Обещание Серебряной Крови

Глава 15 ИНКВИЗИЦИЯ НИКОГДА НЕ СПИТ

Когда Джуро доставил поддельное письмо и униформу (ровно через два дня, как и обещал), его совет Лукану был прост: люди боятся инквизиции, так что пусть униформа говорит сама за себя. И когда тебе нужно будет заговорить, сказал слуга Писца, каждое слово должно быть как удар между ребер.

Этот совет эхом отдавался в голове Лукана, когда он приближался к большому зданию караулки на западном конце набережной. Несмотря на прохладный вечер — днем разразился шторм — он обильно вспотел под своей черной с серебром униформой, сердце бешено колотилось о ребра. Держи себя в руках, сказал он себе, это ничем не отличается от блефа за столом с руммиджеком. За исключением того, что на этот раз он играл на собственную жизнь. Так что никакого давления.

Двое часовых стояли, прислонившись к воротам караулки, и разговаривали, стряхивая пепел с сигарилл, — ветерок разносил их смех. В этот момент он позавидовал им — простоте их жизни, тихой обыденности их обязанностей. Я бы все отдал за то, чтобы покурить и немного поболтать. Вместо этого он расправил плечи и напустил на себя хмурый вид, который, как он надеялся, был достоин представителя сафронской инквизиции. А теперь давайте посмотрим, насколько устрашающей на самом деле является эта униформа.

Оба часовых подняли головы, когда Лукан шагнул в круг света фонаря. Он поймал их удивленные взгляды, прежде чем они вытянулись по стойке смирно и отбросили свои сигариллы в тень таким плавным движением, которое говорило о том, что их не в первый раз ловят за курением на посту. Должен ли я сделать им выговор? Ожидают ли они этого от меня? Лукан уставился на них, охваченный нерешительностью. Двое мужчин уставились в пол. Он воспринял это как хороший знак и позволил тишине затянуться еще немного.

— У меня срочное дело в Длани, — объявил он в конце концов, и его властный тон показался ему самому смехотворно вымученным. — Э... так что мне нужна лодка. — Не запинайся, Гардова. Действительно не запинайся.

Часовые обменялись взглядами.

— Немедленно, — рявкнул Лукан. Пока у меня не сдали нервы.

— О, да. Конечно. Сэр. — Говоривший повернулся и распахнул калитку, петли заскрипели. — Следуйте за мной. Пожалуйста.

Лукан последовал за мужчиной через ворота в маленький внутренний дворик.

— Нам сюда, — сказал охранник, возможно, надеясь разрядить обстановку, когда вел Лукана мимо караулки. Из окон лился смех и свет. Похоже, констебли в этом городе неплохо проводят время. — Осторожно, сэр, — продолжил мужчина, когда они подошли к каменным ступеням, которые вели вниз, к причалу. — Они немного крутые, и иногда могут быть скользкими из-за...

— Хватит, — прервал его Лукан, — я не ребенок.

Дальше они спускались в тишине.

К причалу было привязано с полдюжины весельных лодок, и примерно столько же мужчин сидели вокруг пылающей жаровни у кромки воды; дым от их сигарилл вился спиралью над головами, когда они вполголоса разговаривали.

— Живее, ребята, — сказал стражник. Теперь, когда он разговаривал с людьми, которые были значительно ниже его в иерархии, он чувствовал себя увереннее. — Нам нужна лодка.

Мужчины замолчали и переглянулись. Кто-то пробормотал ругательство.

— Что, прямо сейчас? — спросил один из них.

— Нет, в следующем месяце, — отрезал стражник, пнув табурет мужчины. — Конечно, сейчас, идиот. Принимайтесь за работу.

— Вы слышали его, парни, — сказал мужчина с насмешливой ноткой в голосе. Он затянулся сигариллой и выдохнул дым через нос. — Чья очередь?

— Джеральдо, — сказал кто-то.

— Отвали, — ответил мужчина, которого, по-видимому, звали Джеральдо. — В последний раз греб я...

Пока мужчины спорили, Лукан заметил, что стражник бросил на него нервный взгляд — очевидно, он ожидал проявления инквизиторского недовольства. В таком случае, я ему его дам.

— Хватит, — рявкнул Лукан, делая шаг вперед и вытаскивая элегантный кинжал, который прибыл вместе с его униформой. — Должен ли я буду сказать Великому инквизитору, — спросил он, и свет костра заиграл на лезвии, когда он указал на каждого из них по очереди, — что мой отчет запоздал, потому что кучка лентяев отказалась выполнять свою работу?

