Лукан последовал за Джуро через арки и дальше по центральному проходу, проходившему между двумя купальнями. Игроки ликовали и ругались за столами, крупье с каменными лицами сдавали карты и крутили колеса удачи, а охранники стояли, прислонившись к колоннам, высматривая малейшие признаки неприятностей. Любое желание Лукана сыграть несколько партий теперь сменилось грызущим беспокойством о том, какое испытание ждет его впереди, — чувство, которое усилилось, когда Джуро повел его к двери, вделанной в дальнюю стену.
У двери стоял стражница, наблюдая, как они приближаются. Джуро что-то показал ей — Лукан заметил серебристую вспышку в свете фонаря, — и она почтительно кивнула, повернулась и толкнула дверь, прежде чем отойти в сторону.
— Куда мы идем? — спросил Лукан, следуя за Джуро по тускло освещенному коридору; все звуки стихли, когда охранница закрыла за ними дверь.
— Терпение, Лукан, — ответил Джуро, шедший впереди. — Скоро все узнаете.
Было ли в его голосе веселье? Лукан пожалел, что у него нет кинжала в сапоге — или, что еще лучше, меча и кортика. Я иду за человеком, которого совсем не знаю, в темноту. Отличная работа, Гардова. Коридор поворачивал направо, свет свечей и разговоры проникали через дверной проем впереди. Он последовал за Джуро в круглую комнату, которая все еще сохраняла часть своего былого великолепия — стены украшали выцветшие фрески с полуобнаженными мужчинами и женщинами, а пол покрывала замысловатая мозаика с изображением различных водных существ. Еще более впечатляющими были арки, расположенные по краям шестиугольной купальни в центре помещения, их украшали искусно вырезанные завитки арабесок. В нишах горели фонари, отбрасывая танцующие тени на каменную кладку и куполообразный потолок. Личная ванная комната для элиты Зар-Гхосы, подумал Лукан, оглядываясь по сторонам. Когда-то, по крайней мере.
Теперь, похоже, она служила совсем для другой цели.
Люди толпились по краям купальни, сидели на ее каменном крае или прислонялись к аркам, перешептываясь друг с другом и наблюдая за тем, что происходило в глубине самой купальни. Лукан вопросительно взглянул на Джуро, но в ответ получил лишь раздражающую полуулыбку и жест, который предлагал пойти и посмотреть самому.
Лукан приблизился к ближайшему краю купальни, посмотрел поверх голов зрителей, сидевших под аркой и его взгляд притянуло зрелище, разворачивавшееся внизу.
Из шестиугольной купальни, как и из других, в главной бане, была слита вода. В центре ее стоял круглый стол, пустой, если не считать угловатого предмета, накрытого скатертью из фиолетового бархата. За столом сидели четверо игроков, каждый из которых пытался скрыть свое беспокойство — с переменным успехом. Двое мужчин шутили друг с другом, хотя их смех казался натянутым, в то время как третий сидел, скрестив руки на груди, и его бесстрастное выражение лица омрачали капли пота на лбу. Единственная женщина, которая выглядела наиболее расслабленной, курила сигариллу, откинувшись на спинку стула, но Лукан заметил легкую дрожь в ее руке. Чего они так боятся? Ответ явно скрывался под складками фиолетового бархата, но он никак не мог догадаться, что скрывает эта ткань. Бьюсь об заклад, ничего хорошего.
Рядом стоял служитель в белых перчатках и фиолетовом жилете.
— Леди и джентльмены, — объявил он, и его громкий голос эхом разнесся по маленькому залу. — Пожалуйста, заключительные ставки. — Лукан заметил еще пару служителей, которые обходили арки, вежливо кивая, принимая монеты и раздавая жетоны.
— Что за игра? — спросил он Джуро, стоявшего рядом с ним.
— Обычно болезненная.
Что ж, это объясняет, почему они все так нервничают.
— А фиолетовая ткань? — продолжал он. — Что она скрывает?
— Посмотрите сами.
Лукан снова взглянул на стол как раз в тот момент, когда служитель шагнул вперед, протягивая руку в белой перчатке за тканью. Со взмахом, который показался Лукану несколько чрезмерным, мужчина сдернул ткань.
В зале воцарилась мертвая тишина.
Лукан обнаружил, что смотрит на черную пирамиду. Две стороны, которые он мог видеть, были сделаны из цельных пластин гладкого стекла, поднимавших вершину на три ладони над поверхностью стола.
— Что это? — прошептал он.
— Смотрите, — ответил слуга Писца.
Служитель протянул руку и прижал палец в перчатке к верхушке пирамиды. Когда он убрал руку и отошел, ничего не произошло.
Затем тишину нарушил низкий гудящий звук.
Что, черт возьми...
На черном стекле появились светящиеся белые линии. Они мягко пульсировали, образуя решетку из рядов и столбцов на обеих видимых сторонах пирамиды. Каждый ряд состоял из ячеек одинакового размера; Лукан насчитал семь в ряду у основания пирамиды, шесть в следующем ряду и так далее, вплоть до единственной ячейки, образующей вершину пирамиды.
