О чем молчат рубины. Книга 2

Глава 20 Лечение

Я женских слов люблю родник,

И женских мыслей хороводы,

Поскольку мы умны от книг,

А бабы — прямо от природы.

Игорь Губерман.

Смотреть как Андреас мучается было больно. И я начала быстренько придумывать план спасения. Вот, скажите, чем можно отвлечь человека от мрачных мыслей?

— Расскажи, как ты был… жрецом?

— Да-да… — вяло ответил парень, явно не услышав мой вопрос.

— А у ваших жрецов есть обет безбрачия?

— Да-да…

— Или нету?

— Да-да…

Ах, так⁈ Простым разговором тебя не пронять⁈ Ну, это мы ещё посмотрим! Но, что же делать⁈

Вначале я начала строить сложные и запутанные планы. Вроде того, что нанять пару-тройку забулдыг и пьяниц и пусть они сделают вид, что хотят меня похитить. Должен же Андерас за меня заступиться? Нет, скажите, должен? Ведь, он заступится?.. Ну, а потом мои слова благодарности, его ответ, мол, пустяки, опять моя реплика, и вот так, слово за словом…

Потом я испугалась. А если он их зарубит⁈ Вот, просто, очнётся от своего помутневшего сознания, спохватится, что может не успеть меня спасти, и чик-чик, две или три головы с плеч… И я буду виновна! Это же я их подкупить собираюсь? Нет-нет-нет! Выкинуть эти романтические похищения прочь! И подальше их, подальше! Тоже мне, придумала в сказки играть: спасите бедную принцессу!.. Тьфу! Глупости!

— Андреас, а ты можешь научить меня фехтовать на мечах⁈

— Да-да…

Нет, глупый вопрос, но это первое, что пришло в голову. Простая ассоциация с советом доктора по поводу разминок на свежем воздухе. А ещё меня просто возмущало это его постоянное «да-да…». Я тебе сейчас покажу: «да-да»!

— Трогот! Стой! — закричала я, высовываясь в окошко кареты, — Правь вон к тем кустам, и там останавливайся! Отлично! А ты — пойдём-ка со мной!..

Андреас вышел из кареты, чуть не свалившись со ступенек — у него ноги заплетались. Ерунда! Сейчас я ему и не такое устрою!

— Трогот! Сломай-ка мне в тех кустах что-то вроде длинной, прямой палки! Да, выруби топором подходящую ветку и отеши от сучьев. Отлично! Андреас! Доставай свой меч! Эльке! Помоги! Да, просто вложи ему рукоять в руки! Вот так… Отойди, Эльке…

Андреас стоял, покачиваясь, и недоумённо взирал на меч в его руках, явно не понимая, что это такое и для чего это нужно.

— Андреас! Ты обещал меня научить фехтовать⁈ Что молчишь? Обещал⁈

— Да-да…

— Ну, вот, начнём с защиты! Я нападаю, ты защищаешься! Жаль, что у меня меча нет, но я попробую палкой! Ну-ка, получи!

И я ткнула его палкой прямо в грудь. Вреда это не принесло, я помню, что парень постоянно ходит в бригандине, как ему, в своё время, наказал брат Гюнтер. Но Андреас сильно качнулся от удара и даже автоматически сделал несколько шагов назад, пытаясь сохранить равновесие.

— А вот ещё! — вошла в азарт я, — Получи! Получи! Получи!

После второго тычка, Андреас, кажется, начал понимать, что происходит. После третьего он даже попытался поднять меч для защиты от моих ударов. Я была начеку и как только меч шевельнулся, стукнула палкой прямо по руке, державшей рукоять…

Больно? Наверняка, больно! А для чего я это затеяла⁈ Чтобы боль вывела его из оцепенения, и он принялся двигаться. Как доктор прописал! Опасно? Вот тут не соглашусь. Если бы это был просто парень и я саданула бы палкой по руке, то вполне могла бы эту руку повредить… Парень же не готов к удару? Но сейчас не тот случай. Волшебный перстень! Который вылечит любые повреждения! Хоть кость я ему сломаю, хоть сухожилие порву, хоть ещё чего, уже через полчаса он будет совершенно здоров! Ну, а то что больно, он же сам согласился? Все слышали?

