О чем молчат рубины. Книга 2

Глава 27 Путевые заметки

— У вас есть записная книжка, чтобы записывать ваши гениальные мысли?

— Гениальные мысли приходят в голову так редко, что их нетрудно запомнить.

Ответ Альберта Эйнштейна.

Эйфория. Так, наверное, можно охарактеризовать то состояние, когда мы помчались дальше, убедившись, что все наши враги от нас отстали. Наверное, они думают, что мы мёртвые. Пусть думают! А мы живы, веселы и энергично несёмся к намеченной цели!

Целыми днями не смолкали шутки и смех. Даже Трогот и Эльке заразились нашим настроением. И однажды, когда мы сделали в дороге полуденный привал, чтобы подкрепиться бутербродом с ветчиной, я неосторожно пожаловался на то, что уж очень холодает, Катерина подмигнула Эльке… та хитро кивнула в ответ… и как раз в тот момент, когда я меньше всего этого ожидал, в меня ударили снежные комки!

— Сдурели⁈ — поразился я, вытряхивая снежную крошку из-за воротника и сметая следы снежных комков с одежды.

— Это игра такая! — задорно прокричала мне Катерина, — Защищайся!

И полетели новые комки снега.

— Не хочу я в эту дурацкую игру играть! — завопил я, еле успевая уклоняться от снежных снарядов.

— Тогда проиграешь! Трогот! Иди к нам на помощь! Закидаем Андреаса снежками!

И, что бы вы думали? Зрелый, солидный человек, отобранный из десятков других, зрелых и солидных, для отправки в посольство, заулыбался, соскочил с козел кареты, и бросился в схватку.

— Ваша милость! — заорал он, — Не сдавайтесь! Я иду на помощь! Сейчас мы их победим!

И тут же комки снега полетели уже в сторону девушек. Ах, вот как играют в эту игру⁈ Я присмотрелся, как быстро и ловко Трогот лепит снежные комки и тоже принялся за дело. И у нас пошло на лад!

Да, конечно, я заметил, что Трогот кидается снегом, в основном, в Эльке. А если и кидает снег в сторону Катерины, то это именно «в сторону», специально, чтобы не попасть. Да и Эльке проделывала то же самое в отношении меня. Получилось, что мы перекидывались с Катериной, а слуги — между собой. Но всё равно, было отчаянно весело! Я и не заметил, когда начал хохотать и паясничать. Думал сначала, что руки быстро замёрзнут, ведь они почти всё время в снегу! Но нет, наоборот, все разгорячились и несколько устали от игры.

Шарик сунулся, было, мне на помощь, но посмотрел внимательным взглядом, что это забава, а не драка, попробовал копытом рыхлый снег, фыркнул, и отошёл к остальным коням на твёрдую дорогу.

— Сдаёмся! — смеясь, закричала Катерина, вся белая от снега, — Сдаёмся на милость победителей!

— Сдаёмся! — весело поддержала и Эльке, — Пощады!

Мы торжествующе переглянулись с кучером: наша победа! А не будут нападать исподтишка! А кто будет — тот получит!

— Уф!! — тяжело дыша, улыбнулась Катерина, — Всю снегом засыпало! Эльке, помоги!

И девушки принялись отряхиваться, приводя одежду в порядок.

— А зимой, оказывается, бывают и приятные моменты… — удивился я.

— Ещё бы! — тут же откликнулась Катерина, — Это ты ещё с ледяной горки не катался!

— Однажды, чуть было не укатился! — вспомнил я, непроизвольно вздрогнув, — В Альпах…

— Да ну тебя! — Катерина пошла к карете, — Тебе о развлечениях, а ты об Альпах…

И тут из недалёкого леса раздался волчий вой. Катерина резко остановилась и, насторожившись, оглянулась в сторону леса. Да и остальные перестали улыбаться.

— Трогот! Едем! И будь внимателен. Эльке! Пойдём-ка зарядим на всякий случай арбалеты… Андреас! Ты на Шарике, чтобы карету не перегружать. И, если что, не делай глупостей! Волки зимой опасны. Мы их лучше арбалетными болтами перещёлкаем! Ввязываться в драку — только в крайнем случае! Трогот! Погоняй!

Но волки так и не рискнули напасть на нас. А может, не догнали. Потому что полетели мы вихрем! Не жалея конских сил.

Потихоньку эйфория начала спадать. Да и понятно. То с трактирщиком поругаешься, то подкову коню надо перековать а, как назло, кузнеца в ближайшей деревне нету, и надо делать пятнадцать вёрст крюк… Да, мало ли? Один случай вышел особенно печальным.

