О чем молчат рубины. Книга 2

Глава 9 Дижон

Говорят, во Франции женщины тратят на духи

больше, чем государство на армию. Но у них и побед больше.

Янина Ипохорская.

После Авиньона я глубоко задумался. Я уверен, что место жизни накладывает отпечаток на человека. Ставит оттиск на его психику, а следовательно, на образ мыслей, поведение и всё такое прочее. Ну, согласитесь, что бедуины пустыни совершенно иначе думают и поступают, чем жители плодородных равнин возле Нила! Или представьте, что вас с детства держали в тюрьме, а потом выпустили на свободу. Вы с ужасом увидите, что окружающие ведут себя не так, как надо! Не так, как вы привыкли, как вы считаете правильным! А на самом деле это ваше поведение будет вызывать удивление окружающих. Заметьте, я не говорил, что обучение и воспитание было разным! Обучали вас, может быть, даже одни и те же учителя, но окружение, обстановка…

Так и здесь. Я уверен, что человек, долгое время проживший среди роскошно обставленного, но мрачного, грозного дворца, обязательно получит определённый отпечаток в душе. А значит… значит, надо подумать, как с ним разговаривать. Чтобы он услышал, чтобы принял за своего, чтобы откликнулся. Мне же надо, чтобы он откликнулся?

Улыбчивый Шарль со своей немногочисленной командой напрягали все силы, чтобы наверстать время, потраченное в Авиньоне, и досадовали, что нам никак не поспеть в Валанс, как они планировали. Эх, если бы ветерок покрепче! Тогда бы они…

Я не слушал. Я стоял на носу, вглядывался в окрестности и… ничего не видел. Я даже холода не замечал! Что, казалось бы, совершенно невозможно! Я думал и пока ничего путного в голову не приходило.

До Валанса мы, разумеется, так и не добрались. Уже затемно причалили к пристани Монтелимара, благо оказалось свободное местечко. Я наконец-то отмахнулся от своих дум. И увидел, как вымоталась вся команда улыбчивого Шарля. Их, буквально, качало. Несладко достанутся им наши денежки, ох несладко!

— Прикажите подать сходни! — распорядилась Катерина.

— Может… может, оставите груз на габаре? — мучительно оглянулся на карету Шарль, — Я знаю неподалёку неплохой трактир, не больше минуты пешком!

— Что-о-о⁈ — подняла брови Катерина, — Чтобы я остановилась в вонючем портовом трактире⁈ Конечно, нет! Подать сходни! И спустите коней и карету на землю! Сейчас же!!!

— Да, ваше сиятельство… Конечно, ваше сиятельство… — Шарль уже не улыбался, — Как прикажете, ваше сиятельство…

— Не думаю, что это лучше портового трактира… — оглядел я убогое заведение, дорогу к которому указала нам простая деревянная вывеска у входа.

— Тут главное не качество, главное — престиж! — туманно пояснила Катерина.

— Не понял… — признался я.

— Ну, как бы тебе… вот представь, что король охотился в лесу, долго гнался за оленеми притомился. Возвращаться в лагерь долго. А тут видит, зачуханный городишко с единственным трактиром. А, думает, чего там! Я и не в таких условиях, бывало, ночевал! И занимает этот трактир. Весь, само собой. Тут и егеря, и ловчие и ближние соратники, которые рядом охотились. Во-о-от… Переночевал и уехал. А через месяц, в другой стороне городишки открылся другой трактир. Гораздо лучше первого. И просторнее, и слуги расторопнее, и перины мягче и украшения на стенах… Понимаешь? Вопрос: где будет останавливаться проезжающая знать? Думаешь, там, где удобнее? Фигушки! Они все будут останавливаться там, где останавливался король! Чтобы потом можно было бы небрежно заявить об этом в беседе: «Да, кстати, проезжал я теми местами, и решил переночевать… и знаешь, где я спал? В том самом номере, где изволил отдыхать его величество! Да… Могу себе позволить!». Конечно, со временем, дрянной трактир станет лучше того, хорошего. Просто потому, что у него будет больше доход. Но идею ты понял? Престиж! Точно так же это работает и в обратную сторону. Может, в том, портовом трактире, и готовят лучше и условия там удобнее… но, чтобы я, графиня, остановилась там же, где останавливаются пьяные матросы, чтобы получить платную любовь от непотребных девок⁈ Да тот же самый Шарль на следующее утро меня уважать перестанет!

