Волчьи глаза жутко сверкали во тьме. Клацали пасти… Вот уже послышалось рычание! Еще немного, и…
Гробовский выстрелил, почти не целясь. Отогнал тварей. Надолго ли? Патроны-то уже заканчивались.
— Давай, Иван Палыч! Оживляй свою машинерию! — заталкивая патроны в барабан, взмолился поручик. — Давай, дорогой! На своих двоих мы отсюда точно не выберемся.
Снова выстрел… Визг… рычание… Жадное сверканье глаз все ближе и ближе… Обкладывали! Как охотники… Так они и были сейчас охотниками, эти чертовы волки!
— Эх, Иван, Иван, — коли б ты лыжи-то привинтил — так сейчас бы и не упали! — выстрелив, снова посетовал Гробовский.
Подняв мотоцикл, доктор дернул кикстартер.
— Хм… лыжи! Эт только в мороз! Сейчас к ним снег налипнет — и все, считай — приплыли. С места не сдвинешься!
Снова кикстартер.
— Черт! — выругался Иван Палыч. — Ремень порвался!
Поручик прицелился:
— А в нём разве не цепь?
— Цепь — моторная, а с кикстартера на заднее колесо — ремень, — пояснив, доктор нервно махнул рукой. — Не волки, так с толкача бы… А так не дадут! Эх, веревку бы, пояс какой… или ленту… Я б мигом!
Выстрел.
— Ленту? — хохотнув, Гробовский вдруг сунул руку в карман. — Держи! Крепкая, шелковая. Ничего, что голубая?
Нашел время шутить.
— Да хоть серо-буро-малиновая! — доектор вдруг присмотрелся. — Это что же, подарок?
— Он самый. Давай, делай, пока нас не сожрали тут. Аглае еще куплю. Коли жив останусь…
— Так… сейчас… сейчас… еще немного…
Склонившись, Артем принялся возиться с мотоциклом.
Бах! Бах! Бах! Выстрелы гремели один за одним.
— Ну, вот, Ваня, похоже, и все, — протянул поручик, без страха, но с какой-то леденящей тоской. — Патроны того… Эх, что-нибудь тяжелое бы… Вот ведь судьба! Волки сожрали — тьфу! Уж лучше б Заварский пристрелил… при исполнении…
— Ну-с… Господи, помоги!
Доктор прыгнул в седло, дернул. Мотоцикл тут же зарычал, ожил, грозно сверкнув мощной ацетиленовой фарой.
— Алексей Николаич! Живо!
— Починил? Кудесник! Хороша лента оказалась, не соврал торговец! Эх, Аглаюшка, помогла!
Поехали! Покатили! Погнали!
Волки, однако, не отставали, сволочи. «Дукс» все же конструировался как одноместная машина, Артем уж сам добавил на багажник седло. Спасибо кузнецу Никодиму. Было тесно, неудобно, но мотоцикл спасал от острых клыков зверья и потому все было терпимо.
Быстрее! Быстрей! Эх, выбраться бы на большак, там потягаемся.
— Иван Палыч! Глянь! — перебивая рев двигателя, что есть мочи крикнул Гробовский. — Вон там, слева!
Доктор и сам уже заметил.
Сначала — свет. Явно электрический. Потом донесся и рев мощного двигателя.
Лес уже кончился, по обеим сторонам потянулись заснеженные поля — озимые и так, стернины… Никакой дороги там точно не было.
Тогда откуда же… Как? Что? Аэрополан совершил вынужденную посадку? Так ночь же! Почти…
Неведомый механизм, между тем, быстро приближался. Луч мощного прожектора скользнул по волкам. Тут же раздалась пулеметная очередь.
— Ну, что, Ваня? Еще поживем! — радостно захохотал Гробовский. — Тормози! Тормози!
Впереди на дорогу выползла в поле махина, чем-то похожая на аэроплан без крыльев. Вместо крыльев имелись широкие лыжи. Позади вращался пропеллер. Вот затих…
Черт побери! Аэросани! Древние, как мамонт, смешные в своей причудливости, деревянные, но все же…
Остановившись, Иван Палыч заглушил двигатель.
Махнул по глазам прожектор.
