Обещание Серебряной Крови

Глава 24 НЕЗАСЛУЖЕННАЯ РЕПУТАЦИЯ ЭЛЕГАНТНОСТИ

Смерть — великий уравнитель, заявил философ Волендт в своем трактате Невидимая Философия, текст которого Лукан был вынужден прочитать на первом курсе Академии. Темная владычица, которая не оценит ни богатство, ни власть, ни права первородства. Все души равны перед ее взором.

Похоже, богатые граждане Сафроны не получили это послание.

Вдоль извилистых дорожек кладбища выстроились мавзолеи элитных семей города — впечатляющие сооружения, изобилующие элегантными скульптурами, мраморными колоннами и притолоками, отделанными золотом. На многих из них была изображена Владычица Семи Теней, обычно со своими гончими на поводках, но иногда она стояла одна, и ее черты всегда были скрыты под вуалью. Другие гробницы украшали статуи богов из пантеона Южных королевств и даже божественные символы Линеша, расположенного далеко на востоке, где было запрещено поклонение идолам. Религия, казалось, не была препятствием для тех, кто хотел быть похороненным на престижной западной стороне кладбища Сафроны. Это, как и все остальное в городе, зависело от денег. И у людей, покоившихся здесь, денег явно было больше, чем достаточно.

Чего нельзя было сказать об обитателях восточной части кладбища, где были похоронены самые бедные горожане. Для них не было величественных надгробий — просто бесчисленные надгробные камни, описания на которых давно выцвели и заросли виноградными лозами и лишайником. Они наклонялись под разными углами, как пьяные, и стояли так близко друг к другу, что казалось, будто они дерутся между собой. Смерть, действительно, великий уравнитель.

Звук плача отвлек Лукана от его мыслей. Молодая женщина, одетая в черное, стояла на коленях перед ближайшей могилой, всхлипывая в носовой платок, а мужчина примерно того же возраста стоял позади нее, положив руку ей на плечо. Он выглядел скучающим. Это были первые живые существа, которых Лукан увидел почти за полчаса, не считая многочисленных кошек, которые, похоже, облюбовали кладбище как свой дом. Сейчас он видел одну из них, растянувшуюся на ступенях ближайшего мавзолея и наслаждавшуюся лучами послеполуденного солнца. Животное выпрямилось, когда они проходили мимо, наблюдая за ними прищуренными глазами и помахивая хвостом. Волендт может держать при себе свою темную владычицу. Никто не ценит богатство, власть или право первородства меньше, чем кошки.

— Кажется, я ее вижу! — воскликнула Блоха, указывая недоеденным персиком. — Вон там.

Лукан прикрыл глаза от солнца и, прищурившись, посмотрел на могилу, о которой шла речь:

— Это птица.

— Лебеди — птицы.

— Это маленькая птичка.

— Лебеди не маленькие...

— Нет, эта птица, — перебил Лукан, тыча пальцем, — маленькая. Лебеди... — Он замолчал, так как Блоха разразилась смехом. — Ты меня разыгрываешь.

— Ага

— Возможно, ты могла бы остановиться.

— Не-а. — Девочка откусила кусочек персика и скривилась, проглотив его. — Зачем кому-то изображать лебедя на могиле?

— Может, это был их фамильный герб или что-то в этом роде. У лебедей незаслуженная репутация элегантности, но на самом деле они просто капризные ублюдки.

— Тогда немного похожи на тебя.

Блоха увернулась от его нерешительной пощечины.

— Единственное, что во мне есть элегантного, — ответил Лукан, — это мое владение мечом, и в этом отношении моя репутация вполне заслуженна.

— Прошлой ночью это не принесло тебе особой пользы, так? — спросила девочка, ухмыляясь.

О, приплыли.

— Топаз целился в меня из арбалета, — сказал Лукан с усталостью человека, который уже понял, что проиграл спор. — Я бы победил его в честном бою...

— Но это не был нечестный бой, ага? Хорошо, что я была там и спасла тебя.

— Это уже третий, — нет, четвертый — раз за сегодняшний день, когда ты ужинаешь вне дома из-за этого маленького факта. Такими темпами ты больше никогда не останешься голодной.

