О чем молчат рубины. Книга 2

Глава 19 Беседа с папой

Актеры, правьте ремесло,

Чтобы от истины ходячей

Всем стало больно и светло!

Александр Блок.

— Вы те, кого я жду? — смиренно поинтересовался скромный монашек.

— Если вы ждёте тех, кого должны проводить на встречу в его Святейшеством, то это мы, — согласился я.

Катерина только нервно кивнула.

— Следуйте за мной, господа, — поклонился монашек.

И повёл нас вокруг церкви Санта-Мария-де-Реголи, мимо одной двери, второй… и только в третью дверь он постучался. Дверь скрипнула, нас окинули быстрым и внимательным взглядом, и только после этого дверь распахнулась.

— Прошу!

Скажу честно: не ждал я таких запутанных переходов в обычной церкви! Впрочем, наш путь длился недолго.

— Сюда, прошу! — и монашек, поклонившись, словно растворился в полумраке коридора.

А мы остались перед дверью. И что? Открыть сразу? Или сперва постучать?

Я чётко и отчётливо, уверенно, стукнул два раза.

— Открыто! — откликнулись изнутри.

И я толкнул дверь.

Н-да, оказывается, есть минусы в таком быстром решении о приёме. Если бы приём был назначен, хотя бы через неделю, я бы подкараулил папу и, пусть издали, взглянул бы на него. И не был бы так ошарашен, как сейчас…

Конечно, я знал, что папа Бенедикт стар. Восемьдесят два года, простите меня, но это почтенная старость! Тем больше было моё удивление, когда я увидел перед собой плотного, крепкого, сурового, могучего мужчину. Бородатого мужчину! Да, папа был с бородой! Это так выбивалось из образа всех католических священников, виденных мой ранее, что я просто оторопел.

Папа оторвался от разбора бумаг, лежащих перед ним на небольшом столике, остро взглянул на нас внимательным взглядом и сделал приглашающий жест:

— Прошу…

— Благодарю, ваше Святейшество!

Мы с Катериной чинно сели в кресла напротив.

— Признаться, вы возбудили столько любопытства одним своим появлением, что даже не представляю, как вы собирались предпринять ваше тайное дело, — мягко улыбнулся папа, — У вас же тайная миссия? Я правильно понимаю?

— Мне довелось разговаривать с факирами и фокусниками об их ремесле, — почтительно возразил я, — Они утверждают, что для того, чтобы сделать тайное движение, нужно обязательно отвлечь внимание окружающих нарочитым явным движением! И обязательно смотреть в эту сторону самому. Тогда и остальные будут видеть только то, что вы им показываете. И не увидят скрытого.

— Ну… может быть… — слегка склонил голову к плечу папа, — Так что же за тайная миссия?

Я покрепче стиснул набалдашник трости и принялся говорить. В меру уверенно, в меру властно, в меру настойчиво. О том, что у Эдуарда Третьего, короля Англии, был такой сын, Джон Гонт, герцог Ланкастерский. Но это был третий сын, и корона ему не полагалась. А ведь, он мог бы принести пользы Англии больше, чем все остальные, вместе взятые! По крайней мере, так думал его сын, Генрих Болингброк, герцог Ланкастер, единственный наследник, потому что его братья умерли во младенчестве… Да, он задумал свержение своего деда, чтобы занять трон в обход всех своих родственников, имеющих больше прав… но ведь это на пользу страны, не так ли⁈

И вот, когда у Генриха родился первенец, разумный родитель, понимая всю опасность своего положения… так сказать, всю шаткость и неопределённость, в свете задуманного свержения деда… решил объявить ребёнка мёртвым. Благо, как раз умер ребёнок у женщины, которую планировали сделать кормилицей малыша. Быть может, Господь таким образом способствовал предприятию?..