— М-м-м… — неуверенно затряс ушибленной рукой Андреас, глядя на неё с искренним удивлением, мол, что это за странные ощущения⁈

— Поднимай меч! — приказала я, показывая кончиком палки на выпавший клинок.

— За… чем?.. — с трудом протолкнул Андреас сквозь горло глупый вопрос.

— Для тренировки! — сурово ответила я, — Поднимай, поднимай!

А сама обрадовалась! Во всяком случае, не пустое «да-да»! И, как только парень стал распрямляться, с мечом в руках, я опять саданула палкой по пальцам!

— Получи!!!

И начала замах для очередного удара.

— Полу…

И тут меня сильно толкнули! Да так, что я чуть не упала, еле устояла на ногах. Это кто⁈ Неужели, Эльке⁈ А, нет… Это между нами вклинился Шарик, защищая своего хозяина и оттирая меня своей широкой грудью. Ну, для него «оттирая», для меня «сильно толкаясь». Так, Шарик, тут не место для соплей! Отойди в сторонку, я твоему хозяину ещё раз врежу!..

Андреас уставился на меня в немом изумлении. Похоже, его мозги, с усилием ворочались в черепушке, но слава Богу, потихоньку сходили с «порочного круга».

— Ты… тоже… мне… зла… желаешь?.. — наполовину спросил, наполовину горько констатировал Андреас, — За… что?..

— Я тебе желаю только добра! — бодренько ответила я, прохаживаясь перед ним с палкой наперевес. Под бдительным присмотром верного коня.

Ну же? Давай, давай, разговаривай! Отвлекайся от чёрных мыслей!

— А… почему… бьёшь?..

— Ты же сам обещал меня фехтованию научить!

— Я?!! — и такое искреннее изумление на лице!

— Ты-ты! Вон, у меня и свидетели есть! Верно я говорю!

— Всё верно, ваше сиятельство! — почтительно присела Эльке.

— Верно, — поддержал и Трогот, обращаясь уже к Андреасу, — Я, ваша милость, это своими ушами только что слышал.

— А… зачем тебе фехтовать? — парень наконец-то обратил внимание на ушибленную руку. На руке вздулся огромный синяк.

— Мало нас осталось, — печально вздохнула я, — Только ты и я… Я и ты… Ту, так и быть, посчитаем третьим Шарика. А вдруг враги? А вдруг жаркая сеча? Кто тебе спину прикроет? Только я! А я фехтовать не умею? Непорядок!

— И я на эту глупость согласился⁈ — не поверил Андреас, — Тебя фехтованию учить⁈ Ты же просто не подготовлена физически! Тебе ещё пару лет с камнями и брёвнами тренироваться, пока можно будет вообще меч в руки взять!

— Ничего! — подбодрила его я, внутренне ликуя, — Мы закажем мне укороченный меч! И облегчённый!

— Но ты мне больше поможешь, если будешь на страже с арбалетами! У тебя с ними отлично получается! Лучше, чем будет с мечами!

Пф-ф! Сама знаю! Но мне-то важно, чтобы ты говорил-говорил-говорил…

— А вдруг с мечами тоже будет хорошо? Откуда ты знаешь? Мы, женщины, вообще непредсказуемы! Вот, к примеру, ты знал, что я умею ножи метать? А я умею! Ну-ка, дай мне нож! И… хах!

Давненько я ножей не метала! Но тяжёлый кинжал, который протянул мне Андреас лёг на ладонь хорошо, уверенно. Я поискала глазами цель, выбрала одно из нескольких деревьев, потолще, и уверенно вогнала клинок в самую середину!

— А ты так умеешь? Рыцарь должен уметь! Хочешь, научу?..