— Я вообще никогда не голодаю. Я слишком хорошо умею воровать. — Девочка швырнула остатки своего персика в ближайший мавзолей, и куски фрукта разлетелись по каменным дверям.

— Ради любви... — Лукан огляделся, чтобы убедиться, что за ними никто не наблюдает, затем уставился на нее. — Какого черта ты это сделала?

Блоха пожала плечами:

— Думаю, я уже наелась.

Лукан проглотил резкий ответ. Это только ее раззадорит. Кроме того, он не мог отрицать, что хорошее настроение девочки, каким бы раздражающим оно ни было, по крайней мере, говорило о том, что она уже проглотила боль от смерти Гектора.

— Хочешь поиграть в игру? — спросил он вместо этого.

— Какую?

Лукан выудил из кошелька две медные монеты:

— Если ты найдешь лебедя первым, то получишь вот это.

— А если ты его найдешь?

— Если я его найду, — с улыбкой ответил Лукан, — тебе придется помолчать полчаса. — Если такое вообще возможно. — Договорились?

Блоха ухмыльнулась:

— Договорились.

Тени удлинялись, день катился к вечеру, когда Блоха издала торжествующий крик и указала на каменного лебедя, возвышавшегося над ними. Время и стихии сговорились лишить статую ее мельчайших деталей, но невозможно было не заметить изящный изгиб шеи и размах крыльев. Какое бы раздражение Лукан ни испытывал из-за того, что ему пришлось бросить девочке свои медные монеты, оно компенсировалось облегчением от того, что они вообще нашли эту чертову штуку.

Лебедь возвышался над входом в мавзолей с колоннами, похожий на многие другие, мимо которых они проходили, — возможно, немного меньшее сооружение, но не менее экстравагантное. На притолоке над входом был вырезан фамильный герб, но символы стерлись до неузнаваемости. Лукан поднялся по каменным ступеням к двери из кованого железа и заглянул сквозь прутья решетки. Во мраке за ней он разглядел смутные очертания двух саркофагов, но еще больший интерес вызвали следы в пыли, которые вели к ним. Недавно здесь прошло несколько человек. Он подергал ручку, но дверь была заперта. И все же это то самое место.

— И что теперь? — спросила Блоха.

— Мы найдем место, где можно понаблюдать. — Лукан вернулся на дорожку и огляделся. — Вон там, — сказал он, указывая на мавзолей с плоской крышей примерно в двадцати ярдах от них. — Оттуда должен открываться неплохой вид. — Если нам удастся туда забраться.

В этом отношении удача оказалась на их стороне: виноградные лозы тянулись вверх и пересекали дальнюю стену мавзолея, цепляясь так плотно, что могли бы быть вырезаны из того же камня. Блоха взобралась по ним с легкостью уличной крысы, в то время как Лукан последовал за ней с гораздо меньшей ловкостью.

— Слишком много вина, — заметила Блоха, когда он перелезал через край крыши, раскрасневшийся и отдувающийся. — И слишком много тех маленьких пирожных в таверне.

— Я съел только пару. Для меня они слишком сладкие.

— Четыре, — ответила Блоха и стала загибать пальцы. — Два, когда я была там, и два, когда я пошла пописать.

— Семь теней, ты когда-нибудь что-нибудь упускала?

— Я упустила Гектора и скучаю по нему. — Девочка отвела взгляд.

— Да, ну... — Что сказать? — Постепенно будет легче, — предположил он, протягивая к ней руку.

— Я знаю, — ответила Блоха, стряхивая его руку. — Какое-то время это причиняет боль, а потом проходит. То же самое было, когда мой брат ушел и не вернулся.

Старше своих лет.

— Топаз — только начало. Мы поймаем остальных и того, кто им платит. Мы проследим, чтобы справедливость восторжествовала в отношении Гектора и Веча.