— Так-то оно так… — вздохнул я, — Но хотелось бы за свои деньги побольше комфорта!

— Кому хочется комфорта, тот вообще не должен шляться по большим дорогам! — отрезала Катерина, — а должен сидеть в своём комфортном замке! Ты же можешь себе позволить построить надёжный, удобный и комфортный замок, по своему вкусу? Вот и сидел бы там, под тёплым боком какой-нибудь смазливой служаночки! Или даже двух!

— Четырёх… — мечтательно улыбнулся я, — Шатенка, брюнетка, блондинка и какая-нибудь знойная африканочка…

Девушка смерила меня подозрительным взглядом. Я изо всех сил сдерживал улыбку, чтобы не выдать себя, что шучу.

— Хоть двадцать! — проворчала, наконец, Катерина, — Но ты же не сидишь в комфорте? Ты трясёшься по пыльным дорогам? Значит, тебе цель важнее комфорта!

— Важнее, — вздохнул я, — Куда как важнее…

— Значит, нечего жаловаться! — подвела итог девушка, — Доедай свою жареную каракатицу и пошли спать! Завтра вставать ни свет ни заря.

Да, близость моря сказывалась на сервировке стола. Если в Германии нам подавали жареную свинину, то сейчас я ел жареную каракатицу в бобовом соусе.

— А служанки стали бояться будить меня спозаранку! — пожаловался я.

— Ничего, я сама тебя разбужу, если что! — пообещала Катерина.

— Нежно?.. — с надеждой спросил я.

— Нежнее некуда: ведро воды в постель, и ты сам подпрыгнешь! А я тебе улыбнусь. Не-е-ежно!

Весь следующий день мы были в пути. Остановились только пообедать в том самом Валансе, до которого не доплыли вчера. Ветер посвежел, и Шарль клялся, что сегодня непременно доберёмся до Лиона. Мне это ничего не говорило, но Катерина обрадовалась и пообещала дополнительный флорин, если Шарль выполнит своё слово. И вновь, моряки напрягали все силы целый день. До Валанса мы добрались за четыре часа, там сделали короткую, получасовую передышку, во время которой мы подкрепились, и больше восьми часов шли без остановок до Лиона. В общем, начали путь в потёмках, в потёмках и закончили.

Катерина рассказывала, что Лион можно считать древней столицей Галии, поскольку древние римские императоры разделили всю Галлию на три провинции, а Лион оказался как раз в месте стыка всех трёх, что в Лионе родились два римских императора, что вообще, многие римские императоры посещали этот город, что при Нероне он сгорел, но был быстро отстроен, что именно Лион стал центром распространения христианства в Галлии, что здесь были и святые епископы лионские и лионские мученики, пострадавшие за веру Христову. Что в Лионе проводились два Вселенских собора из пятнадцати, на первом из которых папа римский, Иннокентий Четвёртый в третий раз отлучил от церкви и низложил императора Священной Римской империи Фридриха Второго Гогенштауфена, а на втором…

— Подожди! — слегка отвлёкся я от своих раздумий. До этого слова девушки словно бы пролетали мимо меня, — Как это, «в третий раз отлучил от церкви»⁈

— Очень просто, — пожала плечами Катерина, — Первый раз отлучили, потом отлучение сняли, второй раз отлучили, опять сняли отлучение, а в третий раз и отлучили и низложили. Для этого специально был созван Вселенский собор.

— А за что отлучали и почему отлучение снимали?

— Не хотел он, понимаешь, в крестовый поход ехать! — поджала губы девушка, — Несмотря на то, что для этого Церковь деньги собрала! А он говорит, мол, у него реформы, требующие его присутствия! Ну, как тут не отлучить⁈

Потом он, голубчик, конечно поехал, куда бы он делся? Это был Шестой крестовый поход. И, даже, всех там победил и договорился о передаче под опеку христиан Назарета, Вифлеема и Иерусалима. В общем, молодец! Как тут не снять отлучение? А потом опять с папой поругался. И помирился. Но в конце концов, мера терпения у матери нашей Церкви закончилась, и папа Иннокентий Четвёртый созвал Вселенский собор. Тринадцатый по общему счёту и первый Вселенский собор в Лионе. Отлучили императора в третий раз и низложили. Там, правда, такая давка за власть началась, не приведи Господи! Но я не об этом. А второй Вселенский собор в Лионе заключил унию с православной церковью…