— Кто такие? — прозвучал властный голос.
— Поручик Гробовский! Полиция! Со мной местный врач…
— Гробовский? — переспросили уже тише. — Алексей Николаевич, ты, что ли? А я ведь по твою душу! Ну, в том числе…
— Постойте-ка… — поручик озадачено вскинул башлык. — Как-то даже не…
— Коллежский секретарь Тихомиров, судебный следователь!
— Аркадий Борисович! — неподдельно изумился Гробовский. — Вот так встреча!
Не особо-то можно было кого-то разглядеть. Прожектор так и бил по глазам.
— Сам же телеграфировал в уезд! Что, не думал, что так быстро? Так я с оказией… Ладно, что тут носы морозить? Давайте за нами, в деревню. Что тут ближе-то?
— Заречье, — подсказал доктор.
— Изба старосты знаете, где?
— Конечно.
— Тогда поехали.
— А волки? — Алексей Николаевич покусал усики.
— Волки? — послышался смех. — У нас тут свои волки… Двуногие! Забунтовать мужички решили… Ладно! В тепле поговорим.
Взорвал тишину мощный рев мотора. Аэросани развернулись, поехали, обдавая мотоциклистов вьюжным снеговым зарядом. Все же — пропеллер, винт!
— Эх! — запоздало пожалел доктор. — Надо было нам впереди…
Староста Заречья, невысокий седобородый дедок, чем-то похожий на деда Мороза, принял гостей радушно. Разбудил и дородную свою супружницу, и детей… вернее — внуков, дети-то были на фронтах…
— Пеночкин, Варсонофий, — представился старичок. — А это — жена моя, Серафима…
Еще вовсе не было так уж и поздно, но, в здешних деревнях осеню и зимой было принято ложиться рано — экономии керосин, да и что было делать-то в темноте?
— А-а, господин дохтур! И вы тут!
Следователь оказался интеллигентным с виду мужчиной лет сорока пяти, в обычном статском костюме, при галстуке. Башлык и теплое пальто с барашковым воротником, он, как и все прочие, аккуратно повесил на вбитые в стеночку гвозди.
Кроме судейского, в экипаж аэросаней входили еще четверо: худой и сутулый полковник с бесцветными, как у снулой рыбы, глазами, угрюмого вида штабс-капитан с усиками полоской, водитель (или, лучше сказать — пилот) в теплой кожаной куртке с белым пижонским шарфом, и двое солдат, как догадался Артем — пулеметный расчет знаменитого «Максима», укрепленного на аэросанях спереди.
Надо сказать, хозяев гости не объедали, выставили на стол свое. Мясные консервы, сало, хлеб… Лишь попросили кипятка — заварить чай.
Офицеры представились.
— Полковник Михаил Александрович Лосев, комендант.
— Капитан Совенков, Дмитрий.
Главным здесь оказался вовсе не следователь, а полковник. Следователь, господин Тихомиров, лишь воспользовался оказией, поскольку хорошо знал полковника.
Как стало понятно из скупых фраз Лосева, кроме аэросаней еще имелись два грузовика с солдатами и казачьи разъезды, рассредоточившееся по ближайшим деревням. Аэросани были уж так — для связи.
— Понятно — дезертиров ловите, — Иван Палыч с удовольствием отпил горячего чайку.
— Дезертиров? Не только, господин доктор, не только… Тут дела похуже будут! Как бы не бунт!
Какой ледяной взгляд был у полковника! Прямо по коже — мороз.
— Да, да, как бы не бунт! — сурово сжав губы, повторил Лосев. — Как лет десять назад усадьбы пылали — забыли? Не пришлось бы вспоминать… Эх, военно бы полевые суды! Как тогда… Вешать, вешать и вешать! Тогда б быстро бы… Увы, Штюрмер не Столыпин! И в правительстве — бардак и гнилой либерализм.
— Что вы такое говорите, Михаил Александрович? — следователь, кажется искренне, возмутился. — Правительство знает, что делает!
— А мне, кажется — нет, — подал голос капитан. — Вот, недавно говоруна одного взяли… прямо на станции! Так такое нес… Царица, говорит — немецкая шпионка! И в ставку кайзера прямо из царского дворца тайный телеграфный кабель проведен! А командует не государь уж давно, а Распутин! Мужичага неграмотный!