Ребёнка кормилицы выдали за умершего малолетнего Эдуарда, а меня, настоящего Эдуарда, некоторое время выдавали за ребёнка кормилицы, так и не понадобившейся семье опального герцога Ланкастера. Но!.. Но эта же кормилица впоследствии выкармливала и других детей Генриха. И я был своим в этой семье. Я играл с ними в детские игры, хотя был на пять лет старше второго мальчика, названного по имени отца Генрихом, и на шесть лет старше следующего, Томаса. А они и не подозревали, что играют со своим родным братом!

Всё просто: если бы начались свирепствования короля Эдуарда Третьего, они могли коснуться всех, но не коснулись бы первенца рода!

Папа Бенедикт молчал…

Я продолжал о том, что когда мне было семнадцать, мой отец таки сверг своего деда и занял английский престол. Я, разумеется, к тому времени был уже в Ордене крестоносцев. Где ещё можно постичь саму суть рыцарства молодому человеку, как не в Ордене⁈ Смотрите, как удобно: юноша учится всем рыцарским наукам — раз! Юноша не будет вести распутную жизнь, которая может впоследствии быть поставлена в упрёк — два! А какие знакомства⁈ С какими великими рыцарскими, дворянскими родами? Причём это знакомства, сведённые на поле брани и скреплённые кровью, своей и чужой! Такие знакомства не чета знакомствам при дворе и не проходят бесследно — три! Ну, и понятно, что в первые годы правления, когда тут и там возникали бунты и мятежи, отец не стал объявлять о моём существовании. По той же причине: первенец должен остаться живым!

Папа молчал…

Я перевёл дух. И продолжил. Я напомнил о раздоре между Францией и Англией. О правах на корону как французов, так и англичан. После смерти Карла Четвёртого, королём Франции мог стать и его двоюродный брат, Филипп де Валуа, и его племянник, король Англии Ричард Третий. Подумаешь, что он племянник по материнской линии, но племянник же! Да, я не дурак, и понимаю, что причины раздора лежат гораздо глубже и это война за ресурсы и рынки сбыта…

Мне показалось, что папа, еле заметно, одобрительно кивнул.

Я отметил, что прошли две войны: Эдвардинская и Каролингская[1]. И если в первой войне перевес был явно за англичанами, взять хотя бы знаменитые битвы при Креси и Пуатье, то во второй войне результат явно спорный… И многие признают, что французы потрепали англичан… вот, хотя бы, в битве при Ла-Рошели, когда англичане потеряли свою эскадру кораблей… А не миновать и третьего этапа! Поскольку основные, глобальные противоречия не разрешены. И тут… И тут мне пришла в голову идея! Ну, как «пришла»… Умные люди подсказали!

У папы остро блеснул взгляд и он тут же слегка прикрыл веки.

Да, уверенно продолжил я, умные люди из Ордена, которые знали моё настоящее положение… а это самый высший состав Ордена… так вот, они привели простой довод: можно, конечно, атаковать противника в лоб. Но иногда бывает лучше нанести удар сбоку! Или, даже, зайти в тыл! Почему бы не перенести военные действия на лакомый кусочек, который весьма приспособлен для торговли, а значит, для подготовки к серьёзной войне в будущем⁈ И я принялся описывать основной план. Папа получает деньги, набирает войско, и с триумфом возвращается в Авиньон. Кто против? На копья его! Вернув себе влияние, папа своим веским словом останавливает военные амбиции французов на английской земле. Хотя бы на ближайшие семь лет! Большего от него и не надо! Тем временем англичане высаживаются в Пруссии, Орден направляет свои войска в Жемайтию…

У папы дрогнули губы в еле заметной усмешке. Нет, честное слово! Вы знаете, мне кажется, я понял, почему папа носит бороду! Он прячет там свои непослушные губы! Вон, два кардинала, читая письма, ни одной жилкой не дрогнули! А у папы дрогнули уголки губ. Чем не повод, завести себе бороду⁈

Конечно, я уверен, что умудрённый жизнью папа уже через несколько слов понял, что меня, мальчишку, Великий магистр Ордена провёл как… ну, да, как мальчишку. Что через семь лет не англичане будут торжествовать победу, а именно Орден. Что предлагаемое развитие событий пойдёт на пользу Ордену, Франции и, в первую очередь, ему, папе. Ну, и что же ты скажешь мне в ответ, папа?..