В этот день мы совершили очень длинный дневной переход, и ввалились в трактир утомлёнными дальней дорогой. И — надо же⁈ — трактирщик предложил нам на ужин тушёную капусту с рубленными сосисками! Эльке даже руками всплеснула от счастья и так умоляюще посмотрела на хозяйку, что та прыснула:

— Ой, девочка! Да хоть две порции! — и повернулась к трактирщику — А нам, любезный, что-нибудь из французской кухни!

Мы присели за стол, за которым уже сидел молодой рыцарь, быстро поглощающий свою порцию. Кажется, у него на тарелке был кролик.

— Свинину не берите, старая и жёсткая! — сразу же предупредил он нас, — Позвольте представиться, Вензель фон Люнен. Это недалеко от Кёльна.

— Мы проезжали недавно мимо! — обрадовался я, — Увы, обстоятельства не позволили заехать, полюбоваться. Хотя, моя спутница, её сиятельство Катерина де Мино, очень советовала, очень…

— Вы многое потеряли! — совершенно серьёзно кивнул головой Вензель, — И я мог бы порассказать вам об этом… но, простите великодушно, спешу!

— Вы спешите поужинать? — удивилась Катерина.

— Я спешу в дорогу! Видите ли, так получилось, что в Великой войне… вы же слышали о Великой войне? Когда Орден тевтонцев объявил войну полякам, но проиграл?

— Не только слышали, но даже довелось поучаствовать! — улыбнулся я.

— Тем лучше! Не придётся рассказывать известные вещи! Так вот, мне не довелось сражаться ни в Грюнвальдском сражении, ни в защите Мариенбурга… Но мне удалось выгодно продать свой меч, став наёмником в армии крестоносцев… увы! Это случилось почти сразу после снятия осады с Мариенбурга.

— Почему «увы»?

— Потому что сперва всё шло довольно неплохо. Наше войско освобождало крепости одну за другой, и отличившиеся в боях получали достойную награду в звонкой монете! И, ваш покорный слуга, не раз был в их числе! Да и просто пограбить удавалось довольно часто. Но потом случилась битва под Короновым, где я попал в плен. Я не стесняюсь этого! В конце концов, даже наш полководец, Михаэль Кюхмайстер, тоже был пленён в этом сражении! Но дальше пошло хуже.

— Почему же?

— Потому что я просто наёмник, а не крестоносец! Что непонятного-то? Крестоносцев, то есть членов тевтонского Ордена, выкупал из плена Орден. А мы, простые наёмники, вынуждены были выкупаться из плена за свой собственный счёт. Не скажу, чтобы за меня назначили совсем уж несусветную сумму… нет. Но, однако, и немалую. Конечно, я написал письмо управляющему… ну, как «написал»? Продиктовал писцу. А потом долго ждал ответ. И никак не мог дождаться. Тогда я дал честное рыцарское слово своему победителю, это польский рыцарь, некий Юлиуш из Кшешовиц — ну и названия у этих поляков, не правда ли⁈ — что привезу лично выкуп в назначенный срок. И поклялся щитом святого Георгия-Победоносца. Ну, вот, под честное рыцарское слово меня и выпустили, и даже снабдили конём. И что же? Приезжаю я в Люнен, а моё письмо, оказывается, никто не получал! А я-то надеялся, что уже и деньги собраны! Пришлось вводить на крестьян особый налог… ну, вы знаете! Это дело обычное, когда господин в плен попадает. Только этот налог пришлось спешным образом собирать по всей округе! Сколько народу плетьми перепороли — не счесть! А потому что они отнекиваются, дескать, денег нет, и не отложится ли исполнение налога на следующую осень? На осень! А я рыцарским словом связан всего на полтора месяца! И две недели уже прошли в дороге, хотя я гнал изо всех сил! Но, как бы то ни было, с превеликими трудностями, но деньги были собраны. А время-то, время! И вот, теперь я скачу изо всех сил, чтобы успеть к назначенному сроку. Хорошо, что я взял двух коней, основного и заводного. Один бы такой скачки не выдержал. А так, пересаживаюсь с одного на другого, да и скачу во весь дух. Но времени осталось так мало, что я вынужден и ночью делать переходы. Хотя бы часа четыре-пять. Иначе не поспеть. Но я доеду! Я успею! Не бывать тому, чтобы какой-то поляк Юлиуш упрекнул немецкого рыцаря в неисполнении клятвы! Да ещё данной именем щита Георгия-Победоносца! Не бывать! Эй, хозяин! Рассчитай меня! Я спешу!

