Обострение

Глава 16

Они возвращались вместе, в одном купе. Почти сразу же Гробовский рассказал подробности о том, как сбежал Сильвестр.

— Представляешь — убил конвоира! И на стене — в тюрьме же — кровью написал: «Найду!» Понимаешь, Иван Палыч, я думаю, это он тебе угрожает!

— Да полноте! — нервно рассмеялся доктор. — Почему же мне-то? Может — вам?

— Может… — поручик посмотрел в окно, на пробегающие мимо унылые заснеженные пейзажи. — Но, на тебя он всё же сильнее обижен! Понимаешь, я — сыскарь, у меня служба такая — всяких гадов ловить. Ты же — совсем другое дело. К тому же, помнишь что он тебе тогда говорил, у моста? Что ж, предупрежу Лавреньтева с Деньковым. Уж, не беспокойся, Иван Палыч, без пригляду тебя не оставим.

— Да я и не беспокоюсь, в общем…

— И зря! Такой человек, как Сильвестр, обид не прощает! Кстати, это не настоящее его имя, а кличка. Помнишь, мы дактилокарту его в Москву посылали? — хитро прищурившись, Гробовский склонил голову набок.

— Ну? — заинтересовался доктор. — Не тяни, Алексей Николаич!

— Есть он у них! — поручик хлопнул ладонью по вагонному столику, словно бы прибил муху. — В смысле — «пальчики». Мякишкин Авдей Петрович… Кличка «Сильвестр». Из московских «Иванов», да… На Хитровке дела крутил… Да, говорят, крепко подставил кого-то из своих же! Вот и сбежал в Зарное, в глушь — отсидеться. Тут ему Субботин помог… Сбежал. Однако, дело свое не бросил! Он и в Москве марафетом промышлял… Эх, упустили!

— Да уж, — покивал Иван Палыч. — Как же так вышло-то? Ведь — тюрьма! Охрана кругом.

— Думаю, без подкупа не обошлось, — Гробовский зябко потер руки. — Больно уж дерзко действовал. И нагло! Ишь ты — угрозы на стене писать вздумал! Значит, точно знал, что уйдет… Кстати, на улице его сани ждали.

— Местные преступники помогли?

— Может, и так… А, может — залетные, московские птицы…

Доктор задумчиво «поправил» несуществующие очки, потеребил переносицу:

— Я полагаю, раз он сбежал — так тише воды, ниже травы затаится! И постарается подальше убежать.

— Ты так серьёзно считаешь? — в голос засмеялся поручик. — Бегать ему сейчас не резон — приметы по всем станциям разосланы. Все его ловят: и жандармы, и казачьи патрули. Затаится, выждет какое-то время… Кстати, может и тебе отомстить — как раз вот сейчас! Не сам — наймет убийцу… Я думаю, даже предупредит. К примеру, на воротах надпись появится — «Бойся». Или там — «Смерть». «Иваны» к подобной театральности склонны… Ну, Иван Палыч! Что головою поник? Напугал я тебя? Так это твоей же безопасности ради! Потом и примчал сюда первым же рейсом!

По случаю возвращения доктора Анна Львовна устроила небольшой прием. У себя, в школе. Собрались как-то под вечер все вчетвером: Анна с Иваном Палычем, да Гробовский с Аглаей. Аглая, между прочим, уже овладела таки грамотой — и читала уже и писала, правда, пока что не очень бойко. Не так, как языком! С другой стороны, весьма познавательно было узнать все местные новости.

В Рябиновке, да и вообще, в окрестностях, от тифа больше никто не умер — сказывалось действие вакцины. Сие направление доктор задумал продолжить, о чем сразу же и высказался. За что дружно и выпили!

Священник, отец Николай, совсем оправился от потрясений, и даже написал послание в Святейший Синод — просил вспомоществования на новую церковь. Ответа, правда, пока не было, но батюшка не уставал надеяться.

