— Вы сожгли мой дом дотла. — Писец говорила тихо, но ее слова были остры, как лезвие ножа.
— Я могу объяснить. — Лукан опустился на стул напротив нее.
— Вы сожгли мой дом, — продолжала она, повысив голос, — и из-за вас убили двух моих людей. — Мужчина, сидевший за соседним столиком, оглянулся, с любопытством сдвинув брови. Писец бросила на него сердитый взгляд, и он быстро отвернулся, занявшись какими-то бумагами.
— Вы думаете, мне все равно? — ответил Лукан, и его тон стал жестче от нарастающего гнева. — Поверьте мне, я глубоко сожалею об их потере...
— И вполовину не так сильно, как их семьи. Джуро говорит, что дочь Гектора совершенно обезумела от горя, когда узнала эту новость.
Милосердие Леди, я даже не знал, что у него есть семья. Лукан уставился на выцветшее кофейное пятно на столе, и его захлестнула новая волна чувства вины.
— Я не хотел, чтобы это случилось, — устало сказал он. — Веч, Гектор... Я никогда не хотел, чтобы они умерли.
— Но они умерли. — Женщина сделала глоток из своей чашки, позволив обвинению повиснуть в воздухе между ними. — Я могу только надеяться, — продолжила она, со звоном ставя чашку на стол, — что они умерли не напрасно.
Вопрос, возможно, был риторическим, но, тем не менее, отвечать было надо. Лукан не сомневался, что Писец уже в курсе событий того вечера — он подробно рассказал о них Джуро. И все же она настаивает на этом маленьком танце.
— Сэр? — спросил официант, появляясь рядом с ним. — Принести вам что-нибудь?
— Кофе, такой крепкий, какой вы готовите.
Мужчина поклонился и ускользнул.
Перспектива выпить кофе придала Лукану достаточно решимости, чтобы он смог выдержать пронзительный взгляд Писца:
— Послушайте, я сожалею о вашем доме. Это был несчастный случай...
— Мне наплевать на этот чертов дом, мастер Гардова. Что меня беспокоит, так это то, что вы нарушили условия нашего соглашения и предали мое доверие. Предполагалось, что вы поделитесь со мной всеми своими сведениями. — Ее глаза сузились. — Всеми.
— Я знаю, знаю, но... Послушайте, у меня не было времени — доктор велел мне встретиться с ним в полночь. Я должен был действовать быстро. Вот почему я отправил Веча к вам с запиской...
— Да, как продуманно. Если бы вы удосужились навестить меня сами, у меня была бы возможность указать вам на очевидную ловушку, в которую вы вот-вот попадете. Вместо этого вы пронеслись через полгорода ради дурацкой затеи, в результате чего мой дом сгорел дотла, а двое моих людей погибли понапрасну.
— Не понапрасну.
Они молча смотрели друг на друга, пока официант не вернулся и не поставил на стол кофе для Лукана.
— Объясните, — сказала Писец, как только слуга ушел.
— Зандруса была права насчет инея на теле лорда Савиолы. Доктор Вассилис тоже видел иней, но не упомянул об этом в своем отчете после того, как ему пригрозили. Вместо этого он солгал инквизиции и сказал, что Савиола умер от ножевого ранения, хотя подозревал, что рана была нанесена после того, как торговый принц был мертв.
Писец на мгновение замолчала.
— Вы передали через Джуро, — сказала она с ноткой обвинения в голосе, — что доктор отказался обсуждать с вами Савиолу на приеме и что он был уже мертв, когда вы прибыли в Коллегиум.
— Это правда. — Лукан подул на свой кофе.
— Не играйте со мной в игры, мастер Гардова — я не в настроении. Если вы никогда не говорили с Вассилисом о смерти Савиолы, откуда вы знаете, что он видел?
— Потому что я нашел его дневник в потайном отделении его кабинета.
Единственной уступкой удивлению Писца было то, что она слегка сжала челюсти, но Лукан все равно получил удовольствие от этого зрелища. Он надеялся, что это было напоминанием мастеру-фальсификатору о том, что она не должна сомневаться в его способностях. Что касается того факта, что дневник на самом деле нашла Блоха... Что ж, Писцу не обязательно было знать эту деталь.
— Как интересно. — Писец отпила глоток чая. — Расскажите мне больше об этом дневнике.
— Ну, Вассилис подробно рассказывает о ночи смерти лорда Савиолы. Он пришел к тому же выводу, что и Зандруса, — время убийства было выбрано для того, чтобы Зандруса взяла вину на себя. Он утверждает, что позже той же ночью к нему пришли незнакомцы в масках, которые предупредили его — он лишится жизни, если будет оспаривать версию о смерти от удара ножом.
В голубых глазах Писца вспыхнул интерес:
— Он догадался, кто они такие?
