О бедном мажоре замолвите слово 2

Глава 14

Воздух над промзоной дрожал от криков и был осязаемо плотным от вони многочисленных пожаров. Я, чуть приподнявшись над кустом, наблюдал за схваткой у ворот КПП, одновременно с этим послеживая, чтобы никто из команды не наделал глупостей. Чисто на всякий — вдруг уборщица решит, что это отличное время для бегства с истеричными криками? Или Воронина предложит помочь «дубакам» и ударить в спину зэкам? Нет, от нее я подобных глупостей не ждал, но мы тут все на стрессе, мало ли.

Но пока держались. Аника вместе со мной молча глядела на бойню — собранная, напряженная, губы в нитку, глаза тревожные. Уборщица удивляла даже больше. Боялась, крестилась, но сидела молча, лишь порой бросала на меня вопросительный взгляды — что, мол, дальше делаем? Тертая, короче, тетка. Не то что охранник, погибший по собственной глупости.

А вот у ворот разворачивалась настоящая трагедия. Бансуров, желая продемонстрировать участие в подавлении тюремного бунта, обрек многих из своих подчиненных на лютую смерть. Та еще тварь. Возможно, считал, что и сам под вышками со стрелками находится в безопасности, но жестоко просчитался. И уйти уже не мог.

Разъяренная толпа зэков, напрочь отбросившая всё человеческое, полностью отдалась первобытным инстинкту. Рви, жги, убивай… Сейчас против этой грозной необузданной силы удержаться сможет лишь такая же. А победить — та, что будет еще жёстче, безжалостнее и грубее.

Дежурный взвод на такую силу не тянул от слова совсем. Охранники обычной колонии могли лишь держаться и молится, чтобы вызванная помощь прибыла поскорее.

Первый порыв заключенных, да еще и залп и нескольких, как я чуть позже догадался, самопальных одноразовых стволов, пробил в стене щитов брешь, которую охранникам с трудом удалось затянуть. Но на этом их успехи и закончились. Остервеневшие от крови и стадного чувства уголовники, продолжали бросаться на них с палками, откатывали назад, оставляя после себя лежащие на асфальте тела, но раз за разом выдергивая из строя то одного «вертухая», то другого.

Глядя на это я почему-то вспоминал любимую фразу разного рода коучей и тренеров успешного успеха: «Слона нужно есть по кускам». Именно этим восставшие сейчас и занимались. Постоянно ослабляя и без того немногочисленных защитников ворот. Постоянно снижая их численность.

— Их сомнут, — мрачно произнесла Аника, как и я, не отрывающая взгляда от побоища у КПП. Понятное дело, имея в виду охранников.

Я в этот момент наблюдал за тем, как парочка арестантов в серой робе повисли на щите, а третий уже заносит тяжеленную даже на вид доску, готовясь опустить ее на шлем бойца охраны. Убить, может, и не убьёт, но вырубит однозначно. А там либо свои утащат, либо зэки затопчут.

— Сомнут, — согласился я. — Но бунт в любом случае обречён. А помогать мы никому не пойдём, у нас друзей, что с одной, что с другой стороны, нет. Сидим, ждём, не геройствуем.

О каком героизме вообще может идти речь, когда все приключения до этого, выпили меня до донышка? Внутренние резервы говорили: «Прости, хозяин, но дальше как-то сам», энергоканалы жгло, будто там вместо остатков маны гуляла жидкость из перцового баллончика. Больше всего хотелось закрыть глаза и провалиться в сон часика хотя бы на два.

Но вместе с тем не покидала уверенность, что в случае необходимости, смогу мобилизоваться. И выдам на гора парочку «щитов» и, пожалуй, один «ветерок». Потом, скорее всего, свалюсь, и надолго выйду из строя. Но не подыхать же сейчас? Точно не в этом дурацком тюремном бунте, когда тебе за непонятно какие заслуги вторую жизнь подарили.

Бансуров похоже считал так же. Я порой видел его плотную фигуру и упитанное лицо в творящемся бардаке. Как настоящий начальник, он старался держаться позади своих подчиненных, периодически подбадривая их воплями. Самих слов я не слышал, но подозреваю, что там было что-то вроде того:

«Держаться, ребята! — и для заключенных. — Сгною в карцере, твари!»

Беда была в том, что как такового фронта уже не было. Зэки зажали взвод охраны со всех сторон. И постепенно сжимали фланги, постепенно добираясь до брызжущего слюной коррупционера.

В какой-то момент произошло то, что неизбежно должно было случиться. Один из заводил, высокий, тощий, словно жердь, арестант метнул в приоткрывшуюся брешь кусок кирпича, попав одному из обороняющих начальника колонии бойцов прямиком в лицо. Забрало, скорее всего, выдержало, но вот сам охранник — нет. Он стал заваливаться назад, и восставшие этот момент не упустили.

