Обещание Серебряной Крови

Глава 14 ЛЮБИТЕЛЬСКИЙ СПЕКТАКЛЬ

— Гигантская сороконожка?

— Ага, что-то вроде этого.

— И она вышла у тебя из руки?

— Скорее вырвалась. — Лукан поморщился при воспоминании. Блестящие сегменты, скользкие от крови. — В любом случае, можем мы просто...

— Какого она была цвета? Однажды я видела красную на складе недалеко от набережной...

Милосердие Леди. Ему удалось уклониться от вопросов Блохи сразу после того, что случилось с ним у Салазара, и он молчал, пока они возвращались в его комнату в гостинице, где ему удалось поспать несколько часов. Но теперь, когда они ждали под потускневшей бронзовой статуей Адемира Старшего, уклониться было невозможно. Кем бы, черт возьми, этот Адемир ни является. Или являлся. Он не припомнил никаких упоминаний об этом человеке в буклете Веллераса Гелламе, и, когда он спросил Блоху, девочка просто пожала плечами и ответила:

— Наверное, какой-нибудь мертвый буржуй.

Каким бы ни было прошлое этого человека, его статуя стояла в центре небольшой площади, которая — если не считать кота, бродившего по западной стороне, — была полностью в их распоряжении. В окнах закрытых лавок и других зданий, расположенных вдоль площади, не горел свет, хотя ночной ветерок доносил звуки жизни: отдаленный смех, собачий лай и звуки скрипки, невольно сопровождающие ссору влюбленных.

— ...у нее было сорок ног?

— Я не знаю, ребенок. Я был слишком занят своими криками, чтобы считать.

— Потому что было больно?

— Нет, потому что мне нравится, когда мне щекочут яйца.

— Кто-то идет.

Лукан поднял голову, оглядывая темную площадь:

— Я не вижу никаких...

— Там, — прошептала Блоха, указывая на здание справа от них. Черт возьми, у этой девчонки острое зрение, подумал Лукан, заметив три фигуры, выходящие из переулка. Он почувствовал легкую тревогу, когда они приблизились, их движения были быстрыми, лица скрыты капюшонами. Одна из фигур шла на шаг или два позади остальных, и Лукан был уверен, что это Джуро. Слишком знакомая походка...

— Помнишь, что я тебе говорил? — прошептал он.

— Что ты разрушил свою жизнь из-за дурацкой дуэли?

— То, что я тебе сказал буквально только что.

— Держать рот на замке и позволить говорить тебе?

— Да. Ты можешь это сделать? Пожалуйста?

— Возможно.

Лукан подавил еще один вздох. Думаю, это лучшее, на что я могу надеяться. Он подавил желание схватиться за меч, когда три фигуры остановились перед ним. Он расслабился, когда третья фигура откинула капюшон и подтвердила его прежние подозрения.

— Добрый вечер, Лукан, — сказал Джуро с неизменной полуулыбкой. — И тебе, Блоха.

— Я бы поздоровалась, — ответила девочка, — но Лукан велел мне держать рот на замке и позволить говорить ему.

Семь теней...

— Это кажется мудрым решением. — Губы Джуро насмешливо изогнулись. — Безусловно, более мудрым, чем большинство решений, которые он принимал ранее.

Блоха хихикнула:

— Я слышала о сороконожке...

— Да, хорошо, — прервал ее Лукан, бросив на нее сердитый взгляд. — Может быть, мы могли бы перейти к делу?

— Конечно, — ответил Джуро. — Я и двое моих спутников проводим вас к моей госпоже — одного, спешу добавить.

— Понял. — Лукан повернулся к Блохе. — Возвращайся в гостиницу, увидимся позже.

— Я подожду здесь, — ответила девочка, усаживаясь на булыжники, как будто больше не было смысла спорить. Лукан все равно попытался.

— Блоха, меня может не быть какое-то время.

— Ты сам найдешь дорогу домой?

Она в чем-то права.