— Он понятия не имел, но предположил, что они работают на того, кто убил Савиолу. Он опасался за свою жизнь, поэтому сделал так, как они просили. Свою последнюю запись в дневнике он сделал незадолго до смерти; он написал, что не может жить с чувством вины, вот почему решил рассказать мне правду.
— И он был убит прежде, чем успел это сделать. — Писец поджала губы, постукивая пальцем по краю своей чашки. — Но как его убийцы узнали о его встрече с вами?
— Я и сам задавался этим вопросом.
— Дневник у вас с собой? Я бы очень хотела его прочитать.
— Я, э... — Лукан с трудом сдержался, чтобы не поморщиться. — Я, вроде как, его потерял...
— Вы его потеряли.
— Послушайте, все произошло внезапно. Нападение произошло без предупреждения, я должен был доставить Блоху в безопасное...
— Избавьте меня от своих оправданий, мастер Гардова. Что случилось с дневником?
— Кто бы ни напал на ваш дом, они его забрали. Я слышал, как они разговаривали, когда мы прятались за камином. Один из них его нашел.
— Значит, вы солгали.
Лукан нахмурился:
— О чем?
— Вы утверждали, — сказала Писец, опуская в чай кусочек сахара с помощью серебряных щипцов, — что Веч и Гектор умерли не понапрасну. Но, похоже, они и умерли именно понапрасну.
— Это неправда.
— Неужели?
— Теперь мы знаем гораздо больше, — настойчиво сказал Лукан, причем настолько громко, что привлек внимание мужчины, сидевшего рядом. Понизив голос, он продолжил: — Мы знаем, что Савиола был убит неестественным способом, замаскированным под обычное ножевое ранение. Мы знаем, что вина должна была пасть на Зандрусу, и что тот, кто несет за это ответственность, убил Вассилиса, чтобы сохранить правду в тайне. Мы знаем, что здесь имеет место заговор.
— Мы уже догадывались об этом; это лишь подтверждает наши подозрения, — сказала Писец, и выражение ее лица было таким же кислым, как ломтик лимона, который она выжимала себе в чашку с чаем. — Если бы у вас хватило ума сохранить дневник, этого было бы достаточно, чтобы побудить инквизицию возобновить расследование, но без него у вас нет шансов их убедить. Похоже, мастер Гардова, ваше злоключение принесло нам очень мало пользы, но дорого обошлось.
— Все еще есть человек, которого я оглушил. Я не зря тащил его через пол-города посреди ночи. Если Джуро сможет заставить его говорить...
— О, Джуро заставит его говорить. Я просто надеюсь, ради вашего же блага, что он скажет что-нибудь интересное.
— А если нет?
Писец не ответила, просто отхлебнула чаю. Лукан проглотил ругательство и переключил свое внимание на кофе. Он сделал глоток. В другой день он бы оценил глубокий, насыщенный вкус, который ощутил на языке, но сейчас он едва обратил на него внимание. И все же, сделав еще несколько глотков, он почувствовал, что усталость как рукой сняло, хотя кофе никак не мог уменьшить чувство вины и гнев, которые тлели в его желудке, как раскаленный уголь. Черт возьми, надо было послушать Гектора. Тогда, в горячке момента, охваченный собственным энтузиазмом, он посчитал перспективу встретиться с Вассилисом слишком ценной возможностью, чтобы ее упустить. Но теперь, сидя на солнечном свету, проникавшем в окна чайной, он мог видеть, чем это было на самом деле: очевидной ловушкой, как и сказала Писец. Ты чертов дурак, Гардова.
Появление Джуро отвлекло его от мрачных мыслей.
— Госпожа, — сказал мужчина, отвешивая Писцу почтительный поклон. — Прошу прощения, что заставил вас ждать. — Он кивнул Лукану со знакомой полуулыбкой на лице. Если события ночи и сказались на нем, Джуро не подал виду. Его глаза были яркими и ясными, одежда безукоризненной, на ней не было ни пятнышка крови. Он больше походил на клерка, готовящегося представить финансовый отчет своему начальству, чем на человека, который провел последние несколько часов, выпытывая правду у пленника острием клинка. Или, возможно, он больше из тех, кто умеет обращаться с раскаленным железом. Какие бы допросы ни пришлось вынести Топазу, Лукан не испытывал к нему особой симпатии.
— Присаживайтесь, Джуро, — сказала Писец, указывая на свободный стул. — Чаю?
— Очень любезно с вашей стороны, госпожа.
Писец потребовала у проходившего мимо официанта чашку свежего чая, не потрудившись спросить Лукана, не желает ли он чего-нибудь.
— И еще кофе, — крикнул Лукан, когда тот поспешно удалился. Он уже чувствовал, как усталость возвращается к нему, притупляя остроту его мыслей.