— Орден готов предоставить вашему Святейшеству золото в любых количествах! –закончил я, — Просто в любых! Ну-у… что вы скажете про полмиллиона золотых дукатов?..

— И, конечно, я должен написать расписки? — вместо ответа, уточнил папа, ласково улыбаясь мне, словно добрый дедушка.

— Не скрою, руководство Ордена хотело бы этого! — склонил я голову, — Но я не буду связывать ваше Святейшество компрометирующими материалами! Это не пойдёт на пользу ни мне, ни вам! Достаточно будет, если в залог нашей договорённости, вы вручите мне Большой рубин крестоносцев. И я буду уверен в серьёзности наших замыслов. И уже завтра вы получите первые бочки денег. Завтра же!

— Вот как? — задумчиво переспросил папа, глядя куда-то вдаль, — Большой рубин крестоносцев?.. Хм…

И папа задумался.

— Послушайте, сын мой, — поднял он, наконец, на меня взгляд, — Мне кажется, вы приличный юноша… зачем вам соваться в такую грязь, как политика⁈

— Э-э-э… — растерялся я, — Но если мы не будем заниматься политикой, тогда политика займётся нами! Я всё же, наследный принц!

— Ну да, ну да… — печально покивал головой папа, — Это так… Но, видите ли, сын мой, я вынужден вам отказать…

— Что⁈ — не поверил я своим ушам.

— Даже, если бы я хотел принять ваше предложение, я всё равно не смог бы дать вам Большой рубин крестоносцев, — улыбнулся папа, — У меня его попросту нет!

— Как⁈

— Не буду скрывать, что я про него слышал. Слышал, конечно… Это к вопросу о политике и грязи… У меня есть свои люди в курии папы римского… как впрочем, и при дворах всех европейских монархов. Вон, на столе их доносы… и каждый день приходит не меньше. Зато я знаю о каждом чихе в каждом королевском дворце! И, уверен, есть чужие шпионы при моём дворе. Про некоторых я знаю точно, про некоторых подозреваю.

— Но это… столько шпионов… каждый из приближённых — шпион⁈

— Не обязательно. Некоторые пишут доносы сразу в три-четыре адреса. Чтобы получать щедрые дары из трёх-четырёх рук сразу. Так вот, я слышал, что Великий магистр Ульрих фон Юнгинген приезжал к папе римскому за благословлением, прежде чем объявить войну польскому королю. И при нём был Большой рубин крестоносцев…

— А разве к вам он не приезжал?..

— Если бы приезжал, я бы помнил, — сухо заметил папа, — Память меня, слава Богу, ещё не подводит. Но про рубин, это я так, к слову. Показать политику и грязь. С какими людьми приходится иметь дело, да ещё улыбаться им и платить денежки… Тьфу!

А по поводу вашего предложения, сын мой… Нет! И дело не в деньгах. Мне кажется, что вы могли бы ссудить мне и миллион и больше… нет? Не важно! Дело в том, что воюют не деньги. Воюют солдаты! Вы, кстати, слышали такое название? Оно появилось не слишком давно?

— Солдаты? Слышал… — невесело откликнулся я, — По названию монеты солид, которой оценивается жизнь воина…

— Вот именно! Сперва нужно набрать воинов… наёмников, конечно! А для этого нужно везде объявить, что папа набирает наёмников! Нужно купить полководцев! Которые поведут наёмную армию в бой. Нужно закупить для этой армии продуты и фураж. По крайней мере, на первое время, пока не начнётся поход, где армия сможет прокормить сама себя за счёт местного населения. И, главное, на всё это нужно время! Вы думаете, французский король ничего не предпримет, услышав, что папа набирает армию⁈ И, как вы думаете, что произойдёт быстрее: я наберу наёмников, или французская армия подойдёт сюда ускоренным маршем?..

