Обмануть смерть

Глава 5 Смена фронта

Он соскочил с коня, не глядя, кинул повод хайдуту и, почти отшвырнув у входа в палатку замешкавшегося часового, прошел внутрь.

— Очень удачно, — мельком взглянув на генерала, сказал Джад. — Подожди минуту, мы заканчиваем. Так когда я смогу увидеть твердое доказательство ваших добрых намерений?

— В кратчайший срок, — ответил, недовольно кривясь, грузный мужчина с неприятными глазами, недовольно покосившись на прервавшего их беседу. Любому должно быть ясно, насколько не вовремя заявился посетитель. Самое странное, Акбар этого типа видел впервые в жизни, а поведение у него, как у большого вельможи. — Затягивать непозволительно. Светает.

— Мы, — последовал косой взгляд на застывшего в ожидании брата, — будем готовы, — заверил глава рода Годрасов. — Легион — ваше дело.

— Значит, договорились, — поднимаясь и без поклона и прощания направляясь к выходу, буркнул человек. Поведение, откровенно граничащее с неуважением. Правда, не попер на военачальника, а предусмотрительно обошел его, приложив на мгновенье кулак к груди жестом воинского приветствия.

— Я могу теперь говорить? — спросил недовольно Акбар со всей накопившейся язвительностью. — Или еще подождать?

— И куда мы так спешим? — уточнил старший брат, явно думая о чем-то своем.

— Только что меня нашел один из моих старых хайдутов, — сказал генерал, выдержав паузу. — Ума невысокого, но рубака хороший и преданный. Его ранили в бою, и он угодил в лекарню на той стороне.

Джад молча кивнул. Ничего странного в подобном не было. Случалось.

— Он случайно присутствовал при пророчестве.

— Да? — оживился слушатель.

— Легионеру дали по башке, он и выдал: высадка с моря удалась, императора больше нет. Столица сопротивления не оказывает. Сражения завтра не будет. То есть, уже сегодня.

— Еще? — быстро потребовал Джад.

— Ну, там в основном про его приятелей, кому слава, кому смерть. Не важно. Но пророчество истинное. Не мог вчерашний рядовой ничего слышать о таких вещах. Выходит, мы выиграли!

— И да, и нет.

— То есть?

— Иметь такую информацию первыми — получить немалую фору. Только маги нас обставили. Вот этот, что недавно удалился, бывший второй заместитель командира Ордена Солнца. Потому что глава ордена и его первый помощник сегодня остались на поле. А этот получил известие прямо из Храма. И не думаю, что при помощи почтового голубя. Скорее всего, принцип мертвой руки.

Официально такого не существовало, но все прекрасно знали: при необходимости Храмы передавали известия через магов. Точнее, при помощи очень немногочисленной группы магов со специфическими умениями. Впадая в транс, они начинали писать вне зависимости от собственного желания. Любые сколь угодно сложные тексты мгновенно долетали в противоположный конец страны без малейшей задержки. Ну, естественно, с учетом скорости записи.

Такие люди были очень редки и крайне ценились. И стоила услуга огромных денег. Тем не менее, иногда передать срочное известие крайне важно вне зависимости от количества монет. Например, в данном случае. Множество властителей всех рангов мечтало заполучить парочку таких экземпляров для собственных нужд, но Храмы ревниво оберегали собственное достояние, и эти люди никогда не ходили даже с армией. Император, и тот не имел рядом с собой связиста.

— Да-да, — согласился с невысказанными мыслями Джад, — оказывается, наши сведения несколько устарели. Когда Храму надо, он прекрасно использует связистов вне священных помещений.

— Или орден?

— Это занятная мысль. Насколько далеко простирается внутреннее соперничество? Я обязательно поставлю своим слухачам задачу. Но это точно храмовая передача. У меня просили пароль для подтверждения договора при общении с Ошидаром. Кстати, кто твой человек, принесший известие?

— Карас фем Горепа.

— Не помню, — подумав, признался Джад. — Не важно. Теперь буду знать и обязательно награжу.

— Это мой человек!

— И что? Можешь дать что-нибудь и от себя. По любому два поместья приятнее одного. А он сделал большое дело. И, — после краткого раздумья добавил, — Отправь его назад. К тому легионеру. Пусть торчит рядом на всякий случай. Охраняет и слушает.

— Уже. И сопровождающих дал.

