Оболочки

(21). Сторона 1. 13 мая, среда

(21). Сторона 1. 13 мая, среда.

Димка припарковал скутер возле потрёпанного Логана, и решил перед сменой перекурить. Он уселся на парапет, покачивая ногами, погода стояла солнечная, с еле заметным ветерком, и тёплая — до лета оставалось рукой подать. Парковка медленно заполнялась, те, кто побогаче, стоматологи всякие, проктологи и приближенные к главврачу, высаживались из личного транспорта, кто победнее — шли пешком или на велосипедах добирались. Зарплата медиков шиковать особо не позволяла. Завхоз, дядя Паша, одетый по-летнему — в шортах и майке, шкрябал метлой по асфальту. На дядю Пашу заглядывался весь медицинский персонал женского пола, особенно средних лет. Димка автоматом отметил, что фигура у него похожа на соболевскую, такая же подтянутая и мускулистая. Лицо в многочисленных шрамах, с повязкой на одном глазу, и повязанная на голову косынка делали завхоза похожим на откинувшегося с корабля старого пирата. Или на бывшего военного.

Чуров приехал, когда Димка давил окурок в урне, махнул рукой, мол, подожди, защёлкнул пультом двери своего Аутландера и не торопясь дошёл до двери.

— А ну пошли со мной, — мотнул головой врач-лаборант, и чуть ли не пинком пропустил Куприна вперёд.

— Ты чего, Василич, охренел? — Димка дёрнулся, чтобы пробить двоечку, но вовремя остановился.

— Идём, — пенсионер решительно двинулся в сторону лаборатории. — Привет, девочки, а где Кудельман?

— Так не вышла сегодня, — доложила медсестра, сортируя баночки с анализами. — Заболела.

— Понятно, — Чуров открыл кабинет завлаба, дождался, когда Димка зайдёт внутрь, и захлопнул дверь. — Садись.

— Так в чём дело-то?

Врач внезапно смутился, опустился в кресло завлаба, крутанулся.

— Такое дело, Дмитрий, — сказал он, — ты с лаборанткой Кудельман в каких отношениях?

— С кем?

— Ну с Майей.

— А, с этой. Да уже ни в каких.

Василич приподнял кулак, чтобы грохнуть по столу, но опустил его аккуратно, и звук получился тихий и неубедительный.

— В общем так, девчонки болтают, что увольняется она из-за тебя, потому что ты ей голову закрутил, а потом бросил.

— Да пошла она, — Димка не чувствовал за собой никакой вины. — Вообще, что вам всем за дело до моей личной жизни. И это, Василич, ты чего здесь, а не в патологии? Повысили, что ли?

— Дурак, какое это повышение. Ну да, временно. И чего я тебе объясняю, мал ещё вопросы задавать. Ладно, ты знаешь, что Майя — внучка Нефёдова?

— Угу.

— Жопой по лугу. Отец её, Мишка Кудельман, Нефёдова сын, очень просил меня за дочкой своей присмотреть, потому что она любимого дедушку потеряла, дядю опять же, и вообще, хорошая девочка. Тут ты впёрся со своей пиписькой наперевес, задурил голову, и она вон всё бросить решила.

— Темнишь ты, Василич, — изобразил Димка майора Соболева.

Хорошо получилось, с прищуром, Чуров аж вздрогнул.

— Так и быть, — сказал он, — лучше от меня узнаешь. В общем, было у Нефёдова два сына-дебила и дочка-потаскуха, та ещё семейка. Жили они дружно, сволочи, а другим не особо давали.

— Мне Майя сказала, что её отец уехал отсюда сразу после школы, — осторожно заметил Димка.

— Ага, как же. Здесь он после школы учился, в фарме, а потом у нас в больничке лекарствами барыжил. Свалил отсюда, когда милиция его за жопу взяла, в столицу умотал, там народу много, не найти. В общем, твой отец, он с моей дочкой встречался.

— Да ну!

— Хрен загну. На рубеже тысячелетия это было. Папашка твой из армии откинулся, и к Нефёдову шоферить пошёл, моя Зинка только школу закончила, ну и они встречались. А потом Мишка Нефёдов на неё глаз положил, и у отца твоего отбил. А отец твой твою мамашу — у его брата. Короче, вся эта Санта-Барбара к чему, Мишка в столицу сбежал, там женился, взял фамилию жены, аптеку себе купил сначала одну, потом еще парочку, в общем, не бедствовал. А Серёга Куприн через два года сгинул, ну ты в курсе, земля ему пухом, как и почему, никто не знает.

— Чудеса, — Димке, по большому счёту, на всё это было наплевать, кто там с кем переспал, отца он никогда не видел, а мать с восьми лет — только эпизодически. — Я-то тут при чём?