— Бред! — Иван Палыч хмыкнул.
— Ну, это вы, интеллигентный человек, понимаете…
— Да все всё понимают — война! — снова вступил капитан. — Потерпеть бы чуток! А с другой стороны, придет солдат с фронта… на побывку или там, по ранению… А в тылу — черт-те что! Барыги, маклеры всякие жируют, шампанское рекой льется, клубника зимой… Пока там, в окопах… Ой! Прошу извинить, господа. Не сдержался. Однако же, бунт — смерть государству! И выгода нашим врагам… Эх! Еще б цены так не росли…
Вот с этим согласились все. Иван Палыч даже вспомнил про дрова, оплачиваемые земством. Денежки-то были выделены еще по довоенным ценам — восемьдесят пять копеек воз. А уже стало больше рубля! К двум даже. А на зиму — как минимум, десяток возов — и как тут рассчитаешь?
Нижние чины сидели в дальнем углу стола и кушали молча. Ребятня же обступила пилота. Поначалу робели, жались, а потом, попривыкнув, начали потихоньку выспрашивать… про чудо чудесное — аэросани!
— Да, аэросани, — водитель важно подкрутил усы. — Точнее, аэросани Бриллинга-Кузина. Четыре лыжи, передняя пара управляемая. Двигатель, как видите, сзади.
— И пропеллер, дяденька! Как у аэроплана?
— Так, да не так! Винт обычно двухлопастный, а, скажем, для леса — меньшего диаметра четырехлопастный. Корпус из ясеневого бруса, обшит фанерой. Двигатель — да, от аэроплана, фирмы «Аргус». Скорость — полсотни верст!
— Полсотни!
Утром едва забрезжило, тронулись в путь. Полковник был так любезен, что подбросил следователя до Зарного.
— А уж в город, Аркадий Борисович, потом и на поезде доберетесь. У нас, извините — служба!
Первым делом заглянули в больничку. Доктор — к пациентам и в «лабораторию», Гробовский же — ясно, к кому.
— Ах, Аглаюшка, как же я рад вас видеть… — он не скупился на слова. — Рад. В самом деле рад.
— Чего это вы? — настороженно спросила санитарка, поглядывая на поручика.
— Ленты вот, шелковые вам в подарок купил!
— Ленты? Ах, Алексей Николаевич… то ведь пустое совсем! — засмущалась Аглая.
— Ничего не пустое!
Гробовский сунул руку в карман… и замер.
— Вод ведь черт! А ленты то на мотоциклетку ушли!
— А! Так вы не мне, вы мотоциклету ленты купли? — весело рассмеялась девчонка.
Поручик даже обиделся:
— Нас, между прочим, чуть волки не съели! Вот, Иван Палыч не даст соврать… Вот, еще леденцов вам взял. Мятных.
Он протянул жестяную коробку.
— Мои любимые! — расцвела Аглая.
— Что, правда? — оживился Гробовский. И бросил Ивану Павловичу: — Только ради этих слов и рад был спастись от волков!
Долго задерживаться в больнице следователь не дал — торопился закончить все побыстрее, ибо дело-то было, по его мнению, плевое. Да и начальство требовало.
Так он и сообщил всем, собравшимся в доме у пристава.
— Дело прекращаю, потому как — несчастный случай. Ну, промахнулись, да… Со всяким стрелком случается! Тем более, этакий-то варнак… Сейчас допрошу вас, как свидетелей… Да сами напишете…
Аркадий Борисович вытащил из портфеля стопку чистой бумаги, дорожный чернильный прибор и перья.
И тут же предупредил, подняв верх указательный палец:
— Однако, господа мои, коли будет кто спрашивать, говорите — следствие еще идет! Недовольство нынче везде тлеет и может вот-вот взорваться! Как еще похороны застреленного пройдут… Варнак-то — варнак… Да не запели бы «Замучен тяжелой неволей». Имейте в виду, господин пристав! И — мой вам совет — похороны те проконтролируйте! Что же касаемо вашего этого… Сильвестра… То тут ты, Алексей Николаевич, прав! Такого гада только с поличным надо. И да — с дактилоскопией я потороплю, сегодня же телефонирую лично!
