Обострение

Глава 15

Сенная площадь тонула в сыром тумане и светильники едва пробивали мглу. Невольно вспоминалась классика — ночь, улица, фонарь, аптека…

Иван Палыч медленно брел к доходному дому Селиванова. Повозку не стал брать — решил прогуляться после сложного дня. А день и в самом деле был насыщенным — сначала отвели в операционную, где показывали якобы прорывную технологию лапаротомии — то есть вскрытия брюшной полости при ранениях живота, отказавшись от выжидательной тактики. М-да, уж, прорывная! Таких операций за свою ординатуру Артем повидал сотни! Но пришлось старательно делать вид, что ему интересно.

Потом еще одна лекция. Обед. И вновь лекция, которая в этот раз была больше похожа на собеседование — Ивана Павловича спрашивали обо всем, что касается хирургии и не только. Отвечать приходилось осторожно, чтобы не взболтнуть лишнего и ненароком не упомянуть какие-нибудь еще не существующие инструменты и тем самым не выдать себя.

Но мысли, как это ни странно, сейчас, после трудного дня, были занятый совсем другим.

Распутин…

Вот ведь как бывает. Увидел настоящего, живого. Кто бы мог подумать. Да не просто увидел, еще и услышал от него такого, чего вряд ли бы вообще от кого-то мог услышать. Непростой старик. Видит. Многое видит. Чего другие не могут.

Знал он про 21-й век, про настоящего Артёма — хирурга, утонувшего в суете мегаполиса. Знал — и предложил помочь вернуться.

«Обратно? — подумал доктор, переходя улицу. — Домой?»

Туда, где смартфоны, интернет, пицца с доставкой, кофе в стаканчике, шум машин. Всё родное, привычное. Можно снова быть собой, не прятаться под личиной Ивана Палыча.

Но…

Артём прикрыл глаза. Там ли его дом? Настоящий дом…

Здесь, в 1916-м, время течёт иначе. Нет гонки, нет звонков по ночам, нет проклятой беготни. Утро в Зарном — скрип снега, запах дров, голос Аглаи: «Иван Палыч, пирожки готовы!», больница, такая привычная, родная. И Анна. Её улыбка в «Синема-палас», тёплая рука в его ладони, тихий смех: «Лыжи в квартире! Умора!». Любовь, которой не было там, в будущем, среди лайков и дедлайнов.

— Вернуться? — сам себя спросил доктор.

И не смог ответить на собственный вопрос.

В квартире на третьем этаже было холодно, мерно тикали напольные часы, словно отсчитывая его судьбу. Артём бросил саквояж на диван, зажёг керосиновую лампу и сел, потирая лоб.

«Вот ведь старик! Подкинул задачу! Лучше я бы вообще туда не ходил!»

— Вернуться… — вновь пробормотал он, уже задумчиво. — Да, наверное, надо.

Он родился там, значит там ему и быть. Там — его время. Там. Не тут.

Но…

Как же Анна? Ее то ведь не переместишь туда.

— Нет… не могу. Не вернусь.

Он сжал кулаки, отгоняя мысли о будущем.

И всё же… Разговор с Распутиным был таким коротким, оборванным. Эх, расспросить бы, узнать, задать вопросы.

— Нужно встретиться вновь! — вдруг просиял доктор.

Встретиться и поговорить, обстоятельно, без спешки, расспросить обо всем, узнать. И принять окончательное решение.

Он кивнул сам себе.

«Завтра найду Антонину, она сведёт с ним», — успокоившись, подумал Иван Палыч. Потом лег на диван и тут же провалился в сон.

Утро в Петрограде выдалось серым, с Невы тянуло сыростью. Иван Палыч шёл к кафе «Le Ange Jaune» у Казанского собора, кутаясь в пальто. Антонина ждала за столиком, голубые глаза девушки сияли под вуалью.

— Иван Палыч, вы нынче бледный! — улыбнулась она, отпивая шоколад. — Петербург не по нраву?

Артём, присев, кашлянул.

— Петербург прекрасен. Просто, мысли разные.

— И какие же? Все заботы врачебные?

— Не совсем. Антонина Аркадьевна, мне бы… нужна ещё одна встреча. С Григорием Ефимычем. С Распутиным, — доктор вдруг поймал себя на мысли, что робеет от этой своей просьбы, словно просил о чем-то постыдном. — В прошлый раз разговор наш оборвался, не всё сказали друг другу, признаться, толком даже не поговорили.

Фрейлина закатила глаза, её улыбка стала хитрой.