Шесть пар глаз широко открылись, шесть челюстей отвисли от изумления.

Наступила тишина, нарушаемая только потрескиванием пламени.

Затем пятеро мужчин вскочили на ноги, в панике перекрикивая друг друга.

— Я это сделаю, сэр...

— Теперь моя очередь...

— Джеральдо, ты идиот...

— Ты, — сказал Лукан, указывая клинком на единственного оставшегося сидеть мужчину, самого молодого из группы, который все еще смотрел на него широко раскрытыми глазами. — Подготовь лодку.

— Я-я?

— Не заставляй меня говорить снова.

Лукан почувствовал облегчение остальных мужчин, когда мальчик встал и выбежал на причал, трясущимися руками отвязывая веревки от ближайшей лодки. Он почувствовал укол сочувствия к мальчику, сожаление о том, что втянул его в этот спектакль, но скрыл свои эмоции, снова нахмурившись. Молодой человек явно боялся его, и это было все, что ему сейчас было нужно; кто-нибудь, кто отвез бы его на Длань и даже не смотрел на него, не говоря уже о том, чтобы задавать какие-либо вопросы. Когда мальчик бросил веревку в лодку и запрыгнул на борт, Лукан бросил последний взгляд на стражника и собравшихся мужчин.

Никто из них не встретился с ним взглядом.

Лукан проигнорировал протянутую руку мальчика, когда ступил в лодку, и почти пожалел об этом, когда лодка накренилась под ним. Он быстро сел — возможно, даже слишком быстро, но если мальчик и заметил это, то не подал виду. Пока молодой человек возился с веслами, Лукан перевел взгляд на далекие огни Длани, мерцавшие в сумерках. Легкая часть работы выполнена. Теперь трудная.

Путешествие в Эбеновую Длань должно было дать Лукану достаточно времени, чтобы обдумать следующую часть своего плана. Вместо этого он провел большую часть времени, сожалея о морском окуне под густым белым соусом, которого съел ранее в тот вечер; море после шторма было неспокойным, и неспокойные волны делали все возможное, чтобы убедить остатки морского окуня совершить драматическую попытку сбежать через его горло. Он был рад свежему ветру, а еще больше — сгущающейся темноте, которая, он надеялся, скрывала его неприятные ощущения. Не то чтобы мальчик наблюдал за ним. Юноша — когда не оглядывался через плечо, чтобы проверить направление, в котором они направлялись, — всю поездку провел, уставившись в дно лодки, и его тихие стоны от напряжения были контрапунктом к шепоту моря.

И все же Лукан почувствовал облегчение, когда темная громада Эбеновой Длани нависла над ними, заслоняя звезды. Из этих верхних комнат, должно быть, открывается потрясающий вид. Не то чтобы кто-то из заключенных, содержащихся там, когда-либо получал от этого удовольствие — по словам Джуро, все они содержались в камерах на нижних уровнях Длани, ниже ватерлинии. Ты когда-нибудь видел это, отец? подумал он, глядя на сооружение Фаэрона. Без сомнения, ты мог бы рассказать мне, как они возвели башню, поднимающуюся из моря.

— Мы на месте, — сказал юноша, подводя лодку к деревянному причалу.

— Вижу.

Мальчик вздрогнул от упрека Лукана и занялся веревкой. Как только лодка была закреплена, Лукан встал, ухватившись за потрепанный штормами столб, чтобы не свалиться в воду.

— Мои дела здесь займут не более часа, — сказал он, ступая на причал. — Как бы то ни было, ты будешь здесь, когда я вернусь. Понимаешь?

Мальчик кивнул.

Лукан бросил на него прощальный взгляд и направился к деревянной лестнице, ведущей ко входу в башню. Когда все это закончится, я положу ему в карман несколько монет, подумал он, ступая на первую скрипучую ступеньку. Если меня не закуют в цепи.

Вход в башню оказался неохраняемым, одинокий фонарь отбрасывал слабый свет на поверхность двери, которая — как и причал — явно не была оригинальным элементом здания. Отец Лукана неоднократно говорил ему, что Фаэрон никогда не работал с железом или деревом. Интересно, что случилось с оригиналом, подумал он, заметив глубокие выбоины на черном материале вокруг входа. Скорее всего, он был утерян во время того же эпизода насилия, в результате которого снесло крышу башни. Он подошел к дубовой двери, окованной железом, и огляделся в поисках звонка или какого-нибудь молоточка. Не увидев ни того, ни другого, он вытащил кинжал и постучал рукоятью по дереву. Он остановился, прислушиваясь. Внизу шелестели волны, но все остальное было тихо. Он постучал в дверь еще раз, с тем же результатом. Милосердие Леди... Он уже собирался попробовать в третий раз, когда панель скользнула в сторону и в щель заглянула пара прищуренных глаз.