— А то нехорошо выходит, вроде как слово нарушил и удрал без выкупа.

— О чем вы договаривались? — резко спросил Акбар, возвращаясь к наиболее важному. Он не хуже брата представлял выгоду от получения пророка и очень тщательно расспросил хайдута о подробностях случившегося. В другом случае не подумал бы ставить в известность кого бы то ни было, однако сейчас важно было доставить весть. Кто же знал, что уже не требуется.

— Первосвященник помогает взойти на трон Ошидару, — легко объяснил Джад, — попутно нам сдают Марвана. Если точнее, его голову. А взамен требуется сущая мелочь. Никаких аголинов и Взыскующих истины возле императора. Он прямо и недвусмысленно заявляет о поддержке единственно правильной веры.

— Ты знаешь, — с нажимом сказал Акбар, — что я об этом думаю!

— То есть, с предложением покончить с нашими замечательными союзниками-пейзанами ты согласен.

Младший брат весело рассмеялся.

— Обидели тебя мужики. Спесь фемская так и пылает.

— Если Легион поможет, передвижной город возьмешь? — настойчиво спросил Джад.

— Тут важнее хорошая артиллерия, и она у меня имеется.

— Вот и раздави самых буйных. Чтобы никого не осталось. А купцов трогать не станем, в этом я с тобой согласен. И двойное налогообложение снимем. Ликвидировать основной повод для недовольства непременно придется. Не стоит забывать о собственных землях, а то пока наведем порядок в восточных провинциях, дождемся новой вспышки за спиной.

— Санджан справится, — уверенно заявил о младшем племяннике Акбар.

Иногда ему думалось, не сознательно ли готовил Джад своего младшего сына себе на замену. В хозяйстве тот, безусловно, разбирался замечательно и был в курсе всех отцовских задумок.

— Все послабления потом. После коронации.

— Ну да. Нечто вроде: «Наш возлюбленный народ! Сердце мое скорбит о прошлых прегрешениях и беззакониях, принесших такие скорбь и мучения простым подданным. Этому больше не бывать! На высоких постах будут только добрые, благочестивые люди. Я, ваш император, стану сам строго смотреть за всем, чтобы везде торжествовала правда. Суду за старые недоборы не бывать, вы получите великие льготы. Стану вам вместо отца!»

— Нечто вроде, — согласился старший. — И не вижу в том ничего смешного. Сейчас нам положено правильно себя вести и всячески показывать это. Трон стоит поклона и демонстрации веры. Тем паче, что мы душой не кривим и в аголинах не числимся.

— Зато среди моих граничар полно Взыскующих.

— Запрета граничар от меня не требовали, слово не давал. А раз при сделке это не прозвучало, не вижу причин для каких-либо воспрещений исповедования их веры. Но не сейчас с проповедями, я тебя очень прошу. Воздействуй на них, чтобы придержали до поры до времени языки.

— Ты не понимаешь, о чем просишь, — пожал плечами Акбар. — Эти люди действительно верят, и у меня отсутствуют рычаги воздействия на них. Потому что они несут истину и не остановятся перед угрозой смерти. К счастью, в данный момент Совершенных в моих полках нет.

— О! Так чего тебе…

— Рано или поздно они появятся.

— Будем решать проблемы по мере их появления.

Снаружи донеся громкий топот, будто кто-то подпрыгнул, и сразу несколько голосов засмеялись. Кто-то пытался столь оригинальным способом обратить на себя внимание, не мешая личной беседе вождей.

— Прошу прощения, — сказал звучный голос у входа в палатку.

— В чем дело, Текин? — обернулся Акбар. — Входи.

— В их лагере давно какое-то странное шевеление, — доложил его командир, мимолетно поклонившись Джаду, — а сейчас в нашу сторону двинулась делегация из нескольких легионеров и членов ордена. Похоже, все — высоких званий, при полном параде следуют. Знамя переговоров не несут. Пропустить?

— Как только подойдут на выстрел, позовешь.

— Слушаюсь, мой генерал, — поворачиваясь к выходу и не думая что-то уточнять у старшего, ответил офицер.

— Да, — странно ухмыльнувшись, сказал Акбар, прерывая неприятные мысли Джада о правильном чинопочитании и о том, кого послушаются в случае разногласий с братом. Хорошо, что тот вовсе не стремится перетянуть на себя одеяло. Но это пока. Право руководить быстро меняет людей не в лучшую сторону. — Я, наконец, женюсь.