О похоронах неожиданно вспомнила и Анна Львовна, к которой доктор заглянул на обратном пути. Не мог не зайти и едва дождался перемены.
Успели попить чаю.
— Как с тифом? — выставляя на стол чашки, поинтересовалась учительница. — Вакцина твоя как?
— Нынче с глюкозой пробую… — Иван Палыч устало улыбнулся и потянулся к печенью. — Думаю, в этот раз сладится все!
— Дай-то Бог! — рассмеялась Анна Львовна.
Посмеялась, оглянулась на висящие на стене фотографии Макса Линдера и Морфесси… глянула искоса, лукаво:
— Как печенье-то, вкусное?
— Замечательное! — искренне похвалил гость.
— Сама пекла… Возьми-ка с собой…
— Да пустое!
— Возьми, возьми… Чайку попьете! Да, Аглае скажи, чтоб сегодня не приходила. С ребятами сегодня после уроков на пленер идем. В рощу.
— Хорошо, — поблагодарив, доктор надел пальто и шапку.
— Да, вот еще… — провожая, покусала губы учительница. — Слухи по селу ходят… Мол, Митрия-трактирщика полицейские специально подстрелили. Потому как — за простой народ был.
Иван Палыч не выдержал и рассмеялся:
— Тоже еще, нашли революционера!
— Так-то оно так… Однако, это мы с тобой понимаем. В деревне же народ еще темный, — вздохнув, негромко промолвила Анна. — Я вот думаю, не случилось бы на похоронах какого-нибудь митинга! Жить-то все хуже… Цены растут, мужики никак с войны не вернутся… кто-то уже и не вернется вообще никогда… Как бы погром не устроили!
— Так у нас же евреев — раз-два и обчелся!
— Зато интеллигентные люди есть… Да того же Субботина возьми — без разницы. Да и черная сотня тут корни пустила — я их газеты на станции видела.
Иван Палыч лишь кивнул, задумавшись.
Повернув с дороги к больничке, Иван Палыч еще издалека усмотрел шикарный городской фаэтон с керосиновыми фонарями и мягкой обивкой сидений. Пара сытых гнедых, фыркая, перебирали копытами.
Это кто ж такой, интересно?
На рычание мотоцикла кони и бровью не повели, так, слегка покосились. Значит, лошадки городские, привычные.
Взбежав по ступенькам крыльца, доктор заглянул в смотровую и ахнул:
— Господи! Ксения…
— Здравствуйте, дорогой Иван Палыч!
Да, это была она. Богатая и несколько взбалмошная красавица, юная леди с аристократическим тонким лицом и изысканными манерами. Ксения…
— Вы каким ветром?
— Да вот, решила проведать сестру! — улыбнулась девушка.
Да уж, нашла время…
— А то времена-то сейчас нехорошие, — Ксения словно бы подслушала мысли. — Везде одно недовольство… Вот я и думаю — навещу! Тем более — не так и далеко ведь… Между прочим, они мне обрадовались! И Вера, и Юра. Повеселели оба, а то закисли совеем в пенатах своих.
— А-а, так вы там были уже? — обрадовался доктор. — Нынче — домой?
— Нет! Не домой. Вас навестить… — Ксения хитро улыбнулась. — Навестить и пригласить! Вас, Иван Палыч… И еще — одного ротмистра. Мы с ним познакомились вчера, на прогулке в рябиновой роще. Чудесный рассказчик! Фамилия, кажется, Штольц. Он из раненых, сказал, что вы его знаете…
Вот так Штольц! Наш пострел везде поспел. Мужчина обаятельный… офицер! И, кажется, человек чести… Как он Якима…
Ну, а что же в этом плохого? В приглашении… Тем более, и Юру прослушать не худо б. Как у него там, с легкими? Не забыть бы фонендоскоп…
Завтра, ближе к вечеру, Ростовские прислали за гостями кучера с фаэтоном. Ни смокинга ни фрака у доктора не имелось, в точности, как и у Штольца. Потому, поехали, в чем были. Разве что ротмистру отпарили френч угольным утюжком, Иван Палыч же, ради визита, надел новую рубаху и галстук.