Лукан подполз на локтях и коленях к переднему краю крыши, где стояла статуя Леди. Он осмотрел окружающие дорожки. Идеально. Мы увидим их приближение с любой стороны. Но они нас не увидят. Удовлетворенный, он вернулся на середину крыши и снял со спины свой новый меч, задержавшись на мгновение, чтобы полюбоваться лезвием. Это была отличная вещь, гладкая и хорошо сбалансированная. По совету Джуро, он не стал покупать меч у оружейников на Площади Серебра и Специй и вместо этого отправился к одному кузнецу в Дымы. Оружие стоило ему почти всех оставшихся денег, но это было предпочтительнее, чем сэкономить несколько медяков и полагаться на второсортный клинок. И все же он спрашивал себя, удастся ли ему убедить Джуро оплатить покупку. Скорее всего, нет, ведь дом его хозяйки превратился в дымящиеся руины.

— Я не считаю — сказал он, опуская меч, — что тебе захочется проявить великодушие в честь победы и возвратить мне эти два медяка?

— Ты прав.

— Я так и думал. — Он улегся рядом со своим мечом и закинул руки за голову.

— Что ты делаешь?

— Решил немного поспать.

— Ты спал раньше.

— Этого было недостаточно. Продолжай наблюдение, ладно? У тебя глаза острее, чем у меня.

— Но ведь еще даже не стемнело.

— Тогда сходи и купи нам чего-нибудь поесть. У входа стояла тележка с фруктами. — Лукан порылся в своем кошельке и поморщился, увидев, как мало в нем монет. Он неохотно вытащил медяк и бросил его девочке. — Посмотри, есть ли у них виноград. И заплати за них, хорошо? Я не хочу есть краденые фрукты.

— Почему? Вкус тот же самый.

— И не обкрадывай плакальщиц на кладбище. Поняла?

— Ты такой зануда.

— А ты соплячка.

Девочка ухмыльнулась, сделала непристойный жест и исчезла за краем крыши.

— Лукан.

Он резко открыл глаза. Высоко над головой серебрились звезды. Он почувствовал камень под своей спиной, легкий ночной ветерок ласкал его кожу, и на какое-то блаженное мгновение он не мог вспомнить, где находится и что делает.

— Лукан, — снова произнес голос, на этот раз более настойчиво. Голос Блохи. Он застонал, когда к нему вернулась память. Черт, уже ночь... Он перекатился на бок и прищурился на девочку, которая скорчилась рядом с ним в темноте, ее тело напряглось, когда она выглянула из-за статуи.

— Что случилось? — прошептал он.

— Кто-то идет.

Он подполз к ней:

— Почему ты не разбудила меня раньше?

— Ты мне больше нравишься, когда спишь. Даже если храпишь, как свинья.

— Я не храплю.

— Ага, попробуй сказать это всем мертвецам, которые только что проснулись. Эй...

Легкий толчок Лукана заставил девушку перевернуться на спину. Не обращая внимания на ее шипящие оскорбления, он заглянул через правое плечо статуи. Там. Далекие языки пламени, яркие на фоне темноты. Череда горящих факелов, которые, словно светлячки, парили в воздухе, двигаясь по тропинке, постепенно приближаясь.

— Это они? — прошептала Блоха, присев на корточки рядом с ним. — Это Семь Драгоценностей?

— Теперь Шесть, — сухо ответил Лукан, наблюдая за приближением факелоносцев. — Но, да, я думаю, это они. — Теперь он мог разглядеть фигуры более отчетливо — их было шесть, и все они были одеты в ту же одежду из темной ткани и кожи, что и Топаз. Он осмотрел каждого по очереди, гадая, кто из них Деластро, но капюшоны, скрывавшие их лица, не позволяли их различить. — А это, должно быть, наш друг, лорд Мурильо, — добавил он, переводя взгляд на фигуру в сером плаще, которая шла среди них, единственная, у кого не было факела. Он был замаскирован, как и предсказывал Топаз, но Лукан без труда представил себе поросячьи глазки торгового принца под богато украшенной серебряной маской, которая сверкала всякий раз, когда на нее падал свет факелов.

Мгновение спустя группа достигла мавзолея со статуей лебедя, и факелоносцы образовали полукруг у входа, пока Мурильо поднимался по ступеням. Он достал из кармана мантии ключ и вставил его в замок, в то время как его вооруженный эскорт осматривал безмолвные могилы вокруг них.

