Обмануть смерть

Глава 22 В ожидании чуда

Впервые за последние годы он настолько растерялся, что не знал, как себя вести. С кем в данной ситуации сражаться и кого защищать, не представлял. Так и застыл не хуже последнего барана при виде сначала — убийства, а затем — последующих действий. Лекарь опрокинулся на бок, в последнем сознательном усилии зажимая рану, но та была слишком глубока и обширна. Жизнь ушла из него в считанные мгновения. А Кара торопливо извлекла из-за пазухи некий предмет и сунула его в быстро растекающуюся лужу крови.

Он шагнул вперед, и его тут же жестко сбили с ног. Чуть не пропахав носом камни и здорово ободрав руки, Феликс напрягся, готовясь перекатиться, и ощутил на спине сапог.

— Не дергайся, — произнес смутно знакомый голос. — Никто не собирается тебя трогать, если не вытащишь оружие.

Феликс поднял голову, насколько это было возможно в подобном положении, и увидел фем Кнаут с тем самым амулетом в руках. Предмет ярко светился, она шла к Яме, воздев его над головой и ничего не замечая вокруг. Спина прямая, взгляд уперт в туман. Вид жутковатый. Лицо и руки измазаны в крови, поет хорошо известную литанию, прославляющую Солнце. Голос, правда, паршивенький. И в хор бы не взяли. Фальшивит. Только от происходящего пробирала жуть.

А стоило бы ей осмотреться. Тот, кто его сшиб, не один заявился и вряд ли испытывает добрые чувства по отношению к чужакам. Иначе бы подошел совсем иначе. Чужая нога убралась, и он сел, настороженно озираясь. Так и оказалось. В наличии целая веселая компания. Во-первых, псоголовый и самый натуральный демон в зверином обличьи. По крайней мере, именно такую гравюру он видел. Телосложение, похожее на волка, но заметно больше знакомого зверя, при этом маленький хвост, огромная, совершенно не собачья голова с большими круглыми ушами и жуткие красные глаза. Они посмотрели друг на друга, хищник оскалился, показывая мощные клыки. Угрозы в этом не присутствовало, скорее, насмешка.

Во-вторых, обнаружились два аборигена в неизменных расшитых безрукавках из овечьей шерсти, нечто сообщающих понимающим об их статусе. И на закуску тот самый высокий жрец из храма, где они оставили Маргат. Все с интересом наблюдали, как Кара фем Кнаут вошла в туман, освещая себе путь. Казалось, белесая взвесь не касается ее, словно боится удивительного факела.

Псоголовый резко пролаял нечто невразумительное, но явно важное, поскольку на него уставились все сразу.

— Да, — подтвердил жрец почтительным тоном, — обычный «прожигатель тьмы». Очень сильный, но шансов на результат даже с его кровью ноль.

Очередной лай.

— Врач проверял, — сказал жрец уверенно. — Записи сохранились. Пустышка.

До Феликса дошло, что, судя по поведению, некоторые вполне способны были понимать не только жесты здешних хозяев. Любопытно, но даже в «Книге удивительного народа» о таком не упоминалось. Произведение достаточно древнее, однако никто по сию пору ничего более подробного не написал. Почему автор пожелал остаться анонимом, не ясно. Когда впервые вышла книга, тоже спорят. Умудрялись приписывать даже Блору, хотя первый Грай сроду трактатов не писал и даже указы диктовал писцам. По крайней мере, первые существующие рукописные копии произведения относятся к его жизни и появились не раньше конца Первой империи.

Многие до сих пор не верят в истинность сказанного там. Человек описывал очень многое с точки зрения жившего внутри. Таких реальных случаев никто не знает. Помочь псоголовые иногда могли, некие контакты с горцами происходили достаточно регулярно, и все же присутствовало множество мелких подробностей из разряда неизвестных даже неслучайному человеку. Причем описание шло на приличном старом имперском и, без сомнения, было создано высокообразованным человеком, а не местным жителем.