Фаэрон, сообразил он, и внутри у него образовался комок тревоги. Это чертова реликвия Фаэрона.
Пирамида внезапно вспыхнула синим и золотым светом, каждая отдельная ячейка светилась то одним, то другим цветом, создавая почти гипнотический эффект. Зрелище продолжалось несколько мгновений, усиливаясь, пока синий и золотой цвета не стали неразличимы. Затем стекла снова потемнели, оставив только светящуюся сетку белых линий.
— И вот теперь она начинается, — пробормотал Джуро.
— Что начинается?
— Игра, конечно.
— Как только вы будете готовы, мадам, — сказал служащий, указывая на пирамиду, прежде чем отойти.
Воцарилась тишина, когда женщина наклонилась вперед, все еще держа в руке дымящуюся сигариллу и изучая пирамиду. Прошло немало времени, прежде чем она, наконец, протянула руку и — без малейшего колебания — нажала на одну из ячеек в нижнем ряду.
Казалось, весь зал затаил дыхание.
Раздался слабый звон, и ячейка, к которой она прикоснулась, засветилась золотом. Женщина откинулась на спинку стула и с облегчением затянулась сигариллой, толпа зааплодировала. Раздалось несколько одобрительных возгласов, по-видимому, от тех, кто делал на нее ставки.
— Удачный выбор, — заметил Джуро. — Но ведь первый раунд всегда самый легкий, когда шансы наиболее благоприятны.
Игра перешла к мужчине, сидевшему справа от женщины, одному из двоих, которые всего несколько мгновений назад шутили. Теперь ему было не до смеха. Он нервно облизал губы, уставившись на свою сторону пирамиды, на которой была изображена та же светящаяся решетка. В конце концов он протянул руку и коснулся ячейки в нижнем ряду. На этот раз прозвучала скорбная нота, и сегмент засветился синим, а не золотым светом. На лице мужчины отразился ужас. По толпе пронесся шепот, перемежаемый насмешками.
— Неудачный выбор, — пробормотал Джуро.
Мужчина закричал, когда огонь охватил его левую руку, языки пламени жадно лизали его одежду. Его стул опрокинулся, когда он вскочил на ноги, отчаянно размахивая горящей конечностью.
— Воды! — закричал он, широко раскрыв глаза от паники. — Воды! Пожалуйста, кто-нибудь... — Он рухнул на пол, корчась на камнях.
Смех эхом разнесся по залу, но быстро стих, когда мужчина начал кричать.
— Кровь Леди, — выругался Лукан, взглянув на Джуро. — Почему ему никто не помогает?
— Потому что ему не нужна помощь.
— Он горит!
— Неужели?
Лукан снова поглядел на мужчину, который бился в конвульсиях, когда пламя поглотило его:
— Что, черт возьми, вы...
Огонь исчез.
Мужчина продолжал кричать, катаясь по полу, отчаянно пытаясь сбить пламя, которого больше не было. Его движения замедлились, пока он не замер, его крики сменились прерывистым дыханием. Он даже не обгорел, понял Лукан, когда по залу разнесся смех. Мужчина медленно сел, его ноги дрожали, когда он поднимался на ноги.
— Джентльмен желает продолжать? — окликнул его служитель. Мужчина заколебался, затем поднял стул. Раздались негромкие аплодисменты, когда он занял свое место за столом. Женщина почтительно кивнула ему, а один из игроков хлопнул его по плечу. Мужчина вздрогнул.
— Огонь был ненастоящим, — заметил Лукан.
— Да. Всего лишь иллюзия.
— Тогда почему он кричал?
— Потому что ему было больно.
— Вы имеете в виду... он почувствовал это? Пламя?
— Каждое мгновение, пока оно горело.
Кровь Леди. Лукан наблюдал, как игра возобновилась, теперь уже другой игрок с тревогой смотрел на пирамиду, подергивая пальцами, обдумывая свой ход.
— Вы называете это игрой? Это больше похоже на пытку.
Джуро пожал плечами:
— Как я уже сказал, иллюзии безвредны.
— Я бы не назвал безвредной эту.
— Этот человек не пострадал. Игроки, которые играют в пирамиду, не получают никаких физических повреждений, за исключением случайного удара или царапины.
Раздались аплодисменты и одобрительные возгласы, когда текущий игрок выбрал золотую ячейку. Он откинулся на спинку стула, улыбаясь от облегчения.
— Вы сказали о физических повреждениях, — заметил Лукан. — Не хотите ли вы сказать...
— Влияние игры на психику — совсем другое дело, — признал Джуро. — Известно, что переживание нескольких иллюзий пирамиды за короткий промежуток времени имеет... последствия.
— Какие?
Четвертый игрок рассматривал пирамиду, обливаясь потом. Кто-то из толпы ободряюще крикнул.
— Пожалуйста, соблюдайте тишину! — крикнул служитель.