— Ниже, — прошипел Лукан, прижимаясь к крыше, когда одна из фигур в капюшонах взглянула в их сторону. Блоха повиновалась, и несколько мгновений они лежали рядом, пока ночную тишину не нарушил протестующий скрип старых петель. Лукан снова поднял голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как Мурильо входит в мавзолей. Факелоносцы последовали за ним внутрь — все, кроме последнего, который вместо этого вставил свой факел в скобу у дверного проема и остался снаружи на ступеньках.

— Что теперь? — прошептала Блоха.

Лукан едва слышал ее; он был слишком занят, уставившись на приоткрытую дверь. Мурильо ее не запер. Свет факелов в мавзолее потускнел, а затем и вовсе погас.

Дверь оставалась открытой.

Излишняя самоуверенность или забывчивость? Или, может быть, он просто хочет обеспечить себе быстрый побег, если ему это понадобится. Какой бы ни была причина, Мурильо предоставил ему возможность, которую, Лукан знал, он не мог упустить.

— Я иду внутрь, — сказал он.

— Ты что?

— Оставайся здесь, не попадайся на глаза. Если я не вернусь через час, иди, найди Джуро и расскажи ему, что произошло.

— Но Писец сказала...

— Я знаю, что сказала Писец. Но если мы будем только наблюдать из тени, мы никогда ничего не добьемся. Я не могу просто уйти, когда есть шанс узнать, что, черт возьми, задумал Мурильо.

— А как же охранник?

— Я очарую его своим остроумием.

Девочка ударила его по руке.

— Просто шучу. — Он одарил ее невеселой улыбкой и похлопал по своему мечу. — Я собираюсь показать тебе, насколько элегантно я владею мечом.

— Ты можешь думать, что сражаешься на дуэли своим клинком, — сказала Шафия Лукану, когда впервые вложила ему в руки деревянный тренировочный меч. — Но ты ошибаешься. Ты сражаешься на дуэли разумом, еще до того, как мечи были обнажены. Демонстрация уверенности — будь то улыбка, пристальный взгляд или напыщенная поза — может посеять в твоем противнике сомнения и даже страх. И это может быть так же смертельно опасно, как идеальный выпад или своевременный контрудар.

Лукан всегда помнил слова Шафии и неоднократно убеждался, что этот совет справедлив во многих ситуациях. Надеюсь, это будет одна из них, подумал он, подходя к охраннику, стоявшему у входа в мавзолей. У него не было желания прибегать к насилию, несмотря на то, что он сказал Блохе. Но, если то, что Джуро узнал об этих наемниках, было правдой, он сомневался, что стражника поколеблют слова или обещание серебра.

Что оставляло только одну возможность.

— Вечер, — весело сказал Лукан. — Прекрасная ночь для этого...

— Ближе не надо, — сказала охранница, резкий талассианский акцент подчеркивал ее слова. Он почти ожидал, что вот-вот появится маленький арбалет, он услышит щелчок тетивы и упадет на землю с болтом между глаз. Вместо этого охранница откинула капюшон, и в свете факелов стали видны загорелые, угловатые черты лица и темные волосы, собранные в пучок на затылке. Она окинула его оценивающим взглядом. — Что привело тебя сюда?

— Просто хотел засвидетельствовать свое почтение, — ответил Лукан, протягивая сухие цветы, которые он только что поднял с ближайшей могилы.

— Странное время для этого.

— Это были странные два дня. — По крайней мере, это было правдой.

— Ты всегда выражаешь свое почтение с мечом, пристегнутым к спине?

— Спрашивает женщина с мечом в ножнах на боку.

Намек на улыбку:

— Кто ты? Или ты собираешься солгать и об этом?

— Ты уже знаешь мое имя.

— Это правда... Лукан Гардова.

— Ты талассианка. Дай угадаю... Ты из Виспаны?

— Из Виренцы, — ответила она, сжав губы. — Ты меня оскорбляешь.

— Вы, талассианцы, забавные люди со своими понятиями о чести. — Лукан отбросил цветы в сторону. — Знаешь, я слышал, что все ваши люди — лжецы и воры...

Рука женщины потянулась к мечу.