— Правда ведь, он сильный? Недаром царская семья ему верит! Слово молвит — и царевич оживает. А взгляд — будто душу пронзает! Ох, доктор, вы попались на его крючок и его charisme! — Она рассмеялась, но, заметив серьёзность доктора, кивнула. — Постараюсь, Иван Палыч. Говорят, сегодня вечером он будет свободен. Телефонирую вам в госпиталь. Идёт?

— Идёт, — выдохнул Артём. — Мерси. Спасибо большое!

Принесли кофе.

— А что-нибудь слышно от Ксении насчёт Штольца? — спросил Иван Палыч, немного расслабившись и отпивая горячий напиток. — Ситуация-то шибко странная.

Антонина нахмурилась, отставив чашку.

— Вчера с ней разговаривала. Вся в расстроенных чувствах. Переживает из-за этого Штольца. Говорит, что он человек хороший, милый и еще не собралась с духом, чтобы спросить его про фамилию. Я ей конечно повторила, что известны случаи брачных аферистов, а она лишь вздохнула. Штольц ей голову вскружил.

Антонина отпила кофе.

— Вот и сидит Ксюша, вздыхает, да снимки смотрит.

— Какие снимки? — не понял доктор.

— Которые они вместе со Штольцом делали. Удачно, надо сказать, сделали. Заводик тот сфотографировали, про который я вам говорила, который совсем недавно взорвали. Там теперь, говорят, такой пустырь несуразный.

— Пустырь… — задумчиво повторил Иван Палыч.

— Ну да, — кивнула девушка. — Только на фотографии и остался заводик тот. Но лучше бы природу фотографировал. Странные у него вкусы, у этого Штольца! Точно вам говорю — брачный аферист он!

От мыслей отвлекло какое-то волнение, происходящее на улице. Доктор и его спутница оглянулись.

У продуктовой лавки напротив ресторана толпились женщины с корзинами, старики, школьники. Лавка была закрыта на замок.

— Сахар обещали! — раздраженно крикнула баба в платке. — А нету! Закрыто!

И громко стукнула кулаком по двери.

— На фронт всё увезли, а нам — пусто! — вздохнул мужик с портфелем.

— Верно, обещали, — кивнул кто-то. — Сегодня, сказали, будут отпускать. А закрыто.

Вновь постучали в деревянные стенки лавки. Никто не открыл. Принялись возмущаться чуть громче.

Парень в картузе, стоявший чуть в сторон и словно этого и ждавший, влез в толпу.

— Товарищи! Доколе терпеть уже можно? Хлеб втридорога! Сахар не отпускают! Издевательство! Долой войну!

Толпа загудела, кто-то подхватил:

— Правда! Грабят! Простой люд! Сил уже никаких нет!

Женщина швырнула ком снега в парня.

— Заткнись, смутьян! Чего тут воду мутишь?

— А разве я не прав? Возьми-ка, мать, лучше листовку, почитай как есть на самом деле.

— Не нужны мне твои бумажки! Еще не хватало чего! Чтобы меня потом с ней погнали куда подальше?

У афишной тумбы «Поддержи фронт!» появились жандармы. Один, с рукой на кобуре, крикнул:

— Что тут происходит? Агитация?

Парень сразу же рванул бежать, но второй жандарм из подворотни ловко сбил его с ног. Разлетелись в разные стороны листовки, которые тащил с собой парень, упали в грязь. Толпа окружила лежащего.

— Смутьяна вязать будут…

Жандармы скрутили парня, пихнув в чёрную карету с Литейного.

— В охранку! — рявкнул старший.

Карета уехала. Толпа продолжила стоять в очереди за сахаром.

— Неспокойно нынче в Петербурге, — произнес доктор, глядя на произошедшее на улицу.

— Везде неспокойно, — ответила Антонина. — Война идет.

Они распрощались и каждый пошел по своим делам.

На сегодня было запланировано много мероприятий. Во-первых, еще одна, на это раз последняя лекция. Потом посещение медицинского музея. Далее — ужин.

В госпитале имени цесаревича Алексея, в Зимнем дворце, с утра гудела суета: санитары таскали носилки с раненными, сестры милосердия звенели шприцами — привезли на санитарном поезде раненых с фронтах и многим требовалась скорая неотложная помощь. Иван Палыч предложил и свои руки, но от помощи доктора мягко отказались и попросили пройти в зал. Просвещать — вот была его основная задача тут.