— Может, не стоило бы? — засомневался я, — Подумаешь, опоздание на день-два? Ведь, были объективные причины…

— Я рыцарь! — задрал подбородок Вензель, — А значит, моё слово — это слово рыцаря! Я еду!

— Добрый путь… Храни вас Бог… — пробормотал я в спину удаляющегося юноши.

Наутро мы встали затемно и первыми отправились в путь. Во всяком случае, других следов копыт или полозьев на дороге не было. Часа через два мы наехали на молодого рыцаря. Точнее, на то, что осталось от него и двух его коней. Прямо скажу, мало что осталось. А волки, наверное, на целую неделю нажрались…

Я плохо смыслю в следах. А вот, Катерина, как оказалось, хорошо! Она и рассказала, как один из волков выпрыгнул впереди на дорогу, пугая лошадь и заставляя её отскочить в сторону, в снег, чуть не по самое брюхо. А уже потом из этого снега выскочила стая… Шансов спастись у Вензеля не было. Один, с мечом, на застрявшей в снегу лошади… нет, не было у него шансов.

Вторая лошадь, испугавшись, бросилась назад по дороге, но там её уже ждали. Стая оказалась довольно крупная, пожалуй, побольше чем в двадцать волков. Трёх удалось убить рыцарю. Первый, молодой, неопытный волк, прыгнул на него спереди и напоролся на меч. Второй замешкался. Обычная тактика волка — напрыгнул, рванул зубами, отскочил. А этот промедлил, вцепившись в шею коня, и пытаясь его поскорее загрызть. Его тоже Вензель достал мечом. Последнего, третьего, набросившегося на рыцаря со спины, он прирезал кинжалом, когда тот уже вцепился зубами ему в горло. Можно сказать, отомстил посмертно.

Печальная Катерина хмуро бродила по месту схватки, держа заряженный арбалет на плече. Остановилась.

— Андреас, подойди сюда!

— Что там ещё?

— Вот… В этом кожаном поясе он деньги за выкуп вёз.

И в самом деле, когда волки драли тело рыцаря, то распороли и особый, сложенный втрое, кожаный пояс, в котором были золотые и серебряные кружочки. Сейчас они вытекли двухцветным ручейком прямо в снег.

— И что?

— Как, «что»? Собери! Мы должны будем привезти эти деньги и отдать тому поляку, Юлиушу из Кшешовиц.

— С чего бы? Это была плата за свободу, а наш рыцарь мёртв…

— Но он умер свободным! Собери деньги!

Ну, не знаю… Я присел и принялся сгребать монеты обратно в кожаный пояс. Только осторожно, ведь он порванный.

— Ага! А вот и то, что нужно!

По дороге тащились четыре телеги, гружёные рыбой. Возле телег шли несколько хмурых мужиков, с дубинками на плечах. По всей видимости, охрана.

— Эй, вы! Стойте! — смело вышла им навстречу Катерина, — Видно, вас сам Бог послал! Грузите тело!

— Как можно⁈ — обомлел один из мужиков, по всей видимости, старший, — Ваша милость! Кто же у нас после такого рыбу купит⁈

— А кто узнает? — вопросом на вопрос ответила Катерина, — Вы же в город идёте? Ну, вот! Сгрузите тело возле церкви, отдадите священнику записку… я сейчас напишу… и езжайте себе на рынок, с Богом!

— Дык, по дороге-то к священнику, нас всякий видеть будет!

— Грузите, я говорю!

— Никак нельзя, ваша милость! — насупился старший.

Я наконец-то собрал монеты и распрямился. И шагнул к дороге. Мужиков было человек восемь, все здоровые, крепкие, а я один. Но я был с мечом и в серо-белом плаще крестоносца. Мужики склонились.

— Иди, пиши письмо священнику, — кивнул я Катерине, — А вы, добрые люди, грузите тело. Подложите под него попну, о, их даже две! Значит, подложите две попоны, чтобы тело не касалось вашей рыбы. И, да, можете взять себе седло. Это прекрасное рыцарское седло, оно дорого стоит. И уздечку, и вообще, всё, что понравится. Только одежду с рыцаря не брать и оружие. Это всё отдать священнику.

— Седло можно? — лицо старшего просветлело, — И уздечку? И остальное? Ну, там, подковы с лошадей?

