Оболочки

(15). Сторона 2. 30 апреля, четверг

(15). Сторона 2. 30 апреля, четверг.

— Один мой товарищ, он тоже был героем, — напевал я себе под нос, держась за рукоятки шайтан-машины.

Агрегат, стоявший в углу дворницкой, оказался уборочным комбайном производства ГДР, причём достаточно свежим, позапрошлогоднего выпуск. По сути, это был модернизированный промышленный пылесос, заглатывавший в себя мусор, который внутри прессовался в аккуратные брикеты из собачьего дерьма, бутылочных осколков, окурков и обёрток от мороженного, надёжно скрепленных порошковым клеем и водой. По замыслу инженеров компании Мультикар, такие брикеты вполне могли использоваться для строительства небольших немецких домиков с черепичной крышей, но в Советском Союзе своего кирпича хватало. А нужного клея — не было вообще, точнее, он был где-то на складе, но до рядового дворника не добирался. Поэтому брикеты получались рыхлые и ненадёжные, из таких ничего путного не построишь. Мой предшественник, настоящий Соболев, механизм слегка модернизировал, добавил тумблер, который направлял сжатый воздух в обратном направлении — желательно, в мусорный бак. Компрессор в немецком девайсе стоял мощный, его хватало, чтобы в турбо-режиме запулить снаряд аж на крышу. Или в нарушителя общественного порядка.

— Анохина, — крикнул я, — опять твоя шавка насрала на газоне, а ведь я тебя предупреждал по-хорошему. Анохина, ты дома?

Анохиной дома не было, она в это время в магазине покупателей обсчитывала и обвешивала, зато доберман выглядывал в окно, а его дерьмо лежало на земле. Подвёл сопло, втянул, перевёл тумблер в нейтральное положение, направил сопло на окно, щёлкнул переключателем сначала на компрессию, а потом на очистку — давление в агрегате резко подскочило, и подарок ушёл на второй этаж прямо к псу-изготовителю.

После странного разговора с сумасшедшим Лифляндом я понял, что всё в этой жизни временно. Не в той, в которой настоящий я, а в этой. В себе я пока что был уверен, и точно знал, что на просьбу старика не поведусь, но на всякий случай увеличил количество уколов — готовился к неожиданностям. Вторник, четверг и суббота, чётные дни недели, к тому же внутримышечно лекарство действовало хуже, состояние эйфории практически не появлялось, да и бодрости прибавлялось значительно меньше.

Зато появилось определённое беспокойство, похоже, у меня начинало развиваться раздвоение личности. В теле Соболева я чувствовал себя взрослее и свободнее, даже вёл себя по-другому, неосознанно копируя своих знакомых среднего и пожилого возраста — Чурова, Натаныча и отчима. А когда сознание сливалось, понимал, что за мной, молодым дураком, в реальном мире нужен глаз да глаз, но сделать ничего не могу, потому что я сам в это время нахожусь совсем в другом месте. Или наоборот? С определённого момента перестал я сам себе доверять на сто процентов, жизнь на два тела, возможно, для кого-то была весёлым приключением, а для меня источником стресса.

Одна из причин стресса с сумками наперевес направлялась в мою сторону — после схватки с работягами доктор Брумель решила, что я её спас, хотя на самом деле это сделали рефлексы Соболева, соседка и наряд милиции. Теперь Оксана Леонидовна при каждой возможности склоняла меня к сексу. Не то, чтобы это было неприятно, но с такой решительностью и оглянуться не успею, как буду стоять перед регистраторшей в ЗАГСе, а оркестр сыграет марш Мендельсона — намёки с её стороны проскальзывали совершенно недвусмысленные. Прикольно, конечно, но обзаводиться семьёй в то ли игре, то ли симуляции, а может быть даже в настоящем параллельном мире, не хотелось, это ж дальше только унылое домашнее существование и полное отсутствие приключений. А если по сюжету дальше зомби-апокалипсис, то одиночество — логичный и самый разумный выбор.

— Николай, я иду готовить, а ты заканчивай через пятнадцать минут, и поднимайся обедать, — Оксана чмокнула меня в щёку и плавной походкой ушла к подъезду, покачивая шикарными, тут уж ничего не поделаешь, бёдрами.