Правда, одна из версий утверждала, что жители гор намного теснее общаются с нелюдьми, чем об этом знают в империи. Но сколько их, разных гипотез! Даже ему, не историку, простому солдату, почитывающему книги, известно с пяток противоречащих фактов. Во все времена псоголовые были интересны, и их неоднократно обсуждали. Тем более что покорить крато не удавалось, напротив, несколько раз человечество умывалось кровью при попытках продвинуться в глубину с виду разобщенной старыми счетами и горными хребтами страны. Хотя эта версия была наиболее логичной.

Люди между тем все прибывали из леса. Их собралось уже не меньше двух десятков. Человек пять были в жреческих рясах. Они деловито расчистили площадку, не касаясь мертвого тела. Поставили над лекарем палатку, будто оберегая его от непогоды или взглядов. Уселись кольцом вокруг и затянули древний гимн, прославляющий великодушного бога. Настолько старинный, что Феликс понимал одно слово из пяти. Горцы заворожено внимали, изредка встревая в ответственный момент с возгласом «Аминь». Собственно, поэтому он не сомневался, что звучат именно молитвы, а не сага о великих предках или еще нечто специфически туземное. Божье слово ни с чем не спутаешь, и звучит оно в мире абсолютно одинаково, от края и до края.

В тумане показалось легкое свечение, обезьяночеловек выразительно плюнул и развернулся, уходя. За ним побежал демон, подтвердив догадку о некой связи. Как бы не родственница той самой Абалы, о которой поведала Маргат возле скального портрета. Отсюда и зверь-телохранитель. Занятно все же видеть воочию великие легенды прошлого, пусть и нить жизни повисла на тоненьком волоске.

Высокий жрец выразительно кивнул одному из обернувшихся горцев. Тот поднялся с колен и, подобрав отполированную дубинку, принесенную с собой, неторопливо двинулся к Яме. Остальные даже не шевельнулись. Из провала показалась Кара. Рука с амулетом опущена, лицо растерянное, губы дрожат.

— Как же так? — пробормотала она. Неизвестно, сознавала ли вообще, кто перед ней стоит. — Почему не вышло?

Ни слова не говоря, здоровенный мужик врезал ей в висок дубиной. Феликс невольно дернулся и ощутил у себя на плече твердую руку. Жрец недвусмысленно предупредил — сиди!

— Пролитие крови возле Ямы запрещено, — нараспев произнес человек в белых одеждах. — Наказание — смерть.

Женщина рухнула, и горцы одновременно сделали проклинающий жест. Пальцы сжаты в кулак. Большой и мизинец оттопырены. Мужчина с невозмутимым лицом принялся крушить ей своим дрыном кости, намеренно нанося удары по локтям, коленям, ребрам. Тело дергалось, но вряд ли она была жива. Феликс еще после первого удара увидел вытекающие наружу мозги. Это была казнь за нарушение традиций и правил. Тогда становилось понятно, почему его не тронули. И почему каждый считал правильным подняться, подойти и плюнуть на изувеченное тело.

Вообще достаточно странно, однако ни один из присутствующих не имел при себе оружия, включая и представителя псоголовых, якобы никогда не расстающихся с мечами. Ножи не в счет, хотя и таким, висящим на поясе, недолго зарезать. Это явная демонстрация мирных намерений.

— Но вы же могли предотвратить убийство! — гневно воскликнул Феликс. — Не дать ей совершить преступление!

— Каждый свободен в поступках, — невозмутимо заявил жрец. — Нет смысла останавливать, раз специально хочет совершить кровавое деяние. Не сейчас, так потом сделает. Сторожить бессмысленно, уговаривать глупо. Но за свободу воли положена расплата. И в этом мире, и в том. И потом, — совсем другим тоном намного тише сказал он, — не часто можно увидеть воскрешение Вечного бога. Ему ведь ничего не стоило попросить и всех вас, — он провел рукой по горлу. — Значит, шел сознательно и был готов к смерти.

— Ты про нашего лекаря? — поразился Феликс. На сарказм сказанное походило меньше всего.

— Я про Врача, — кивнул жрец. — Безусловно, тяжело заметить величие в том, с кем рядом сидел у костра, слушал байки и даже испражнялся в выгребной яме по соседству. Но им ведомо другое.

— Но не тебе?