— Я же сказал, всё, кроме одежды и оружия рыцаря!

— Другой разговор, ваша милость! — совсем повеселел старший, — А ну, ребята, перегружай часть рыбы с вон той телеги на соседние! Освобождай место! А ты, Дитрих, и ты Ганс, пошли со мной! И клещи захватите… ну так… на всякий случай… Эх, жалко что шкура лошадиная попорчена! Да и задубела она на морозе, уже и не снять так просто…

Через четверть часа мы уже тронулись с места, оставляя позади медлительные рыбные телеги. Катерина вручила старшему небольшой кошель с деньгами для передачи священнику, чтобы тот организовал отправку тела в родовой замок несчастного рыцаря Вензеля. И девушка уверяла, что туда же, в кошель, сунула записку для священника. А верёвочку от кошеля крепко завязала и запечатала личной печатью.

— Признайся, обманула? — спросил я, когда карета уже набрала ход, — Как же ты написала письмо, если чернила, наверняка, замёрзли?

— Я карандашом написала, — ответила девушка, думая о чём-то своём, — Да и записка-то, всего в несколько слов. Имя и название замка, куда тело доставить. И три золотые монеты на расходы. Ох, Андреас! А ведь ему ещё повезло! Его похоронят в родовой усыпальнице. А сколько людей вот так, безвестно сгинут, и поминай, как звали. И неизвестно, молиться ли о здравии, или уже за упокой души?..

И Катерина надолго замолчала, время от времени возводя глаза к потолку кареты, словно пытаясь сквозь этот потолок разглядеть небеса.

Согласитесь, печальный случай. Но, лично для меня, ещё более грустная история произошла на следующий день, утром. Когда я успел как следует промчаться на Шарике.

Разгорячённый быстрой скачкой, жарко дыша морозным паром, я приказал Троготу остановиться и плюхнулся на сиденье кареты. Шарик, довольный, весело задрав хвост, с восторгом скакал вокруг нас, готовый ринуться вдогонку, когда карета тронется с места.

Катерина почему-то хмурилась.

— Эльке!

— Да, понятно уже!.. — проворчала Эльке, закутываясь в меховое шаубе и открывая дверцу кареты, — Каждый раз, как его милость в карету садится, меня тут же на козлы отправляют… Чего ж непонятного?

— Поговори мне! — задохнулась от неожиданного гнева Катерина, — Ишь, моду взяла! Хозяйкины дела обсуждать! Живо марш, куда сказали, и молча!

— А я что? — забормотала служанка, опомнившись и сообразив, что Катерина не в духе, — А я ничего! Я говорю: всегда готова услужить!

— Марш!

— Тебя что, злые мухи покусали? — удивился я, когда мы остались одни, — Раньше ты не была такой… резкой!

Я вовремя проглотил другое определение: «вредной». Ни к чему дополнительно злить уже злую девушку!

— Даже не знаю, как сказать! — нахмурилась Катерина, — Как-то всё накапливалось, накапливалось… и вот — бац! — и прорвалось! И эти похабные шуточки в трактире Перпиньяна… а там же был высший состав духовенства! Никак не ниже архиепископа! И предательство кузины… а она не просто дворянка, она графиня! И эти кардиналы, которых кузина шантажировала… как⁈ Как высшие руководители Церкви допустили такое⁈ И этот монах-отравитель… И бедный рыцарь, растерзанный волками. Как же его Господь не уберёг⁈ Это же ужас, что такое творится!

Я благоразумно промолчал.

— Андреас, ты говорил, что у тебя были «вопросы»… Какие? — мне кажется, что Катерина очень нелогично повернула направление беседы!

— Зачем тебе это?

— Говорю же: на душе мрак и холод! И чем больше я об этом раздумываю, тем больше понимаю, что… ну… короче: какие у тебя были «вопросы»⁈

Ну, что сказать? Мне бы, дураку, задуматься о резкой смене настроения у Катерины, посчитать дни… Может, я и додумался бы, что у неё подошли критические женские дела. Может, и не стал бы отвечать на этот вопрос, поняв состояние девушки. Но я не додумался.

— Тебе не понравится… — вместо этого, предупредил я.

— Плевать!

— Ну-у… вообще вопросов масса, но главных, основных, которые лежат в основе христианства, их осталось два. Самый главный я пока ещё не задам… А второй по сложности… но ты не будешь обижаться?

— Говори! — заранее сцепила зубы Катерина.