— А как же… ваши сторонники? — впервые подала голос Катерина.

— Их слишком мало, — вздохнул папа, — Настолько мало, что не следует брать в расчёт. Поверите ли? Даже из тех, кто последовал со мной из Авиньона, чуть не половина заявляли на Совете, что мне следует отречься… А ведь это ближний круг!

— И вы… готовы отречься? — очень тихо спросила девушка, — Ну-у… если не собираетесь сражаться?..

— Никогда! — с внезапной горячностью возразил папа, — Никогда я не отрекусь! Меня могут убить, сослать… могут объявить низложенным… Бог им судья!.. но я сам не отрекусь!

Поймите! Я был кардиналом при папе Григории Одиннадцатом, в Авиньоне. Он, собственно и назначил меня на кардинальский пост. Вместе с папой я переехал в Рим. Я присутствовал при смерти папы. Я принимал участие в соборе, выбравшем нового папу! Я, лично я, голосовал за него! За римского папу Урбана Шестого. И я, лично я, стал свидетелем, как папа сходил с ума… Наказание ли это Божье, или козни Сатаны при попущении Божьем, я сказать не берусь… но то, что папа Урбан сошёл с ума — это факт! И я, лично я, принимал участие в соборе, в городе Фонди, который аннулировал избрание Урбана! И я принимал участие в выборе нового папы, Климента Седьмого! Я же всё это видел собственными глазами, я слышал собственными ушами, и я принимал участие во всём этом!

Законный папа, Климент Седьмой, попытался свергнуть Урбана силой, но не удалось. И именно я посоветовал ему вернуться в Авиньон! После смерти Урбана, папой избрали Бонифация Девятого. Но, разве это законный папа⁈ Как может быть избран законный папа при живом законном папе Клименте⁈ А вот меня избрали уже после смерти Климента Седьмого… И это я законный папа!

Я уже говорил, что политика — это грязь? Так вот, эта грязь брызжет и на Святой престол! И я, законный папа, вынужден был бежать из Авиньона… Но, чтобы я отрёкся⁈ Никогда! Лучше умереть! Поймите, если я отрекусь, я предам самого Христа! Разве я могу так поступить?.. Никогда![2]

— Значит, Большой рубин крестоносцев… — опять начал я, не в силах поверить очевидному.

— Я слышал о нём, но никогда не видел, — отмахнулся папа, всё ещё в горячке чувств, — Я знаю, что Ульрих фон Юнгинген уехал из Рима с рубином. Больше ничего не знаю. А в чём дело?

— Нет-нет, — мило улыбнулась папе Катерина, — Просто принц уточняет, ваше Святейшество, окончательно ли ваше решение об отказе от сделки?

— Да! — сурово тряхнул головой папа, — Это решение окончательно, и пусть мою участь решает не сила оружия, но провидение Божие!

— Тогда не смеем надоедать вашему Святейшеству и просим вашего соизволения покинуть вас.

— Да будет над вами милость Божия!

— Во веки веков! Пошли Эдвард… ой, я хотела сказать, Андреас! Пусть имя Эдвард пока будет в тайне! Поднимайся, Андреас!

Как во сне я поднялся, был крепко ухвачен девушкой под руку, и чуть не силой меня выволокли наружу. Нет, правда, я просто механически переставлял ноги, а как я шёл, куда я шёл, зачем я шёл… и не отвечу!