Андреас, и в самом деле, удивлённо глядел, то на покачивающуюся рукоять кинжала, то на меня.

— И как же ты научилась?..

— О, это длинная история! Пошли в карету! Меч только не забудь. Трогот, принеси кинжал… вот, и кинжал убери. Трогот, возьми с собой палку! На всякий случай… Эльке! Ты на козлы! А ты, Андреас, залезай в карету. Да не путайся со ступеньками! Вот так! Трогот! Едем! Шарик! Не отставай!

— Но-о-о!!!

— А про ножи, это интересная история, — начала я, когда мы уселись, и карета стала набирать ход, — Батюшка мой любил с подростками окрестными возиться, передавал им, так сказать, рыцарский опыт. Ну, перед тем, как те в оруженосцы попадут. Они же должны быть настоящими оруженосцами! Подготовленными! И вот, тренировал он одного паренька, по имени Реми. И вроде, всё у него хорошо. И шалаш в лесу поставить, и костёр соорудить, и рыбы наловить, и коня оседлать, и оружие почистить, и сам с мечом неплохо фехтовал… а вот нож метать — это для него, словно нож острый, уж прости за тавтологию! И, главное, батюшка ему, мол, тренируйся, и всё получится! А тот в ответ, якобы, кому-то Бог даёт способности, а кому-то нет! И какой смысл тренироваться, если способностей Бог не дал? Вот тут батюшка осерчал… Ах ты, говорит… ну, дальше я пропущу… я, говорит, вон, девчонку обучить смогу! А ты, балбес такой, хуже девчонки тогда будешь! Она над тобой хихикать будет! И поделом! Но и Реми закуксился: не может такого быть! Чтобы девчонка… да воинским искусством владела?.. Ах, так⁈ — говорит батюшка, — Ну-ка, Катерина, подойди сюда! Возьми нож! И смотри: брать его нужно вот так…

Через неделю — что смотришь! Я никогда не вру! — через неделю я перед этим Реми взяла несколько разных ножей, да все их, один за другим, в мишень повтыкала! А потом, обидно так, посмотрела на него и захихикала! Ну, это батюшка так попросил. Так Реми потом, говорят, четверо суток не спал! День и ночь тренировался! На четвёртые сутки просто упал без сил. Но через шесть дней… именно через шесть! Чтобы мне нос утереть! Через шесть дней повторил всё то, что я сделала! Ну, батюшка его похвалил, сказал, что добрый рыцарь из него выйдет… А у меня осталось на всю жизнь умение ножи метать! Забавно, правда?

Э? Э? Ты о чём опять задумываешься⁈

— Да так… — отвёл глаза Андреас, — О разном…

— Какое «о разном»⁈ — возмутилась я, — Тебе об одном думать надо! О турнире!

— О каком турнире⁈ — даже поперхнулся Андреас.

— О ближайшем! Потому что, мы будем участвовать в любом ближайшем турнире. Точнее, ты будешь участвовать. Что головой крутишь? Не-е-ет… Хочешь ты, или не хочешь, а я тебя на турнир запишу! И если ты откажешься, то этот позор с тобой всю твою жизнь будет! Да-да, всю жизнь, которая тебе отмерена в этом времени. Потому что такой позор не прощается. Проиграть можно, а отказаться нельзя!