— Даже не представляю, зачем тебе это… Мазохизм какой-то!.. Ну, давай поговорим вот о чём: можно ли верить человеку, ни разу не выходившему в море на корабле, рассказывающему об океанских просторах и ловле рыбы?

— Ну-у… может у него брат моряк? Может, он много слышал об этом от своих товарищей?

— И всё же?

— Я бы, может быть, и поверила бы, хотя, конечно, с осторожностью, и перепроверила бы его рассказы у знающих людей.

— Угу… А можно ли верить пьянице, проповедующему трезвость?

— Вот это вряд ли! — засмеялась Катерина, — Хотя… может он хочет, на своём жалком примере, предостеречь остальных? Но к чему эти вопросы?

— Потом поймёшь! А можно ли верить вору, который проповедует честность?

— А это совсем нет! Я бы сказала, что хитрый вор хочет усыпить бдительность окружающих! Для своих тёмных делишек!

— То есть, получается, что слушая проповедь, мы должны брать в расчёт того, кто эту проповедь произносит? И если мы знаем, что сам проповедник не выполняет того, о чём проповедует, то мы должны относиться к этому, как минимум, с осторожностью, а как максимум, мы будем понимать, что нас нагло обманывают?

— Ну-у… можно сказать и так… Но я всё ещё не понимаю, при чём здесь проповеди⁈

— А теперь смотри, — сказал я, — Мы с тобой будем вспоминать Заповеди Господни и Святое Писание. Хорошо? Ну. вот, одна из заповедей: «Не убий». Есть такая? Конечно, есть! Но сам Господь всемогущий не стеснялся убивать! Содом, Гоморра, войска фараона, над которыми сомкнулись воды Чёрмного моря, где только что прошёл Моисей, да что там! Всемирный потоп, поглотивший всё человечество, кроме пьяницы Ноя и трёх его сыновей с жёнами… И после этого: «не убий»!

— Но это были грешники!

— Не проходит, — покачал я головой, — В заповеди не сказано: «не убий никого, кроме грешников». Там просто: «не убий». Но возьмём ещё заповедь: «не кради». Есть такая? Обязательно, есть! А как же тогда совет Господа евреям обобрать египтян перед Исходом? Ведь в Святом писании так прямо и сказано, что евреи ОБОБРАЛИ египтян. А потом вдруг заповедь «не кради»? Не странно ли? Может, разберём прелюбодеяние? Есть и такая заповедь! Но что сделал сам Господь? А он родил сына не от какой-то невинной девушки, сочетавшись с ней браком, нет! Он выбрал чужую жену! И если это не прелюбодеяние, то что это⁈ Я хочу следовать примеру Господа! Я хочу спать с чужими жёнами! Ах, нельзя? Ах, я заповедь нарушаю? Как же так-то⁈

— Это было беспорочное зачатие!!!

— В самом деле? А как же слова Иисуса, что «кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с ней в сердце своём»? Или Господь это сделал так… не вожделея… от скуки, что ли? Не-е-ет! Господу просто наплевать на свои же заповеди! Вот, дал он заповедь «почитай день субботний», но Иисус Христос, сын божий, на это наплевал! Взял и заявил, что мол, «не человек для субботы, а суббота для человека»… Может, оно и так, но это прямое нарушение заповеди, разве нет? А как тебе странная заповедь «почитай отца твоего и мать твою»?

— Эта-то чем странная⁈

— Ничем, кроме того, что у Бога не было ни отца ни матери. Он никогда, подчёркиваю, НИКОГДА не знал, что такое отцовская или материнская любовь. А равно и сыновья любовь к отцу или матери. Но нас решил этому научить, дав заповедь. Тебе не напоминает мой пример про рассказчика о морских странствиях, ни разу не бывшего на корабле?

— А Христос⁈ Он знал отцовскую любовь!!!

— Пронеси мимо нас чашу такой любви!!! Когда отец отправляет сына на мученическую смерть без причины!

— Как это, «без причины»⁈

— А какая была причина?

— Своей святой кровью Христос смыл наш первородный грех!!!

— В самом деле? А без этого нельзя было обойтись?

— Как это?

— Просто. Взять богу-отцу и сказать: «Я прощаю род человеческий»! И всё. И не надо никого бичевать, распинать, мучить… Ну, сама посуди, когда обычный, человеческий отец рассердится на одного из своих сыновей, он же не проливает кровь другого, чтобы простить первого? Он просто прощает. А как поступил Бог⁈ Только не надо о том, что всё было заранее речено через пророков! Где Бог, а где «пророки»⁈ Ах, да! Ведь тогда не было бы религии под названием «Христианство»… Что с тобой?