— Погоди. Нефёдов помер, Мишка на похороны приехал, увидал Зинку, и тут у них старая страсть взыграла.

— Через тридцать лет?

— Двадцать пять, но всё равно, идиоты — они до старости мозгом двинутые, не лечится этот гормональный дисбаланс. В общем, с Германом мы теперь вроде как на разных сторонах, и смотреть в глаза ему мне неудобно. А Кудельман этот вон, Майю в больницу пристроил, и ему тоже отказать неудобно, дочь всё-таки.

— Его?

— Моя, дебил, за любовника своего переживает.

— Так это ты, Пётр Василич, виноват. А не я, — Димка обрадовался, — из-за тебя всё, то есть из-за дочки твоей, Зинаиды Петровны Чуровой Я ей тортик куплю на счастье.

— Ты, трахарь-террорист, не возбуждайся так раньше времени. С делами нашими покойницкими можешь попрощаться, если с Майей не разберёшься, Зинка тебя уволит. Хотя чего тебе, ипотеки нет, жены тоже, проживёшь как-нибудь.

— Ну уж нет, — Димка встал, — не дам благому делу пропасть. Поеду выручать тебя, Василич.

— Угу, — судмедэксперт достал лист бумаги, зачиркал карандашом. — Беги, герой. Только смотри, Кудельманов на радостях не заделай десяток, жалеть потом будешь, потому что вся их семейка на голову тронутая. Вот адресок.

Майя жила в кирпичной пятиэтажке в квартире 13. Район электромеханического завода был из средних, совсем дурной славой не пользовался, и престижным его бы никто не назвал, здесь обитали обычные работяги и их непутёвые потомки. Машины у подъездов стояли старые, мусорка у Пятёрочки на углу была переполнена, и Димка уже инстинктивно подобрался, собираясь найти виновных, но вспомнил, зачем сюда приехал, и в каком мире находится.

Тринадцатая квартира находилась на пятом этаже, молодой человек взлетел по лестнице, заодно помог старичку занести сумку на четвёртый.

— К Нефёдовым? — старичок воткнул ключ в скважину.

— Как вы узнали?

— Так весь этаж ихний. Раньше этот старый козёл сдавал квартирки-то, житья не было, а теперь вроде как внучка поселилась, тихая, только на гитаре играет иногда. А ты чего, друг её?

— Нет, по работе. В больнице вместе работаем.

— Это хорошо, — старик толкнул дверь, — дело благородное. Спасибо за помощь, не буду задерживать.

Димка ему тоже был благодарен — за короткое прощание, про больницу он сболтнул зря, обычно люди, когда узнавали, где он работает, тут же начинали жаловаться на болезни, требуя, как минимум, консультации, а лучше — лечения на месте.

Дверь в тринадцатую квартиру была потрёпанная, почти как у Соболева и его соседей. Дима постучал, подождал, потом нажал кнопку звонка, ещё раз постучал. Открылась не эта дверь, а соседняя, Майя стояла с веником и совком в руках, вся пыльная и злая.

— А, это ты. Чего припёрся?

— Поговорить надо.

— Всё уже обсудили.

— Да погоди ты, — Димка протиснулся в квартиру, поелозив по небольшой женской груди. — Ответь на вопрос. Ты из-за меня уволиться собралась?

— Слишком ты много, Куприн, о себе думаешь.

— Ладно. Вот, держи, — он вытащил из кармана лист бумаги, протянул.

— Что это? — Майя подозрительно посмотрела на листок, но не взяла.

— Это чтобы между нами не было недопонимания, — дипломатично ответил молодой человек. — Ты, Майя Михайловна, пожалуйста прочитай. Минута, и я уйду.

— Ладно, — девушка бросила веник и совок на грязный пол, взяла такими же грязными пальцами бумажку, развернула, пробежала глазами. — Теперь объясни.

— В общем, Кирилл Нефёдов мне не отец. Я эту справку у бабушки в документах нашёл, уже когда она умерла. На дату посмотри.

— Две тысячи десятый год.

— Да, мне тогда восемь лет было, она тест ДНК сделала, у деда взяла образец, и из отцовых вещей, а потом меня к себе забрала. Значит, тоже сомневалась, родной я ей или нет.

— На принтере напечатал? — Майя повертела лист со всех сторон. — Нет, вроде настоящий, я эту лабораторию знаю, до сих пор работает. Ладно, но это ничего не меняет, точнее, для нас. Между нами всё кончено.

— Договорились. Только ты уж, пожалуйста, выйди на работу, а то меня твоя будущая мачеха со свету сживёт, — Димка сделал жалобное лицо. — Ну и я тебе здесь помогу, всё равно у Чурова на три часа отпросился.

— Так уж и быть, — девушка рассмеялась. — В честь того, что мы не родственники. Но будешь мне должен, одной уборкой не отделаешься.