— Бей жирного! — взлетел над толпой яростный крик, даже мы, несмотря на расстояние, его услышали.

И зэки ломанулись в образовавшуюся брешь. Считанные секунды, и Бансурова схватило множество рук, и выдернуло за строй охраны. Те попытались его отбить, но куда там! Силы явно неравны.

— Черт! — кажется мы это с Аникой одновременно произнесли.

Начальника исправительной колонии поглотила толпа, над которой сразу же замелькали палки, обрезки труб, кирпичи и, возможно, заточки. И мы поняли, что потеряли главного подозреваемого по делу.

С одной стороны — тот еще мерзавец, земля ему стекловатой. А с другой — насколько же сложнее нам станет распутывать всю эту историю без главного действующего лица. Я уж не говорю про таинственного аристократа, который крышевал Бансурова. Ниточки, ведущие к нему прямо сейчас лопались с печальным звоном.

Буквально через минуту в небе раздался постоянно усиливающийся гул. А вскоре над площадкой перед воротами повис средних размеров транспортный вертолет с символикой полиции.

— Внимание, заключенные! — заревел голос из подвешенного к брюху машины громкоговорителя. — Немедленно сложить оружие! В случае неповиновения требованиям, будет открыт огонь на поражение!

И, не давая даже секунды на раздумья, вниз полетели дымящиеся жестяные банки. Дым моментально заволок пространство, заставляя давиться кашлем как заключенных, так и их противников.

А вслед за этим и ворота распахнулись, впуская целую колонну техники. Автобусы с упакованными в «антимайданную» броню бойцами, грузовики, на которых застыли массивные фигуры мобильных доспехов, даже парочка броневичков, типа «бэтеров» с толстыми стволами водометов на крохотных башенках.

— Ну вот и все, — произнес я с облегчением. — Кавалерия прибыла.

Уборщица облегченно разрыдалась, да и Воронина, если честно, держалась на одних морально-волевых.

Сквозь дым было уже не так хорошо видно, но то, как решительно и безжалостно была разогнана толпа заключенных, рассмотреть все же удалось. Первыми в толпу сиганули прямо с бортов «мобики». Всего четверо, хотя, наверное, правильнее было бы сказать — целых четверо.

Тяжелые экзоскелеты окружили себя мощными, не чета моему, щитами, и просто пошли сквозь людей, рассекая их, как воду. За ними, дробя крупные группы на мелкие, и укладывая их мордами в горячий асфальт, уже работал здешний вариант ОМОНа. «Бэтэры» с водометами фактически остались без дела, так и стояли, водя по сторонам толстыми короткими стволами.

Три-четыре минуты, и от очага восстания перед КПП не осталось и следа. А прибывшие силы подавления беспорядков, разбившись на четыре отряда, каждый из которых возглавлял маг в бронированной машине, двинулись вглубь территории. Приводить к покорности тех, кто ещё не понял, что все уже закончилось.

Часть «омоновцев» остались на охране лежащих заключенных. И местных «дубаков» — их, к слову, тоже держали под прицелами. Вряд ли зная, что они тут все гнилые насквозь, скорее просто реализуя требования протокола — некоторые зэки ведь могли под шумок и в их форму переодеться.

— Надо выходить, — сказал я, главным образом для Аники. — Лучше мы сами на глаза попадемся, чем нас в кустах обнаружат. Сейчас они нервные все, могут и пальнуть.

— Согласна, — кивнула капитан. — Только ты щитом нас своим прикрой, ладно? На всякий случай.

— Не вопрос!

Я не стал говорить, что сейчас мою защиту может пробить не только пуля, но и сильно брошенный кусок кирпича. Зачем? Главное, чтобы женщины не паниковали.

Выбравшись из укрытия, мы очень медленно, держа руки на виду, двинулись в сторону КПП. А когда нас заметили, еще и голосом добавили.

— Полиция! Не стреляйте! Мы безоружны!

— Руки! — троица спецназовцев отделились от основных сил, встретив нас метрах в двадцати от оцепления. — Кто такие? Документы есть?

— Свои! — мы с Аникой протянули вперед заранее извлеченные удостоверения. — Полиция Владимира, с нами уборщица из местного гражданского персонала. Мы прятались от заключенных.

— Ты маг? — ствол старшего из тройки сместился на меня. Заметил едва мерцающую пелену в воздухе. — Щит убери.

— Да с удовольствие, дружище! У меня уже почти нет сил его держать.

— Как же вы вовремя, мальчики! — тут же разрыдалась уборщица.