Готовить доктор не умела, даже магазинные пельмени получались у неё плохо — или недоваренными, или разваренными в кашу, но Оксану это не смущало, потому что если не удались пельмени, то вместо них предлагались сосиски, жареная рыба из кулинарии, котлеты оттуда же или болгарские фаршированные перцы из банки. Несколько штук стояли на полке в ожидании чёрного дня вместе с банками югославского горошка и венгерской кукурузы. На другой полке лежали женские мелочи, в ванной появился ещё один стаканчик с зубной щёткой, Брумель потихоньку обживалась в однушке Соболева, ещё не догадываясь, что в пятницу наши отношения могут закончиться навсегда.

— Какая женщина, мечта поэта, — сосед Борька проводил докторшу восхищённым взглядом. — Палыч, ты чего, жениться решил?

— Слышь, поэт, ты чего не на работе? — ушёл я от ответа.

— Так эта, Палыч, болею я, — сосед старательно покашлял, — ангина или скарлатина, врачи ещё сомневаются.

— Нет проблем, вон она, — я ткнул на дверь подъезда, — тоже врач, осмотрит тебя, вылечит и пинком к станку.

— Вот ты зверь стал, когда трезвый, — Борька обиделся, — понял я, не лезу в чужие дела.

На обед мне предложили биточки из кулинарии и салат из парниковых овощей, местная электростанция обеспечивала теплом большое тепличное хозяйство. Биточки Оксана старательно обуглила, зато овощи нарезала идеально ровными кусочками. Пока я жевал, она сидела на стуле, выпрямив спину и пожирая меня томными глазами, тарелку забрала, стоило наколоть на вилку последний ломтик.

— Скажи, Коля, тебе нравится твоя работа? — спросила она.

— Ну да, — я отхлебнул сок из стакана, — свежий воздух, график свободный, опять же, жильцов к порядку приучаю. Один тут решил при мне окурок мимо урны бросить, так я его заставил пальцами все бычки по территории собирать. Но исключительно силой убеждения. Почти.

— Это хорошо, — почему-то обрадовалась врач.

— Ты почему спрашиваешь?

— Да так, — она вздохнула, — данные твои запросили. Мы ведь карты у себя храним, когда кто-то из спецконтингента на новую работу переходит, в другой район, или на повышение, забирают все документы подчистую. Или, если с работы сняли, в соседнее здание, к обычным пациентам. Позавчера просто копии ушли, и непонятно кому, но главврач аж побледнел. Такое было, когда по Нарышкину из райкома решали, то ли в в ЦК инструктором взять, то ли послать местным театром руководить, и всю подноготную проверяли вплоть до детских прививок. Вот и я подумала, уж не собрался ли ты куда-нибудь?

— Куда?

Оксана подняла глаза вверх.

— Туда. Думаешь, я не знаю, кем ты раньше был? Только если соберёшься исчезнуть, ты хоть меня предупреди.

— Хорошо, только зачем мне, — я вдруг почувствовал, как язык начал заплетаться, словно спирта неразбавленного хряпнул, — дворник… ик…

По телу разлилось оцепенение, рука со стаканом бессильно рухнула на стол, пальцы разжались, и томатный сок некрасивой красной лужей пролился на скатерть. Я попытался найти взглядом Оксану, но глаза тоже не слушались, смотрели в одном направлении, всё расплывалось.

Докторша нашлась сама, она деловито постучала меня по груди, пальцами раздвинула веки, пощупала шею, потом достала из сумочки телефон.

— Он готов, приезжайте.

Минут пятнадцать я сидел, тупо глядя в стену. Хорошо хоть не в окно, потому что зрачки, похоже, расширились, и свет доставлял дискомфорт. Оксана шуршала в комнате, я слышал стук открываемых ящиков, шорох перебираемых вещей, внутри поднималась злость. Эта тварь меня чем-то опоила, и одного только секса не хватит, чтобы теперь со мной расплатиться, дайте только пошевелюсь. И тогда моя месть будет такой ужасной, что все сдохнут. Всё, пацифизм закончился, бензопилу в руки и в рейд.

— Ты только не подыхай раньше времени, — моя подруга погладила меня по голове, — Колюня. Всегда такой доверчивый, аж жалко тебя. Проходи.

Это она сказала не мне, а кому-то ещё.

— Он в сознании? — спросил мужской голос.

— После такой дозы? Нет, он ничего не слышит и не видит.