— Бог должен быть всеведущим и всезнающим, повелевающим могучими силами, — жрец ответил на приветствие очередной группы прибывших горцев, благословляя их. Количество народа на еще недавно пустынном месте стремительно росло. Причем не ясно было, откуда они все узнали о случившемся. Такое ощущение, что где-то по соседству заранее собралась в ожидании события целая толпа. — А он просто Вечный.

— А ты вообще кто такой? — окончательно ошалев от подобных откровений и перестав понимать хоть что-нибудь, потребовал ответа легионер.

— Первосвященник храма возле Ямы, как ты видел, бывший великий жрец Хозяина Недр.

Кто это такой, Феликс без труда догадался и особо не обрадовался. Помимо помощи в поисках полезных руд и камней, сей деятель заведовал вулканами и землетрясениями. В прежние времена в случае катаклизмов или для их предсказания положено было приносить человеческие жертвы на алтаре с целью отогнать несчастье и умиротворить мрачного владыку.

Очень тянуло кивнуть на котловину с клубящимся туманом и легкомысленным тоном задать вопрос насчет Ямы. Не оттуда ли заявился разговорчивый.

— На Высшего вот не потянул, — в тоне определено присутствовала ирония, — но маг не из последних и третью сотню лет в этом мире.

И не понять, пожимать плечами или срочно удалиться от сумасшедшего. Нормальные люди столько не живут. И наикрутейшие маги возраста за сотню лет, насколько известно, не переваливали.

— Документ о возрасте показать? — спросил он, не иначе как читая мысли.

— Что? — хлопая глазами, переспросил Феликс.

— На самом деле есть, — доверительно сказал жрец. — Только фальшивое свидетельство. Первую липовую биографию мне по приказу Врача сделали его люди. Практически чистую, опирающуюся на факты, однако абсолютно не проверяемую. Он и сам большой специалист по этому делу. Когда живешь вечно, приходится время от времени перебираться на новое место, прежде чем возникнут недоуменные вопросы. Хотя ему, конечно, проще. Запросто можно выдать себя за собственного сына или родственника.

— Он умер!

— Естественно, — невозмутимо подтвердил собеседник. — Ты хоть что-то о Враче слышал?

— Он возрождался в другом теле, — подумав, выложил смутное воспоминание Феликс.

— Вот они и ждут чуда.

— В другом!

— Тебе тоже не стоит быть излишне нетерпеливым.

Я выплыл из багровой мути и некоторое время еще неподвижно лежал, пытаясь вспомнить и разобраться в окружающем мире. Ага. Кара мне перерезала горло. Давненько так глупо не попадался. И ведь ждал чего-то подобного, но почему-то исключил ее из раскладов. Вечная моя проблема, красивых женщин не боюсь. Слишком привык к определенным отношениям и люблю покровительствовать слабым созданиям. Уж сколько раз на этой почве страдал. Даже была мыслишка переспать с ней. После такого в монастырь уже не вернется, а в миру могла принести огромную пользу.

Ладно… что потом произошло? Уж точно не валяюсь на краю Ямы в ожидании похорон. Кто-то поставил палатку, на вид ничем не отличающуюся от армейской, и затащил мое бренное тело внутрь, не забыв подложить какие-то тряпки. Скорее всего, мою собственную одежду. Любопытно. Давно в подобном виде не возвращался. Уж готовиться заранее и не иметь рядом свидетелей смерти и воскрешения умею неплохо.

Подстилка мокрая насквозь и ощущения не из приятных. Сил встать нет. После Кризиса так всегда. Медленно, с непроизвольным жалобным старческим кряхтением, сел и обнаружил рядом с подушкой прекрасно изготовленное небольшое зеркало в красивой оправе из серебра. Кто-то завелся предусмотрительный. Не забыть поблагодарить.

Поднял и уставился на изображение. Покрутил, насколько возможно, скосил глаза. Ничего нового обнаружить я не надеялся, но всегда любопытно. А вдруг что-то изменилось. Вот точит меня одновременно надежда и страх увидеть нечто… Ерунда. Все по-прежнему. В зеркале отражался совершенно голый, страшно худой человек лет двадцати, европейского вида, с запавшими щеками и классическим греческим носом. Не сказать, что красавец из женских мечтаний, но откормить, приодеть, и далеко не второй сорт.