Всё пропало! Всё пропало! Большой рубин крестоносцев канул бесследно! Полное фиаско! Я почувствовал, как перед глазами всё расплывается…

Наверное, папа подумал, что Андреасу поплохело из-за его отказа от сделки, якобы предложенной крестоносным Орденом. Но я-то знаю истину! Андреасу в самом деле стало плохо. Но из-за рубина! И я его прекрасно понимаю! Когда он пал к нам с неба в бой? Когда его привёз брат Гюнтер в Мариенбург? Сразу после Грюнвальдской битвы? Это середина июля. А сейчас декабрь! Пять месяцев! Пять месяцев Андреас гонялся за призраком, за химерой! Пять месяцев настоящий рубин мог переходить из рук в руки, и ладно бы, если он переходил из одних рыцарских рук в другие, в Мариенбурге. А если его продали торговцу? А тот повёз его, допустим, в Китай? И он сейчас, как раз, где-то возле великого Каспийского моря, в которое впадает не менее великая река Итиль? Да-да, как раз там, где обычно делают ставку татарские ханы… А если хан отберёт рубин, как плату за жизнь и за проезд? А если этот хан поедет воевать в Индию? А если… а если… а если… Поневоле голова закружится!

Я покосилась на Андреаса. Глаза у парня были совершенно бессмысленными, шаги неровными и деревянными, а свою великолепную трость он попросту волочил за собой, стиснув набалдашник так, что рука побелела. Бедняжка!

— Во имя Иисуса Христа! — раздалось поблизости.

— Во веки веков! — автоматически ответила я, переводя взгляд на проходящего монаха. Кажется, францисканец.

— Что же ты, дочь моя, за своим мужем не следишь? — укоризненно покачал головой монах, — Ещё середина дня, а он у тебя уже пьянее вина! Нехорошо… Знаю я одну хорошую молитву…

— Он не пьян! — перебила я, — Он… ему, наверное, голову напекло!

— Зимой⁈ — опешил монах.

— Ну, или ещё почему-то в голову кровь ударила… Но он не пьян!

— Ну-ка… — монах шагнул поближе и принюхался, — Хм… и верно! Так, его тогда нужно к доктору! Или в жилище ваше, если оно близко, а потом доктора позвать! Где ваше жилище, дочь моя?

— Здесь, рядом. Трактир «Луна и Солнце».

— Ага, знаю! Дай-ка…

Монах ловко поднырнул под обмякшее тело Андреаса и взвалил его себе на спину. Прости, Господи, но мне почему-то подумалось, что монаху не впервой носить обмякшие тела… У них в монастыре любят выпить? Иначе, почему он сразу про пьянку подумал? Ой, ещё раз: прости Господи!

— Я слышал, что вчера в этот трактир какие-то странные люди приехали! — монах нёс Андреаса легко, привычно, словно каждый день потерявших сознание носит, — Говорят, богаче короля! И, вроде бы, мужчина англичанин, а женщина француженка. А карета немецкой работы, но с французским гербом! Ты, дочь моя, не в курсе, кто это?

— Не знаю, — буркнула я, — Мы только вчера приехали!

Нет, я не дура, и поняла про кого монах спрашивал, но что-то объяснять не было ни сил, ни желания. Вот и прикинулась глупой. Монах бросил на меня удивлённый взгляд и прибавил шаг.

— Сюда… сюда… — показывала я дорогу, — Теперь по ступенькам… вот в эту дверь… и положите на кровать. Спасибо! Возьмите монету, святой отец!

— Я помогал не из-за денег! — возмутился монах, — А из-за христианского человеколюбия!

— Спаси вас Бог! — с чувством сказала я, — В последнее время я слышу так мало про человеколюбие и так много про сребролюбие… но монету возьмите! Считайте, что это скромный дар вашей обители!

— Ну… да будет над вами милость Божья… — пробормотал монах удаляясь.

— Во веки веков! — автоматически ответила я, — Так, Эльке! Живо беги к Троготу, пусть готовит карету! Мы уезжаем!

— А его милость?..