— Жучки есть на нём?

С руки, которая всё еще держала стакан, сняли часы, положили рядом. Перед глазами появился предмет, похожий на теннисную ракетку, им поводили возле лица, периферическим зрением я кое-как видел, что и с остальными частями тела проделывают то же самое.

— Хорошо. Взяли!

Меня взяли и понесли. Похитителей, включая докторшу, было четверо. На улице врач-убийца сказала любопытным, что у меня сердечный приступ, но ничего серьёзного, а больницу везут на обследование, проверить на аппарате МРТ. Соседи ещё восхищались, как хорошо, что у Палыча дама сердца — врач, и вовремя его спасла. То есть спасает.

В машине скорой помощи Оксана уселась рядом со мной, а обладатель мужского голоса, блондин в очках, рядом.

— К чему такая спешка? — спросила докторша.

— Ты была права, забирают его. Завтра бы отправили на Урал, в спецклинику, нам туда не добраться. Ты уверена, что осколок у него внутри?

— Конечно. После той дозы, что я ему дала три недели назад, любой бы скопытился, а этот выжил. Колол себе витаминки, якобы секретной разработки, чтобы внимание отвлечь, но вы ведь их проверили?

— Да, обычный В12, без добавок. Как мы его найдём? Пропустим через рентген?

— Нет, на рентгене ничего не нашли, и на МРТ тоже, только недавно просвечивали. Придётся по частям отрезать и смотреть, проявится осколок или нет, — Оксана поёжилась, — а для этого он по возможности должен быть живым. Вы же понимаете, что мне теперь нельзя обратно на работу?

— Новые документы готовы, доберётесь до Читы, а там через закрытую зону вас проведут к базе. Всё, приехали.

Меня снова подхватили, вытащили на улицу. Участок, обнесённый высоким забором, одноэтажное здание с окнами, забранными решётками.

— Он вроде дёрнулся! — забеспокоился очкастый.

— Не говори глупостей, — голос у Оксаны звучал совсем не так, как раньше, в нём чувствовалась сталь, — хочешь, я тебе столько же налью, а потом посмотрим, как ты будешь бегать и прыгать.

— Ладно-ладно, верю, — примирительно сказал мужчина. — Так, давайте, кладём его на стол.

Более-менее чётко я видел только стену — положили меня почему-то на бок. По виду комната была похожа на операционную, или даже на прозекторскую, когда меня кантовали, я заметил на столе раковину с краном. На столике неподалёку разложили инструменты, там, среди скальпелей, секционных ноже и пил, лежали молотки и топорики. Похоже, Соболева собирались разделать на части.

Подошла Оксана, сменившая лёгкое пальто на синий халат и дермантиновый фартук, она бросила сумочку на стул рядом со мной, подошла к инструментам, и начала в них копаться.

— Где датчик излучения? — спросила она.

— Уже везут, — очкастый тоже переоделся, — будет через полтора часа.

— Ты идиот? Зачем тогда такая спешка, я могла его и вечером подготовить, а теперь весь дом видел, как мы его увозили.

— Мозгами пошевели, курица, — не остался блондинчик в долгу, — днём народу меньше, чем вечером, да и скорую эту только к ночи хватятся. Пролежит он полтора часа?

Оксана пропала из поля зрения, и появилась с капельницей, игла вошла мне в вену, и голубоватая жидкость капля за каплей начала уходить из подвешенного баллона.

— Если убьёшь его, с тебя шкуру живой снимут, в прошлый раз пронесло, а в этот и не надейся, — предупредил её подельник.

— Без тебя знаю, — огрызнулась докторша. — Хочешь, вон, привяжи его.

— А надо?

— Ну ты же мне не доверяешь. Капельница рассчитана на сорок минут, потом вторую поставлю.

Очкастый плюнул, попав мне на ногу, и заткнулся. Через несколько минут они вышли, и уже за дверью продолжили переругиваться, постепенно голоса стихли.