«Ну, здравствуй, — мысленно приветствовал себя. — С новым рождением. Какое там по счету? А, пес его знает. Не особо и волнует. Давно счет потерял».

Опа! А у входа заботливо приготовленная жратва. Хороший кусок жареного мяса с зеленью и кувшинчик. Живем!

Кушать надо с достоинством, издеваясь над самим собой, размышлял отрывочно, поспешно хватая куски и засовывая в рот со звериной жадностью еду, торопливо прихлебывая паршивое пиво из глиняного сосуда. Обычно я так себя не веду, но Кризис что-то подстегивает в теле. Не то обмен веществ ускоряется, не то и после пробуждения продолжается перестройка всего, что имеется.

Чем больше тянуть, тем сложнее сдерживаться. После третьего рождения, когда я еще не слишком соображал и заранее не подготовился, голод довел до того, что руками разорвал овцу и жрал прямо сырую. Хорошо еще пастух под это дело не подвернулся, я бы и ему голову отвинтил без раздумий. Какие там мысли о последствиях, когда от голода сознание мутится!

Отодвинул вылизанную до зеркального блеска пустую тарелку и невольно рыгнул. Да, с манерами у меня всегда было хорошо. И в старые времена, и сейчас. Демонстрация, насколько доволен угощением, в лучшем виде. Жаль, никто не слышал. Первый приступ голода снял, продолжить можно и потом. Пришло время выходить на всеобщее обозрение. Я и сквозь ткань палатки чувствовал терпеливо ждущих людей.

Ощущения непередаваемые. Когда-то я попытался изложить их на бумаге, и с досадой махнул рукой. К сожалению, не поэт. Подходящих эпитетов не обнаружил в памяти. Все чувства после нового рождения обострены до жути и, кроме того, вижу при желании сквозь ткань. Я мог закрыть глаза, и все равно созерцал сейчас всю округу. Причем не просто различал людей и животных, даже эмоциональный фон, а при необходимости мог предсказать поведение. Как давно я этого не испытывал, отгородив себя от внешнего мира! Сколь многого я сам себя лишил!

Осмотрелся по сторонам и, подобрав первую попавшуюся подходящую более-менее чистую тряпку, обвязал ее вокруг бедер. Ну что, пора жить дальше. Отдернул загораживающее вход полотнище и шагнул вперед, совершая явление народу. Наверняка дожидаются, и незачем тянуть дальше. Впереди меня совершенно непроизвольно, без всякого желания, катился вал освободившейся энергии. Он отражался от людей, возвращался ко мне и снова усиливался за их же счет, давил на них.

Механизм этого явления я так и не понял. Он сродни эмпатии, и именно поэтому надо хорошо думать, прежде чем пользоваться. Если люди ждут выхода бога Врача, как происходило перед когда-то посвященным мне храмом, то и расположены заранее соответствующим образом. Будет им и экстаз, и излечение — на одной вере. А вот со скептически настроенными лучше этим методом не пользоваться. Он начнет давить, и те подчинятся, однако запомнят ощущение и насилие. Можно вместо любви легко получить ненависть.

Солнце уже клонилось к закату, прямо напротив палатки в кроваво-красных лучах сидело не меньше шести десятков человек. И местные горцы, и жрецы, и даже последний из моих сопровождающих легионеров. Вид у него был ошарашенный. Может ему и объяснили, что к чему, но вряд ли поверил. Я бы точно покрутил пальцем у виска в ответ на подобные глупости. Уж в ранах он должен разбираться профессионально. С моей не выживают.

Все дружно вскочили при моем появлении. Пожилой дядька с длиннющей седой бородой и прекрасно знакомым косым красным крестом на одежде запел торжественный гимн. Этот не из моих агентов, хотя догадываюсь, кто и откуда взялся. Любопытно, что мои поклонники во время битвы у храма себя никак не проявили. Наблюдали со стороны, не вмешиваясь. Неужели искали доказательств, что я — это я, а не самозванец? Тогда их ждет немалый сюрприз. В ближайшее время устрою ревизию и экзамены для обнаглевших. Мои жрецы и служители существуют для помощи людям и непременно должны многое уметь. Не только по части лечения. Я им устрою, чтобы запомнили надолго. А то расслабились в покое.