— Господи! Да зачем мне этот турнир⁈

— Обязательно нужен! Обязательно! Ты должен участвовать на турнире, среди оруженосцев, и победить. И тогда тебя, если ты лучший, посвятят в рыцарское звание. Ты должен стать рыцарем, Андреас! Вот, когда ты разговаривал с папой в Перпиньяне, от имени Ордена, он же мысленно считал тебя рыцарем? Ну, ладно папа, он просто не мог представить, что его — папу! — могут так нагло обмануть. А во Франции или в Германии такой номер не пройдёт! Обязательно тебя спросят, кто тебя в рыцари посвящал? И что ты скажешь? А если ты не рыцарь, то кому ты нужен? Кто с тобой говорить будет? И, самое главное: ты вернёшься в Мариенбург… Ты будешь распрашивать разных рыцарей, не сворачивал ли Ульрих фон Юнгинген по пути от папы римского в Орден, в какой-нибудь замок, вроде родового замка Юнгинген в Вюртембергской земле, или ещё куда-нибудь… И далеко не все рыцари захотят разговаривать с тобой, если ты простой оруженосец! Но если ты рыцарь, тебе не посмеют не ответить! Просто потому, что это не принято среди рыцарей, не ответить на прямо заданный вопрос. Понимаешь⁈

— Замок Юнгинген⁈ — чуть не подпрыгнул на подушках Андреас, — Родовой замок⁈ Как же я сам не подумал!!

— Скажи спасибо, что я за тебя подумала… — проворчала я.

— Так, скачем туда быстрее!

— Нет! Сперва турнир и посвящение в рыцари!

— Зачем⁈ Если что, ты можешь задать вопрос! Ты же графиня!

— Не всегда я буду с тобой, Андреас… — печально проговорила я, — Ты же знаешь, что я монашка? Мой дом там, в бенедиктинском монастыре…

— Ну, вот… — полным отчаяния голосом сказал парень, — Ещё и это!..

— Не переживай! — улыбнулась я, — Я тебе ещё успею надоесть! Пару месяцев нам, хочешь не хочешь, а придётся побыть рядом!

— Я выбираю «хочешь»! — тут же откликнулся Андреас.

Вы обратили внимание, что парень почти пришёл в себя⁈ Разве я не молодец⁈

— Смотри, ещё пожалеешь! — честно предупредила я, — Я ведь не медовый пряник!

— А я всё равно за вариант «хочешь»! — твёрдо ответил Андреас.

— Как рука?

— Пройдёт! Разве в руке дело? У меня в душе царили мрак и пустота… А теперь там — надежда! И даже хорошо, что скоро я стану рыцарем!

— В самом деле? И отчего ты изменил своё мнение?

— Ну, я же собирался рыло набить тому трактирщику, который нас несвежим обедом угостил? А если я буду рыцарем, он даже жаловаться не посмеет!

Это что? Неужели… попытка пошутить? Это впервые за всё время нашего знакомства! И я окончательно убедилась, что я — молодец!

… однажды нас, молодых жрецов, оставили в храме на ночное бдение. Мы дожны были всю ночь распевать гимны в честь бога Осириса, и обязательно так, чтобы нас было слышно снаружи. Там собралась достаточно большая толпа, и с утра должна была начаться основная церемония, а ночью, так сказать, подготовка. И так случилось, что кто-то недосмотрел: на заготовили должного количества факелов. А когда это обнаружилось, было уже поздно, последние из них дотлевали в своих креплениях. Ещё несколько минут, и весь храм погрузился в темноту.

Нет, никто не испугался, ни у кого голос не задрожал, нет… пели и пели, выводили ноты… долго пели в полной темноте… устали уже, а всё пели… пели…

А потом, вдруг, внезапно, совершенно неожиданно, в вернем проёме брызнул солнечный луч. Вот, не было, не было, и вдруг — вот он! И оказалось — внезапно! — что пели мы самыми что ни на есть мрачными голосами и в самой, что ни на есть, мрачной тональности! А когда увидели этот первый луч, мы, не сговариваясь, так радостно грянули! Так воспарили! И тут же заскрипели двери, открываясь настеж, и началась основная церемония. Я иногда думаю, а случайно ли не хватило в тот раз факелов?.. Но речь не об этом. Я говорю о том, что вот так же, солнечным лучом в тёмном храме, оказалось для меня то, что устроила Катерина! У меня воспарила душа! Мне петь захотелось! Нет, хорошо, если у вас есть друг, который может в тяжёлый момент вас палкой как следует треснуть!