После ареста Субботина трактир в Зарном без хозяина не остался. Его пока что прибрал к рукам дальний субботинский родственник — Игнат Устиныч Феклистов, дядька пресловутого Андрюшки. Со сменой хозяина в заведении ничего не изменилось — как наливали из-под полы водку, нарушая военный «сухой закон», так и продолжали. Впрочем, так почти все и поступали.

И вот еще оказалась одна новость…

— Да, объявился Штольц! — припомнила вдруг Аглая.

— Штольц? — доктор удивленно моргнул и дернул шеей. — Он же выписан! Что же, в дезертиры решил податься? Или…

Иван Палыч покусал губу:

— Или — дело хуже… Не дезертир он, а, может быть, даже — шпион! Недаром же хоть и остзейский, но — немец.

— Штольц — шпион? — расхохотался Гробовский. — Ну-ну…

— Не верите?

Доктор тут же поделился всеми своими догадками…

— Снимал-то он с колокольни вовсе не Ксению, а подходы к заводу! К цехам! Или что же, думаете, это простое совпадение?

— Так диверсантов-то на заводе нашли, всех, — неожиданно улыбнулась Анна Львовна. — Об этом и в газетах писали!

Алексей Николаевич хохотнул, искоса поглядев на Аглаю:

— Так Иван Палыч в это время в столицах обретался! Вот и не в курсах.

— Там, кажется, мастер какого-то цеха за главного, — припомнила санитарка. — В газетах писали — застрелен при попытке к бегству.

— Да, да, так всё и было, — Гробовский потянулся за пирожком. — Там военные занимались, не мы…

— Так что Штольц-то? — напомнил Иван Палыч. — Говорите, объявился? Где, когда, у кого?

— У Ростовцевых он гостил пару дней, — Аглая отпила чай из фаянсовой чашки и поморщилась. — Мне про то сторож ихний сказал, в лабазе. Приехал, говорит, один, сам по себе…

— То есть, без мадемуазель Ксении, значит? — с удивлением уточнил доктор. — И в усадьбе его приняли?

— Он весточку от мужа Веры Николаевны привез, — санитарка с тоской посмотрела на блюдце. Вот туда бы чай-то налить, а не сёрбать горячущий из чашки! — Так сторож сказал. А еще сказал, Штольц с Юрой по саду гуляли.

— Ну, Юре полезно гулять… Но, Штольц… — покачал головой Иван Палыч. — Ну, пусть не шпион… Но ему давно пора в часть! Или сначала домой, на побывку… В Ревель. Ах, ротмистр, ротмистр…

Аглая прыснула:

— Да полноте вам, Иван Палыч, о чужих-то людЯх беспокоится!

А ведь она права, пожалуй, — подумал про себя Артём.

Действительно, что ему до чужих? Своими дорожить надо, а они ведь есть — свои!

Допив чай, доктор с нежностью посмотрел на Анну.

— А что-то давно мы не танцевали! Граммофон-то хоть цел?

— Да цел! — рассмеялась учительница.

В светло-сером, с синими атласными бантами, платье, с модной прическою, она была чудо как хороша!

— А еще настройщик из города приезжал, — похвастала Анна Львовна. — Починил, наконец, фисгармонию!

— Фисгармонию? Починили? — Артём обрадовано всплеснул руками. — Так что же мы здесь сидим? Идемте же скорее в класс!

— А вы что же, Иван Палыч — умеете? — удивленно протянула Аглая. — Или — как тогда на гитаре? Мужики рассказывали…

Да, конечно, Артём был не велик пианист… но, все же кое-что мог. Вот и сейчас запросто наиграл «Муттер»…

— Ой! Ой! — санитарка в ужасе замахала руками. — Иван Палыч! Что вы такое играете?

— «Рамштайн»… Э… Немецкая народная песня!

— Не надо нам немецких! Нам бы что-то патриотичное спеть! Ну, хоть «Гром победы раздавайся»…

«Гром победы» доктор, увы, не знал.