К молитве присоединились и почти все остальные, с похвальной скоростью бухнувшись на колени. Ну, кроме явно не знающего слов Феликса и Тарапа, который заметно промедлил. Местные-то все в курсе. Мысленно я скривился, не люблю этих церемоний, сейчас еще ничего, а бывало, часами молились под музыку и торжественные вопли толпы, но приходилось привычно сохранять невозмутимое лицо. Людям это требуется. Не часто в последнее время их посещают боги. Даже такие, как я.

Старичок запнулся, воздуха не хватило на очередную песенную руладу, и литанию повел еще один крестоносец с хитрыми маленькими глазками. У этого во взоре восторга не наблюдалось. Тот еще тип — прагматик. Наверняка прикидывает, как использовать на благо свое и Храма мое неожиданное пришествие. Про любого присутствующего при желании могу много чего порассказать, и вопросы задавать не требуется.

Уж что-что, а в людях я разбираться за столетия научился замечательно. Мастер физиогномики и умелец читать побуждения по малейшим движениям. Тем паче, что мне сейчас себя в узде держать не требуется, и магия из меня так и прет. Настроения даже прощупывать не нужно, если понадобится, и верхний слой мыслей считаю. Раньше не выходило, а теперь я уверен — смогу! Неужели действительно с возрастом мощь растет? Когда-то меня любой правильно обученный маг затоптал бы. Я что, зря прятался?

Адекватных терминов так и не изобрел. Нет в моей прошлой жизни таких слов. Магия и есть магия. Эмоции и иногда даже куски мыслеобразов без труда расшифровывал и столетия назад, не напрягаясь. Только иногда это не особо приятно. Что за радость постоянно ощущать отношение к себе, особенно в большом городе. Редко кто даже нейтрально относится. У большинства в голове куча грязи. И притом я не женщина. Было бы еще хуже. Но в принципе, изредка такие умения применять полезно. Если не постоянно, а по важному случаю.

Не одних живых, еще и покойников определяю. Кару я отсюда без труда чувствую. Навечно упокоенную. Кто ее так? Буквально все кости переломаны. Ага, Палач приложил руку. Вот он стоит со смиренным видом в общей куче народа. Первый и последний из появившихся из Ямы после постройки храма у озера.

Если Тарап всегда имел свои идеи, все же дорос до Высшего жреца самостоятельно и ненавидел победителей, заставивших скрываться, а потому постоянно искал возможность навредить Солнцу, не слушая моих увещаний, то для этого цель в служении. Спустись Палач в долины, запросто мог бы превратиться в очередного бога с не очень приятным характером.

А так, мои люди его подобрали, подкормили и выучили. Теперь бродит по горам, вынося приговоры как последняя инстанция и высший арбитр, решая любые споры вплоть до кровной мести. Настолько правильный, что его боятся и крато. Своего рода Безумный, только с иным знаком. Никто не авторитет, только собственные представления. Какое там право или закон? Он за справедливость и воздаяние по делам…

А Кару мне абсолютно не жаль. Знала, на что шла, и очень старательно изображала обычную фемку. Не чувствовал с ее стороны опасности до самого конца. Ну надо же было так опростоволоситься! Как ребенка сделала.

И ведь знал, нельзя никому доверять, а так подставился. Не принял девушку всерьез. Вечное мужское желание покрасоваться, осложненное привычкой не считать женщину за человека. А ведь когда-то я таким не был, подумал, благословляя всех подряд. Как давно я не задумывался, во что превратился, и как сильно меня отравила империя!? Ее традиции, привычки и законы. Мда…

Тут есть тонкость, которую я обнаружил далеко не сразу. Чем больше времени проходит, тем хуже я помню прошедшее. Чем дальше ухожу, тем меньше остается в памяти прошлое. Не приспособлен мозг для хранения многосотлетних воспоминаний. Яркие впечатления, хорошие или плохие, сохраняются, бытовуха неизбежно исчезает. Даже языки забываются, включая прежний, до здешнего мира, что уж говорить про обычную жизнь и подробности взаимоотношений или давно забытых ритуалов.