— Прекрасно. Только не нарывайся на неприятности.

— И не ходи за нами, — сказал Джуро, все еще улыбаясь. — Или будут последствия. Ты понимаешь, Блоха?

Девочка пожала плечами, ничуть не обеспокоенная скрытой угрозой:

— Конечно, как скажешь.

— Тогда пошли. — Слуга Писца натянул капюшон. — Лукан, пожалуйста, следуйте за мной. — Он зашагал в сторону переулка.

— Оставайся здесь, — прошептал Лукан Блохе. — Я постараюсь не задерживаться надолго.

Он пошел за Джуро, две другие фигуры следовали за ним по пятам. Их присутствие за его спиной заставляло его нервничать, и это чувство только усилилось, когда они углубились в темноту переулка. На этот раз он позволил своей руке скользнуть к рукояти меча, его глаза едва могли разглядеть Джуро во мраке впереди. Они были уже далеко в конце переулка, когда слуга Писца повернулся к нему лицом.

— Заранее приношу свои извинения, Лукан.

Лукан напрягся, услышав шорох за спиной. О, черт...

Сильная рука обхватила его за плечи, другая прижала влажную тряпку к лицу; он вдохнул полной грудью острую вонь, прежде чем даже подумал о том, чтобы попытаться задержать дыхание. Он боролся, пытаясь закричать, но у него вырвался только приглушенный рев, когда мир вокруг него накренился, а зрение затуманилось.

— Расслабься, Лукан, — сказал Джуро, поднимая руку. — Если бы я хотел причинить тебе вред, ты был бы уже мертв.

Что ж, это обнадеживает, подумал Лукан, чувствуя, как подкашиваются ноги. Ублюдок.

Мгновение спустя он потерял сознание.

Он очнулся в темноте.

На несколько блаженных мгновений Лукану показалось, что он вернулся в свою комнату в гостинице, прежде чем его память пробудилась: площадь, переулок... Джуро. Он попытался пошевелиться, но понял, что привязан к стулу, на котором сидел, а его запястья крепко привязаны к спинке. Дерьмо. Когда он повернул голову, грубый материал прошелся по его коже, отражая тепло его собственного дыхания, — что-то вроде капюшона. Это объясняло темноту. Связанный и временно ослепленный, Лукан предпочел слушать.

Ничего.

Нет, подожди...

Шаги. Лукан понял, что они приближаются к нему, за мгновение до того, как с его головы сорвали мешковину. Он поднял глаза и увидел, что над ним стоит Джуро, и свет свечей освещает его раздражающую полуулыбку.

— Нам с вами нужно поговорить, — сказал Лукан хриплым голосом.

— Нет, Лукан. Вам нужно поговорить с моей госпожой. — Мужчина отступил, указывая на фигуру, стоявшую перед Луканом по другую сторону стола, на котором не было ничего, кроме одинокой свечи. Писец хранила молчание, лицо ее было скрыто капюшоном, но Лукан все равно чувствовал тяжесть ее невидимого взгляда. Он подавил желание поерзать на стуле, пока она смотрела на него, и тишина с каждым мгновением становилась все более гнетущей. В конце концов его терпение лопнуло.

— Вам нравится вся эта плащ-и-кинжал чушь, так?

Наверное, это было не самое лучшее, что можно было сказать единственному человеку в этом городе, который действительно мог ему помочь, но, по крайней мере, это заставило его почувствовать себя немного спокойнее. Всегда лучше играть первым.

Капюшон Писца слегка наклонился, но то ли от удивления, то ли от досады, он не мог сказать.

— Прошу простить меня, мастер Гардова, — ответила она резким голосом, которым можно было резать стекло, — но осторожность и скрытность хорошо подходят для виноградника, на котором я тружусь. И все же, если вам так будет удобнее... — Женщина подняла руку и откинула капюшон, открыв бледное лицо с высокими скулами и узкой линией подбородка, на котором единственным признаком возраста были гусиные лапки вокруг глаз. Ее серебристые волосы были коротко подстрижены, что подчеркивало резкие черты лица.