В лекторной было шумно. Дополнительный доклад Ивана Палыча, после успеха прежних, собрал полный зал — врачи, газетчики, офицеры с фронта. Даже легкораненые пришли, хотя и мало что понимали в инфекциологии.

После доклада, в ординаторской, его перехватил интерн Леонид Лебедев, подвижный как воробей и веселый.

— Иван Палыч, вы нынче герой! — по свойски хлопнул он по плечу доктора. — В «Вечернем Петрограде» пишут: «Земский Кулибин»! Ребята обсуждают, а я говорю, что знаю вас лично! Представляете какой ажиотаж был? Вот, принес вам выпуск. Почитайте. Да в Зарное отвезите, покажите — пусть село знает своих героев. Небось уже охота уже назад? Суета тут.

Артём улыбнулся.

В Зарное уже и в самом деле хотелось вернуться — скучал. И по больнице, и по Анне, и по остальным знакомым и друзьям.

— Охота, — кивнул доктор. — А ты как? Местный? Или тоже приезжий? В столице нет скуки?

Лебедев хмыкнул, присев на топчан.

— Скука? Война, госпиталь полный, раненых возят. Какая уж тут скука? Не до нее. Еще и шпионы…

— Какие шпионы?

— Самые обыкновенные. Засылают сюда. Для разных дел. И диверсии бывает устраивают. А что ты хотел? Время такое сейчас, не спокойное, — интерн пожал плечами. И вдруг, чуть подавшись вперед, тихо сказал: — Кстати, Иван Палыч, насчет времени. Вы осторожней будьте. Врачей сейчас на фронт гребут пачками. Вы земский доктор, могут и забрать.

Он тяжело вздохнул.

— Только вот мне не охота, чтобы вас забрали. Вы науку двигаете, прорывные методы изобретаете — а вас могут в окопы, к тифу с дизентерией. Таланты беречь надо!

Иван Палыч рассмеялся.

— Польстить решил?

— Нет! Я искренне, Иван Палыч! Хотите, подсуечусь? Знаю человечка в военном приказе, можно вопрос решить, чтоб в Зарном остались. Отсрочку выпишут.

Артём напрягся.

— Спасибо, Лёня, но не надо, — твёрдо сказал он, глядя в глаза Иванькову. — Будь как будет. Если судьба случится — поеду. А нет — останусь с больными.

Ивану Павловичу показалось, что так будет правильней. Ведь и сюда, в этот мир, попал он тоже не по собственной воле.

Леонид прищурился, покачал головой.

— Эх, какой вы, доктор! Выбор ваш уважаю, но скажу честно — вам тут надо быть, изобретать, придумывать. Ну, моё дело предложить. Он хлопнул себя по колену.

— Еще раз спасибо, — кивнул Иван Палыч. — И знаешь, я наверное на сегодня откажусь от посещения медицинского музея и ужина — устал. Да и есть еще дела, поважней.

Вечером с Антониной встретились у привычного уже кафе «Le Ange Jaune», откуда взяли фаэтон и куда-то долго ехали, через дворы и закоулки.

— Антонина Аркадьевна, куда направляемся? — Иван Палыч поправил воротник, оглядываясь. — Не тот маршрут, где Григорий Ефимыч живет. Или он с места на места? Чтобы недруги не выследили?

Фрейлина обернулась, улыбнулась.

— Ох, Иван Палыч, не торопитесь! Всё узнаете. Всему свое время!

— Что за тайны?

Антонина хмыкнула, отмахнувшись.

— Уверена, вам понравится!

Они свернули в подворотню, к доходному дому без вывески. Антонина постучала в дверь условным стуком. Дверь скрипнула, старуха в чёрном платье, не говоря ни слова, впустила их. Внутри пахло воском и ладаном, коридор тонул в полумраке. За тяжёлой портьерой слышались шёпоты.

— Где это мы? — доктор остановился. — Антонина, что за место?

Она обернулась, глаза блестели в свете свечи. Девушка чуть робела.

— Иван Палыч, я взяла на себя смелость и некоторую дерзость сделать вам небольшой сюрприз. Я видела с каким интересом вы к потустороннему тянетесь, к необычному! У вас прям глаза горели, когда вы с Григорием Распутиным разговаривали. Это место, куда я вас привела… тайное общество! И сегодня как раз будут проводить спиритический сеанс!

— Что⁈ — не смог сдержаться доктор. — Спиритический сеанс? Ну что за чушь⁈

— Ах, Иван Палыч, вы еще ни разу ту не были, чтобы так отзываться об этом! Пойдёмте, давайте для начала хотя бы зайдем.