Потому принесли граммофон и пластинки. Морфесси, Собинов, Борис Борисов…

Спрятался месяц за тучку,

Не хочет он больше гулять…

— выводил нежный бархатный баритон.

Правда, танцевала лишь одна пара — Анна и Иван. Аглая с Алексеем Николаевичем почему-то стеснялись.

Утром, после осмотра и приема больных, Иван Палыч засобирался в город. Надо было заехать в управу, за жалованьем, потом — за бензином к Нобелю, да и в аптеке кое-что заказать.

Стоял чудесные денек: деревья в инее, палевые небеса, легкий морозец. Прежде, чем ехать, доктор отвинтил от мотоцикла штатные лыжи — какой там у них, в городе, снег, догадаться не трудно. Местами подтаял, кое-где и вообще — нет. Нет уж, без лыж куда как сподручнее!

До города молодой человек домчал быстро, да и там уже знал все короткие пути. Оставив «Дукс» во дворе, взбежал на второй этаж…

— Ольга Яковлевна, целую ручки! Господин Чарушин на месте?

— О! Иван Палыч! — вытащив изо рта дымящуюся папиросу, секретарша оторвалась от «Ундервуда». — Вернулись уже? Виктор Иваныч, к вам доктор из Зарного!

Чарушин давно уже оправился после ранении и выглядел молодцом. И одет был по последней — полувоенной — моде: во френч и брюки-галифе. Доктор даже хмыкнул:

— Экий вы, Виктор Иваныч, франт!

Первым делом Чарушин предложил чайку — гость не отказался, приятно ж, с дороги-то! За чаем и поговорили… Доктор рассказал про Петроград, про госпиталь, про врачей… Про Распутина и спиритических шарлатанов — не стал, счел, что не к месту.

— А у нас тут такие дела… — Виктор Иваныч как-то виновато развел руками. — Снова на вас донесение. Как всегда — анонимное. Я уж хотел было выбросить, да… Тут сказано — у вас, мол, какие-то немецкие, вражеские, идеи! Ну, насчет прививок и всего… Я вот думаю, а если такое же донесение и в воинские инстанции написано? Извините за грубое слово — в контрразведку. У нас же, Иван Палыч, пока вас не было, целую шпионскую группу накрыли! Устроили на военном заводе взрыв. Диверсию! Так что нынче все по-серьёзному! Искренне вас предупреждаю — будьте готовы ко всему.

Ну, вот, теперь подозрений в шпионаже только и не хватало! Тем более — таких идиотских. Контрразведка… хм… Ладно, поглядим… Если что, всяко Гробовский поможет…

Запустив двигатель, молодой человек покатил к Нобелю. Потом — в аптеку. И вот там-то, в аптеке, сквозь витрину, доктор заметил…

Штольц! Ну, да — точно он. Не один, с двумя незнакомыми парнями, по виду — мастеровыми. И одет как-то странно — двубортное пальто черного цвета с зелеными кантиками по вороту и обшлагам. Фуражка с зеленым околышем… Знакомая очень форма… Такую почти каждый день… Пограничник? Нет же! Железнодорожник! Ну да.

Что еще за маскарад? Или… обознался? Да нет, точно — Штольц! Знакомое интеллигентное лицо с узкими усиками, безукоризненный пробор…

Так позвать да спросить! Чего тут турусы-то разводить на колесах?

Запахнув куртку, Иван Палыч бегом выскочил из аптеки:

— Федор Иванович! Господин ротмистр!

Исчез Штольц! Как и не было. Почему-то не захотел встречаться… Или все же показалось? Теперь даже и не сказать…

Да и черт с ним, со Штольцем! Как сказал Антонина, фрейлина — брачный аферист!

В последнее время Иван Палыч кто-то привык читать свежую прессу. Ну, пусть даже — относительно свежую. Приохотил к тому Гробовский, поручику доставляли газеты со станции. Разные, и столичные тоже.