Вообще-то, доктор прихватил бы с собой и Анну Львовну, так сказать — заодно, уж компании-то она точно бы не помешала. Однако, Штольц поморщился, почмокала губами:
— Понимает, уважаемый Иван Павлович, среди дворянства так не принято. Список гостей должен быть заранее утвержден!
Ну, что ж, коли такое дело… Главное, в тот же вечер обещали отвезти обратно…
Как и предупреждала Ксения, прием вышел по-простому, без танцев. Просто поужинали, да сидели, болтали, играли в карты, впрочем, в игры не азартные, а — для удовольствия, получаемого игроками от самого процесса игры и от общения. «Мушка», «стуколка», «копилка», тамбовский бостон, винт, «горка»…
Не столь уж и сложно было научиться! Учили и Вера Николаевна, и Ксения. В своем кругу Ростовцева как-то лишилась прежней спеси, даже по-французски не говорила… а, впрочем, не без этого.
— Ах, доктор, куда ж вы дамой-то? Надо было вальтом! Вот так! Да-а, шарман, шарман!
За картами, за чаем с бисквитами, гости мило беседовали с хозяевами. Вера Николаевна вспоминала свою давнюю поездку в Ниццу, Английскую набережную, площадь Массены и минеральные источники.
— Ах, какой там прекрасный бювет! Вот бы сейчас Юрочке…
Потом попросили Штольца рассказать о войне. Тот не отказывался, но — молодец! — больше рассказывал про всякие забавнее штуки, про аэропланы и прочую технику… К примеру — про английские бронированные «лоханки». Сам-то он их, правда, не видел, но, как здорово рассказывал!
— Их так для секретности — «лохани»… по-английски, стало быть — «танки»… С тех пор таки осталось — танк! Этакая огромная бронированная дурища… Ой! Прошу извинить!
— Ничего, ничего, господин ротмистр! Рассказывайте!
— Англичане применили их еще в начале осени, на Сомме… Немцы-то поначалу со страху бросились бежать… Но, ныне привыкли…
— А у нас, господин ротмистр, таких танком нет?
— Танков нет. Есть бронемашины… Да Боже ж ты мой! — Штольц хлопнул себя по коленкам. — Говорят, их у вас, в городке, делают… Права, не знаю, может и врут.
— Нет, не врут! — истово заверил Юра. — У нас и делают. На Металлическом заводе, в ремонтных мастерских. Я как-то видел — проезжали!
— Вот-вот, — ротмистр, как бы между прочим, приобнял Ксению за талию. — В ремонтных мастерских! Верно, на шасси «Руссо-Балта»?
— Да-а, именно так!
— Мадемуазель Ксения! А есть ли в вашем городе хороший ресторан? — Штольц оказался еще тем ловеласом. — Я так люблю хорошую кухню… И новые места! Представляете, покататься по всему городу на «лихаче»… А потом — ресторан. Я давно бы… Да, увы, не с кем! Не составите ли компанию, мадемуазель?
— Даже не знаю, барон!
Барон, хм… Ну да, остзейские бароны — какие еще там титулы-то?
Улучив момент, доктор все же прослушал Юру… и, в принципе, остался удовлетворен. Хотя, конечно, могло быть и лучше… Где-нибудь на Югах…
Гости откланялись незадолго до полуночи. Экипаж с кучером дожидался в саду. Поехали. Заскрипел под полозьями снег.
— Ах, как же все же прекрасная усадьба! — ротмистр обернулся назад. — Портики, колонны — классика! И эти каменные львы… бельведер… английский сад! Да-да, господин доктор, настоящий английский. Уж, поверьте, я разбираюсь… Правда, ныне несколько запушен, но…
— Что там такое? — Иван Палыч приподнялся на сиденье и встревожено посмотрел вперед. — Кажется, зарево? А, ротмистр?
— Точно, зарево! — отрывисто кивнул тот. — И набат — слышите? Горит что-то… Пожар! Пожар в Зарном!
Охнув, доктор тут же покричал кучеру:
— Эй, эй, любезный! Гони, брат! Гони!