— И на ком?

— Бенила-лекарка, — гордо заявил младший родственник.

— Кто? — изумился Джад.

— Когда все закончится — представлю.

— Я бы прямо сейчас побежал, — пробормотал старший, — чтобы увидеть ту, которая добилась от тебя предложения и станет рожать тебе детей.

— Надеюсь, не одного, — торжественно заявил Акбар.

Неужели действительно нашлась зацепившая вечного холостяка женщина? Надо непременно выяснить, кто такая, и вообще все возможные подробности… Или он не хуже меня представляет расклады и намерено уводит свою ветвь рода с императорского пути? Тогда стыдно, что посмел подумать про желание первенствовать.

— Поздравляю, — сказал вслух максимально искренне. — Можешь просить взамен что угодно.

— Я подумаю, — очень серьезно сказал Акбар. — у отца императора возможности немалые, да?

— Их гораздо больше, чем казалось издалека, — озабоченно сказал Куш, изучая огромный четырехугольник, составленный из телег. — Тысяч десять, не меньше. И так просто не сдадутся.

Аголины стояли в полной готовности и хранили тяжелое молчание. Первоначальное негодование и проклятия в адрес Годрасов достаточно быстро сменились тишиной. Почему, отказавшись ранее подчиняться приказам, они ждали защиты от фемов, без хорошей выпивки не разобраться. Сначала еретики молились, теперь застыли многочисленными шеренгами в тяжелом и грозном ожидании.

— Тебе-то чего опасаться? — без особого интереса отозвался Тор. — В одном Навсар уже оказался прав. Императора больше нет, и сражения не произошло.

«Как будто то, что начнется достаточно скоро, не называется боем, — подумал Феликс. — Очень вероятно, крови будет много. Они уже осознали, что выход отсутствует, и даже предложений сдаться от объединенной неизвестно каким образом армии вчерашних врагов не последовало. Значит, будут стоять до конца. А это худший из возможных вариантов».

— Выходит, и другое тебя не должно волновать. Смерть тебя ждет не здесь.

— И тебя тоже, — зло отрезал Куш.

— И меня, — легко согласился товарищ. — Так что и дергаться нет смысла.

— Вы это о чем? — спросил один из стоящих рядом.

— Да после выпуска пошли к гадальщику спросить о судьбе, — легко поделился Феликс, врезав локтем Кушу в бок, чтобы рот не открывал. Неизвестно, как там будет дальше с Навсаром, но вряд ли излишнее внимание окружающих тому в радость.

— Они вам скажут, — заржал солдат. — Кто ж плохое обещает, да за ваши деньги? — Не-а. Идти нам придется. Больше некому. Вы, молокососы, посмотрите на обстановку! Не конницу же пускать на готовых к обороне!

Лагерь мятежников с одной стороны перекрывался остатками Легиона, со второй упирался в ручей. Кто бы ни руководил аголинами, голова у него работала, и поставили ее правильно. И вода рядом, и коннице идти по мокрому не слишком удобно. Да и не посмеют бившиеся вчера и еле собравшиеся с силами фемы атаковать ощетинившиеся копьями возы. Разве орден пойдет или кирасиры, но любой приличный командующий трижды подумает, прежде чем гнать их вперед.

— Между прочим, — негромко напомнил Феликс, — он ничего не говорил на тему невозможности остаться без рук, ног или важного для общения с женщинами кое-какого места.

Оба с подозрением уставились на него.

— Ты думай, что говоришь!

— И про отправку на север дату не называл, — добил Феликс окончательно.

— Умеешь порадовать, — с тоской сказал Куш.

— В этом и проблема с пророчествами. Даже когда все вроде ясно-понятно, вариантов много.

Стоявшая впереди легионеров редкая цепочка еще вчера вражеских егерей внезапно открыла огонь. В лагере повалилось несколько людей, многие шарахнулись в стороны, незамедлительно грянул ответный мощный залп. Толку от него оказалось немного, несмотря на многочисленность стволов у противника. Лишь впереди у ног застрельщиков по земле защелкали пули, да один из них схватился за плечо. Видать, и у аголинов нашлось подходящее длинноствольное ружье.

— Вот вчера так же, — под начавшийся последовательный обстрел, заставляющий осажденных лезть в укрытие под телеги, со злорадством в голосе произнес Куш, — мы шли под огнем, и ничего. А эти — крысы!