Доктор не хотел заходить, но Антонина ловко подхватила его под руку и повела по коридору в комнату.

В самом салоне, освещённом свечами, сидели люди — дамы в вуалях, мужчины в сюртуках, старик с тростью. На столе — хрустальный шар, рядом — блюдце с буквами.

«Ну что за пошлость⁈» — подумал доктор.

В углу, у занавеси, стоял высокий мужчина с бородой, в чёрном фраке, глаза его сверкали. Все здесь отдавало такой наигранной театральностью, что Иван Палыч невольно сморщился.

Однако же остальные, кажется, воспринимали все вполне серьёзно.

Антонина коснулась локтя доктора, шепнула:

— Иван Палыч, не робейте! Тут знатные люди — графы, фрейлины, тайный советник из Сената. Все ищут… за гранью.

— Что ищут то? — не смог сдержать улыбки доктор.

— Истину, — многозначительно ответила девушка.

— Так ведь… истина где-то рядом! — зловещим шёпотом ответил врач, вспоминая любимый сериал. И сам не смог сдержать улыбки — хохотнул.

— Пойдёмте, познакомлю вас с главным человеком общества.

Она повела его в угол, где стоял высокий мужчина с вьющейся бородой и загадочным взглядом.

— Медиум! — с ноткой важности прошептала Антонина и многозначительно показала пальцем в потолок.

Медиум был худ, в чёрном фраке, с длинными пальцами, унизанными перстнями. Лицо его, бледное, с резкими скулами, казалось мраморным, глаза, выцветшие, рыбьи, смотрели на всех с грустью и тоской.

На шее медиума висел медальон с каббалистическим знаком. Трость с набалдашником в виде змеи в руках старика шибко смахивала на ярмарочный реквизит, и Артём еле сдержал ухмылку.

— Иван Палыч, позвольте представить, — произнесла Антонина. — Это Евграф Порфирьевич Вельяминов-Небожин, верховный адепт ордена Лунного Света, теософ, спирит, последователь Блаватской! Он говорит с иными мирами. Евграф Порфирьевич, это доктор Иван Павлович Петров, из Зарного. Очень известный доктор, о нем, между прочим, газеты писали.

Сдержать улыбку было очень сложно.

— Простите, а вы самый верховный адепт ордена Лунного Света? Или над вами кто-то еще есть? — переспросил доктор.

Вельяминов-Небожин склонил голову, перстни блеснули.

— Чувствую в вашем вопросе сарказм, — промурлыкал он.

— Не сочтите за грубость, но я правда очень скептически отношусь к спиритическим сеансам, потому что…

— И зря! — перебил его медиум. — Очень зря. Прошу вас остаться и увидеть все собственными глазами. И тогда вы разубедитесь во всем сами.

«Цирк да и только!» — подумал Артем.

— Иван Палыч, я прошу вас — остаться, — сказала Антонина.

— Ладно, Евграф Порфирьевич, поглядим, что ваши духи наболтают, — нехотя согласился доктор.

Медиум прищурился, будто учуял насмешку, и указал на стол. Антонина подтолкнула доктора к стулу.

— Иван Палыч, не сомневайтесь! Евграф Порфирьевич отличный медиум! Садитесь.

Расселись за огромным круглым столом. Лица у всех напряжённые, ждущие.

Сеанс начался.

Евграф Порфирьевич долго водил руками над свечом, потом тряс головой.

— Входит в транс, — пояснила Антонина.

— Духи — явитесь! — гробовым голосом произнес медиум и все замерли. — Чувствую контакт! Явились! Кто первый?

Пожилая женщина в черном вздрогнула, дрожащим голосом произнесла:

— Мой муж… полковник Вячеслав Игоревич… погиб в Галиции. Прошу, вызовите его!

Она протянула ему десять рублей одной купюрой, медиум привычным быстрым жестом спрятал деньги в карман. Потом закрыл глаза, прошептал:

— Дух полковника, явись к нам…

Повисла тягучая пауза, было слышно только как потрескивают свечи. Вдруг за портьерой послышался шорох, кто-то зашаркал ногами. Все замерли. Скрипучий голос, словно из могилы, протянул:

— Ма-а-рия…

Вдова ахнула, побелев, и едва не сползла со стула.

— Он! Это он! — всхлипнула она.

Старик с тростью перекрестился.

— Теперь верите? — одними губами прошептала Антонина, сжав руку Артёма.

Артём прикрыл рот платком — чтобы не захохотать в полный голос.