— Как⁈ — я даже подпрыгнул, — А ты мне говорила, что православие — это христианство по греческому образцу и это неправильная вера! А тут, оказывается, между католичеством и православием уния⁈

— Была… — вздохнула девушка, — Примерно, три года. Там тоже всё не просто. Византийский император Михаил Восьмой очень мечтал об унии с католиками. Для того, чтобы эту унию заключить, он даже сместил константинопольского патриарха, который был против, и назначил другого, который был за. Унию заключили. А потом Михаил Восьмой умер и византийским императором стал его сын, Андроник Второй. А тот созвал свой собор восточных церквей и те отказались от унии. А своего патриарха, который заключал унию, отлучили от церкви. Вот так-то! Конечно, у них вера неправильная! После такой гадости, устроенной католикам! Между прочим, на этом втором Вселенском соборе в Лионе, было одобрено создание монашеских орденов доминиканцев и францисканцев! То есть, и моего ордена! А некоторые другие нищенствующие ордена упразднили или сняли с них ограничение по владению собственностью.

Вот в какой город мы плывём!

— Да-да, — пробормотал я, опять погружаясь в раздумья.

— И кстати! — опять подала голос Катерина, по всей видимости, нервничающая, видя мою задумчивую меланхолию, — Именно в Лионе встречаются реки Рона и Сона!

— Ну и пусть их… — вяло махнул я рукой.

— Как это: пусть их⁈ — возмутилась девушка, — Не-е-ет!!! Это романтическая история!

И она начала рассказывать мне историю, из которой я только и усвоил, что Рона — это юноша, а Сона — это девушка. Остальное пролетело мимо моих ушей.

Как я уже сказал, в Лион приплыли в темноте. Но даже в темноте видно было, насколько измотана команда Шарля. После причаливания, пара человек просто осела под мачтами. Уверен, что Катерина это тоже заметила. И тем не менее:

— Спустить трап! Выгружайте лошадей и карету!

— Ваше сиятельство… — Шарль попытался в очередной раз улыбнуться, но получилось у него плохо, — Ваше сиятельство, мы в Лионе!

— И что⁈ Ах, да… Я же обещала флорин! Андреас! Выдай нашему капитану… да! два флорина!

— Сейчас!.. — я принялся выискивать монетки в кошеле.

— Спасибо, ваше сиятельство! — всё же улыбнулся Шарль, — Но я не об этом. Я о том, что мы в Лионе!

— Яснее, пожалуйста! — притопнула ногой Катерина, — Мне некогда ваши загадки разгадывать! Я хочу есть и спать! Мне нужен трактир! ПРИЛИЧНЫЙ трактир…

— Я про то, что в Лионе можно быстрее дойти до нужного места пешим, чем конным, — загадочно ответил Шарль.

— Трабули![1] — прояснилось лицо девушки, — Ну, конечно! Как я забыла!

— Да-да, трабули! Поэтому… может, не будем выгружать карету? Я вас лично отведу в приличный трактир! Не портовая таверна, ручаюсь! И это будет быстро.

— Ну, что ж… — Катерина на миг задумалась, привычно прикусив нижнюю губу, — Ну, что ж, ведите нас, господин Шарль! Но не забудьте завтра на рассвете забрать нас из трактира и привести обратно на корабль!

— Это уж само собой, — серьёзно кивнул наш капитан, — Если мы хотим добраться за день до Дижона, то отправляться нам следует ещё до зари! Да и то, надеяться на милость Божью.

— Договорились! — Катерина решительно шагнула к трапу на берег, — Эльке! Идёшь с нами! Трогот! Остаёшься при лошадях! Ведите нас, господин Шарль!

Капитан покорно снял с носа габары фонарь, наподобие тех, морских, про которые я уже рассказывал и устало шагнул вслед за нами.

Я шёл и помалкивал, помня как отчитала меня Катерина, когда я спросил про «старый» и «новый» экю. Хотя меня так и подмывало спросить про трабули. Что это вообще такое⁈

Загадка трабулей разрешилась сразу же. Это сквозной проход с одной улицы на другую. Не надо идти до перекрёстка, чтобы попасть в нужное место.

Шарль уверенно вёл нас, петляя по этим трабулям, подсвечивая, при необходимости, своим фонарём и, действительно, не прошло и четверти часа, как он указал нам на дверь:

— Трактир «Весёлый дельфин»! Лучший в городе!

— Странное название… — проворчала Катерина.

— Хозяин — бывший моряк, — пояснил Шарль, — Он немного сдвинулся на морском деле. Но заведение шикарное. Сами оцените!

И наш капитан, раскланявшись, пошёл восвояси. Мы переглянулись с Катериной, и я толкнул дверцу.

— Вы приплыли в правильную бухту, господа! — расцвёл улыбкой из-за стойки хозяин трактира, — Бросайте якорь здесь, и будет вам счастье! Чего изволят наши славные мореходы?

— Есть и спать! — буркнул я.

— Отлично! — возликовал хозяин, — Ваши каюты будут готовы через минуту! Сколько кают вам надо?..

— Две, — встряла Катерина, — И лучших!

— Само собой! — расплылся в довольной улыбке хозяин, — Других не бывает, разрази меня гром! Прошу за стол, господа, прошу за стол! Причаливайте, не стесняйтесь! Сегодня у нас акулье мясо, запечённое с апельсинами, крабовый салат, креветки, жареные в медово-чесночном соусе, кальмар, фаршированный крабовым мясом и сыром, запечённые мидии, осьминог, варёный в красном вине…

— Стоп! — рявкнула Катерина, — Так вы до утра перечислять будете! Давайте вашу акулу и салат! Ну и… мидии, что ли?

— И осьминог! — быстро добавил я.

— Осьминога долго готовить, — покачала головой Катерина, — Не надо осьминога! Только то, что можно подать за пять минут! И эти… каюты!

— Сей момент! — заверил хозяин, — Не успеет испуганная устрица створками щёлкнуть, как… а, вот, кстати, уже несут ваш заказ! Приятного аппетита, господа!

— И откуда ты знаешь этот трактир? — словно между прочим, поинтересовалась Катерина, когда Шарль вёл нас обратно в порт теми же самыми трабулями. Подсвечивая неизменным морским фонарём.

— Это мой родной дядька, — просто ответил парень.

— Вот как? — нахмурилась девушка, — И что, он у тебя пират, что ли?

— Почему это⁈ Обычный моряк…

— А откуда у обычного моряка деньги, чтобы открыть трактир? Да ещё в центре города, в самом престижном месте? Ясно, что пират!

— Не пират! — возмутился Шарль, — Он китобой! Сперва был простым матросом, да… А потом они вместе с десятком других моряков заложили всё своё имущество ростовщикам, да и купили себе китобойное судно. Дядька мой гарпунёром быть вызвался. Страшно, говорит, аж пятки леденеют! А дело делать надо! Мало того, что за китом надо не по морю ходить, а в океане, так ещё попробуй с тем китом один на один! Когда этот кит чуть не втрое больше твоего кораблика! Сколько историй дядька рассказывал, когда разъярённый кит ударом в днище разбивал корабль китобоев в щепки! Страшное дело…

Но зато и выручка больше, чем на торговом корабле! Загарпунил кита, дождался, пока тот выбьется из сил, таская за собой тяжёлый корабль, и под всеми парусами — к берегу! Иногда кит подыхает, так до берега и не добравшись, но это ерунда, если берег неподалёку. Тогда буксируют не кита, а его тушу. Опутывают кита верёвками и, с помощью кабестанов, вытаскивают тушу на мелководье. А там уже только помогай Бог в разделке! Десятки бочек жира! И сорок и пятьдесят и больше. Дядька рассказывал, что с самого большого кита получили сто восемьдесят бочек! А ведь, у кита ещё есть китовый ус!

— И мясо… — подсказал я, — тонны…

— Нет, мясо выбрасывают, — помотал головой Шарль, — Разве что, если прямо рядом с каким-нибудь портовым городом удастся кита вытащить? А так, пока это мясо довезёшь — всё испортится. Нет, китобои мясо в расчёт не берут! А ещё бывает, когда кашалоты поблизости, тогда вся команда у бортов выстраивается и до рези в глазах всматривается в волны…

— Чтобы кашалота не пропустить? — заинтересовался я, — Тоже жир?

— Чтобы амбру увидеть!

— Амбра?..

— Это такое вещество, которое получается в желудках очень старых кашалотов, да и то, далеко не всех. Но зато, какая это ценная вещь! Плавает такой серо-чёрный кусок по поверхности, бывает, килограммов на шестьдесят! Ну, всё, знатная добыча!

— А как же она из желудка… ах, да…

— Ну, да, естественным путём… Но, простите, сударь, у пчёл мёд тоже… естественным путём выходит! Но вы кушаете и не брезгуете?

— А эта амбра, что, тоже съедобна?

— Нет! — резко ответила Катерина, — Но это ценный продукт для приготовления духов! Самые лучшие и самые стойкие ароматы непременно используют амбру. Во флакончик и нужно-то ма-а-ахонькую крошечку той амбры. Представляешь, сколько можно сделать дорогих духов из куска амбры в шестьдесят килограммов?

— Ну, вот! — подвёл итог Шарль, — На китобойном промысле мой дядька свой капиталец и заработал. Почувствовал однажды, что рука подводит, когда гарпун бросает, ну, значит, всё, пора завязывать с этим делом. С ростовщиком он уже давно расплатился, так он продал свой пай на китобойном судне, да и открыл трактир. А душа морская у него никуда не делась.

— Да, он нам так утром и сказал, мол, жаль, что вы так быстро отчаливаете… Как будто мы, это корабли! — улыбнулась Катерина.

— Я же говорю: с головой у него не всё в порядке. А душа добрая. Это же он мне габару купил! Ну, как купил? Отдал в аренду. За малую долю прибыли. И мне хорошо, и ему грошик в кошель! Ну, вот и добрались! Прошу на борт, ваше сиятельство! И вы, сударь, поднимайтесь! Авось, сегодня доберёмся до Дижона!

Нет, как ни старался Шарль, как ни выбивалась из сил его команда, но до Дижона мы в этот день не добрались. Вам это может показаться странным; как сказала Катерина, от Лиона до Дижона всего около двухсот километров. Ветер свежий, попутный, корабль новенький, команда слаженная, габара это не лошадь, не устаёт в дороге, но… ах, как часто у нас в жизни встречается это самое «но»!

Во первых, мы идём против течения. Во-вторых, река делает повороты, и довольно часто, а ветер — нет. И если просто перекладывать руль, то габара начинает беспорядочно рыскать и опасно крениться. А мы на судоходной реке! У нас и встречные и попутные кораблики плывут! Поэтому-то каждый день к вечеру команда выматывается до предела. Из-за этого, из-за того, что нужно постоянно парусами управлять. Ну, и в-третьих, сегодня начало декабря. Световой день, считайте, самый короткий. Мы и так выплыли до рассвета, очень долго плыли в густющем тумане, а в темноте разве наберёшь полную скорость? Как раз во встречный корабль воткнёшься! Или в берег, а берега здесь каменистые, тоже не подарок. И так же, в полной темноте причалили в порту города под названием Шалон-сюр-Сон, что означает «Шалон на Соне», где и пришлось ночевать. Катерина рассказывала про него, что это столица графства Шалонского и ещё что-то, но я, признаться, не слушал и ничего не запомнил.

Зато на следующий день, отправившись в путь спозаранку, до Дижона добрались, когда солнце едва-едва перевалило за полдень!

— Дижон! — словно полководец, простёрла руку вперёд Катерина, — Столица Бургундии!

— И горчицы! — тонко улыбнулся Шарль.

— О, да! — просияла и Катерина, — Дижонская горчица — символ города!

— Её здесь выращивают или едят? — скучно поинтересовался я, только для того, чтобы не молчать.

— И выращивают, и изготавливают, и, конечно, едят! — отчеканила девушка, — Лучшая горчица мира! С мёдом, с тмином, с куркумой, с вином, с уксусом… белая, чёрная, серая, коричневая, английская… семенами, молотая, в виде пасты… всего не перечислить!

— Лет двадцать назад королевским указом попытались ввести запрет на приготовление любой другой горчицы, кроме горчичных зёрен с уксусом, — хихикнул Шарль, — Ага! Конечно! Здесь, в Дижоне, вы найдёте сотни видов горчицы! Сотни!

— И это едят? — усомнился я, — Все сто видов?

— Едят, ещё как едят! — уверила меня Катерина, — Мне известно, что на одном только званом ужине герцога Бургундского было съедено гостями триста двадцать литров горчицы! Литров! Так что, можешь быть уверен — едят.

— Это же… восемь сорокалитровых бочек! — ахнул я, — Горчицы⁈ За одним ужином⁈

— А я про что? — задрала нос Катерина, — Любят здесь горчицу! Понимаешь? Любят.

— Вот и порт… — скромно заметил Шарль и повернулся к матросам, — Ребята! Причаливаем!

— Я слышу, стучат молотки, — заметила девушка, — Дижон строится?..