— Нет ничего героического в стоянии под обстрелом, — меланхолически поведал ветеран рядом. Одно дело приказ, его выполнять положено. Другое — глупость. Не подставляться, не разбегаясь при том, тоже большое умение. Кажется, с этими еще хлебнем. Вишь, как себя ведут.

— Еретики хуже всех, — поддержал второй. — Они за веру дерутся, не из долга или там золота жаждут. Эти вчера с бегущими фемами столкнулись, много побили, и хоть бы себе чего взяли, — он с отвращением плюнул. — Раненых и калечных резали, сдающихся, будто скот, забивали. А ведь выкуп могли взять. Нет! Им вера все застит. И нас не пожалеют. Потому и мы их брать не должны. Правильно командиры решили — всех вырезать. До последнего!

Где-то в районе нахождения Акбара, судя по стягу, поднялись облака белого дыма, а затем донесся грохот. Заговорили орудия, внося свой вклад в начавшийся бой. Из-за спин откликнулась тяжелая артиллерия, которую с немалым трудом дотащили до осажденных. Несколько бесконечно длинных мгновений длилась тишина, а затем со стороны телег ответили. В воздухе знакомо завизжало, и ядра шлепнулись возле егерей.

Моментально последовала команда, и выстроенные в шахматном порядке квадратики легионеров отступили назад, к батареям, освобождая проход для стрельбы и попутно простейшим маневром превращая попытки достать их артиллерийским огнем в пустую трату пороха и времени. Семь небольших арматок — пушечек еретиков, закрепленных на телегах, не могли обеспечить необходимую дальность стрельбы и развернуться, поскольку возки скрепили цепями, а жерла отдельных колес не имели и обеспечить разворот не могли. Вот пошли бы атакующие на штурм, непременно накрыли бы картечью с соответствующим результатом.

— Пали, пали, пали! — кричали голоса, и каждую минуту орудия новых союзников выпускали очередную порцию ядер, попадающих в возы.

Два десятка пушек с каждой стороны, половина тяжелые, привезенные неизвестно зачем еще визирем, крушили выстроенную из телег ограду, разбивая борта, ломая колеса, опрокидывая на людей и поражая их еще и разлетающимися щепками. Даже перелетев через телеги, они из-за немалой скученности наносили урон людям, попадали в животных и вносили сумятицу в происходящее.

Акбар решил не стесняться и не экономить на порохе. После получения в мешке головы Марвана серьезных боев до самого Карунаса не ожидалось. Единственную реальную угрозу требовалось устранить. И для этого совсем не обязательно требовалось идти на копья. Гораздо проще избивать на расстоянии, это практически безопасно.

— Генерал Годрас настоящий солдат, — с одобрением заявил все тот же легионер-ветеран, поддержанный одобрительными кивками соседей. — Жаль, не из наших.

Слышавшие это высказывание прекрасно сообразили, что он хотел донести до остальных. Подчиненных бережет и не устраивает красивые дуэли. Цель войны победа и минимум потерь. А лучше вообще обойтись без них. Легион не совершал подвиги. Он исполнял привычную работу и делал ее хорошо. Тем приятнее, что и высшее командование не пытается прославиться за их счет. Особенно, коли они только вчера всерьез дрались и не чувствуют себя друзьями. Самое милое дело — отправить «зеленых» на убой, отговорившись интересами победы. Но Акбар такого не сделал.

Четверть часа непрерывного обстрела. Еще столько же, час, второй. Перемалывание аголинов продолжалось без остановки. Прицелы менять не требовалось, пали, почти как на тренировке. Большой калибр достаточно быстро проделал бреши в ограде, и ядра уже беспрепятственно шли внутрь осажденного лагеря, снося все на пути. Над табором еретиков повис крик, затем затрубили рога. Наружу, по направлению к легионерам, двинулась огромная толпа. Обезумевшие люди желали дорваться до врага, взяв взамен своей чужую жизнь. Стоять на месте и умирать они уже не могли и шли на прорыв.

Снова защелкали выстрелы егерей, медленно отходящих к основным силам. Пришло время поработать обычной пехоте. Затем вместо ядер пушки накрыли атакующих аголинов картечью. Из задних рядов без перерыва передавали заряженные мушкеты, и легионеры присоединились к поливанию врагов свинцом. Первые ряды бегущих превратились в огромный завал из убитых и умирающих, но задние спасались от преследующего их ужаса, и огромная масса, выплеснувшаяся из раздавленного нарыва, была готова захлестнуть ряды солдат.