— Чего тебе надо? — спросил приглушенный голос.

— Я... — Извините, хотел он сказать. Инквизитор не стал бы извиняться. — Я собираюсь дать тебе еще один шанс правильно обратиться ко мне, — ответил Лукан, постукивая кончиком кинжала по значку, приколотому к его груди: двум скрещенным серебряным ключам.

При виде символа сафронской инквизиции глаза расширились.

— О, прошу прощения, сэр. Одну минуту.

Панель захлопнулась, и Лукан услышал грохот отодвигаемых засовов. Затем дверь со скрипом отворилась на петлях, которые уже давно не смазывались, и за ней показался человек в форме констебля.

— Ужасно извините, сэр, я...

— Я здесь по важному делу, — рявкнул Лукан, выходя в вестибюль. И это, по крайней мере, не ложь. — Великий инквизитор попросил меня допросить леди Джеласси. Ты проводишь меня к ней незамедлительно.

— О, конечно, сэр, — ответил мужчина, закрывая дверь. — Только...

— Только что?

— Прошу прощения, сэр, но мне нужно позвать лейтенанта...

— Ты, что, меня не расслышал? Я сказал незамедлительно.

Мужчина побледнел.

— Я-я... — Семь теней, люди действительно боятся этой формы. Лукан нахмурился, когда охранник перевел дыхание. — Прошу прощения, сэр, — повторил он, — но лейтенант Рафаэла ясно дала понять, что ее необходимо уведомлять обо всех просьбах о посещении леди Джеласси и...

— Это не просьба, — отрезал Лукан, — и у меня нет времени на твою дерзость. — И мне не нужно, чтобы кто-то, наделенный властью, дышал мне в затылок. — Ты немедленно проводишь меня к леди Джеласси, или...

— Какие-то проблемы?

Лукан обернулся, и слова замерли у него на губах, когда он увидел говорившую: высокую женщину с темными волосами, собранными в пучок на затылке. Звук ее шагов эхом разносился по вестибюлю, ее размеренная походка и прямая осанка излучали властность. Готов поспорить, это и есть лейтенант собственной персоной. Дерьмо.

Охранник выпрямился, его облегчение было очевидным, когда он резко отдал честь:

— Мэм. Это, э-э... инквизитор.

— Я вижу.

— Он хочет видеть леди Джеласси.

— Неужели? — Женщина холодно посмотрела на Лукана, ее взгляд метнулся к серебряным ключам, приколотым к его груди. — Добро пожаловать в Эбеновую Длань, инквизитор...

— Ралис, — отрывисто произнес Лукан.

— Я лейтенант Рафаэла. — На лбу у нее появилась морщинка. — Не думаю, что мы когда-либо встречались.

— Да, не встречались.

— Я не удивлена, — продолжила лейтенант, разглядывая три ключа, вышитые серебряной нитью на плече Лукана. — К нам нечасто приезжают инквизиторы вашего ранга.

Это насмешка над моим статусом? спросил себя Лукан. Сомнение в цели моего пребывания здесь?

— Все мои начальники в настоящее время нездоровы, — ответил он, — поэтому меня выбрали, чтобы допросить леди Джеласси.

— Вы не из Сафроны, — заметила Рафаэла. — Ваш акцент, ваша внешность...

— Я не совсем понимаю, какое вам до этого дело, — огрызнулся Лукан, изображая гнев, чтобы скрыть растущую нервозность.

— Простите, мне просто любопытно. Инквизиция не принимает в свои ряды много иностранцев.

— У меня есть друзья в высших кругах. Не в последнюю очередь в канцелярии Великого инквизитора. — Лукан достал из кармана поддельное письмо. Он надеялся, что подделка Писца не понадобится, но ему не понравился тон расспросов Рафаэлы и то, что ее, казалось, ничуть не смутила его форма. — У меня приказ от самого Великого инквизитора Фиерро, — продолжил он, нетерпеливо размахивая письмом. — Он подтверждает цель моего визита.

Лейтенант взяла письмо и изучила восковую печать, на которой, по словам Джуро, была личная эмблема Верховного инквизитора. Явно удовлетворенная, она сломала печать и развернула письмо.