— А его милость придёт в себя по пути. Если Бог так решит. Здесь нас уже ничего не держит. Продукты не покупать! Здесь всё так дорого… Купим в дороге, вдесятеро сэкономим. Ну, что стоишь?

Эльке прогрохотала своими деревянными башмаками по лестнице, а я повернулась к Андреасу. Бедняга был совершенно серым, с помутневшим взглядом, и всё так же стискивал трость. Я попробовала разжать руку. Бесполезно! Это просто мёртвая хватка! Может, ему вина дать? Так сказать, для разжижения крови?..

Нет! Пусть сперва посмотрит доктор и решит!

К приходу доктора, однако, Андреас немного пришёл в себя. С трудом разжал сведённую судорогой руку, и трость, наконец-то, выпала на пол. Андреас печально посмотрел на меня:

— Это катастрофа!

Слова вылетали из него сухие, колючие, корявые, казалось, что они царапают ему глотку…

— Нет! — горячо вырвалось у меня, — Нельзя отчаиваться! Отчаяние — это страшный грех! Ещё не всё потеряно! Мы найдём выход! В конце концов, ты сам говорил, что тот рубин невозможно разрушить ничем, кроме твоего рубина! Значит, он есть! Значит, его можно найти!

Андреас невесело усмехнулся и уставился невидящим взглядом прямо перед собой.

Пришёл доктор, весьма почтенных лет, пощупал пульс, посмотрел язык и заглянул в зрачки парню, потрогал тыльной стороной ладони лоб Андреаса — нет ли температуры? — и сунул ему под нос какую-то вонючую ватку. Даже я, в шаге от них, непроизвольно дёрнула головой. Андреас сперва вообще не реагировал, потом поморщился, и только потом нехотя отвернул голову.

— Прекрасно! — возликовал доктор, — А теперь, голубчик, дотроньтесь пальцем до кончика носа! Ну же⁈ Давайте, голубчик, давайте! Я настаиваю!

— Андреас! — строго прикрикнула я, и тут же сменила тон, — Андреас, пожалуйста… ради меня!

Парень нехотя двинул рукой, коснувшись носа.

— Другой рукой! — тут же скомандовал доктор, — Отлично! Улыбнитесь! Я приказываю! Смеяться не требую, просто растяните губы в улыбке!

То, что проделал Андреас сложно было назвать улыбкой. Скорее, оскал. Но доктор остался доволен.

— Ну, что ж… — радостно потирая руки, повернулся он ко мне, — Самое страшное отметаем! Это не апоплексический удар![3] И это замечательно! Просто, нервный стресс, какое-то ужасное потрясение.

— Я даже знаю, какое именно… — призналась я.

— Наверное, смерть близкого родственника? — предположил доктор, — Сын? Дочь? Жена? Ах, простите, сударыня… Или вы не жена?.. Впрочем, не имеет значения. Главное, что не подтвердились первые предположения! А больному — покой, обильное питьё, положительные эмоции — уж, постарайтесь, сударыня! — активные занятия на свежем воздухе, и очень желательно, смена обстановки! Ну, и разумеется, молитвы!

— Простите, доктор, — не поняла я, — Как это, одновременно «покой» и «активные занятия»?

— Покой, в том смысле, чтобы не волновался по тому поводу, из-за которого стресс, — пояснил старичок доктор, — Ну, допустим, если рыцарь получил оскорбление… Постарайтесь переключить его мысли на то, что рано или поздно, оскорбление он смоет вражеской кровью, а сейчас надо подумать, не провести ли торговую ярмарку? И вот так, переключая его внимание… А по утрам пусть тренируется в битве на мечах! Но, опять же, желательно в присутствии умелого наставника, чтобы его мысли не переключались на обидчика, а сосредоточились на учителе…

— Понятно… И сколько времени нужно отвести такому «покою»? Чтобы не думал о причинах нервного срыва?