— Итак, — сказала Писец, устремив на Джуро многозначительный взгляд. — Как поживает наш гость?
— Все еще жив, или был жив, когда я его оставил.
— Хорошо. Я не хочу, чтобы он умер без моего разрешения.
— Конечно, госпожа.
— Кто он такой, кстати?
— Он утверждает, что его зовут Энцо Варасси…
— Талассианец? Я должна была догадаться. — Она поджала губы. — Где неприятности, там и...
— Талассианцы, — пробормотал Лукан, завершая хорошо известный припев, который изображал всех жителей Талассианских островов жуликами и негодяями. Это была популярная поговорка по всей Старой империи, и, как и большинство региональных стереотипов, она была значительным преувеличением (даже если в ней было больше, чем намек на правду). Тем не менее, Лукан находил, что большинство талассианцев, с которыми он встречался, были хорошей — хотя и немного шумной — компанией, за исключением одного человека, который пытался пырнуть его ножом во время карточной игры. В другой раз он, возможно, высказал бы это Писцу, но, учитывая, как она смотрела на него в данный момент, он решил, что лучше промолчать.
— Что еще? — спросила она, снова переводя взгляд на Джуро.
— Команда, с которой он работает, — это отряд наемников под названием Семь Драгоценностей. Их лидером является Дельфина Деластро, также известная как...
— Бриллиант, — сказал Лукан, и его осенило, когда он вспомнил слова Топаза. Бриллиант сказала, что ты давно ушел. — Были и другие — Изумруд, Гранат и Сапфир. Человека, которого мы поймали, зовут Топаз. Я не знаю, кто остальные двое.
— Рубин и Аметист, — подтвердил Джуро.
— Семь Драгоценностей, — медленно произнесла Писец, словно пробуя слова на вкус. — Не могу сказать, что слышала о них или об этой Деластро.
— Как и я, госпожа, поэтому я взял на себя смелость навести кое-какие справки. Похоже, что Семь Драгоценностей в основном действуют в северных городах, где у них сложилась репутация безжалостных и эффективных людей. Сама Деластро сражалась на стороне Виспаны в Седьмой Талассианской войне, во время которой она получила прозвище Бриллиант, хотя и не ясно, почему. Все сходятся во мнении, что она была щедро награждена. Также ходят слухи, что она была одной из немногих выживших на Змеиной скале.
— Кровь Леди, — пробормотал Лукан, и в его голове промелькнули воспоминания о давних лекциях. — Я изучал эту осаду в Академии. Несколько виспанцев удерживали крепость против вирензианцев, численность которых почти в двадцать раз превышала их численность. Когда их запасы иссякли, они стали есть крыс, потом вареную кожу... Говорят, в конце концов они стали есть собственных мертвецов...
— Да, спасибо за урок истории, мастер Гардова. — Писец бросила на него уничтожающий взгляд. — Мы все знакомы с этой историей. Главное то, что мы имеем дело с грозной наемницей, чьи навыки — и навыки ее отряда, несомненно, — имеют очень высокую цену. Цену, которую кто-то в этом городе готов заплатить. — Она замолчала, когда официант вернулся со свежим чаем и, к большому облегчению Лукана, с чашкой кофе. Когда мужчина ушел, Писец продолжила: — Я не думаю, что наш гость раскрыл личность этого таинственного работодателя?
— Боюсь, что вы правы, госпожа.
— Жаль.
— Топаз видел его всего несколько раз, — пояснил Джуро, разливая чай. — Каждый раз на человеке была маска и капюшон, хотя Топаз считает, что это мужчина, и, по-видимому, его коллеги разделяют это мнение. Он утверждает, что только Деластро знает личность работодателя и что она не раскрыла эту информацию своей команде.
— Умная женщина.
— У лорда Мурильо есть и деньги, и мотив, — сказал Лукан. — Зандруса убеждена, что он стоит за всем этим, и, познакомившись с этим высокомерным ублюдком лично, я думаю, что она права.
— В Сафроне много богатых, высокомерных мужчин, — ответила Писец. — И женщин. И многие из них только выиграли бы от смерти Савиолы и падения Зандрусы. Тем не менее, я согласна, что трудно смотреть дальше лорда Мурильо. — Она отпила глоток чая и перевела взгляд на Джуро. — Рассказал ли этот Топаз, какие задания его команда выполняла для этого человека в маске? Помимо убийства лорда Савиолы и доктора Вассилиса, конечно.
— Вот тут-то и начинается самое интересное, — сказал Джуро. — Топаз отрицает, что его команда убила лорда Савиолу.
— Конечно, он, черт возьми, отрицает, — вставил Лукан. — Вряд ли он признается в убийстве торгового принца, так?