— Я бы почувствовал себя удобнее, — ответил Лукан, — если бы вы меня развязали. — Он опустил взгляд и понял, что его оружия нет. — Я даже не вооружен.

— Как и я. — Писец развела руками.

— Вы по-прежнему держите меня в неудобном положении.

— Именно так я и буду держать вас в течение всего нашего разговора.

Не самое многообещающее начало. Лукан огляделся, впервые осматривая маленькую комнату. Потолок был низким, вдоль стен тянулись деревянные стеллажи, свет свечей играл на пыльных стеклянных бутылках внутри. Винный погреб, хотя им давно не пользовались. Интересно, есть ли здесь красный парван. Он повернулся к Писцу:

— Где мы находимся?

— Далеко от любопытных глаз, можете не сомневаться. Итак, давайте перейдем к делу. Почему вы искали меня?

— Я уже рассказал Джуро свою историю. Разве он вам ее не передал?

— Передал, но я бы хотела услышать ее от вас снова.

— Почему? Вы не доверяете своему человеку?

— Я безоговорочно доверяю Джуро, — ответила Писец твердым голосом. — Его способность видеть ложь насквозь — лишь один из его многочисленных талантов.

— Я рассказал ему правду.

— Так он мне и сказал, и именно поэтому я согласилась на эту встречу, но предупреждаю вас, я откажусь от нее без колебаний, если вы будете продолжать в том же агрессивном тоне.

— Эй, это вы похитили меня и привязали к стулу.

Писец удивленно приподняла бровь.

— Ладно, ладно, — устало сказал Лукан. Будь по-твоему. — Что вы хотите знать?

— Я так понимаю, что ваш покойный отец написал вам записку. Мне бы очень хотелось ее увидеть.

— Да, она у меня в левом ботинке — возможно, если вы перережете мои веревки...

Но Джуро уже был рядом с ним, доставая сложенный листок из тайника. Мужчина протянул записку Писцу; Лукан подумал, что она, возможно, выразит некоторое нежелание прикасаться к бумаге — смятой, с пятнами крови, — но женщина взяла записку и без колебаний ее развернула. ее глаза изучали каракули, написанные кровью, Лукан отметил, какие у нее красивые руки и длинные, почти изящные пальцы.

— Лукан, — пробормотала она. — Сафрона. Зандруса. — Ее глаза встретились с его.

— И вот я здесь, — ответил он с печальной улыбкой.

— Насколько я понимаю, — сказала Писец, складывая бумагу и кладя ее на стол, — вы добиваетесь встречи с леди Джеласси, или Зандрусой, как вы ее называете.

— Это ее настоящее имя.

— Я хорошо это знаю. — Выражение ее лица на мгновение смягчилось — или, возможно, это была игра света, потому что ее голос сохранил прежнюю резкость. — И вам нужна моя помощь, чтобы проникнуть внутрь Эбеновой Длани.

— Верно. Обасса — он слепой нищий... ну, он не слепой, но...

— Я знаю, кто он такой.

— Верно. Ну, он сказал, что вы, возможно, сможете мне помочь, что вы лучший подделыватель документов в городе.

— Он всегда играет очаровашку, — сухо сказала Писец. — Но такова уж его роль.

— Его роль?

— Да. Только не говорите мне, что вы поверили в эту чушь о слепом нищем?

— Нет, конечно, нет, — немного раздраженно ответил Лукан. — Он явно затеял какую-то игру, хотя мне сказали, что он не из вашей компании — не из Сородичей, я имею в виду.

— Вам сказали правду, Обасса не один из нас. Нет, наш слепой друг — шпион зар-гхосской короны. Как он до сих пор не получил нож в спину, остается загадкой, хотя вы должны признать, что в нем есть определенное очарование.

— Он сказал, что вы могли бы мне помочь. Вы можете?