А теперь, подумал Лукан, и его сердце забилось быстрее, когда Рафаэла вгляделась в почерк, давайте посмотрим, действительно ли Писец так хорошо подделывает документы, как она утверждает.

— Как странно, — наконец сказала лейтенант, — что Великий инквизитор чувствует необходимость допросить осужденную женщину, вина которой уже доказана.

— Это не ваша забота, — ответил Лукан, нахмурившись, чтобы скрыть свое облегчение.

— Да, конечно, — согласилась Рафаэла, возвращая письмо. — Хотя я бы подумала, что несколько вопросов могут подождать до утра.

— Инквизиция никогда не спит, — ответил Лукан, повторив слова Джуро — тот сказал их ему, когда Лукан высказал сомнения по поводу времени выполнения задания. Он убрал письмо в карман. — А теперь, если бы вы могли указать мне направление...

— Я сама провожу вас. Сюда. — Лейтенант развернулась и направилась к двери в конце коридора.

Милосердие Леди, подумал Лукан, у которого от восторга закружилась голова. Это сработало. Похоже, Писец знает свое дело. Должно быть, на его лице отразилось некоторое облегчение, когда он понял, что стражник хмуро смотрит на него.

— На что, черт возьми, ты смотришь? — рявкнул Лукан, заставив мужчину пробормотать извинения и заняться закрытием входной двери. Звук задвигаемых засовов эхом отдавался за спиной Лукана, когда он следовал за Рафаэлой.

Лейтенант ждала его у дальней двери, которая, в отличие от главного входа, была явно оригинальной, на ее бронзовой поверхности были выгравированы геометрические узоры Фаэрона, которые он привык видеть на бумагах, разбросанных по письменному столу отца. От прикосновения Рафаэлы дверь скользнула в сторону и бесшумно исчезла в стене. Лукан последовал за женщиной на большую винтовую лестницу, освещенную фонарями. Широкие ступени спиралью огибали центральное открытое пространство, в центре которого возвышалась единственная колонна, на поверхности которой были видны углубления. Когда Рафаэла начала спускаться, Лукан перегнулся через балюстраду и бросил быстрый взгляд вверх, его взгляд скользнул по колонне, поднимавшейся в темноту верхних этажей башни. С какой целью? Далеко вверху виднелся клочок неба, озаренный светом единственной звезды. И что же, черт возьми, здесь произошло, что разрушило всю вершину башни? Бьюсь об заклад, у отца появилась бы идея...

— Первый раз в Длани? — спросила Рафаэла, приподняв бровь.

Идиот, подумал Лукан, разозлившись на то, что позволил себе отвлечься.

— Вообще-то, да, — признался он, не видя смысла лгать. — Я слышал рассказы о гениальности фаэронцев, но увидеть собственными глазами — совсем другое дело.

— Гениальности? Говорят, фаэронцы уничтожили сами себя.

— Ну, да...

— Тогда, возможно, они были не так умны, как вы думаете. — Рафаэла продолжила свой спуск, звук ее шагов эхом отдавался по лестничной клетке. — Сюда, инквизитор.

Как бы ты понравилась отцу, подумал Лукан, следуя за ней. Тому всегда нравилось объяснять людям, почему они не правы, особенно когда дело касалось Фаэрона. По правде говоря, Рафаэла начинала нравиться ему самому — особенно за ее форму, которая плотно облегала все нужные места... Достаточно, подумал он, заставив себя отвести взгляд.

По мере того как они спускались, воздух становился все холоднее, на гладких черных ступенях отражался свет фонарей, освещавших путь. Должно быть, мы уже ниже уровня моря, подумал Лукан, когда они миновали бронзовую дверь, ведущую на первый нижний уровень. При мысли о темной, непроницаемой воде, давящей на башню со всех сторон, ему стало не по себе. Он поискал признаки того, что море пробивает себе дорогу, но ничего не увидел — ни малейшей струйки воды на стенах, — что заставило его спросить себя, как Фаэрон вообще построил эту башню и зачем. Круги внутри кругов, как однажды сказал его отец о давно исчезнувшей расе. Тайны внутри тайн.

Его мысли прервал крик: яростный рев, эхом прокатившийся по лестничной клетке от входа на второй нижний уровень. Последовали новые крики, когда к первому присоединился другой голос, слова становились все отчетливее по мере приближения.

— ...прочь от меня! Ублюдок...

— ...наручники, наденьте наручники...

— ...клянусь, я вас убью!