Странно, но от капельницы хуже не становилось. Даже наоборот, минут через десять я смог подвигать шеей, плечом, левой рукой, сначала только верхней частью, а потом целиком. На этом, правда, мои успехи закончились, ноги я вообще не чувствовал, а правую руку, на которой лежал и в которую воткнули иглу, ощущал ребром — локоть туда вдавился. В пределах досягаемости не было ничего, чем бы я мог себя защитить. Разве что в сумочке Оксаны Леонидовны что-нибудь полезное лежало, я дотянулся до стула, стараясь не скрипеть, подтянул его к себе поближе. Не знаю, что я хотел найти, пистолет или хотя бы нож, но наощупь там были только цилиндрики и плоские коробочки. Помада и тушь. А ещё бумажник и телефон.

Набирать номер одной рукой, стараясь не выронить трубку, было тяжело, но я справился.

— Зина? — спросил я, услышав мужской голос, поинтересовавшийся, кто его беспокоит.

Мой собственный был хриплым и почти неразборчивым. Собеседник на том конце попытался сказать, что таких там нет.

— Слушай сюда, Зина. Я — Соболев, меня похитили, сейчас держат в какой-то глуши и собираются резать на куски. Не знаю, с кем ты свяжешься, но если ваши люди здесь не будут через час, от меня только обрезки останутся. Понял?

— Да, — коротко ответил незнакомец, и положил трубку.

Из последних сил засунул телефон обратно в сумку, отодвинул стул, начала накатывать тошнота, сознание словно разделилось — вот лежу я, Дима Куприн, в теле майора Соболева, и вот кто-то ещё. Совершенно чужой, нечеловеческий, монстр какой-то. Мозг словно обдало холодом, тошнота стала сильнее, меня вырвало пережаренными котлетами в томате с гарниром из тщательно пережёванных огурцов. Если бы лежал на спине — захлебнулся, а так постарался, чтобы и до сумочки долетело.

Оксана вернулась, когда раствор почти закончился. Она поменяла капельницу, посветила мне в глаза фонариком, проверила отсутствующие рефлексы. Потом вытащила из ряда инструментов секционный нож, примерилась.

— Куда он впитался, интересно, — заговорила докторша сама с собой. — Соболев, может ты скажешь, какого размера этот осколок, миллиметр, или как булыжник? В прошлый раз ты разговорчивее был, всё про жену свою рассказывал и её нового мужа, про дочку, я аж всплакнула. Все вы, мужики, идиоты, вам лапшу на уши, вы в ответ слюни распускаете. Эдик, ну что?

— Скоро будет, — появился в поле зрения блондинчик, — этих я успокоил, они ведь больше не нужны?

— Идиот! А кто будет отсюда выносить все эти куски?

— Сама дура, ты что, собралась за собой прибирать? Сожжём всё, делов-то. Ну что, приступим? Шеф приедет, а мы уже кое-что для него подготовим.

— Да, — Оксана оглядела меня с ног до головы, — давай с предплечий начнём, перетягивай жгутом чуть выше локтя. Алгоритм простой, отрезаем кусок, ждём пять минут, если излучение пропало, осколок в этом куске.

— А если он в голове? Что будем делать?

— Мне откуда знать, — докторша раздражённо дернула плечами, — распилим голову на куски, я вообще не знаю, что это и как выглядит, пусть у начальства голова болит. Скажет отрезать — отрежу, а остальное не моя забота. Погоди, стучат вроде.

— Это он, — очкастый направился к двери, — ты пока сама жгутом.

— Козёл ленивый, — отреагировала Оксана. — Как думаешь, Коленька, мне это приятно, живьём тебя кромсать? Вы, мужики, эгоисты, только о себе и заботитесь. Сказал бы, где и что искать, и не мучился, а теперь всё, поздно.

Она приложила нож к локтевому суставу — я его не видел, но почувствовал холод и разошедшуюся от разреза кожу, потом передумала, и взяла со стола пилу, примерилась.

— На вашем месте я бы этого не делал, — раздался голос со стороны двери.

Брумель долго не раздумывала, она попыталась ударить меня пилой в горло. Закруглённый край упёрся в хрящ, Оксана напрягла руку, продавливая стальную полосу дальше. Раздался выстрел, она покачнулась и медленно свалилась со стула.

Перед глазами появился полковник, он помахал рукой.

— Эй, Соболев, слышите меня?

Я кивнул.

— Отлично. Вовремя вы позвонили, где часы?

В хрипе навряд ли что-то можно было разобрать, но это полковника не расстроило. В комнате появились люди в форме, меня снова подхватили и понесли. И я не был уверен, что моё положение улучшилось.