Наверное, так бы и случилось, но сбоку и с тыла ударила, наконец, кавалерия. Брошенный защитниками лагерь аголинов орден и кирасиры проскочили, не задерживаясь, и врубились в тыл обезумевшей черни. Началось самое страшное из возможного в сражении — уничтожение кавалеристами распавшегося пехотного строя. Вместе противники способны отбиться. Не без потерь, но стой они твердо, и мало кто погонит коня на наконечники копий. Дай слабину, и ничто не спасет. Окруженных систематически истребляли с трех сторон, а они иной раз и повернуться не могли. Упавшего до смерти топтали свои же.

Рванувшие в поисках спасения к речке в надежде, что всадники не пойдут на вязкую почву, просто не успели понять, куда они рвутся. Увидели возможность избежать давки и гибели, сорвались на бег, нередко бросая оружие. На том берегу стояла поместная конница, с удовольствием принявшаяся вымещать вчерашний страх на несчастных. Увидевшие ловушку невольно задерживались, но и это не помогло.

Торчать в воде долго было невозможно, потому что появлялись все новые аголины. А кирасиры извлекли пистолеты и устроили очередную бойню, мало опасаясь ответных мер. Валили на выбор и без разбора. Это уже получился не обстрел, а самый настоящий массовый расстрел. Люди, мало чего соображая, лезли вперед под клинки, лишь бы выйти из-под выстрелов в упор.

Под вечер все поле было усеяно трупами, иногда они лежали в несколько рядов. Речка без преувеличения была завалена покойниками, и не просто стала красной, а вышла из берегов. Армия немалой численности полностью прекратила свое существование в этой страшной бойне. Бывшие враги совместно уничтожили потенциальную опасность, выполняя высокие договоренности.

— Сиди спокойно, — сказала сердито лекарка, — ты же мужчина!

— А он обязан терпеть, когда бинт присохший отдирают?

— Подумаешь, неженка нашелся. Другим ноги пилят, а они молчат.

«Это потому что уже в забытье, — подумал Навсар, — благоразумно не пытаясь возражать. Вон девка какая здоровая, огреет сгоряча, а голова и так не в лучшем виде».

— Сотрясение у него имеется, — заявил Карас.

— Ты кто? — спросила лекарка.

— Сержант Первого кирасирского полка Карас фем Горепа!

— Не лекарь?

— Нет.

— Ну и рот закрой, умник. Тошнит? — спросила у Навсара.

— Уже легче.

— Голова кружится?

— Почти нет.

— А я что говорил, — обижено пробурчал сержант себе под нос.

— Как тебе все-таки удачно прилетело, — пробормотала девушка, изучая многострадальную побитую башку. — Кожу содрало, а череп не пробило. Вид, конечно, даже после заживления будет сомнительный. Не знаю, отрастут ли волосы, но пришили лоскут кожи нормально.

— Буду вне службы ходить в шляпе, — бодро сообщил Навсар.

— Да ничего ужасного. Главное, кость цела. И можно попробовать обратиться к магам.

— На мое жалованье?

— Тоже верно. Опа, — сказала она, обращаясь явно не к нему, — случилось что? Не договаривались так.

Навсар обернулся. К ним приближался очень удачно заочно описанный Феликсом тип. Полный набор. Простая одежда, лысая голова, борода не веником, а аккуратно подрезанная клинышком. И бросающаяся в глаза татуировка — луна и меч на лбу. Такие награды за последнее столетие на пальцах двух рук можно пересчитать. Она стоит дороже золота. Любой вояка почтет за честь принять у себя и кормить-поить без всякой просьбы. Человек-легенда.

— Ну, здравствуй, легионер Навсар, — произнес человек, остановившись рядом и присев на корточки, так что глаза оказались на одном уровне с раненым.

Тот посмотрел на торчащего рядом кирасира с глубоким подозрением. Теперь стало ясно, почему его вдруг перевели на новое место и, судя по разговорам, к личной лекарке Годрасов.

— А что? — отводя взгляд, буркнул тот, — ты слова не говорить не брал. Если бы да…

На будущее неплохо бы запомнить, сказал себе Навсар.