Вот и в этот вечер…

В ожидании Алексея Николаевича, Аглая поставила чайник. Доктор же, заполнив журнал, еще повозился в лаборатории, а потом развернул газетку.

Столичную…

«Вечерний Петроград», кажется.

И на первой же полосе… Как обухом по голове…

«Убийство Распутина»!

Что? Что такое? Неужели…

Заголовки сами бросались в глаза:

— «Происшествие на Мойке»! «Гибель Святого Старца»! «Следствие идет»… И совсем странные — «Отъезд Пуришкевича» и «Выражение сожаления кн. Юсупову»

Убийцы названы! Но не схвачены.

Эх, Григорий Ефимыч…

Убили! Вот так-то… Теперь уж и не погоришь. Не расспросишь… Да-а…

Вообще-то, Артём искренне расстроился и даже начала корить себя — почему не предупредил старца? Хотя, кого предупреждать-то? Григорий Ефимыч и так всё знал наперед. Знал… И вот… И вот его нынче нету!

Жаль! Искренне жаль…

«Значит, не нужно теперь и мучится с выбором», — вдруг подумал доктор. Вернуться или остаться — уже не нужно мучить себя выбором. Если даже Распутин и мог что-то такое сотворить, то теперь…

От этой мысли стало и тошно и легко одновременно. Вроде и решилось все с возвращением само, но и старца убили, который единственный насквозь его всего видел. Эх…

— Ну, Распутин и Распутин, — прочитав новость, пожал плечами Гробовский. — Думаю, он и сам уж давно предвидел свою смерть… И все же вот так… в проруби! Брр… Не худо бы помянуть! Иван Палыч, есть что?

— Могу спирта налить… Но, только немного!

— Спирт? Давай!

Не чокаясь, выпили — помянули. Закусили ржаными калитками с просом.

Поручик неожиданно улыбнулся:

— Ах, Аглаюшка… Из всякого, прости, Господи, дерьма, такую конфетку сладит!

— Да, Алексей Николаич…

Доктор вдруг вспомнил про Штольца, рассказал.

— Думаешь, точно его видел? — поднял глаза Гробовский.

— Теперь уж и не скажу, — Иван Палыч, потерев переносицу, хмыкнул. — Может, и обознался… Хотя — похож! И, главное, я выскочил его зову… А он — раз, и исчез! Может, у Ростовцевых навести справки? Заодно Юру навестить…

Юру Ростовцева навещать не пришлось. Он сам явился в больничку. Ближе к обеду — на лыжах!

Еще на подходе, мальчишку заметил чистивший снег Андрюшка, сообщил… Вообще-то, Юра обещал иногда заходить. Что и понятно — нуждался во врачебном контроле. Да, искусственный пневмоторакс помог, но, туберкулёз — штука коварная.

— Юра, друг мой! — доктор вышел на крыльцо. — Решил всё-таки сам до нас добраться. А волков не боишься? У нас тут…

— Нет уже никого! — рассмеялся парень. — Охотники всех перестреляли. Следов давно уже не видели.

— Ну и хорошо, — облегченно вздохнул доктор. — А то. Что зашел — молодец! Ну, снимай лыжи, заходи… Сейчас тебя посмотрю, послушаю.

— Да, да… Обязательно выслушайте меня, Иван Павлович! Ибо я… ибо мне просто не с кем посоветоваться…

— Все советы потом! Сначала — осмотр. Давай-ка, ложись на топчан…

Вытащив стетоскоп, доктор присел рядом, на стул:

— Та-ак… Хрипов я не слышу… Дыханье свободное, чистое… Все хорошо с вами, молодой человек! Впрочем, даже лыжами злоупотреблять не надо. И еще хорошо бы общеукрепляющую микстуру. Мама в город поедет — выкупит.

— Спасибо, Иван Палыч.