Постепенно я стал вести более подробные дневники, за которые многие ученые отдали бы полжизни, но и это оказалось не выходом. Несколько раз они терялись в разных экстремальных ситуациях, а однажды большой тайник с рукописями и ценностями погиб в пожаре. И храмы оказались не панацеей. Их нередко уничтожали с еще большим рвением. Да и не всегда можно доверить бумаге разные интересные подробности. Самые опасные вещи я по-прежнему пишу исключительно на родном языке, выдавая это за особую скоропись. Наверняка сажаю кучу грамматических ошибок. И в юности не слишком помнил правила, вбиваемые в голову учителями, зато полная гарантия — никто не прочитает.

Только начало, будто нарочно, навечно вбито в память. Ничего не забыл, до мельчайших деталей. Свое прежнее имя вспоминаю с трудом, а те дни врезаны в мозг прочно. Позвонил Борис с очередной сногсшибательной идеей — где провести отпуск. Эти его идеи… Неизвестно, проклинать или благословлять за последнюю. Уж точно я прожил бы обычную жизнь без особых сложностей и давно лежал бы под плитой на кладбище.

Что у меня там было впереди? Работа врачом… Хе-хе. Третий курс медицинского и подработка на «скорой помощи» фельдшером. Специализация на четвертом, в основном одни общие сведения. Да и пользы мне потом было бы от знания, что существуют томографы, рентгены, инсулины и капельницы — прямо выше крыши. Как их сделать в средневековых условиях? Даже еще хуже, в диком гибриде античности с варварскими племенами, с минимальным понятием о гигиене вообще и болезнях в частности. То-то и оно.

Но даже общие представления об анатомии и физиологии при умелом применении — это совсем не мало. Кисло бы мне пришлось без подобных знаний. Парень я был не хлипкий, да ничего полезного для жизни в тутошних условиях за душой не имел. Так бы и трудился вечно, ковыряясь в навозе. Что умеет обычный деревенский мужик? Не здоровый, как бык, но и не задохлый интеллигент в очках, падающий от легкого ветерка? Да все может. Землю копать, камни носить, за скотом ходить, коз доить. С голода не помрешь, если изображать сильно умного не станешь.

В деревне не пристроишься, там сами все прекрасно умеют, и чужаки без имущества им без надобности, разве в батраки за кормежку, а в городе можно прижиться. Вот богатств и уважения особых не наживешь. А умение лечить, пусть даже и в примитивных условиях, весьма пригодилось. Не так уж я мало получил от своих преподавателей и помогая на «скорой», всерьез благодарен. Жаль, им об этом никогда не узнать. Да наверняка все давно умерли, даже если время у меня дома по-другому течет. Земля им пухом, за труды.

Борис… На этот раз он вычитал про какое-то совершенное невероятное место. Надо было всего-навсего спуститься по реке километров двести, потом еще пару дней пешком, и вау! Там пропадали люди. Совершенно как Бермудский треугольник, аномальная зона и прочие глупости. Каждый год Борис вычитывал новую историю и страстно желал где-то побывать. Неисправимый романтик. Мне было без разницы, эти глупости не цепляли, хотя фантастику почитать на сон грядущий любил.

Вот и отправились старым испытанным коллективом — четыре парня и две девчонки. Ребята не менялись, девчонки каждый раз были разные. Больше, чем на один поход, их не хватало. Это когда сидишь в кресле, смотрится красиво — тайга, горы. Реально иногда очень тяжело физически, даже при том, что никто рекорды устанавливать не собирается.

До самого последнего момента все шло как во время очередного туристического маршрута. Длительные, тяжелые для непривычных людей переходы, очень много расслабухи и выпивки на привалах. Девочек, правда, не хватало. Но мы и не собирались устраивать оргии. Чисто развеяться от городских забот и убраться подальше от требовательного начальства.

Как говорил Борис: «Может, в нашей компании и недостаточно честолюбивых людей, готовых за лишнюю копейку удавить соседа, но на жизнь вполне хватает, а отдыхать надо, чтобы потом вспоминать жизнь без раздражения». Через две-три недели выходишь из безлюдных мест, и снова впрягаешься в лямку. Учеба, работа. Все по накатанной трассе, а здесь полноценный отдых.