоровья, Ногнор нырнул в небольшой проулок. Упускать Инзу не стоило. Кто знает, сколько придется ждать нового шанса.

— Привет, — окликнул он ее, выглядывая из щели между двумя домами. — Иди сюда, дело есть.

— Чего тебе, сопляк? — недовольно буркнула Инза, останавливаясь. — У самой дел по горло!

— Я от Снуфа, — многообещающе заявил Ногнор, подмигивая девушке.

Он сделал беспроигрышный ход. Вся Дырявая Шляпа потешалась над попытками Инзы привлечь к себе внимание Красавчика Снуффи. Тот, понятно дело, презрительно воротил нос от некрасивой дочки не слишком богатого домовладельца, предпочитая крутить романчики с пожилыми дамами из Торгового квартала. Снуффи не зря получил свое прозвище, он и в самом деле был весьма красив, да к тому же нахватался где-то изящных манер и, когда не напивался, мог сойти за галантного дворянина. Пару раз он даже спутывался с аристократками, но был нещадно бит плетьми прямо на главной площади многочисленными высокородными родственниками своих временных пассий. После чего здраво рассудил, что деньги и здоровье лучше, чем просто деньги, и поумерил гонор, вплотную взявшись за купеческих вдовушек.

— Говори, — приказала Инза, втискиваясь в щель к Ногнору. — И попробуй только соврать, маленький гаденыш! Ты хоть знаешь, что тебя Лош ищет?

— Да ты что? — почти искренне воскликнул мальчик.

— Да-да, ищет, — серьезно подтвердила девушка. — Ну да ладно, ваши дела меня не касаются. Что там у тебя от Снуфа?

Инза явно хотела задать этот вопрос как можно равнодушнее, но эта попытка с треском провалилась. Даже под толстым слоем косметики было видно, как сильно покраснели ее щеки. Ногнор испытал угрызения совести, но отступать не собирался.

— Мы неплохо провели время в "Болотной тине", — заявил он с небрежной многозначительностью, словно шатался по трактирам каждую ночь. Инза посмотрела на него с явным уважением, попавшись на нехитрую уловку. — Посидели, поиграли в карты, поговорили, понятно дело, про девушек, — врать про совместную пьянку Ногнор не решился.

— А я тут причем?

— Ты же девушка, — мальчик широко улыбнулся, надеясь, что улыбка выглядит естественно. — Причем одна из самых красивых в нашем квартале. Вот он тобой и заинтересовался. Не все же с богачками крутить, иногда и удовольствия хочется.

— Какого такого удовольствия? — зарделась Инза.

Девушкой она перестала быть давно, но смущение оказалось сильнее. Ногнор ругнулся про себя — слишком уж вульгарно прозвучали его слова. Да и обман простодушной Инзы не входил в его планы. Главное, чтобы она не развернулась и не ушла. И этой цели Ногнор добился блестяще.

— Удовольствия от общения с красивой девушкой, — выдавил он из себя очередную ложь. — И кстати, о девушках. Моя сестра сейчас дома? Надеюсь, Лошу до нее дела нет.

— Ее он тоже ищет, — буркнула Инза, буравя Ногнора маленькими заплывшими глазками. — А она до сих пор не вернулась, вот дура! Портить отношения с Лошем — себе дороже выйдет! Особенно для таких, как она. Так что там Снуф?

— До полудня он будет ждать тебя в "Зеленом Пне", — соврал Ногнор, называя один из лучших трактиров Дырявой Шляпы.

— В "Зеленом пне"? — удивленно переспросила Инза. Название произвело на нее впечатление.

— Да, — важно подтвердил мальчик. — И не опаздывай! Он долго ждать не будет.

— Мне и приодеться надо, и в порядок себя привести! — засуетилась девушка, размахивая корзинами. Про рынок она уже позабыла. Что ж, взбучка от отца улучшит ее память.

— Ты и так выглядишь замечательно, — сказал Ногнор, оглядываясь по сторонам. Разговор заметно затянулся, а места тут для него нынче небезопасные.

— Спасибо, — неожиданно мило улыбнулась Инза. — Пойду в "Пень". Но если Снуфа там не будет, я тебя, маленький гаденыш…

— Зачем мне тебе врать? Будет он там! — с ходу отмел все подозрения Ногнор, приняв позу оскорбленного до глубины души человека.

— Спасибо, — сказала девушка, поправляя прическу.

— И еще, это, — неожиданно даже для себя сказал мальчик, — такая весть достойна определенного вознаграждения.

— Ладно, держи, — недовольно заявила Инза, кидая ему мелкую медную монетку. — Ну все, я пошла.

Деньги сделали свое дело — девушка больше не сомневалась в искренности Ногнора. Она ведь заплатила за полученные сведения, а значит — они верны. Нелепая обывательская логика в действии.

Инза развернулась и, игриво покачивая бедрами, потопала в сторону "Зеленого пня". Мальчик с отвращением отвел взгляд в сторону. Он не знал, что вызвало у него большее омерзение: собственная ложь или нелепая доверчивость Инзы. Ногнор отогнал в сторону противные мысли и побежал к храму Плачущего, все так же избегая людных улиц.

