Оболочки

(13). Сторона 2. 25 апреля, суббота

(13). Сторона 2. 25 апреля, суббота.

— Очнулись, Николай Павлович?

Голос был мне не знаком. Я приоткрыл правый глаз и никого не увидел. Потом то же самое проделал с левым — прямо по центру маячило чьё-то лицо, а за ним капитана Запольского разглядел.

Обстановка в этот раз была поприличнее, вместо каталки — кровать с подлокотниками и наклонной спинкой, люминисцентные светильники прозекторской исчезли, уступив место приглушённому свету, идущему со всей поверхности потолка. Я лежал в белоснежной комнате, опутанный трубками и проводами, рядом с кроватью издавал ритмичный писк врачебный монитор, что там на экране у него показывалось, я не видел, но пульс был ровным и нормальной частоты. Запольский вышел, а незнакомец остался.

— Какой сегодня день?

— Вот это правильный вопрос, — мужчина улыбнулся. На вид ему было лет сорок-сорок пять, короткая стрижка, чисто выбритый массивный подбородок и тонкие хищные губы, — суббота сегодня, товарищ Соболев, двадцать пятое апреля две тысячи двадцать шестого года от рождества Христова. В бога верите?

— Пока не знаю.

— А он вас точно охраняет, приехай скорая на десять минут позже, и всё, рядом с вами сейчас апостол Пётр бы сидел, а не я.

— Может вы и есть апостол, мы ведь не знакомы?

— Конечно, — мужчина сдержанно кивнул. — Звание моё полковник, а фамилию вам пока знать не надо. Так и зовите — товарищ полковник. Или просто Сеня, мы ведь с вами одного возраста.

— Вы коммунист, товарищ Сеня?

— Конечно.

— Понятно, почему вы не в курсе. Апостол Пётр встречает тех, кто попал в рай, а мне это не грозит.

— Уели, Николай Павлович. Но знаете, я рад, что вы живы, и что форма ваша физическая никуда не делась. Четверых разбросали, как котят, если бы не пятый, с ножом.

Оставалось верить полковнику на слово.

После того, как меня обнесли, похитив фальшивые элексиры, я сходил в спортивный магазин и попытался купить охотничье ружьё, на всякий пожарный. Но оказалось, что для этого мне нужно записаться в районное отделение общества охотников и рыболовов, год поездить на заготовки сена для лосей и другие добровольно-принудительные работы, и только потом, когда совет этого общества сочтёт меня достойным, мне разрешат выдадут охотничий билет и разрешат купить оружие. При этом продавец вариант «сначала самое дорогое ружье, потом билет» сразу отмёл. А ведь раньше доверял, вон, велик забесплатно отдал.

С ружьём не вышло, зато с докторшей всё отлично получилось. Поначалу. На новой телефонной трубке, обменянной в жилконторе на раздолбанную старую, я набрал номер Оксаны Леонидовны, выкупленный за две шоколадки у дежурной медсестры в поликлинике, пожилая женщина сначала отказалась, но потом всё-таки с недовольным видом продиктовала девять цифр. С доктором Брумель мы посидели в кафе, где она не пыталась меня отравить, потом сходили в кино на какой-то скучный немецко-польский детектив с дешёвыми спецэффектами, и переместились к ней домой. Жила Оксана на бульваре Костерина за вокзалом в небольшой двухкомнатной квартире, уютной и хорошо обставленной. Хорошо — по моему мнению, это значило, что все шкафы в квартире были встроенными, а из отдельностоящей мебели выделялась широкая кровать с упругим матрацем. Соболев дважды продемонстрировал, что он кое на что годится, несмотря на преклонный возраст, но в третий раз проделать это ему, ну и мне тоже, не дали. В дверь позвонили.

Оксана, накинув халат, пошла открывать, и вернулась не одна, а со своим приятелем, который должен был уехать, но вместо этого держал её за горло. Ноги женщины едва касались пола, а лицо немного посинело. Я попытался отнять доктора у её приятеля, получил кулаком в глаз, и вот после этого момента уже ничего не помнил.

— Приходько товарищи допросили, — «Сеня» истолковал моё молчание по-своему, — но ничего не добились. Говорит, ему позвонили, и сказали, что его женщина, пока он работает в поте лица, занимается непотребством со своим пациентом. Звонившего мы установили, как думаете, кто им оказался?