— ...но, — быстро продолжил Лукан, — еще и прекрасные любовники. К сожалению, у меня не было возможности проверить эту гипотезу.

— Не беспокойся, — ответила женщина, ухмыляясь. — Я обязательно поцелую твой труп.

— Ты очень добра. Кто ты, кстати? Может быть, Изумруд?

— Аметист. Если бы я была Изумруд, ты бы сейчас выглядел как подушечка для булавок. У нее есть привычка сначала стрелять, а потом задавать вопросы.

— Тогда, возможно, Деластро допустила ошибку, не поставив ее охранять мавзолей.

— Бриллиант не совершает ошибок.

— Да? Тогда почему Топаз сейчас привязан к стулу в затемненной комнате?

— Потому что он дурак, который не может выполнять приказы. — Аметист ни на йоту не проявила беспокойства за своего товарища. — Если он когда-нибудь приползет обратно, я уверена, Бриллиант вздернет его за яйца — если, конечно, ты их еще не отрезал.

— Не было необходимости заходить так далеко. Топаз заговорил при виде раскаленного лезвия. — Лукан понятия не имел, правда ли это, но звучало заманчиво. — И он много чего рассказал.

— Как всегда. Обычно это чушь собачья.

— Значит, ты отрицаешь, что ваша команда украла Клинок Сандино? Что вы убили доктора Вассилиса?..

— Почему тебя это волнует? — Аметист склонила голову набок с явным любопытством. — Тебе-то какое дело?

— Бизнес.

— Будь по-твоему. — Она вытащила свой меч и небрежно поиграла им. — Тогда, может, потанцуем?

— Да, — ответил он, обнажая свой клинок. — Давай.

Аметист спрыгнула со ступенек, свет костра заиграл на ее мече, когда она обрушила на него шквал ударов, удививших Лукана своей свирепостью; ему удалось парировать первые три и увернуться от четвертого — но недостаточно быстро — кончик ее клинка полоснул его по правому плечу. Дерьмо. Не обращая внимания на вспышку боли, он нанес ответный удар, который Аметист с легкостью отразила, почти поймав его ответным ударом. Кровь Леди, подумал он, отступая. Она хороша. Улыбка женщины, когда они кружили друг вокруг друг а, свидетельствовала о том, что она это знала.

Они снова сблизились, клинками сверкнули серебром, их стальная песня эхом разнеслась по темным гробницам. Лукан заставил Аметист отступить серией финтов и выпадов, почти поймав ее своей последней атакой. Пока она пыталась удержать равновесие, он сделал выпад — только для того, чтобы понять, что это была уловка. Он отскочил в сторону, едва избежав удара клинком в живот. Внезапно он начал отступать под новым шквалом атак, его сердце бешено колотилось, кровь шумела в ушах. Отчаянно отражая удары Аметист, Лукан почувствовал, как в его голове зарождаются сомнения. Я не могу победить в этом сражении. Аметист легко могла сравниться с ним в мастерстве; даже в свой лучший день ему потребовалось бы немного удачи, чтобы победить ее, а это был не самый лучший его день — он почти не спал с прошлой ночи, и усталость окутывала его, как плащ, который становился только тяжелее с каждым взмахом его клинка. Сосредоточься, приказал он себе, не обращая внимания на кровь, стекающую по правой руке. Не паникуй…

Аметист снова бросилась на него, ее меч описал смертельную дугу, намереваясь снести ему голову с плеч. Он отбил ее клинок в сторону, ухитрившись при этом нанести ей удар кулаком в лицо — не такой сильный, как ему хотелось бы, но достаточный, чтобы заставить ее отступить. Он попытался воспользоваться своим преимуществом, но Аметист быстро пришла в себя, отразила его выпад и, подойдя ближе, нанесла сильный удар локтем в челюсть. На этот раз настала очередь Лукана отшатнуться, но Аметист не воспользовалась своим преимуществом — вместо этого она ухмыльнулась, облизывая окровавленные губы. Она знает, понял Лукан, и его охватила паника. Она знает, что сражается лучше меня.

— Тебе следовало уйти, — сказала Аметист, улыбаясь и описывая мечом ленивые круги в воздухе. — Какая жалость, что мне придется порезать твое милое личико.