Я покосился на запястье, по которому пришёлся удар. Запястье было, как запястье. Даже синяка не было, который собирался выступить поначалу. Спасибо тебе, Катерина!

Нет, но я-то каков дурак… Ведь отлично помню, как брат Марциан говорил мне, показывая рукой:

— А если поехать вон по той дороге, то там будет родовое поместье фон Плуаэнов… Но мы туда не заедем… Ни к чему нам задерживаться…

И уже тогда мог бы собразить, что родовое поместье было и у фон Юнгенов, и у Конрада, и у Ульриха. И что Ульрих фон Юнгинген вполне мог заехать в гости к отцу… Я прямо так и представляю, как Ульрих кланяется в ноги и просит отцовского благословления на войну с поляками. А суровый, седовласый отец, вытирая набежавшую слезинку, благословляет его быть в этой войне стойким, храбрым и… это… рыцарственным… Или как тут благословлять принято? А потом и спрашивает, а что это за перстенёк у тебя на пальце? А Ульрих объясняет, что это не просто перстенёк, это Большой рубин крестоносцев, то есть, своего рода, символ Ордена, вроде герба или хоругви. Вот как? — хмурит брови седой отец, — А оставь-ка ты, сынок, эту ценность в родовой сокровищнице! Война, это такая непредсказуемая штука… Приедешь победителем — я тебе перстень отдам. Приедет вместо тебя твой представитель с запиской от тебя, скреплённой твоей печатью — отдам ему. Ну, а если Господь рассудит, что Орден падёт от польских мечей — то не достанется им такая реликвия! А сохраню я её… хм… Дальше у меня не получалось. Вообще говоря, после снятия осады с Мариенбурга, отец Ульриха должен был бы привести перстень в Орден и отдать очередному Великому магистру… Ну, если рыцарское слово давал. А, может, и привёз? Просто мы уехали в Рим и ничего не знаем?

Но, ничего! Даже, если он не привозил рубина в Мариенбург, я сам к нему в гости приеду! Я, если надо, войну против него организую! А что?.. Папе чуть не организовал победоносную войну, почему себе организовать не смогу? Куплю наёмников, чтобы войска встали от горизонта до горизонта… раздам в каждый отряд по две… нет, по три пушки… и поставлю ультиматум! Мне же многого не надо. Отдайте мне Большой рубин крестоносцев, и я сразу войну закончу… Честно-честно!

— О чём сейчас задумался⁈ — бдительно уточнила Катерина, с подозрением поглядывая на меня.

— Вот, думаю, чем я смогу расплатиться за всё то добро, что ты для меня сделала? — вздохнул я, — Деньги же тебе не интересны? Ты же собираешься принести обет нестяжания? А что я ещё могу, кроме денег? Увы…

— Ты не прав! — неожиданно пылко возразила девушка, — У меня навсегда останется память о наших приключениях! И поверь, это много дороже денег. Деньги имеют свойство кончаться, а память будет со мной до самой смерти. Кто знает, о чём я буду вспоминать в предсмертный миг? Нет, конечно, я буду молиться! Но вдруг, на краткий миг, блеснёт наше общее воспоминание? И мне станет теплее и приятнее! И я с ещё большим пылом молиться буду!

— Что-то рано ты о смерти задумалась, — проворчал я, — У нас с тобой вся жизнь впереди!

— А точнее не у нас с тобой, а у тебя и у меня, по отдельности, — печально возразила Катерина, — Хм… жаль! Но такова судьба.

— Э-э-э… а можно тебя будет выпросить на какое-то время у матери-настоятельницы? — неожиданно для себя, спросил я, — Может она благословить тебя на помощь мне, будущему рыцарю, в поисках… ну, к примеру, христианской святыни⁈ А что? Я такую святыню выдумаю, что ты просто ахнешь! А на самом деле будем волшебный рубин искать! А я такой щедрый вклад в обитель сделаю! Ух! И, смотри, как всё складывается: мы поехали в Рим, и ты выпросила святыню у папы римского! Вдруг ты привезёшь ещё одну святыню⁈ Ведь может же так подумать матерь-настоятельница? А?..