«Шарлатанство! Помощник за занавеской шепчет в трубу. Хоть бы дым какой-то для пущей убедительности пустили. Топорная работа. Блаватская бы такого адепта в цирк отправила!»

Вельяминов-Небожин, заметив его движение, прищурился, глаза сверкнули злостью.

— Духи не терпят сомнений! — рявкнул он, вставая. Переигрывая, он воздел руки выше, голос задрожал: — Полковник, говори громче! Назови врага, что тебя сгубил!

Он закатил глаза, перстни звякнули, трость со змеёй упала на пол. Гости ахнули.

«Ну и актёр! Станиславский бы поверил!»

Но тут Вельяминов-Небожин замер, лицо исказилось. Он схватился за сердце, хрипло выдохнув:

— Духи… они… — и рухнул на пол, задев стол.

Закричала вдова, сочтя это происками потусторонних сил, гости повскакивали с мест.

— Евграф Порфирьевич! — вскрикнула Антонина. — Духи завладели им! Убили его!

Иван Павлович рванулся к медиуму.

— Жив, но пульс слабый… — пробормотал доктор.

— Сердце, — выдохнул верховный адепт ордена Лунного Света, доставая из внутреннего кармана жилетки пузырек с пилюлями — не волшебными, обычными, сердечными. — Работа нервная.

Он вытряс две таблетки и, запрокинув голову, проглотил их.

— Еще какая нервная! — улыбнулся Иван Павлович.

— Духи, они силу тянут… Общение с иным миром не каждому дано! — Его рыбьи глаза уставились на гостей, ища сочувствия.

— Чушь собачья! — буркнул Иван Павлович, резко вставая. Внутри вдруг все забурлило от злости. — Шарлатанство! Таблетки от сердца, духи… Тьфу! Антонина Аркадьевна, я ухожу. — Он оттолкнул стул и, не глядя на ошеломлённые лица, двинулся к выходу.

В коридоре его догнала Антонина.

— Иван Палыч, постойте! — Она схватила его за локоть. — Зачем так? Евграф Порфирьевич — медиум известный, сам граф Толстой к нему хаживал! А вы…

— А я, пожалуй, откажусь от такого удовольствия.

— Иван Палыч…

— Антонина Аркадьевна, хватит! Шарлатанство это. Сплошное надувательство. Неужели вы не видите? Или хотите быть обманутой? Простите, но я… в Зарное возвращаюсь. Петербург утомил. Слишком утомил. Прощайте.

Коротко кивнув, он вышел на улицу. Поймал извозчика, сел в карету. Кучер щёлкнул вожжами, и колёса застучали по булыжникам. Дома доктор быстро собрал вещи и направился на вокзал. Нагостился, пора возвращаться домой.

На Николаевском вокзале гудела толпа: солдаты, купцы, бабы с корзинами. Иван Палыч стоял у перрона, пар от дыхания клубился в морозном воздухе. Петербург остался позади. Хватит. Славы хлебнул — и достаточно. Пора в Зарное. Аглая, небось, пирожки печёт, Анна ждёт — не дождется. Вот там и место ему.

Вдали раздался густой гудок, поезд, пыхтя, подкатил к перрону. Пассажиры хлынули из вагонов.

Вдруг в толпе, мелькнула знакомая шинель.

Гробовский!

Показалось? Да нет же, он! Точно он!

— Алексей Николаич? — ахнул Иван Палыч. — Ты ли это? Вот так встреча! Ты как здесь оказался? Какими судьбами? По службе что ли? А чего не предупредил?

— Иван Палыч, а ты что же, меня встречаешь? — растерялся Гробовский, явно не ожидая увидеть тут доктора. — Я же никому не говорил… инкогнито тут. Ты же вроде должен только через два дня ехать назад?

— Должен, — кивнул доктор. — да вот решил сейчас. Устал.

— Как же хорошо, что встретились, не разминулись.

— По делу что ли?

— По делу, — сурово кивнул Гробовский. — И дело это тебя касается.

— Что случилось?

— Отойдем в сторонку, Иван Палыч.

Они отошли к лавочке, на которой сидела бабушка — продавала калачи.

— Ситуация одна приключилась, — произнес Гробовский.

— Какая?

— Нехорошая, — после долгой паузы ответил Алексей Николаевич. — Нехорошая и непонятная. И непонятного в ней одно — как такое вообще могло случится!

— Да что произошло⁈ Загадками какими-то говоришь, Алексей Николаевич, ей-богу!

Гробовский посмотрел доктору прямо в глаза и севшим голосом ответил:

— Сильвестр сбежал…