Лукан собрался было ответить, но замолчал, когда из тени за спиной наемника появилась маленькая фигурка. Блоха. Он почувствовал проблеск надежды. Что, черт возьми, она делает?

— Тебе не одолеть меня, — продолжила Аметист, не замечая подкрадывающуюся к ней девочку.

Лукан ухмыльнулся:

— Мне это и не нужно.

На лице наемницы промелькнуло понимание. Она развернулась, рассекая воздух клинком.

— Хорошая попытка, — сказала Блоха, поднимая арбалет, который держала в руках. Аметист двигалась быстро, но не так быстро, как болт, со свистом вылетевший из оружия и пронзивший ее бедро. Женщина ахнула и пошатнулась, но быстро пришла в себя и бросилась на Блоху. Девочка отскочила в сторону. Скользкая, как угорь, подумал Лукан, прыгая вперед и нанося удар наемнице в спину. Аметист развернулась и отразила его атаку, но ценой потери равновесия. Лукан толкнул ее плечом, и она упала на землю. И снова она быстро пришла в себя, перекатилась и поднялась на одно колено, но замерла, когда Лукан приставил острие меча к ее горлу.

— Брось оружие, — приказал он, его рука дрожала.

Аметист бросила на него сердитый взгляд, но отбросила клинок в сторону:

— Ты позоришь себя, Лукан Гардова.

— Такое, как известно, случается.

— Полагаешься на эту уличную крысу, чтобы спасти свою шкуру...

— Меня зовут Блоха. — Девочка шагнула к Лукану, ее лицо потемнело от гнева. — Моего друга звали Гектор...

Аметист плюнула себе под ноги:

— Расскажи кому-нибудь, кому не все равно.

Блоха сжала челюсти и подняла арбалет; Лукан подумал, что она собирается всадить женщине вторую стрелу между глаз, но вместо этого девушка проявила удивительную сдержанность.

— Его звали Гектор, — повторила она, выдерживая взгляд наемницы. — Ты убила его, точно так же, как убила Веча. И доктора….

— Это просто бизнес, ты, маленькая сучка.

— И это. — Лукан ударил Аметист по черепу рукоятью меча. Женщина упала на землю, ее тело обмякло.

— Она мертва? — спросила Блоха.

— Надеюсь, что нет.

Блоха уставилась на него, растерянность сменилась гневом:

— Но... но она заслуживает смерти.

— Возможно.

— Тогда почему ты ее не убьешь?

Лукан убрал меч в ножны:

— Почему ты этого не делаешь?

Блоха нахмурилась, посмотрела на свой арбалет. Сжала губы в тонкую линию.

— Хорошо, я так и сделаю. Ее палец напрягся на спусковом крючке. Прошло мгновение. Другое.

— Легко желать кому-то смерти, — тихо сказал Лукан, — но гораздо труднее на самом деле исполнить это желание.

— Она убила Гектора.

— Я знаю. Она заслуживает смерти за это и за другие свои преступления. Но если ты заберешь ее жизнь, то будешь носить это на шее до конца своих дней. — Он положил руку на плечо девочки. — Ты готова нести это бремя?

Блоха стряхнула его руку, решительно сжав губы. Милосердие Леди, подумал он, она ее убьет. Вместо этого девочка опустила арбалет и вытащила из-за пояса кинжал. Склонившись над потерявшей сознание женщиной, она провела кончиком клинка по щеке наемницы; из глубокого пореза потекла кровь.

— Вот, — сказала девочка. Она вытерла свой клинок о тунику Аметист и убрала его в ножны. — Она сказала, что порежет тебе лицо, поэтому я порезала ее. Она заслуживает большего, но... этого хватит. — Блоха попыталась высвободить свой болт, но он так и остался торчать в бедре Аметист. — Я не могу...