— Дижон расцветает! — жарко заверил Шарль, — Особенно после возвращения в Дижон его светлости, Жана Бесстрашного. Он всё делает для процветания Бургундии!

— Бесстрашного? — опять отвлёкся я от своих мыслей, — И где же это он с таким прозвищем… э-э-э…

Я опять сморозил глупость! Как я забыл⁈ Это же рыцарь! Разве может рыцарь получить такое прозвище незаслуженно⁈

И Шарль и Катерина одновременно нахохлились.

— Не знаю, как в ваших краях, сударь, — холодно отчеканил Шарль, — Потому что, хоть вы и говорите на французском, как на родном, но чувствуется, что вы не француз… Так вот, не знаю, как в ваших краях, а во Франции такие прозвища дают за дела! Его светлость Жан Второй из рода Валуа оказывал помощь венгерскому королю Сигизмунду против турок во главе французских крестоносцев! Где и заслужил прозвище «Бесстрашный»! Почти пятнадцать лет назад. Французские рыцари от боя не бегают… сударь!

— Вы не так поняли, любезный Шарль! — отмерла Катерина, улыбнулась, и даже взяла Шарля за руку, — Мой спутник, Андреас — крестоносец. И он тоже участвовал в битвах. В частности, в обороне Мариенбурга против польско-литовских войск. Поверьте, он тоже знает цену такому прозвищу. А вопрос он задал о другом! Он хотел спросить, откуда же вернулся наш герцог Бургундии? Ведь вы только что сказали, что он вернулся?..

— Ах, это… — проворчал Шарль, тоже начиная оттаивать, — Простите, сударь, не понял вопроса… А вернулся его светлость из Парижа, откуда бы ещё? Он там организовал покушение на Людовика Орлеанского. Да-да, он так сам и признался, мол, избавил мир от тирана. Это три года назад было. Но, король, конечно, был недоволен, да… Ещё бы, если это его родной брат! Ну и королева Изабелла тоже… Да ещё наследники Людовика, и его сподвижники, стали всякие пакости строить, особенно граф д’Арманьяк. Он, не будь дурак, а обвенчал свою дочку с наследником Людовика, с Шарлем Орлеанским. Ну вот, собрали они свою коалицию, набрали войска, да и пошли войной на Париж. Этих разбойников так и прозвали: арманьяки! Понятно, что честные люди примкнули к нашему герцогу! А поскольку он герцог Бургундский, то их стали называть бургиньонами. В общем, три года они то воевали, то мирились. А Парижа этим арманьякам так взять и не удалось! Ну, вот, замирились; говорят, не обошлось без влияния короля и папы. А как замирились, то его светлость, господин герцог Жан Бесстрашный вернулся в Дижон. Чего ему по Парижам крутиться? И город заблестел, ваше сиятельство! Сами увидите!

— Ну, что ж, — опять мило улыбнулась ему Катерина, — Спасибо, любезный Шарль! Андреас! Мы должны юноше… сколько?.. шестнадцать? Выдай ему… двадцать флоринов! Он заслужил!

— И запомни! — сердито прошептала она, в очередной раз увлекая меня в сторонку, пока с габары разгружали лошадей и карету, — Мы, графы де Мино, между прочим, приносили клятву верности именно этому самому герцогу, Жану Бесстрашному! Понятно⁈

— Понятно… — поник я головой, — А теперь куда?

— Сейчас определимся… — завертела головой Катерина.

[1]… трабули… Любознательному читателю: чтобы представить трабули, представьте себе обычную русскую подворотню. Представили? Но наша подворотня ведёт во внутренний дворик (потому и называется подворотня, от слова «двор»). А теперь представьте, что подворотня ведёт не во двор, а на соседнюю улицу. Это уже трабуль! Но теперь представьте, что этот трабуль тянется не только поперёк домов, но и вдоль! Что трабули пересекаются, разветвляются, имеют лестницы вверх и вниз… Вот это уже лионские трабули! В некоторые трабули выходят двери жилых квартир. Само слово «трабуль» — это чисто лионское слово! Хотя трабули, впрочем, под другими названиями, есть не только в Лионе, но и в других городах, но таких, как в Лионе, нет нигде! Это визитная карточка города! Сейчас около 500 трабулей связывают 230 улиц города! Недаром, когда в Лионе построили фуникулёр (город частично расположен на холме Фурвьер, частично на холме Круа-Росс), то жители предпочитали подниматься вверх фуникулёром, а спускаться — трабулями, считая, что это удобнее и быстрее.