— Ей, наверное. Медсестра из поликлиники?

— Браво, Николай Павлович, с вашей дедукцией вам надо в нашу контору перевестись. Именно она, приходится двоюродной тёткой вашему сопернику. Так этот Приходько один побоялся почему-то против вас идти, взял четверых своих приятелей, среди которых оказался слесарь из его бригады Гонтарь, ранее судимый за тяжкие телесные, и только после этого отправился с вами разбираться, благо завод-то совсем рядом от вокзала. Клянётся, что хотел припугнуть, но после того, как вы его вместе с его дружками разделали, Гонтарь вас пырнул несколько раз.

— Сильно я их разделал?

— Прилично, три сотрясения, два перелома, синяки я не считаю, мастерство, как говорится, не пропьёшь. Брумель уже дала показания, правда, она мало что помнит, её как головой об косяк приложили, так она и отключилась, милиционеров бдительные соседи вызвали. Приходько и его дружков под подписку о невыезде отпустили, Гонтаря в КПЗ, судить будут.

— А меня?

— С вас-то какой спрос, самооборона. А что с лечащим врачом у вас интимные отношения, ну поругают её на собрании, может быть премии лишат. Как сами думаете, доктор Брумель не могли подослать?

— Не знаю, — я рассказал полковнику о попытке ограбления, он внимательно выслушал, а об отравлении уже знал, — вот в тот же день, стоило её встретить, и обнесли.

— Нет, — мой собеседник задумался, потом помотал головой, — не стали бы они так палиться. Ну что, Николай Павлович, осталось шесть дней продержаться, я распоряжусь, чтобы вас в Лётный городок вернули, якобы на обследование, а там посмотрим. Останетесь в больнице? Давайте, полежите недельку, восстановитесь, не всё же метлой махать.

— А степень повреждений соответствует?

— Официально — лёгкие ранения в мягкие ткани, не угрожающие жизни, так что ответ — нет, фактически пять тяжёлых, одно из них — в селезёнку, еле спасли орган, ещё разлитой перитонит, дырка в лёгком, другой бы на погосте лежал, а вы вон бодрый и почти здоровый. Потом видеозапись посмотрите, обеспечу, чтобы показали.

Я вытащил иглу из катетера, отлепил электроды, встал, медленно и нерезко помахал руками. Тянуло несильно в животе, при попытке потянуться закашлялся. Судя по тому, что мне сейчас наплёл капитан, я действительно должен был в лёжку лежать, вот что элексир творит. А собеседник мой что-то темнит, порезали меня от души, и тут раз — прошло всё, должен был бы подозревать, но нет — улыбается. Хотя из меня знаток работы наших органов безопасности, как балерун, только по сериалам бандитским, да по разговорам отчима могу судить.

— Домой пойду.

— Хорошо, — легко согласился полковник. — Только, товарищ Соболев, просьба. До поездки в Москву в контакт с Брумель старайтесь не вступать. Капитан Запольский в пределах своих полномочий действует, с ним не откровенничайте, дождитесь пятницы. И вот ещё, с лекарством вы хорошо придумали, держитесь этой версии, пусть гадают, оно помогло, или не оно.

Больница, где я лежал, находилась всё на том же секретном объекте, помеченном на всех картах. Транспорта мне не дали, до центра города ходил автобус, только судя по расписанию, ждать его предстояло полчаса, это если вовремя придёт. Поднял руку, и через минуту рядом затормозила машина, водитель, молодой парень, молча довёз меня до дома, так же молча взял рубль и уехал. Полковник Сеня что-то темнил, или он знал про чудесный эликсир и был из этих, которые меня сюда реплицировали, или в жизни Соболева была ещё одна тайна, до которой мне пока не добраться. Но вопросы задавать я не собирался, как любила говорить моя бабушка, у человека два глаза и два уха, и только один рот.

Глазные капли никуда не делись, никому они не приглянулись, я набрал кубик в шприц, воткнул в ягодицу — мало ли что туда попало, когда всё смешивал, по вене такое лучше не пускать. Улёгся на пол. Может, я и изображал, что бодрячком, но в сон клонило основательно. Закрыл глаза, и уснул.