По пути он заглянул на площадь Пяти дорог и бросил полученную от Инзы монетку Ноилу-Гномобивцу. Тот был единственным нищим, который не платил дань Конопатому Лошу. Даже головорезы хозяина Кривого переулка, подмявшие за последние месяцы под себя половину Дырявой Шляпы, предпочитали не связываться с безногим ветераном войны с гномами. Да и прозвище Ноила показалось Ногнору хорошим предзнаменованием.

В храм он попал аккурат после утренней службы. Заплаканные прихожане, украдкой вытирающие платками уголки покрасневших глаз, неторопливо покидали святилище. Выпячивающиеся животы многих женщин показывали, что сторонников человеческого бога в Ихлире скоро прибавится. Его слуги призывали верующих заводить как можно больше детей, заявляя, что высокая численность — единственный способ защитить людей от посягательств злобных нелюдей.

У выхода, провожая немногочисленную паству, стоял крупный черноволосый мужчина в рясе с красной слезой на груди. Он возвышался над тонким ручейком верующих, словно исполинский каменный утес. Сцепленные в виде капли огрубевшие ладони выдавали в нем то ли воина, то ли кузнеца. Ногнор не мог определить точнее. Слегка оробев, он начал пробираться к храму.

Цепкий взгляд жреца моментально выхватил его худощавую фигурку, идущую против общего потока. Благословив последних прихожан, он сразу повернулся к подошедшему Ногнору.

— Опоздал на службу, малец? Можешь войти в храм и восславить Плачущего. Богу все равно, в какое время ты поднесешь ему свои слезы. Главное, чтобы они были искренними. Да падет на тебя слеза Плачущего!

— И на вас! — откликнулся мальчик. — Я бы с радостью, но сначала я хотел бы поговорить… Вы ведь Ризволг, новый старший жрец?

— Да, — ответил тот, внимательно изучая стоящего перед ним паренька. — А ты, видимо, Ногнор. Икрон говорил мне про тебя. Что пришел, мол, ночью, а утром исчез. И дверь открытой оставил. Непорядок.

— Ему ведь ничего не будет? — не то, чтобы участь привратника сильно волновала Ногнора, но не спросить о его судьбе он уже не мог. — Он хороший!

— Почти ничего, — хищно улыбнулся жрец, обнажая ряд крепких зубов. — Три лишние молитвы в день в течение месяца пойдут ему только на пользу. Ты можешь пока жить в ночлежке, но мне кажется, что ты хочешь поговорить не только об этом…

Мальчик вздохнул и огляделся по сторонам. Ризволг вновь ухмыльнулся и повел его в глубь храма. Убранство святилища Плачущего было подчеркнуто скромным, как и одеяния жрецов. В роскоши культ человеческого бога заметно проигрывал соперникам. Да и глупо было соревноваться с другими ихлирскими святынями, богатые подношения которым делали многие поколения жителей города. Жрецы Плачущего обращались, в первую очередь, к самым бедным и униженным слоям населения, обещая поддержку и помощь. И почти ничего не просили взамен. Кроме веры, конечно.

Они прошли между рядами грубых деревянных скамей и остановились перед полотнищем, на котором в центре красного круга алела слеза Плачущего. Главная святыня ихлирского храма издали походила на простыню, которую вывешивали наутро после свадьбы жители славного города, чтобы доказать девственность невесты. Однако, символ Плачущего и в самом деле был намалеван человеческой кровью…

— Рассказывай, Ногнор, — произнес Ризволг, отвлекая мальчика от богохульных мыслей. — Но сначала отдай нож. Негоже разгуливать человеку по храму Плачущего с оружием.

Сомнений у Ногнора не осталось — старший жрец был воином. Оставался лишь один вопрос: давно ли он перестал им быть. Да и перестал ли? Мальчик молча отдал Ризволгу нож.

Тот внимательно оглядел тупой и ржавый тесак, принюхался и неожиданно заявил:

— Уже побывал в деле. Шустрый ты парень.

— Пришлось, — коротко ответил Ногнор.

— Достойный ответ. А теперь говори — у меня еще множество дел.

Мальчик внимательно посмотрел на жреца. Так они простояли несколько долгих мгновений: глаза в глаза. И никто не отводил взгляда. Ногнор потом долго вспоминал ихлирского слугу Плачущего. Очень немногим хватало силы воли, чтобы выдержать его взор. Очень немногим. А среди жрецов — таких не было вовсе. Кроме Ризволга. Но это будет потом. Сейчас же Ногнор рассказал служителю человеческого бога все. От начала и до конца. Не торопясь и не сбиваясь, подробно и обстоятельно, опустив, однако, все упоминания про золотую монету. И с каждым словом жрец смотрел на мальчика все более и более уважительно.

— Ты пришел в нужное место, — сказал Ризволг, когда Ногнор закончил свой долгий рассказ. — Но чего же ты хочешь?

Мальчик облизнул пересохшие губы и коротко ответил, выдержав очередной пронзительный взгляд жреца:

— Пить.