— Это зависит от обстоятельств. — Она сложила пальцы домиком. — У вас есть план?

— Ну, изначально я думал выдать себя за заключенного.

— Нелепая идея.

— Да, так мне и сказали, — сказал Лукан, чувствуя, как в нем растет раздражение. — Слишком много рискованных моментов и так далее. Я понял. Вот я и подумал... Если бы я мог раздобыть форму констебля...

— Избавьте меня от разговоров о любительском спектакле, — прервала его Писец. — Констебль, заключенный, не имеет значения, за кого из них вы хотите себя выдать. Ни то, ни другое не позволит вам попасть в Длань. Только не без официальных документов.

— Но разве это не то, что вы делаете? Разве вы не можете подделать документы.

— Эти? Нет, не могу.

— Нет? — недоверчиво переспросил Лукан. — Значит, я зря играл в эту чертову пирамиду? Зря перенес все эти мучения? — Его громкий голос эхом отразился от стен подвала. — Вот тебе и лучший подделыватель в городе. Думаю, Обасса был неправ насчет этого.

— В Эбеновой Длани содержатся одни из самых отъявленных подонков, которых только может предложить этот город, — медленно, словно обращаясь к ребенку, произнесла Писец. — Убийцы, насильники, растлители малолетних и многие другие. Следовательно, все документы, предоставляющие доступ туда констеблям, подписаны старшим инквизитором и скреплены печатью. Колдовской печатью. Я могу в совершенстве воспроизвести такой документ, вплоть до пятен от сигарного пепла и кофе, но я не могу воспроизвести колдовство.

— Значит, проникнуть внутрь невозможно? — спросил Лукан, и его надежда угасла.

— О, есть способ. — Писец поджала губы. — Но это будет нелегко.

— Просто скажите мне. — Лукан чувствовал, как усталость скребется в уголках его сознания, порожденная испытаниями этого дня — ужасами Костяной ямы, различными мучениями пирамиды, а теперь еще и этим кошки-мышки разговором. Достаточно. — Пожалуйста, — добавил он, когда взгляд Писца посуровел.

— Констеблям необходимо предъявить официальные документы, чтобы попасть в Длань. Представители инквизиции этого не делают. Это означает...

— Вы предлагаете мне выдать себя за инквизитора?

— Еще раз перебьете меня, и я уйду с этой встречи, — холодно сказала Писец. Прежде чем Лукан успел пробормотать извинения, она продолжила: — Инквизиция имеет полный доступ к Длани, и ее инквизиторы могут приходить и уходить, когда им заблагорассудится. Я могу раздобыть для вас необходимую униформу и служебный значок, которые позволят вам попасть внутрь.

— Это так просто?

— Не совсем. Инквизиторы более высокого ранга хорошо известны в Длани, поэтому нам придется представить вас как инквизитора более низкого ранга — незнакомое лицо. Второстепенный актер, которому, по неизвестным причинам, дали шанс проявить себя, подвергнув Зандрусу дальнейшему допросу.

— Разве это не вызовет подозрений? Инквизиция наверняка послала бы для допроса кого-нибудь из своих лучших ищеек.

— Это может вызвать один или два вопроса. Именно поэтому я также передам вам личный приказ от самого Великого инквизитора.

— Какой именно?

— Что вы должны быть допущены в Длань для допроса леди Джеласси, и вам должна быть оказана всяческая помощь. На таком документе не будет магии, только печать и подпись Великого инквизитора. И, мастер Гардова, я вполне в силах это имитировать.

— И этого будет достаточно, чтобы получить доступ к Зандрусе?

— В теории, да.

— Я часто сталкиваюсь с тем, что теория не соответствует действительности.

— Я признаю, что в этом есть элемент риска...

— Это вежливый способ сказать, что есть большая вероятность, что я закончу свои дни в цепях, надеясь, что меня не съест гигантский черв... — Он замолчал, когда Писец встала, вспомнив ее предыдущее предупреждение. — Приношу свои извинения, — сказал он, склонив голову. — Этого больше не повторится.