Я реально испугался, увидев выражение лица Катерины.

— Мне надо побыть одной! — сурово взглянула девушка мне прямо в глаза.

— А я предупреждал! — поник я, — Я говорил, что тебе не понравится!

— Оставь меня! — рявкнула Катерина, — Мне надо… подумать!

— Шарик! — позвал я, приоткрыв дверцу кареты, — Шарик, где ты? Ах, вот он… Подожди секунду…

И я ещё раз обернулся к девушке. Та сидела мрачная, насупленная, нервно грызя собственные ногти. Зря! Они у неё такие красивые!

— Пожалуйста, не думай про меня плохо, — попросил я, — Я не демон-искуситель, и не служитель демонов… я просто умею думать головой и мне не забивали христианством голову с детства. И ещё, я бывший жрец. Я отлично знаю, что любая религия, абсолютно любая, придумана только для управления людьми. И ничего больше. Красивая обёртка из красивых историй и правильных заповедей, но под ней спрятан кнут. Пастуший кнут. Я это понимаю, но я не хотел вносить разлад в твою душу. Ты сама попросила. Прости.

— Да уйди уж, наконец! — всхлипнула Катерина.

И я прыгнул на спину Шарику. Я уже довольно ловко умею это делать. Обрадованный Шарик опять порывался рвануть во все лопатки, но сейчас я сдержал его порыв. Немного обогнал карету и скакал чуть впереди, на ходу раздумывая, правильно ли я поступил. Не знаю! Но, простите меня, Катерина знала, что «вопросы» будут тяжёлыми для искренней католички! Знала, и спросила. Я-то при чём⁈

Несколько дней прошли почти в полном молчании. Не то, чтобы меня вообще игнорировали. Всякие «доброе утро», «приятного аппетита», «Андреас, передай, пожалуйста, соль», «спокойной ночи» и тому подобное, произносилось. И даже без неприязни. Но разговоры по душам прекратились. Складывалось ощущение, что нам разговаривать больше не о чем. Но, мало-помалу, наше общение стало более живым. И огромную роль в этом сыграла Эльке. Она не понимала, или делала вид, что не понимала, размолвки между нами. И весело щебетала всякие благоглупости, не обращая внимания на наши кислые мины. Поневоле, мы оба были вынуждены вступать в разговор с Эльке, а значит, вроде бы общались и между собой.

Между тем становилось всё холоднее и холоднее. Я отчаянно мёрз, не смотря на то, что под тёплое шаубе обязательно поддевал толстый дублет на меху. Я становился от этого тоже, толстым и неповоротливым, неизменно вызывая шутки проказливой Эльке.

— Почему же так холодно⁈ — взвыл я однажды.

— Так мы же, сударь, всё дальше от гор уезжаем! — с чувством превосходства объяснила Эльке, — От этих… как их… Альпов!

— Не Альпов, а Альп, — с улыбкой поправила Катерина, — И вообще, при чём здесь горы?..

— Так горы-то, они к Солнцу тянутся! — пояснила Эльке, — А чем Солнце ближе, тем теплее! А мы от гор уезжаем, Получается, всё ниже и ниже. Вот и холодает у нас!

— Глупости! — буркнул я, — То-то, когда мы посольством через Альпы ехали, прямо, чуть не зажарились!

— А почему же тогда? — разинула рот глупая служанка.

— Ну-у… мы забираем всё севернее, — принялась за пояснения Катерина, — Чем севернее, тем холоднее — раз! Мы уезжаем всё дальше от тёплого моря. А море — очень хорошая печка! Говорят, что один кубический метр воды, остывая на один градус, тем самым согревает целых четыре кубических метров воздуха! А сколько этих кубических метров в Средиземном море и Атлантике⁈ Это — два. Ну и третье: мы едем из Мино, которое расположено между двумя отрогами Альп. То есть, туда не поступают злые, холодные, восточные ветры. Только южные. Там свой, тёплый и удобный климат. А теперь, мы отъехали достаточно далеко, и холодные ветры выстуживают землю!

— Ага! — задрала нос Эльке, — Я же говорила, что горы тоже влияют! А вы все: «ни при чём, не при чём…». А я-то права, получается!

Поневоле, мы с Катериной рассмеялись. И постепенно дело пошло на лад. Хотя к вопросу религии мы больше не возвращались.