— ...держите его неподвижно, черт возьми!

Рафаэла даже не взглянула на открытый дверной проем, когда проходила мимо, но Лукан мельком увидел сцену за ним: две фигуры — одна в цепях — боролись в мерцающем свете, в то время как третья подняла дубинку, на ее губах застыло злобное рычание, глаза были скрыты тенью. Он не видел момента удара, но услышал, как треснуло полированное дерево о череп, и яростные угрозы заключенного мгновенно смолкли.

— Проклятый дурак...

— Я же говорил, что наручники разваливаются...

— Просто, черт возьми, подними его...

Голоса стражников затихли, когда Лукан последовал за лейтенантом вниз по лестнице, хотя звук удара дубинки эхом отдавался в его голове. Без сомнения, он мог рассчитывать на подобное отношение, если его хитрость провалится — а она все еще могла провалиться, в этом он не сомневался. Шоу не закончится, пока не опустится занавес, как говорили в Парве. С другой стороны, если все пойдет наперекосяк, то избиение парой охранников будет наименьшей из моих забот.

Когда они приблизились ко входу на третий нижний уровень, ответ на вопрос Лукана о назначении колонны постепенно стал виден: большой бронзовый диск диаметром семь или восемь ярдов. Геометрические узоры покрывали его поверхность, расходясь лучами от того места, где колонна проходила через отверстие в центре диска. Лукан понял, что это платформа, которая, должно быть, когда-то поднималась и опускалась. Средство передвижения. Он огляделся в поисках механизма, который приводил бы диск в движение, но ничего не увидел. Еще одна тайна, которую фаэронцы унесли с собой в могилу.

— Мы пришли, — объявила Рафаэла, когда они достигли входа на третий нижний уровень. Она дотронулась до двери, которая бесшумно скользнула в сторону, открывая скудно обставленный зал, тускло освещенный парой фонарей. Темные коридоры тянулись из всех стен зала, уходя в тень. Двое стражников сидели за столом и играли в кости, сигариллы свисали с их губ. Только один из них удосужился поднять глаза, когда вошла Рафаэла.

— Откройте камеру леди Джеласси, — приказала лейтенант. — К ней посетитель.

— В такое время суток? — ответил мужчина, и хмурое выражение исказило его грубые черты. — Чертовски поздновато, не правда ли... — Жалоба застыла у него на языке, когда он увидел Лукана, стоящего в дверях. — А, конечно, — пролепетал он, поднимаясь со стула и туша сигариллу. Другая охранница наконец подняла взгляд, и ее глаза расширились при виде серебряных ключей на груди Лукана. Она вскочила на ноги и отрывисто отдала честь. Лукан пристально смотрел на нее, пока она не опустила взгляд в пол.

— Пожалуйста, — сказал первый стражник, хватая фонарь. — Сюда.

Пока они шли по одному из коридоров, Лукан понял, что башня не была оригинальной: стены были сделаны из известняка, а двери, мимо которых они проходили, были дубовыми, окованными железом. Какое бы назначение ни выполняла эта часть башни, инквизиция переоборудовала ее для своих целей.

— Эта, — сказал охранник, возясь со связкой ключей. Его рука дрожала, когда он отпирал дверь и отступал в сторону. Лукан посмотрел сквозь решетку и не увидел за ней ничего, кроме темноты.

— Оставьте свет, — сказал он, даже не взглянув на охранника. Мужчина повесил фонарь на крючок у двери, кивнул головой и удалился обратно по коридору. Теперь мне просто нужно избавиться от Рафаэлы. — Вопросы, которые я должен задать леди Джеласси, — сказал он тихим голосом, — предназначены только для моих и ее ушей.

К его облегчению, лейтенант не оказала сопротивления.

— Поняла, — ответила она. — Я подожду вас у лестницы.

— Это может быть долгий разговор.

— Значит у меня есть время приструнить этих двух идиотов. — Рафаэла кивнула в сторону двух стражников, которые уже сидели за столом в угрюмом молчании.

— Очень хорошо, — ответил Лукан, не видя смысла продолжать обсуждение этого вопроса. Он наблюдал, как лейтенант вернулась к своим подчиненным и начала отчитывать их. Пока ее упреки эхом отдавались от стен, он повернулся к двери перед собой, его сердце бешено колотилось — наконец-то это мгновение настало. Неужели я собираюсь встретиться с убийцей моего отца? Или с кем-то совсем другим?

Он снял фонарь с крючка, глубоко вздохнул и толкнул дверь.