— Если это произойдет, — ответила Писец, — я откажусь от этой встречи и уйду, оставив вас привязанным к стулу. Понятно?

— Абсолютно.

— Как я уже сказала, в этом есть элемент риска, — ответила Писец, садясь обратно. — Вы мне незнакомы, не говоря уже о том, что вы маловероятный кандидат на должность инквизитора — большинство из них коренные сафронцы. Но, могу вас заверить, я подделаю письмо настолько убедительно, что сам Великий инквизитор будет введен в заблуждение, думая, что он его написал. Никто не посмеет оспаривать ваш авторитет, так что, пока вы можете контролировать свой дурацкий язык, вы можете войти в камеру Зандрусы, не вызывая подозрений. Остальное зависит от вас.

— А если меня поймают?

— Вы отправитесь в Костяную яму. Выдача себя за инквизитора карается смертной казнью.

— Не так быстро. — Лукан уставился в пол, переваривая предложение Писца. Если ее работа действительно будет так хороша, как она утверждала, ни у кого не будет причин подозревать его, а если бы у кого-нибудь и будут потом какие-то сомнения, он исчезнет прежде, чем у них появился шанс установить его личность. Тем не менее, план был опасным. Даже безрассудным. Но риск того стоит, решил он в конце концов. Кроме того, это мой единственный шанс. Несмотря на это, он не мог избавиться от ощущения, что Писец что-то от него скрывает. Она что-то недоговаривает. Он встретился взглядом с женщиной, и его подозрение переросло в вопрос. — Зачем вы это делаете?

Писец склонила голову набок, словно раздумывая:

— Это вызов моим способностям.

— Нет, — ответил Лукан, понимая, что рискует вызвать ее гнев, если будет давить слишком сильно. — Я думаю, дело не только в этом. Вы уже знали настоящее имя леди Джеласси — я не говорил об этом Джуро. Я думаю, что у вас есть какой-то более глубокий интерес ко всему этому.

Долгое время Писец молча смотрела на него.

— Возможно, вы умнее, чем я думала вначале.

— У меня бывают такие моменты.

Женщина откинулась на спинку стула и постучала пальцем по столу.

— Очень хорошо, — продолжила она, как будто пришла к какому-то решению. — Много лет назад у нас с Зандрусой было деловое соглашение — надеюсь, вы знаете о ее прошлом?

— Да, Обасса сказал, что она была контрабандисткой.

— Не просто контрабандисткой. Она была одной из самых лучших. Она могла достать все, что пожелаешь, — разумеется, за разумную цену. И все это она делала под носом у начальника порта и торгового совета. — Писец слегка улыбнулась. — С моей помощью, конечно.

— Вы подделывали для нее документы?

— Купчие, налоговые справки, заказы на товары — и многое другое. Мы проработали вместе почти десять лет, и ни разу маленькая операция Зандрусы не привлекла внимание закона.

— Но потом она встала на другой путь.

— Да, это так. — Ее улыбка погасла. — Какая жалость, у нас был довольно прибыльный маленький бизнес. Но она всегда была склонна к филантропии, и, думаю, ее расстраивала неспособность добиться перемен, которых она хотела. Она всегда очень заботилась о своих людях. Поэтому она зарекомендовала себя как инвестор и ростовщик и через несколько лет получила место в Позолоченном совете. Это был стремительный взлет, но Зандруса была... и остается... во многих отношениях необыкновенной женщиной.

— Вы все еще поддерживаете с ней контакт?

— Нет, мы не общались много лет. Она порвала все связи с Сородичами, когда стала на сторону закона. Должна признаться, я была удивлена — как только она начала общаться с этими коррумпированными паразитами из Позолоченного совета, я решила, что мои навыки понадобятся ей больше, чем когда-либо прежде. Тем не менее, Зандрусе всегда нравилось все делать по-своему.

— Похоже, у нее это не слишком хорошо получалось.