Юра быстро оделся, попил с доктором чаю, но как-то не спешил уходить. Ах, да, он же хотел о чем-то там посоветоваться… Хотя слушать-то его особо сейчас некогда — надо заняться лабораторией. Тиф пока что отступил, но… Вполне может вернуться, долго ли! Остались, остались еще непривитые, особенно — по дальним хуторам. Кстати, дед Семен, лесник и внучка его, Марьяна — так ведь и не привились! Так ведь они и в Зарном-то не часто бывают. Живут в лесу, молятся колесу…

А парня всё же нужно было выслушать. Заодно расспросить о Штольце. Хоть в уезде и считают, что выловили всех шпионов, однако… Тот, в железнодорожной форме — Штольц?

— Так… Юра, ты что-то хотел? Только быстро!

— Я. я быстро, Иван Палыч, — закивал мальчишка. — Тем более, это же ваш друг.

— Друг? — Иван Палыч приподнял брови. — О ком это ты?

— О Фёдоре Иваныче! — похлопал ресницами Юра. — Ну, Фёдор Иванович Штольц, ротмистр… барон…

— Он просто мой пациент… был.

— Но, вы как-то вместе приезжали… Тем более, тетя Ксения… Иван Палыч! Мне кажется, Фёдор Иваныч вовсе не тот, за кого себя выдаёт!

Юра покусал губу, исподволь глядя на доктора. Правильно ли сделал, что рассказал?

— Так… — насторожился Иван Палыч. — Давай-ка, брат, поподробнее! Что значит — не тот? Что именно тебя насторожило?

— Понимаете, господин ротмистр недавно приезжал к нам. Один, без тети Ксении… Привез письмо от отца, с фронта! Сказал — передали с оказией… Правда, мы такое письмо уже получали, но, всё равно…

Так бывало, да. На войне, по старой традиции, на почту надеялись не особо, а потому многие писали почти одинаковые письма, как в каком-нибудь 1812-м году! Одно отправляли военной почтой, другое — гражданской, коли была к тому такая возможность, третье — с оказией, то есть любым удобным случаем: с отпускниками или с ранеными, лучше — со знакомыми. И даже так не все письма доходили!

Вот и Штольц привёз, передал… Ну, привёз и привёз.

— Мы потом с ним гуляли в саду, разговаривали, — между тем, продолжал Ростовцев. — Ротмистр расспрашивал об отце. Где он служит, кем… на каком фронте… Ну, письмо-то было из-под Риги, так что всё понятно и так… Разговор зашел про города… Я спрашивал… Всегда любил географию, путешествия. Фёдор Иванович такой интересный рассказчик! Но тут… Я заметил — он путал Ревель и Ригу! Церковь Олевисте вовсе не в Риге, а в Ревеле, а Дом братства Черноголовых — наоборот! Я знаю — отец там служил, мы ездили… И в Ревеле были, и в Риге. Вот, скажите, как так можно было перепутать? И это — остзейский барон! А тамошние места — его родина! И вот… — Юра замялся. — Я даже… Я не знаю, что и думать. Вот и решил… с вами…

— Что ж… хорошо, что рассказал, — задумался доктор.

Неужели, правда? Штольц всего-навсего обычный брачный аферист! И если от него и исходит угроза — так только Ксении! Но, ту предупредила подруга, фрейлина… Тогда зачем Штольц приезжал к Ростовцевым? Просто завезти письмо? Или…

— Юра! А господин Штольц о Ксении ничего не говорил?

— Говорил, — рассеянно отозвался подросток. — Но, это он с мамой больше. Я так, краем уха… Говорил, что его оболгали, что ему очень стыдно, что… Ну, в общем, такое всё.

— Интересно… — задумчиво протянул доктор.

— Иван Палыч, а вы про дезертиров слыхали? — Юра резко вскинул голову. — Говорят, они прячутся в лесу, на заброшенных хуторах. Мама говорила, в Рябиновке кого-то ограбили. Взяли продукты… Слава Богу, никого не убили.