— Она подумать может… — сухо возразила Катерина, — Но я-то буду знать твои истинные цели⁈ А я не привыкла обманывать! Тем более матушку-настоятельницу. Да и она далеко не глупая женщина. Мне кажется, этот план обречён. Это наше последнее совместное путешествие, Андреас.

И, неожиданно для себя, мы загрустили вместе…

— А куда мы, собственно едем? — выглянул я из окна, — В Марсель?

— Нет, в Англию, — рассеянно ответила Катерина, всё ещё во власти своих раздумий.

— А⁈

— Не переживай, я сказала Троготу, куда править.

— Подожди! Но Англия — это остров⁈

— Да… Ах, прости! Я неточно выразилась. Я имела в виду, что мы едем не в саму Англию, а в английские владения. В Гасконь.

— Гасконь?..

— О, Господи! Ты же только что был наследным английским принцем! Как можно свои будущие владения не знать? Ну, ладно, не сопи так сердито… шучу!

Мы едем в город Ош, столицу герцогства, называемого Гасконь. Туда, где повсеместно царит бедность, гордость, любовь и честолюбие! Хм… пожалуй, не в той последовательности, а впрочем, какая разница? Когда-нибудь обязательно напишут роман о молодом рыцаре из Гаскони, и он обязательно будет честолюбив, любвеобилен, беден и горделив! Иначе ж и не поверит никто… Да не сопи ты так! Расскажу…

— Ты не совсем поняла! Это я удивляюсь, что ты, монашка, так часто стала говорить слово «любовь» и «любвеобильный»!

— Так потому и говорю так, что монашка! Вообще-то такие вещи называют гораздо крепче. Вот, подожди, когда я расскажу, ты сам всё поймёшь. С чего бы… хм! Тут завязаны два королевства и с какого бы начать? Ладно, не суди строго, буду говорить, как придётся!

Одно время Гасконь была довольно крупным герцогством, возникшем на месте каролингского герцогства Васкония. Формально оно подчинялась французскому королю, но на самом деле было весьма… самостоятельным. Гасконцы всегда были свободолюбивы! Увы! Эта самостоятельность, стремление к независимости, сыграло злую шутку. Потому что отдельные графства, входящие в герцогство Гасконь, постепенно добились собственной независимости. И позднее герцог Гаскони формально оставался герцогом, но власть имел только в пределах своего графства, графства Гасконь. А тут ещё, прямо под боком, было сильное герцогство Аквитания… Настолько сильное, что аквитанские герцоги не раз именовали себя королями! И была серьёзная причина: и по площади, и по населению, Аквитания вполне себе превосходила Францию! Хотя, формально, находилась у неё в зависимости… Ну, вот, как только почувствуют, что французская хватка ослабла, так сразу: мы — короли! Французы тут же с жалобой к императору Священной Римской империи: помогите! Грабят! Глядишь, там война, сям война, и опять в Аквитании не короли, а только герцоги… Хм! Такова жизнь!

Тем временем, один из герцогов Гаскони умер бездетным и между родственниками начались военные стычки. И Аквитания поглотила Гасконь. Ну, так… по-родственному…

Теперь немного про нравы… Для примера — высшую знать. Которая другим образцом должна быть.

Гильом Восьмой… Трижды женат. Третий раз на своей кровной родственнице. Именно от неё у него родился наследник. Пришлось бедняге совершить паломничество в Рим и выпросить у папы римского благословения на брак и утверждения сыночка наследником…

Гильом Девятый… Дважды женат. Первый раз женился в шестнадцать лет, развёлся в девятнадцать. Через три года женился снова. Дважды отлучён от церкви, в том числе, один раз из-за того, что при живой второй жене, у собственного вассала умыкнул его жену и сделал своей любовницей! Впрочем, та была не против, и даже способствовала похищению. Бедная жена ушла в монастырь… Где, кстати, уже проживала первая…

Гильом Десятый… Женился на дочери той самой любовницы своего отца. Правда, дочь была ещё от законного брака, не его сестра по отцу. Умер тридцати восьми лет, от отравления пищей, во время паломничества…

— А я не удивлён! — заметил я, — Я помню, как нам тоже приготовили несвежую пищу! И, кстати, рожу тому трактирщику я ещё не набил!..