И не глядя на поднятое оружие, прошаркала вперед, уткнувшись в грудь одному из бойцов. Тот напряженно замер, переводя взгляд с плачущей женщины на старшего. А когда тот, скривившись, кивнул, убрал автомат за спину и даже выдал что-то ободряющее. Как мы, мужчины, умеем.

— Ну-ну…

— Старший лейтенант Шевчук, — представился офицер, закончив изучать наши документы. — Вас как сюда занесло, коллеги?

— Приехали поговорить с начальником колонии, — подключилась к разговору Воронина. Заметила слегка недоверчивый взгляд старлея, и добавила. — Записи на центральном КПП в журнале посещения имеются. И в оружейке — мы туда табельное сдали.

— Проверим, — кивнул он. — Не повезло вам, что тут скажешь.

И группа спецназа, не теряя бдительности и держа гражданских в своеобразной «коробочке», повела нас к воротам КПП. Рядом с одним из бойцов шагала уборщица и безостановочно вываливала на бедолагу настоящий водопад слов.

Всегда знал, что время — субстанция неизученная. С одной стороны, есть вполне объективные меры его исчисления — секунды, минуты, часы. А с другой — по субъективным ощущениям мы в этой проклятой колонии пару суток провели, не меньше! Которые каким-то, явно магическим образом, сумели уместиться в два с половиной часа с момента прибытия.

Зато следующие три пролетели махом. Куча суеты, проверок, разговоров просто так и под запись, какой-то немудреный перекус, организованный здесь же по месту прибывшими службами, беседы с психологами, которые очень переживали на тему того, как мы переживем такой травматический опыт — все это спрессовалось в один плотный поток, из которого мы вынырнули только к полудню. Хорошо еще осеннему, а то бы упарились под солнцем торчать.

Полиция, офицеры в форме ИСИН, военные с оружием и без, даже неприметные люди с огромными полномочиями из аналога ФСБ, что здесь называлась Тайной Канцелярией — под конец у меня уже перед глазами от всех этих людей рябило. И все они хотели задать вопросы, получить личный взгляд на происходящее у участников недавних событий.

Большинство, безусловно, чтобы найти и покарать виноватых в случившемся. Но кое-кто — это личное впечатление, если что — просто, чтобы соломки подстелить и обезопасить свою задницу от последствий.

Мне запомнился один полковник из системы исполнения наказаний, который лихорадочно искал доказательства того, что все документы в административном корпусе колонии сгорели, а её начальник — действительно погиб от рук заключенных. Когда ему удалось это сделать, он с каким-то невероятным облегчением на лице, достал телефон, и отойдя в сторонку, принялся кому-то докладывать.

Может просто успокаивал свое начальство. Мол, спихнем ЧП на покойного начальника, в главном управлении никто не пострадает. А может — был причастен к криминальному бизнесу Бансурова. Я на всякий случай навел справки и узнал его фамилию. Полковник Зарянов из столичного ИСИНа. Потом проверим его. Других-то следов, считай, и не осталось.

Были зэки в камерах Злобенского отдела. Но от них мы могли выйти разве что на Бансурова, что делало их практически бесполезными. Однако, по прибытию все равно нужно будет с ними провести еще один допрос.

Так что по сути, кроме Светланы Павловны Орской — так звали уборщицу, пробегавшую с нами все это время, никаких ниточек у нас и не осталось. Женщину тоже уже допросили все кому не лень, но мы её заранее уговорили, чтобы про художества погибшего начальника она особенно не распространялась. К счастью, в этом направлении никто и не думал копать. Пока.

Мы же с Ворониной успели оповестить Пушкарева о том, что имеем на руках важную свидетельницу по делу. И когда в наш адрес иссякли все вопросы и нам позволили наконец уйти, подхватили её под локотки и повели в сторону парковки.

— Зачем это еще? — попыталась встать в позу Орская. — Я ничего не знаю, что от меня толку?

— Светлана Павловна, — надавила голосом Аника. — Может вам и кажется, что вы ничем не поможете, но отказ от сотрудничества с полицией позволит тварям, которые устроили сегодняшний ад, остаться безнаказанными. К тому же, это еще и наказуемо.

Еще пять-десять минут женщина отнекивалась, ссылаясь то на внуков, которых к ней должны привести сегодня вечером, то на «ненакрашенность» и вещи, которые нужно забрать. Но потом согласилась, взяв слово, что сразу после визита в райотдел, её доставят до дома.

На парковке уборщица еще раз врубила тормоза, когда я открыл перед ней дверцу «даймлера».

— А вы точно полицейские? — спросила она, с подозрением взирая на мой мажорский автомобиль. — Это же точно не полицейская машина.

— Личная, — усмехнулся я.

— Это ж сколько вам платят, что на такие денег хватает? — продолжила душнить Орская, оглядывая премиальный салон с кожаной обивкой.

— Михаил не самый обычный сотрудник, — вроде как заступилась за меня Воронина. Да еще и с неожиданной теплотой в голосе. — Княжеский сын… Шувалов, слышали?

Тетка оглядела меня пристально, каким-то своим мыслям кивнула.

— Эх, не там я полы мыла, — произнесла она, решившись сесть внутрь.

Мы с Аникой переглянулись с улыбкой, и тоже полезли в машину.

Эмоционально вымотанные в колонии, в дороге мы больше молчали. Всех разговоров-то и было: музыку потише сделать или кондиционер посильнее выкрутить. Орская и вовсе вырубилась от избытка впечатлений.

У нас же с Ворониной, плюс ко всему, настроение было одинаково подавленным. Причем, вовсе не от событий первой половины дня, а от понимания того, что след мы практически упустили. Уборщица даст лишь общие слухи, максимум — укажет на кого-то из окружения Бансурова, кто выжил в бунте. Если очень повезет и с ним, то можно выйти и на заказчиков.

Вот только оба мы были профессионалами и понимали — чудеса случаются крайне редко.

К тому же, дело почти гарантированно у нас заберут. После всей этой шумихи, на такой шаг может пойти либо Главк, либо кто-то из смежников. Те же «фейсы», в смысле — Тайная Канцелярии. Или еще какое-то ведомство, про которое я не знаю.

А отдавать его не хотелось. По целому ряду причин. Тут и азарт ищейки был, и уязвленное самолюбие — не после всего того, что нам пришлось пережить. Профессиональная гордость тоже требовала самостоятельно поставить точку в расследовании, начавшемся, как случайное обнаружение «беглых» зэков.

Лично мне, дополнительно, еще и хотелось иметь в копилке громкую победу. Не вечно же я буду бегать в погонах. Год пройдет быстро и я, скорее всего, вернусь в семью, в которой к наследнику уже будут относиться по другому. Не как к избалованному мальчишке. И было бы здорово, если бы в моем послужном списке, имелось что-то весомое. Проще будет выстраивать отношения с отцом и другими дворянами.

Правда, как это сделать, я пока не понимал. Хоть действительно к князю на поклон иди, и проси, чтобы дело не забирали.

Доехали без пробок. Быстро провели Светлану Павловну в наш кабинет, где сдали на руки Стелле и Маше. А сами сразу же отправились к Пушкареву, с докладом — девочки сказали, что недавно заходил. Красный, что твой помидор. И очень злой.

Александр Сергеевич был у себя, но не один. Секретарша шепотом сообщила, что у него какой-то мужчина в штатском, но судя по выправке и тому, как перед ним стелился сам начальник отделения, какой-то высокий чин из управы.

— Но вас сразу сказал пускать. Проходите.

Гостя нашего Пушкарева я знал. Встречались не так давно. Генерал Платов, из внутренней безопасности, «кат», если по простому. Все такой же мощный, как рестлер, с импозантной сединой в волосах. Костюм действительно штатский. И весьма дорогой — мне ли не знать.

А еще понимал, что генерал из управы в гражданском — это неофициальный визит. Зачем? Сам скажет, даже гадать не буду. Голова пустая, как кастрюля.

— Целые? — поинтересовался Пушкарёв, когда мы поздоровались с ним и с Платовым.

— Пара царапин, ничего серьезного, — отмахнулся я.

— Если бы не Михаил, я бы погибла, — выдала вдруг Воронина.

Ну вот опять. Признаться, было спокойнее, когда она меня шпыняла и постоянно язвила. Хотя — так-то права. Не отправься я с ней, она бы даже до административного корпуса не добежала.

— Очень хорошо, — непривычно спокойный начальник просто кивнул. — Молодцы, хорошая работа.

Признаться, я ожидал чего-то вроде: «Как же меня достало, что мои опера влезают в дерьмо, которое я должен расхлебывать». И еще «едрить» обязательно в середине каждого предложения. Не иначе визит генерала его таким сделал.

Так и оказалось. Молча заслушав наш довольно короткий доклад и выводы — аристо, уборщица, какой-то мутный полковник из ИСИНа — Пушкарев лишь посмотрел на Платова и еще раз кивнул. А потом произнес.

— У Григория Антоновича есть для нас предложение. Для всех нас.

И повел рукой, передавая слово все это время молчавшему гостю.

Платов улыбнулся, как мне показалось, довольно. И начал с главного.

— Дело у вас заберут. В управлении уже говорят об этом, решение примут либо сегодня вечером, либо завтра с утра, — здесь он сделал небольшую паузу, и добавил. — Или не заберут. Если я вмешаюсь.