— Да, и это подводит нас к причине, по которой я решила встретиться с вами. Вы правы, у меня действительно есть более глубокий интерес. Вы хотите расспросить Зандрусу о послании вашего отца. Я хочу задать ей свои вопросы. Я думаю, мы можем помочь друг другу, мастер Гардова.

— Какие вопросы?

— О том, что на самом деле произошло той ночью на вилле лорда Савиолы. О том, как я могла бы помочь ей доказать ее невиновность.

— Вы думаете, она невиновна?

— Я это знаю. Зандруса всегда глубоко заботилась о других, особенно о своих друзьях. Это убийство — не поступок женщины, которую я знала.

— Но вы только что сказали, что не разговаривали с тех пор, как Зандруса выбрала другую дорогу. Возможно, годы, проведенные в Позолоченном совете со всеми этими коррумпированными паразитами, как вы их назвали, сказались на ней. Возможно, она изменилась.

— Возможно, — ответила Писец, и по ее тону было понятно, что она считает это маловероятным. — Или, возможно, ее обвинили в убийстве, которого она не совершала.

— Вы думаете, у Зандрусы есть враги в совете?

— О, несомненно. Она потратила годы на то, чтобы продвигать программы, направленные на улучшение жизни бедных граждан города, часто в ущерб деловым интересам своих коллег, торговых принцев. Это принесло ей множество врагов и немного друзей, хотя лорд Савиола, по-видимому, был ее ближайшим политическим союзником. Странно, что Зандруса решила перерезать горло мужчине ножом — если, конечно, она это сделала.

— Итак, вы хотите, чтобы я узнал правду.

— Мы оба ищем правду, мастер Гардова. Это наш шанс найти ответы.

— И все же подвергаюсь опасности только я.

— Именно поэтому я готова отказаться от своего обычного гонорара. Я предоставлю вам и письмо, и форму бесплатно. Взамен вы принесете мне ответы.

— А если я не вернусь с информацией, которую вы ищете?

— Тогда вы пожалеете о том, что инквизиция не заковала вас в цепи.

— Я плохо отношусь к пустым угрозам.

— В этом нет ничего пустого.

Лукан не смог сдержать улыбку, услышав это.

— Хорошо, я принимаю ваши условия. — Не то чтобы у меня был большой выбор.

— Превосходно. — Губы Писца изогнулись в улыбке, которая могла бы означать удовлетворение. — Письмо и форма будут готовы через два дня. Я предлагаю вам потратить это время на то, чтобы отточить хмурый взгляд, который, похоже, присущ всем агентам нашей прекрасной инквизиции. Джуро доставит вам письмо и форму в гостиницу Апельсиновое Дерево, когда они будут готовы.

— Откуда вы знаете, где я остановился? Подождите, вы что, шпионили за мной...

— Есть еще кое-что, — продолжила Писец, сунув руку в карман своей одежды. — Я хочу, чтобы вы передали это Зандрусе. — Она поставила на стол маленький глиняный кувшин с запечатанной воском пробкой.

— Что это?

— Это не ваша забота. Просто скажите Зандрусе, чтобы она нанесла его на кожу перед своим следующим появлением в Костяной яме.

Любопытно. Лукан подождал, не добавит ли Писец каких-либо подробностей, но женщина хранила молчание. Очевидно, что ее доверие к нему простиралось только до этого момента. Что ж, это чувство более чем взаимно.

— Хорошо, — ответил он. — Я прослежу, чтобы она это получила.

— Тогда наши дела здесь закончены. — Писец встала и накинула капюшон, скрывая лицо в тени, пока шла к лестнице в углу комнаты. — Два дня, мастер Гардова.

Лукан смотрел ей вслед, затеи его взгляд метнулся к Джуро, когда тот шагнул к нему, держа в одной руке мешковину, а в другой — влажную тряпку. Он напрягся, почувствовав знакомое едкое зловоние.

О, кровь Леди...

Темнота снова поглотила его.