— Да, уж… — вздохнула Катерина, — Считай, триста лет прошло, а трактирщики всё те же… Но вернёмся к разговору. У этого Гильома Десятого остались две дочери: Элеонора и Аделаида Петронилла. Умирая, Гильом выразил желание, чтобы французский король Людовик Шестой позаботился о судьбе дочерей. И тот… позаботился! Он выдал Элеонору за собственного сына, Людовика Седьмого, который к тому времени уже был сопровителем короля. Двадцать пятого июля состоялось венчание Людовика Седьмого и Элеоноры, а первого августа Людовик Шестой умер… Молодые остались единственными правителями объединённых земель Франции и Аквитании. Но разве может быть, чтобы были замешаны аквитанцы и не случилось скандала? Чтобы кого-то не отлучили от церкви? И скандал случился! Пятидесятилетний дядя короля, Рауль Первый, без памяти влюбился в сестру королевы, ту самую Аделаиду Петрониллу, которой едва стукнуло пятнадцать лет, и стал с ней жить. А со старой женой развёлся. Но… та обратилась к папе римскому. Пришлось собрать особый Собор! Развод не признали! И Рауля и Петрониллу отлучили от церкви! И только через много лет, когда умерла та, первая жена, новый брак всё же признали официально… А тут новая напасть! Король развёлся с королевой!

— А такое бывает⁈ — открыл я рот.

— Бывает! Сам папа римский развод оформлял… В апреле развелись, а в мае Элеонора уже выскочила замуж за герцога Нормандии, Генриха Плантагенета. А тот возьми и, через два года, захвати Англию! И стал английским королём! А Элеонора, соответственно, английской королевой!

— Обалдеть! — с чувством признался я.

— Конечно, обалдеть! — согласилась Катерина, — Потому что именно тогда Аквитания стала английскими владениями! Она же принадлежала Элеоноре, а та отдала их в качестве приданного… Кстати, именно Элеонора родила небезызвестного короля Ричарда Львиное Сердце. Слышал?

— Ещё бы! — ответил я, — Получается… в этом Ричарде… частичка гасконской крови⁈ Оттого он такой… гордый и честолюбивый?

— Может быть… Во всяком случае, единственный его известный ребёнок — внебрачный сын Филипп де Коньяк. А в браке детей не было.

Элеонора, кстати, родила ещё одного английского короля, Джона Безземельного, но думаю, хватит об этом. Ты уже и сам понял, в какой край мы едем.

— Да-да, уже понял. В край бедных, но гордых и честолюбивых, а главное, о-о-очень любвеобильных людей! А, кстати, какой там язык? Французский или английский?

— А, как и здесь, в Арагоне, серединка на половинку. Но тебе, кстати, лучше там называться, всё же, на английский манер — Эндрю.

— А почему мы едем именно туда? В других местах турниров нет?

— Есть, конечно. Но тут нюанс. Помнишь, я говорила, что Гасконь бедна? Так вот, богатых призов на этом турнире ждать не приходится. Но граф Арманьяк, который ежегодно проводит этот турнир, как правило, компенсирует бедность наград тем, что вместо призов, щедро посвящяет в рыцари оруженосцев! Значит, у нас больше шансов, что нас посвятят в рыцари! Ну, то есть, не нас, а вас…

— Ах, вот в чём дело! Ну, тогда — вперёд!

— А мы куда едем, назад, что ли? Мы и едем вперёд!

— Отлично! Теперь я спокоен!