— Самым примечательным случаем, — прошептал Джуро, — был игрок по имени Блэк Раллам. Это было... более десяти лет назад. Раллам — единственный известный игрок, который выбрал синюю ячейку в каждом ряду пирамиды. И все же он продолжал играть, отказываясь сдаваться — по-видимому, у него были значительные долги. Он выиграл игру, но пережил максимально возможное количество из семи иллюзий. Это повредило его рассудок.
— Держу пари, что да.
— Как только Раллам оправился от пережитого, он покинул Салазар в добром здравии и приподнятом настроении. Той же ночью он впал в неистовство и убил семь человек, прежде чем городской страже удалось его усмирить. Он, конечно же, отправился в Костяную яму. Говорят, что он изрисовал стены своей камеры собственной кровью.
— И что он рисовал?
— Пирамиды. Дюжины пирамид.
Семь Теней.
— И вы говорите, что эта игра безвредна?
— Так оно и есть. Если знать, когда из нее выйти.
Они наблюдали, как четвертый игрок сделал удачный выбор, ударив кулаком по воздуху под аплодисменты толпы.
— Теперь они переходят на следующий уровень пирамиды, — сказал Джуро, когда женщина наклонилась вперед, выпуская клуб дыма.
— Итак, позвольте мне прояснить ситуацию, — сказал Лукан, понизив голос, когда служитель призвал к тишине. — Игроки по очереди выбирают ячейку на своей стороне пирамиды, начиная с нижнего ряда. Золотой — это бесплатный переход на следующий уровень, синий — иллюзия в качестве наказания.
— Точно.
— А сколько синих цветов на каждом уровне?
— Только один. Но, как вы можете видеть, риск выбрать синий увеличивается с каждым последующим уровнем.
— И, чтобы выиграть, нужно достичь вершины?
— Правильно.
— Что, если это удастся нескольким игрокам?
— Тогда выигрывает игрок, выбравший наименьшее количество синих ячеек.
Лукан замолчал, когда женщина коснулась ячейки, которая засияла золотом.
— А что, если ты пройдешь только половину пути, — сказал он, перекрикивая аплодисменты, — а все остальные уже ушли?
— Последний оставшийся игрок имеет право уйти и получить вступительные взносы своих коллег — за вычетом доли Салазара, разумеется. Это то, к чему стремится большинство игроков — просто пережить своих соперников. Но чтобы выиграть джекпот, игрок должен пройти все уровни до единого.
— Даже самый верхний? — Лукан покосился на пирамиду. — В верхнем ряду только одна ячейка.
Джуро улыбнулся:
— Нет удовольствия без хотя бы небольшой боли.
Служитель снова призвал к тишине, и игра перешла к мужчине, который уже успел насладиться наказанием Фаэрона. Он не выглядел обрадованным перспективой повторения этого опыта, и Лукан не мог его за это винить. Рука мужчины дрожала, когда он протянул ее и — лицо исказилось в гримасе — ткнул в какую-то ячейку. Он с облегчением опустился на стул, когда та засияла золотом.
— Значит, эта... игра действительно является испытанием на выносливость, — сказал Лукан.
— И умение держать себя в руках.
— Как часто кому-то удается выиграть джекпот?
— Очень редко. Большинство игроков сдаются после одной-двух неудачных попыток. Прошло почти три года с тех пор, как кто-то в последний раз выиграл приз за победу над пирамидой.
— И какой же?
— Сто золотых дукатов.
Лукан присвистнул:
— Впечатляет.
— Теперь вы понимаете, почему люди хотят играть в эту игру.
— Это не игра. Игра означает удовольствие. Это... пытка.
— Это развлечение.
— Да, я начинаю понимать, что в этом городе они — одно и то же.
Прозвучал еще один звонок, за которым последовали обычные аплодисменты.
— Вы хотите, чтобы я сыграл в пирамиду, — сказал Лукан. — Это и есть испытание Писца.
— Да. — Ни от какого слова у Лукана не пробегали такие мурашки по спине. — Я заплачу ваш вступительный взнос.
— Как любезно с вашей стороны.
— Если вы хотите познакомиться с моей госпожой, Лукан, у вас нет выбора.
— Значит, этой игрой, если ее можно так назвать, управляет Писец? Они, — он указал на игроков внизу, — тоже хотят с ней познакомиться?
— О, нет. Эта игра — собственное изобретение Салазара. Моя госпожа просто использует ее в своих целях. Большинство игроков вступают в игру, чтобы выиграть, и понятия не имеют, что иногда у одного из их противников могут быть другие мотивы.
— Но зачем? Зачем вообще затевать этот фарс?
— Моя госпожа очень серьезно относится к своей безопасности и неприкосновенности частной жизни, не говоря уже о ее времени. Вы должны заслужить право поговорить с ней. Это благо, которое не дается даром. — Джуро склонил голову набок, на его лице снова появилась полуулыбка. — Итак, вы готовы сыграть в эту игру?
— Да, — сказал Лукан, чувствуя, как в животе у него скручивается комок страха. — Я готов.
Снизу донеслась еще одна скорбная нота, и толпа дружно вздохнула.
Затем начались крики.