— Две недели минимум! — строго отрезал доктор, — Иначе я не ручаюсь за результат!

— Что можно есть, что можно пить?

— Всё можно есть и пить, — пожал плечами доктор, — Ну-у… ограничьте в острых приправах… Если будет буйствовать или опять впадёт в меланхолию, дайте настойку валерьянового корня… у вас есть валерьяновый корень?

— Есть. А… вино?..

— В умеренных количествах — полезно. Но не напиваться! Пьяный человек не контролирует свои эмоции, а в нашем случае, это будет катастрофой.

Я заметила, как Андреас дёрнулся при слове «катастрофа». Бедненький…

— Спасибо, доктор! Вот возьмите!

— Но… я не смогу дать сдачи…

— Неважно! Ещё раз благодарю! Да будет над вами милость Божья!

Вдвоём с Эльке мы подхватили Андреаса под локти и осторожно вывели во двор. Парень шёл совершенно равнодушно, слегка пошатываясь, и не пытался вырваться. Господи! Да он сам на себя не похож! Будь он сам собой, разве он позволил бы вести его под руки? Да ещё двум девушкам⁈ Даже Шарик сперва попятился, когда мы подошли ближе, но потом вытянул шею, принюхался, и шагнул к своему хозяину. Нет, Шарик! Не сегодня! Не хватало ещё, чтобы Андреас с коня сверзился! В карету его! Вот так…

— Эльке! На козлы, к Троготу! Шарик, не отставай! Трогот! Отправляемся!

— Но-о-о!!!

Ну, а ты, горе моё, что с тобой делать? Сидишь, обложенный подушками, и равнодушно смотришь в окно? Как мне тебя отвлечь от твоих мыслей? Я же отлично представляю, как они у тебя ходят по кругу: надо было найти перстень — у римского папы его не оказалось — у авиньонского папы его не оказалось — теперь негде его искать и не у кого спросить — но ведь перстень надо было найти — но его не оказалось у римского папы…

И это порочный круг, который не ведёт никуда, но сжигает силы и нервы… Так, что же мне с тобой делать, горе моё⁈

[1]… две войны: Эдвардинская и Каролингская… В наши дни это считается двумя этапами единого конфликта, называемого Столетней войной. Эдвардинский этап начал король Эдуард III и он прошёл с преимуществом англичан, Каролингский этап начал Карл, через 9 лет перемирия после первого этапа, проведя ряд реформ и преобразований в армии. Второй этап, как считается, остался за французами, хотя англичане провели ряд грабительских рейдов по французской земле. Впереди Европу ожидал третий этап, Ланкастерская война, в которой участвовала знаменитая Жанна д’Арк, однако это уже далеко за пределами нашей книги.

[2]… отречься? Никогда!.. Любознательному читателю: после описываемых событий, папа Бенедикт XIII прожил ещё тринадцать лет и умер в 1423 году, в возрасте 95 лет. Констанцский Вселенский собор, проходивший в Констанце в 1414–1418 годах, предложил всем трём папам, римскому, авиньонскому и пизанскому, добровольно отречься от престола. Римский и пизанский папы отреклись (пизанский после этого, на всякий случай, сбежал из Констанца), но Бенедикт XIII открекаться отказался, поэтому в 1417 году был низложен и отлучён от Церкви. В результате Бенедикт XIII бежал из Перпиньяна в замок Пеньискола, где и прожил до самой смерти, с очень маленькой кучкой своих сторонников, поскольку все остальные отвернулись от него. Перед смертью он назначил из своих немногочисленных последователей четырёх кардиналов, два из которых, после смерти Бенедикта были выбраны папами (непризнанными никем), под именами Климент VIII и Бенедикт XIV… В замке Пеньискола установлен памятник Бенедикту XIII.

[3]… апоплексический удар… В настоящее время это состояние организма носит название «инсульт».

Памятник папе Бенедикту XIII в замке Пеньискола: