О бедном мажоре замолвите слово 2

Глава 15

«С козырей зашел! — я подавил лезущую на лицо хмурую улыбку. — Красава, что тут скажешь!»

Платов и в первую нашу встречу произвел впечатление умного и жёсткого собеседника. Который обладает достаточной силой и весом в системе, чтобы переломить любого оппонента через колено. Но действовать, при этом, предпочитал тоньше. К примеру, в тот раз он меня только прощупывал, даже не пытался надавить. А сегодня вот пришел с аргументами, от которых так просто не отмашешься.

Оставлю вам дело, а! Каково! Будто знал про каждого из нас столько, чтобы озвучить то единственное, на что мы купимся. Ну, разве что кроме Пушкарева — тот сидел с таким кислым выражением лица, словно бы уже знал всё. Ну или многое. Не чаи же они тут гоняли, нас дожидаясь.

Пока Аника, судя по напряженному выражению лица, обдумывала, как реагировать на слова генерала, я решил расслабиться и просто послушать. Чего с вопросами лезть — он ведь сам пришел.

Так что просто подтянул к себе поднос с графином и стаканами, налил в один из них воды, и откинувшись на спинку довольно удобного кресла, вытянул под гудящие от сегодняшней беготни ноги.

— Что конкретно вы предлагаете, Григорий Антонович? — спокойно произнес я, выдув половину стакана. — Только попроще, а то мы с капитаном Ворониной сейчас очень туго соображаем. Укатали сивок крутые горки.

И выдал самую что ни на есть салонную улыбочку. Мол, простолюдинов будешь за нос водить, лисяра! А со мной этот номер не пройдет.

Отметил, как у Пушкарева глаза на лоб полезли. И Воронина щекой дернула. С их точки зрения мой тон не очень подходил для общения с вышестоящим звездоносным начальством. Ну, извините! Старший сын князя по-другому просто не может. Как говорил дон Румата в моей любимой книжке: «С высоты моего происхождения не видно никакой разницы даже между королем и вами».

— В этой историей с заключенными вы оказались в самом эпицентре бури, — заговорил Платов. — Не вы её подняли, но именно вас она первой и уничтожит…

— И, если можно, без метеопрогнозов, — вставил я.

Чем заработал уже возмущенный взгляд Пушкарева и осуждающий — Ворониной. «Нельзя же так с генералом», — читалось в их глазах. Мог бы ответить: только так и надо. Пришел с предложением — озвучивай. А то ведет себя, как будто облагодетельствовать нас решил, а не свои дела нашими руками порешать.

Платов на эту откровенную дерзость отреагировал более, чем спокойно. Улыбнулся даже одобрительно, словно ждал именно такой реакции. И продолжил:

— Конечно, Михаил. Но с тем, что дело выходит за рамки юрисдикции Злобинского районного отделения полиции ты же спорить не будешь?

— Было бы глупо, — пожал я плечами.

— Ну вот и славно. Просто для понимания: сегодня в восемнадцать ноль ноль в Главке состоится совещание, по итогам которого будет принято решение о том, кому именно передать ваше дело. А там уже велика вероятность, что будет назначен виноватый, и дело отправится в архив. Истинный же виновник ускользнет от правосудия — в этом я практически уверен. И меня такой исход не устраивает.

Тонко! Не «передадут ли», а «кому».

— Но вы можете не дать этому случиться? — вопрос напрашивался, и я его задал.

— Могу. Не скажу, что это будет легко, скандал с бунтом в колонии вышел знатным, но мне это по силам. А еще могу инициировать создание особой оперативной группы, которая и займется дальнейшим расследованием. Точнее сказать — продолжит. Эта группа получит доступ к закрытой сейчас информации, а также прикрытие от слишком усердных чиновников из различных силовых ведомств. На самом высоком уровне.

И снова доверительно улыбнулся.

Ох и мутный же он тип! Вроде бы и предложение сделал, но так, что за слово не подтянешь потом. Не я прикрою, а на «самом высоком уровне». Игрок, блин! Осталось понять, какой приз он сам ищет — с нами-то понятно.

Аника, кстати, тоже хитрый финт ушами Платова считала. И решила, что может позволить себе прямой вопрос.

— Почему? — спросила она. — Почему вы так заинтересованы в этом деле, господин генерал? Вы, насколько мне известно, представляете внутреннюю безопасность, а не следствие.

Пушкарев, бедолага, аж сморщился. Сперва один подчиненный на чины плюёт, теперь второй. Вот что с ними делать? Некрасиво как перед высоким-то начальством! И если Шувалова еще как-то понять можно — происхождение, воспитание, полное отсутствие пиетета перед чинами, то объяснить поведение Ворониной можно было только нервным срывом. Девочка только из тюремного бунта вернулась. Понять и простить, короче.

— Мой интерес, Аника Владимировна, простирается несколько дальше, чем дело о торговле заключенными, — без паузы ответил Платов, в отличие от Пушкарева, не смутившийся от настолько прямого вопроса. — Устроенный Бансуровым бардак в колонии — это лишь верхушка айсберга. А сам он мелкая сошка. Дело рядового исполнителя меня не интересует. А вот люди, которые за ним стоят, очень серьезные и опасные люди, они — да. Они живут в богатых домах, носят громкие титулы, вхожи во все, даже самые важные кабинеты. Вам до них не добраться ни при каких обстоятельствах. А я могу это сделать — это как раз мой профиль. Я ответил на ваш вопрос?

— Да, вполне, — задумалась Воронина. — Спасибо.

А вот это прямо неожиданно было. Составив предварительный портрет генерала, я уже определил его, как интригана, патологически не способного отвечать прямо. И тут он мой шаблон разбил вдребезги. Понятно, что с оговорками, но, действительно, сказал о своих мотивах без увёрток — ну, насколько это только возможно в его положении.

В этот раз он ничего не говорил о патриотизме, родине или долге. Просто сообщил, что преследует важную цель. К которой может подобраться только с нашей помощью. Уж не знаю по какой причине так карты легли — наверное, есть причины.

Так что я тоже решил дерзость княжескую немного подприкрутить и задал следующий вопрос максимально вежливо.

— Григорий Антонович, поправьте меня, если я ошибаюсь. Вы хотите, чтобы мы вывели вас на аристо, который крышевал Бансурова?

— Да, Михаил, всё так, — кивнул генерал.

— Но, при этом, не хотите, чтобы за этим интересом торчали ваши уши?

Бедный Пушкарев аж забыл, как дышать. Покраснел, глянул на меня яростно. Но ничего не сказал. И чего он так нервничает-то? А-а! Он же при нашей первой беседе не присутствовал!

Платов снова кивнул всё с той же загадочной улыбкой. А Воронина, если и была удивлена моей прямотой, никак её не прокомментировала. Но потом, сто процентов выскажет.

— Так вам интересно мое предложение?

Что характерно, смотрел генерал только на меня. Не на подпола, ни на мою непосредственную начальницу, а лишь на меня. Я так-то не дурак, да и не был им никогда — понимаю, что он хочет использовать не столько очень умного полицейского, сколько человека с известной фамилией. Но в данном случае, это было и в моих интересах.

Осталось только выяснить ряд нюансов и размер морковки.

Переглянувшись с коллегами и не встретив отторжения — похоже, они тоже эту простую истину вычислили и доверили переговоры мне — произнес.

— Хотелось бы узнать немного больше, Григорий Антонович. Наверняка ведь у вас и фамилия уже какая-то есть?

А чего бы ей не быть — уж Платов-то точно знает под кого копает.

— Конечно. Ваша цель — Зубов Эдуард Николаевич. Граф, крупный землевладелец, меценат, попечитель нескольких столичных учебных заведений, но без особого влияния в столице. В некоторые дома вхож, но не более того, — опять без раздумий выдал генерал. — Так вышло, что основные его активы сосредоточены в Сибири и на Дальнем Востоке. Пахотные земли, немного производства, недвижимость.

Пока он говорил, я шерстил память реципиента в поисках этой фамилии. И — ничего не находил. Этот человек точно не крутился в высшем обществе, этих я всех мог назвать без запинки в любое время дня и ночи. А значит — не мог быть тем, кто по-настоящему интересует «ката». Этого Зубова он бы и без нашей помощи прижал и выпотрошил. Граф он там или не граф.

С другой стороны — решают связи. А Платов про Зубова сказал, что у того в столице влияния с гулькин нос. То есть, и с этой стороны он незащищён. Что же тогда генерал сам не действует?

— А зачем графу мараться с таким не слишком доходным предприятием, как торговля зэками? — уточнил я, понимая, что не все в этой истории чисто. — Деньги там большие только для начальника колонии, но никак не для крупного землевладельца. Даже если этот источник дохода работал сразу в десятке тюрем.

— Эдикт Равных, — «пояснил» Платов. — Вам известно, что это такое, Михаил?

Конечно, я знал, что это такое! Найдите в Российской Империи хоть одного дворянина, которому в детстве не вдалбливали правила поведения в сословном обществе. Правда, абсолютно не понимал, как этот закон связан с тюрьмами. Но спросить об этот не успел. Заговорила Воронина.

— Способ урегулирования вопросов чести между дворянскими домами, не разрешаемые иным образом. В своем роде — дуэльный кодекс, но не для частных лиц, а для домов.

Откуда она?.. А, ну так у нее же тоже образование законника, чего я туплю!

— Именно, — генерал поощрительно кивнул, как учитель отличнице. — Исходно смысл Эдикта в этом и заключался — разрешить дворянские конфликты между равными, не втягивая в них государство. И не прорежать генофонд одаренных — особенно сильно в этом возникла нужда в девятнадцатом веке. Согласно Эдикту, если некий барон Иванов оскорбительно отозвался о роде Петровых, последние получали возможность не проливать собственной крови, но получить удовлетворение не только в виде извинений, но и части имущества обидчика. Очень, знаете ли, дисциплинирует следить за словами.

— Сначала выставляли чемпионов, все быстро выродилось в наемных бретеров, — кивнул я, вспоминая уроки истории Михаила. — И потому государь повелел разработать особый порядок ведения таких… споров. Стороны должны были выставить равные и соразмерные силы, уведомив об этом специальную комиссию, та определяла место и время поединка… Григорий Антонович, а при чем тут Зубов и торговля заключенными?

— Равные и соразмерные силы, — с тонкой усмешкой произнёс Платов. — Слышали про Беклемишевых? Нет? Недавно было, всего год назад. Впрочем, далеко, согласен. Аж под Омском. Салтыков, один из людей Зубова, выступая оскорбленной по какому-то нелепому поводу стороной, объявил вирой триста гектаров пахотных земель, принадлежащих роду Беклемишевых. Каждый выставил по двадцать человек и… со стороны ответчика все погибли. Включая двух одаренных. А вот салтыковская дружина не потеряла ни одного человека. Как это ему удалось, интересно?

Я замер. И только потом меня озарила догадка.

— Вы хотите сказать?..

Договаривать не стал, шокированный и даже немного восхищенный дерзостью задумки. Нет, ну каков красавец!

— Все верно, — теперь уже генерал «хвалил» меня. — Зубов превратил Эдикт Равных в способ рейдерского захвата чужой собственности. Поставленного, замечу, на поток. А с учетом, что полученные таким образом земли находятся в дальних провинциях империи, на это просто никто не обращает внимания.

— Эм-м? — Воронина морщила лоб, но никак не могла прийти к правильному выводу. — А можно для простых людей, господа дворяне?

— Все достаточно просто, Аника, — хмыкнул я. — Зубов подставляется под конфликт — тут важно, чтобы он, ну или его человек, был оскорблённой стороной. И требует виры за это в виде приглянувшегося ему чужого актива. Когда его посылают в пешее эротическое путешествие, он пишет запрос в Высочайшую Комиссию, в котором, на основании Эдикта Равных, заявляет о своих правах на чью-то там землю. Комиссия рассматривает спор и присуждает сторонам сражаться. Те приводят личные дружины или наемников, регистрируют их опять же через Комиссию, получают одобрение. В назначенное время сходятся. Зубов побеждает и забирает имущество.

— Всегда?

— Получается, так. Понимаешь, силы должны быть равны и соразмерны — это важное уточнение. Так обеспечивается равенство в споре. Но если тишком от комиссии притащить на место схватки «мертвые души» и пустить их на силы противника первой волной…

— То побеждаешь ты всегда! — Аника даже подпрыгнула, когда до неё тоже все дошло. — Он из зэков делает эту самую первую волну! А потом добивает официальными силами!

— А отследить их, не видя самого сражения, нереально, — подхватил уже Платов. — Выживших зеков пускают в расход, все документы в колониях подчищаются и на бумагах всё выглядит более чем пристойно. Если ответчик по Эдикту жалуется, ему даже предъявить нечего. Ну и, конечно, армия адвокатов у Зубова отлично финансируется, да и в Высочайшей Комиссии, полагаю, интересанты имеются.

— Не только в Комиссии, — заметила Воронина. — Провернуть подобное без участия ИСИН нереально. Миша, помнишь того полковника, который суетился перед воротами?

— Вы совершенно правы, Аника, — подтвердил генерал. — Такую «естественную убыль» заключённых невозможно скрывать долго. А значит, в системе исполнения наказаний есть те, кто связан с Зубовым. К сожалению, мне неизвестно, кто именно. Понимаю, что вы ещё не дали своего согласия, но забегу немного вперёд — на этом уровне я вас прикрою без всякого труда. Можете резать этот нарыв спокойно.

Он на секунду замолчал. Взгляд стал тяжелее, голос — суше.

— Но есть ещё одна причина, почему я занимаюсь этим делом лично. — Платов наклонился вперёд, сцепив пальцы. — Я не люблю проигрывать. А пока я этому мерзавцу проигрываю. Каждый раз, когда он проворачивает свою комбинацию и выходит сухим из воды, это выглядит как плевок в лицо всей системе. А я — часть этой системы. И у меня хорошая память.

На его лице скользнула та же мягкая улыбка, что и раньше, но уже без прежней лёгкости — скорее, как извинение за лишнюю откровенность.

— Так что, речь идёт не только о государстве. Лично я тоже хочу, чтобы он наконец оказался там, где ему самое место.

Некоторое время после этого все молчали, обдумывая полученную от генерала информацию. До тех пор, пока молчание не нарушил Пушкарев. Ему, видимо, ничего не рассказали о дуэльном кодексе до нашего прихода.

— Простите, Григорий Антонович, но как же так? Если вы всё это знаете, то почему же Зубов до сих пор не сидит в тюрьме?

— Ну же, Александр Сергеевич! — генерал посмотрел на нашего начальника, как на маленького ребенка. — У нас ведь правовое государство! Чтобы посадить кого-то, нужны доказательства…

— Его прикрывают, — довольно невежливо перебил я Платова. — Прикрывают на самом верху. Вот кто вам нужен! Не Зубов, а тот, кто стоит за ним. До него вы дотянуться не можете.

Генерал улыбнулся, но ничего не сказал. Впрочем, и не должен был — и так всё становилось понятно. Мутные игры на самом верху, в которые нас сейчас втягивали, лишь для порядка спрашивая мнение.

— Если с моими мотивами мы разобрались, — он тонко улыбнулся, — то перейдем к вашим. Я обозначу условия нашего сотрудничества и награду, которую получит каждый из вас по результатам. Кроме моего полного содействия и прикрытия от высокого начальства. Александр Сергеевич, например, может уйти на пенсию не с подполковничьими, а полковничьими погонами. Правда, придется на полгодика — столько же вам осталось, верно? — перевестись в Главк на соответствующую должность.

— Пытаетесь меня купить? — возмутился Пушкарев, но, положа руку на сердце, не очень искренне. А потом пробурчал себе под нос: — А нам оно вообще зачем? Мы что, мало своей работы имеем, теперь ещё в игры аристо влезать?

— Что вы такое говорите, подполковник, — строго взглянул на него генерал. — Я лишь собираюсь проследить, чтобы служебное рвение достойных офицеров вознаграждалось должным образом.

Нам с Аникой он тоже пообещал очередные звания за раскрытие, но дополнительно обмолвился ещё и о менее вещественных наградах. Ворониной что-то не очень понятное сказал про закрытие старых долгов — девушка после этих слов буквально побелела и до конца разговора больше не произнесла ни слова.

«Ну и что ж там у тебя за скелеты, Аника? — мелькнуло у меня. — Что такого, что ты предпочла проглотить и промолчать, вместо того чтобы встать и хлопнуть дверью?».

Мне же посулил — намеками, конечно же! — о том, что влияние рода Шуваловых от удачного закрытия дела серьезно возрастет. С одной стороны, на такую эфемерную субстанцию, как влияние, мне было плевать с колоннады Исаакиевского собора, а с другой… Я же хотел громкое дело, которым можно ткнуть в нос отцу по возвращению? Ну вот оно, бери, неси осторожно!

Опасный тип, как я и предполагал уже. К каждому ключик подобрал, даже меня как-то просчитал. В карты с таким играть сядешь — без штанов останешься.

С другой стороны, я не мог не отметить, что с нами он старательно пытается играть честно — это чувствуется, когда есть определенный опыт. Да, использует, но все люди друг друга используют — так или иначе. Он же, по-крайней мере, назначая нас своим инструментом, четко обозначал, что инструмент ему нужен не одноразовый.

Не по головам идет, а аккуратно торит свою тропу. Не ломает через колено, а создает устраивающие всех условия сотрудничества. Не знаю, всех ли он так в своей жизни вербовал, но нам предоставил почти всю полноту фактов. И даже немного сверх того — обозначил скрытые механизмы, чтобы мы сами сделали правильные выводы.

— Всё, что хотел, я сказал, — Платов поднялся. — Думайте. Ваш ответ мне нужен до восемнадцати сегодняшнего дня. После этого времени даже моего влияния будет недостаточно, чтобы что-то изменить. И, кстати! — он остановился у дверей. — Отказ от сотрудничества я не буду использовать для мелочной мести. Но и защитить не смогу. А ног вы сегодня оттоптали достаточно.

С тем и ушел. На столе осталась лишь визитка, на которой значилась только фамилия с именем и номер телефона. Аккуратно убрав её в бумажник — раз уж меня «вече» тут ответственным поставило — я снова потянулся за графином. Сушило, почему-то, жутко. Сперва беготня с пожаром, потом такие вот разговоры. Неудивительно.

— Налей и мне, пожалуйста, — внезапно попросила Воронина.

Протянув ей наполненный стакан, я дождался, пока она напьется, чтобы спросить о том, что она обо всём этом думает. Не пришлось. Вместе со стуком стакана о столешницу, я услышал и ответ на незаданный вопрос.

— И в какое, мать его, говно мы только что вляпались, а? Мне кто-нибудь внятно, может это объяснить? Михаил?

А че, главное, сразу Михаил⁉