— А как же вы там, на отшибе? — озаботился Иван Палыч. — Это ж… это ж нынче опасно! Сам говоришь — дезертиры.

Парнишка горделиво повел плечом:

— А чего нам бояться? В усадьбе трое мужчин! Я, кучер и сторож, он же — метрдотель. Имеется и оружие!

— Ах, ну да, ну да… И все же, я скажу Лаврентьеву… Юра!

И еще одна нехорошая мысль вдруг пришла в голову доктору:

— Юра… Вот, когда ты разговаривал со Штольцем… о Риге, о Ревеле… Он догадался, что сказал что-то не то?

— Гм… не думаю, — мальчик помотал головой.

— Почему? — не отставал доктор.

Ростовцев ненадолго задумался:

— Понимаете, Иван Палыч… Как вам сказать… Ну, Фёдор Иваныч, он же не первый разу нас! Такой хороший человек, веселый… И я буду его в чём-то уличать? А вдруг обидится? Города какие-то, тьфу…

— То есть, о том что ты кое о чём догадался, господин ротмистр не знает?

— Думаю, нет.

— А… еще такой вопрос… Если он еще раз объявится — ты бы мог дать мне знать?

— Я могу просто попросить, чтобы он к вам заехал!

— Н-нет… — доктор замялся. — Лучше я бы приехал сам. И так, чтобы ротмистр не знал. Ну, ты же сам сказал — не надо обижать хорошего человека! Какой-нибудь знак…

— Знак! Здорово!

Мальчишка сразу оживился, подпрыгнул, глаза его загорелись духом авантюризма и пионеров, первопроходцев — покорителей дальних неизведанных стран!

— Знак… Знаете что? Читали «Собаку Баскервиллей»? Если господин ротмистр объявиться… Ровно в десять вечера я помашу свечой в окне мансарды! Отсюда будет видно. Правда, недурно придумано?

— Очень! Сам Шерлок Холмс отдыхает.

Ну, что же… пусть так… Тем более, если Штольц ничего не заметил… А, может, просто пора перестать дуть на воду? Гробовский прав. И все же — форма министерства путей сообщения… Зачем? Если это Штольц…

— Юра! Ты в форме разбираешься? Ну, в железнодорожной?

— В любой!

— Зелёные кантики что значат?

— Зелёные? Служба пути, зданий… депо…

Проводив Юру, Иван Палыч вновь занялся делами. На этот раз Аглаи не было, дежурила Глафира — тоже весьма неглупая девушка… А раз не было Аглаи, не явится и Алексей Николаевич! Завтра зайдет. Что ж, можно было заняться лабораторией… А завтра объехать всех старост и составить список непривитых!

Кто-то постучал в дверь…

— Не заперто… Андрей? Что хотел?

— Иван Палыч, отпустите назавтра… — робко попросил паренек. — Часа на два. Бронепоезд смотреть!

— Чего смотреть?

— Бронепоезд. Ну, он на ремонт пойдет, в депо. Как раз мимо нашей станции. Где-то часа в два…

Бронепоезд… депо… железнодорожная форма… Зелёные кантики — депо…

— Ладно, Андрей. Отпущу!

Бронепоезд. Депо. Неужели…

Эх, Иван Палыч! Опять дуешь на воду?

И все же, надо съездить к Гробовскому, рассказать… Пока тот еще здесь. Тем более, на «Дуксе»-то — мигом… Алексей Николаевич, конечно, будет смеяться в голос…

Ну и пусть!

— Глафира, я быстро.

— Хорошо, Иван Палыч. Поняла.

Усевшись в седло, доктор запустил двигатель. У ворот остановился — открыть…

Подошел ближе… и вздрогнул!

Яркий свет ацетиленовой мотоциклетной фары выхватил из темноты кровавую надпись — «Берегись!»