— Не сердись на него, — улыбнулся Акбар. — Он правильно сделал. Даже лошадь у кого-то украл. Поймали бы — убили бы, и правильно. А так я вернул ее хозяину и на вторую дал за нанесенный ущерб. Потому что мой человек. Новость не из тех, о которых стоит молчать. Не узнай мы о столице и императоре, было бы еще одно сражение. И тысячи погибших, включая твоих товарищей.

Аголинов, судя по словам, он жалеть не собирался. Свои потери минимальные, что еще надо.

— Эй, — обеспокоено сказала лекарка, — а мне о ваших интригах точно знать надо?

— Тебе много чего нового теперь узнать придется, — подняв голову, улыбнулся Акбар. — Большие права подразумевают и немалую ответственность. А роль у тебя отныне высокая.

«Это он о чем?» — не понял Навсар.

— Карас, — приказал соответствующим тоном, отчетливо идущим в разрез с почти ласковым, которым беседовал с девушкой, — ну-ка присмотри, чтобы чужие не подходили. Нам побеседовать надо.

Сержант без вопросов запрыгал на костыле, встал в качестве охраны, всем видом олицетворяя бдительность. При его замызганном виде это смотрелось уморительно, и в другое время Навсар охотно посмеялся бы.

— Ладно, — обращаясь уже к нему, произнес генерал, — кое-какие справки у твоего начальства навел. Молодой и малообразованный, но по всем отзывам не дурак. Потому буду с тобой откровенным. Истинные пророчества вещь редкая и крайне ценная.

Краем глаза легионер заметил, как лекарка моргнула, и выражение ее лица стало озадаченным. Видимо, действительно доверяет, раз позволил присутствовать при подобной беседе.

— Рано или поздно на тебя обратят внимание. Не я, так другие. Долго в рядовых не походишь. Выдернут из рядов и в золотую клетку определят. Кушать будешь сладко, баб тоже дадут, но контролировать станут полностью.

— Почему не в каменную?

— Чтоб жил долго и радовал новыми предсказаниями. Какой смысл тебя морить?

— Еще неизвестно, случится ли такое вторично, — строптиво возразил Навсар.

— Если один раз произошло, под воздействием схожих факторов может и повториться, — сообщила лекарка.

— Будете бить по голове регулярно?

— Нет, — ласково сказал Акбар. — Опиум предложим. Потом. Когда закончим.

— Что именно?

— Уговоры. Понимаешь, в ближайшее время мой племянник станет императором. Естественно, ему потребуются верные люди. А я при нем буду правой рукой с мечом. Но одного меня мало. И кто сумеет служить лучше, чем бывший легионер? Не ты первый, не ты последний выходец из «зеленых», получивший возможность высоко подняться. Вот чего ты хочешь, стать фемом, получив свое поместье, или продолжать служить, но уже не рядовым? Кстати, если говорим серьезно, не надо рассчитывать сразу на тысячника. Научись сначала командовать десятком. Но возможность расти выше, если докажешь свою полезность, обеспечу.

— Воевать моя профессия, но лучше бы обойтись без этого, — твердо сказал Навсар. — Император у нас новый, и если он не поймет, что в первую очередь надо думать о государстве, а не о кармане Годрасов, мы очень быстро скатимся в гражданскую войну, не хуже той, после которой Первой империи не стало. Все должно идти на пользу не какому-то клану, а людям. И, кстати говоря, в первую очередь это касается живущих на юге и граничар.

— Занятно, — сказал генерал после паузы. — Есть и рецепт?

— На первом этапе создание коалиции, включая представителей восточных кланов. Кому-то заткнуть глотку должностью. Замириться, подтвердив прежние права. Затем серьезно расширить Легион, может быть, создать наемную пехоту, подчиненную не очередному вельможе, а, опять же, императору. Фем обязан служить! Он не имеет права быть бесконтрольным! Вот пусть определенное время проведет в строю. Там, куда пошлют. Направить агрессию вовне. Против гафатов.

— Легко и просто, — без улыбки произнес Акбар. — «Принципы построения государства»?

— Да причем это, — возмутился Навсар. — не читал. Я знаю, все запросто может потонуть в бюрократии и внутренних счетах. Но сейчас идеальный момент. У власти новый человек без груза прежних традиций и связей. Он может использовать силу и наделять должностями за счет проигравших. Конечно, воровать и брать взятки никогда не перестанут, но здесь важен принцип. За растрату государственных средств — на виселицу без права откупа. Имение все равно пойдет в казну. Не так, как сегодня.