— Я знаю, когда человек мне лжет, — спокойно ответил Джуро. — Он отрицает, что Семь Драгоценностей причастны к убийству лорда Савиолы, и понятия не имеет, кто это сделал. Однако он признал, что они угрожали доктору Вассилису, а позже его убили.
— Значит, Семь Драгоценностей — или, по крайней мере, трое из них — были незваными гостями в масках, которые появились в спальне доктора, — задумчиво произнес Лукан. — А когда, прошлой ночью, он нарушил свое обещание, они его убили, после чего отправились за нами.
— Но, если они не убивали лорда Савиолу, — сказала Писец, — значит, это сделал кто-то другой. У Мурильо, должно быть, есть еще наемные убийцы, работающие на него, помимо Семи Драгоценностей.
— Это еще не все, — сказал Джуро. — Топаз сказал мне, что Семь Драгоценностей прибыли в Сафрону месяц назад. — Он сделал паузу, многозначительно приподняв бровь. — Это было примерно в то время, когда был украден Клинок Сандино.
— Вы же это не всерьез, — пробормотала Писец, не донеся чашку до губ.
— Всерьез.
— Кровь Леди. — Писец поставила чашку на стол. — Это были они? Они украли Клинок?
Джуро кивнул:
— Топаз утверждал, что это было первое задание, которое им дали.
— Извините, — сказал Лукан, поднимая руку, — но вы меня совсем запутали. Что это за клинок, о котором вы говорите?
Писец проигнорировал его, предоставив Джуро объяснять.
— Около месяца назад, — сказал тот, — кто-то проник на виллу лорда Сандино и украл церемониальный кинжал, который, как говорят, принадлежал его семье на протяжении нескольких поколений, — так называемый Клинок Сандино. Никто из Сородичей не взял на себя ответственность. Учитывая, что кража нарушила Полуночную хартию, мы подумали...
— Полуночная хартия?
— Приношу свои извинения. — Джуро улыбнулся и развел руками. — Полуночная хартия — это список правил, которые должны соблюдать все члены Сородичей. Одно из правил гласит, что никто не может украсть у торгового принца или человека, обладающего значительной властью, без разрешения Дважды-Коронованного короля. Дважды-Коронованный король — это...
— Я знаю, что он правитель Сородичей. Один король, две короны — правильно?
— Действительно. И только они могут одобрить любое преступление, совершенное против элиты города, а они редко это делают. Клинок лорда Сандино был украден без их разрешения, и в городе есть только один вор, который осмелился бы бросить им вызов таким образом.
— Дайте мне угадать: Леди Полночь, мифическая воровка, которая может проходить сквозь стены.
— Она не миф, Лукан, хотя слухи о ней, безусловно, преувеличены. Но да, среди Сородичей бытует мнение, что она украла клинок по неизвестным причинам. Леди Полночь отрицала обвинения, но король все равно охотился за ней. До сих пор она была неуловима. Теперь мы знаем, что она говорит правду. Это не она.
— Но зачем лорду Мурильо понадобилось нанимать Семь Драгоценностей, чтобы украсть семейную реликвию Сандино? — спросила Писец, очнувшись от своих размышлений. — Я не могу понять, зачем ему понадобилась эта безделушка и как это может быть связано с убийством лорда Савиолы или желанием подставить Зандрусу. — Она постучала пальцем по своей чашке. — Все это не имеет никакого смысла.
— Есть еще кое-что, госпожа. Топаз сказал, что несколько раз — всегда ночью — его команда сопровождала этого человека в маске на кладбище, конкретно в мавзолей на западной стороне. В этой гробнице находится несколько саркофагов, один из которых, по-видимому, скрывает вход в катакомбы. Каждый раз они сопровождали его в туннели под кладбищем, после чего им было приказано охранять определенные проходы.
— Куда направлялся этот человек в маске и с какой целью?
— Топаз не знает. Он утверждает, что этот человек берет с собой только Деластро, и она никогда не говорила о том, куда они идут и что делают.
— Все более и более странно, — пробормотала Писец, поджав губы. — Если Мурильо — человек, скрывающийся за маской, то, во имя Леди, что ему надо в катакомбах?
— Возможно, у нас есть возможность это выяснить.
— О?
— Топаз сказал, что его команда должна сопроводить мужчину на кладбище сегодня ночью. Не исключено, что план может измениться — Деластро может решить, что исчезновение Топаза угрожает их безопасности. Но если все пойдет по плану, Топаз считает, что они прибудут в мавзолей где-то после полуночи.
— Он дал описание этого мавзолея?
— Он сказал, что над входом есть каменный лебедь.
— Отличная работа, Джуро. Как всегда. — Писец встретилась взглядом с Луканом. — Вам лучше немного отдохнуть, мастер Гардова, — добавила она с тенью улыбки на губах. — Похоже, вам предстоит кладбищенская смена.