— Вот, — сказал Лукан, вытаскивая болт и протягивая его ей. — Кстати, хороший выстрел. — Сначала он был обеспокоен тем, что Блоха заявила права собственности на арбалет Топаза. Несмотря на то, что он был маленьким и гладким, он определенно не был игрушкой, и в руках девочки, как он опасался, оружие могло принести больше вреда, чем пользы. Однако его предложение отказаться от него было встречено хмурым взглядом и грубым жестом. В любом случае, тот час, который он провел, наблюдая, как она стреляет в столб забора за гостиницей Апельсиновое Дерево, удивил его тем, как быстро она овладела оружием.

Блоха усмехнулась, вставляя стрелу обратно в арбалет:

— Ты меня видел? Я двигалась тихо, как Леди Полночь.

— Я тебя видел. Ты молодец, ребенок.

— Это уже второй раз.

— Второй раз что?

— Второй раз я спасла тебе жизнь.

— Правда? Я не считал. — Лукан ухмыльнулся, когда Блоха его ударила. — В любом случае, я полностью контролировал ситуацию... — Он уклонился от ее второго удара и обыскал тело Аметист, найдя кинжал, пару серебряных монет, флакон с неизвестной жидкостью, который он выбросил, и кусок тонкой веревки, которую он разрезал пополам и использовал чтобы связать ее по рукам и ногам. Убедившись, что узлы держатся, он отрезал полоску от ее нижней рубашки и перевязал рану на бедре.

— Что нам с ней делать? — спросила Блоха.

— Оставим там, где ее будет нелегко найти. Помоги мне.

Девочка закатила глаза и без особого энтузиазма подняла ногу Аметист. Вдвоем они оттащили потерявшую сознание наемницу с дорожки, оставив ее в темноте возле ближайшей могилы. Если повезет, она будет без сознания добрых полчаса, а может, и гораздо дольше. Достаточно времени, чтобы спуститься в катакомбы и посмотреть, что, черт возьми, задумал Мурильо. Когда они вернулись в мавзолей, Блоха направилась прямиком к мечу Аметист, который лежал рядом с тропинкой, там, где она его бросила.

— Положи его, — сказал Лукан, снимая горящий факел с кронштейна рядом с дверью.

— Почему? Теперь он мой.

— Ты знаешь, как им пользоваться?

Девочка сделала пробный взмах и чуть не потеряла равновесие.

— Я научусь, — натянуто произнесла она, морщась от усилий, с которыми ей приходилось держать клинок поднятым.

— Меч в неумелых руках, — сказал Лукан, — представляет такую же опасность для владельца, как и для любого другого. — Он вытащил из-за пояса кинжал наемницы. — Этот больше подходит тебе по размеру. Я обменяю этот кинжал на меч. У тебя будет два, по одному на каждый сапог.

Девочка поморщилась, но отдала меч, взяв взамен кинжал.

Отлично сбалансирован, подумал Лукан, взвешивая меч в руке. Талассианское мастерство, качественная сталь. С легким сожалением он швырнул клинок так сильно, как только мог, и тот, вращаясь, улетел в темноту, пока не ударился о стену невидимой могилы. Даже если Аметист скоро очнется и каким-то образом освободится, без клинка она не будет представлять особой опасности.

— И что теперь? — спросила Блоха, все еще изучая свое новое оружие.

— Я иду внутрь.

Блоха посмотрела на него, приподняв бровь.

— Хорошо. Мы идем внутрь.

Лукан осторожно открыл дверь и вошел в мавзолей. Свет факела заиграл на гладких каменных стенах, высвечивая свежие следы в пыли, которые вели к двум саркофагам, стоявшим бок о бок в центре гробницы. Продвигаясь вперед, он почти ожидал, что из ниши выйдет еще один охранник, но в тени ничего не шевелилось. Он направился по отпечаткам к саркофагу слева и, подойдя ближе, понял, что его крышка снята и лежит на полу. Это, должно быть, вход в катакомбы. И, действительно, когда он заглянул внутрь, то не увидел ни пыльных костей, ни обрывков одежды — только ступени, уходящие в темноту.

— Если бы я сказал тебе, — обратился он к Блохе, когда девочка встала на цыпочки и выглянула из-за края саркофага, — что, возможно, было бы лучше, если бы ты подождала здесь...

— Я бы засунула тебе в задницу свой новый кинжал.

— Так я и думал. — вздохнул он. — Тогда пошли. Следуй за мной.