— Он прав, — сказала лекарка. — Мы на перепутье сегодня. Можно жить, плывя по течению, набивая карманы. А лучше попытаться нечто изменить. Сделать и ошибиться приятнее, чем не делать и мучиться всю жизнь — мол, не посмел.

— Так говорил твой учитель? — потребовал Акбар.

— Да! — воскликнула с вызовом. — Мне империя, не прими за обиду, видится поселком, напади на него враги, соседи даже не подумают бежать на стены. Одни примутся смеяться над защитниками ворот, в одиночку отбивающимися от атакующих, другие постараются под шумок украсть в чужом доме вещи и быстренько передвинуть забор. А потом еще и гордиться будут своими достижениями. Ворвись пришельцы во двор, они и тогда станут биться по одиночке. Нет в этом мире настоящей власти у императора. А ведь ее можно употреблять не только на войны. Еще и на пользу подданным!

— Зверь убивает для еды, — заявил Акбар. — Человек — из жадности, ненависти и ревности. Чинить зло из общественных интересов способна только власть. И самые жуткие негодяи получаются из стремящихся осчастливить всех. Столкнешься с фантиком, ставящим веру выше практических нужд — поймешь. Вы же не думаете, что нечто подобное я слышу в первый раз? Большинство горящих подобными идеями рано или поздно понимают, что лбом стену не прошибешь. Люди вообще не хотят думать об обществе и стране. Их волнуют собственные интересы.

Он помолчал и продолжил:

— Поэтому мне любопытно, что из тебя получится, легионер. Я помогу тебе. Сведу с императором. А там уж как выйдет. Он тоже не дурак и сумеет оценить идеи. Но воплощение… Это уж посмотрим. Начинать придется не с визиря. Говорить — не руководить. Это тоже искусство, и не каждый способен научиться. Мы договорились?

— Несите опиум, — ответил Навсар, махнув рукой.

Генерал извлек из кармана трубку и с поклоном протянул. Довольно долго длилось молчание, только легионер пыхтел.

— И ничего, — сказал он, наконец, сердито, выбивая пепел и возвращая трубку. — Одна радость, теперь могу похвастаться, что мне сам Акбар Годрас прикурить дал.

— Может быть, причина в другом, — задумчиво произнесла лекарка.

— Не дам по голове себя бить!

— Повышенное напряжение в результате опасности, нервов, сражения, травмы. Все вместе могло дать реакцию.

«Ага, самое время начать пытать, чтобы повторить то состояние, — без особой радости подумал Навсар. — Только подобные идеи подавать не стану. Сами прекрасно додумаются».

— Не важно, — ответил Акбар, поднимаясь. — Бить, конечно, не станем. Голова твоя ценна, и свои обещания я выполню. Где было раз, рано или поздно случится второй. Постарайся сам на эту тему не болтать.

— А…

— Твоих приятелей предупредили. К счастью, у них хватило ума не трепать языком еще кому-то.

То есть, не только ему распоряжения пришли. Предусмотрительно.

— Он поедет в твоей повозке, — между тем приказным тоном сказал Акбар лекарке. — Пока сама не решишь, что годен в строй. Савами, — продолжил с нажимом, — тоже не надо знать причины. Просто высказал занятные идеи и понравился. Вам ясно? — это адресовалось уже обоим.

— Да, господин, — ответили они хором и переглянулись.

— Вот и все. А теперь идем, Бенила, нам надо поговорить и кое с кем познакомиться…

«Со старшим Годрасом», — мысленно хмыкнул Навсар. В отличие от широко известных случаев с другими пророками, он не отключался и все прекрасно помнил. На этот раз даже сознательно задавил желание болтать, почувствовав «приход». Да сейчас и вышло проще. Он, собственно, увидел одну Бенилу. Свадьбу. Точнее, понял — состоится, и достаточно скоро. Но надо ли всем подряд знать об этих видениях? Категорически нет. Может, он необразованный, зато натурально из него не выбили остатки ума. Любая клетка — прутья, камень, железо или золото — все равно остается заключением. Трудиться на дядю не хотелось. И сидеть вечно обкуренным тоже. Завзятые курильщики наркотика долго не живут. А там посмотрим. Может, кой-что из видений самому пригодится, а может, и поделится. Только когда увидит, как держат слово Акбар и император.