Новая пташка для владыки (СИ)

7

Той ночью ей снова снился странный сон, один из тех, что тревожит душу и оставляет после себя послевкусие незаданного вопроса.

Но этот сон отличался. В нем, помимо привычных образов несуществующих городов и водопадов, был голос. Женский голос. И он требовательно звал Эллин по имени.

— В садах сокрыта тайна, — голос во сне доносился отовсюду, — тайна владыки. Разгадаешь, и получишь ключ. Первое — это дерево…

Эллин кто-то грубо потряс за плечо, и она раздраженно распахнула глаза. Ее пробудили на самом интересном месте! Над ней склонилась служанка Изоры и жестом указала на дверь.

Эллин все еще чувствовала слабость, молча следуя за служанками, Необычный сон не шел из головы. Это не просто сновидение, думала девушка. Вовсе нет. Это подсказка, виденье, образ, навеянный кем-то…Но кем?

Что, если таинственный голос во сне сказал правду? Про ключ и тайну владыки. Может, она найдет ключ к свободе. Что там говорили?

«Первое — это дерево».

Значит, надо искать дерево. Но, боги видят, в этих меняющихся садах деревьев бессчётное количество. На поиски может уйти вечность. К тому же, девушка понятия не имела, какое именно дерево искать. Да и кто знает, может это просто разыгралось измученное воображение.

Размышляя, Эллин и сама не заметила, как оказалась перед учебной комнатой. Ее все еще мутило после вчерашнего вечера. Она пыталась понять, что же с ней случилось накануне. Вино? Но ведь и Мелисса его пила, но при этом выглядела намного лучше Эллин. Не могли же ее в очередной раз опоить? Этого девушка не знала, решив, что сейчас важнее сохранить свою жизнь и рассказать проклятые правила.

Когда она вошла в комнату, Изора была уже на месте, сидя за столом, уставленном яствами. При виде бледной Эллин она удовлетворенно улыбнулась. От вида еды у девушки выделилась слюна — она вдруг поняла, что ужасно голодна. Отвернувшись от соблазнительного сыра, девушка наклонила голову в приветствии, как ее научила Мелисса.

— Вижу, ты узнала кое-какие правила, — произнесла Изора, когда они остались одни. — Что ж, не будем мешкать, приступай! И помни, одно неверное слово, запинка — и твоя голова пополнит зал непокорных.

На Эллин накатила новая волна слабости. Она пошатнулась, но все же удержалась на ногах. В голове не было ясности. А без ясности она никогда не расскажет правила.

Музыка и воображение — вот что сейчас ей поможет.

Закрыв глаза, Эллин унеслась мыслями в свои сны, далекие, загадочные. Представила целительный водопад и древний город. Вдали доносится песня… Слабость и тошнота прошли. Боль отступила, и лишь легкий голод все еще терзал желудок, но девушка не обращала на него внимание.

Она раскрыла глаза. Щеки ее порозовели, а на губах играла легкая полуулыбка.

— Первое правило пташек — не называть себя рабынями, — уверенным голосом начала Эллин, глядя прямо в черные глаза Изоры.

Не шелохнувшись, твердым и громким голосом, Эллин говорила одно правило за другим. Слова всплывали в ее памяти так, будто она читала их по незримой книге. В голове все еще звучала песня из снов, придавая девушке сил. Ей больше не было страшно. Она вдруг почувствовала отвагу и уверенность, что выживет, точно выживет. Ради отца, ради музыки, ради себя и своих снов.

Когда Эллин замолчала, в комнате повисла звенящая тишина. Девушка неотрывно смотрела на Изору. Она ощущала на себе уже ставшие привычными, чьи-то взоры. Точнее, чей-то пристальный взор. Но сейчас ей было важнее выдержать тяжелый взгляд наставницы.

Изора молчала, нахмурив лоб. А затем рассмеялась, откинувшись на подушки, и пару раз хлопнула в ладоши.

— Браво, — все еще смеясь, сказала она, — ты справилась с первым этапом. А теперь присядь и раздели со мной завтрак, пташка. Вижу, ты очень голодна. А после мы перейдем в комнату для обучения. В настоящую комнату. И я расскажу о твоем предназначении.

Комната для обучения была просторной и полна света. На полу — белые ковры, стены занимали книжные полки, забитые фолиантами и свитками. Повсюду цветы и декоративные деревья в кадках. Но все внимание Эллин приковал огромный, в человеческий рост, портрет в белоснежной раме. На нем был изображен красивый мужчина с жесткими чертами лица. Черные волосы развивались от незримого ветра, в черных глазах отражались язычки пламени, что окружали мужчину. Он будто выходил из огня, не боясь его, а даже повелевая им.

Он пугал и завораживал одновременно.

— Кто это? — тихо спросила Эллин, уже заранее зная ответ.

Изора подошла к ней и взглянула на картину.

— Наш владыка, разумеется, — ответила женщина. В ее голосе слышалась гордость.

Она медленно отошла от стены, увлекая за собой Эллин. Они присели на белый диван, и наставница продолжила говорить, все еще взирая на портрет мужчины.

— Его портрет недаром висит здесь. Каждая новая пташка должна знать, как выглядит наш владыка. И прежде, чем ты узнаешь о предназначении соловьев, я расскажу тебе о нем.

Ресницы ее дрогнули, а в голосе слышались ласковые нотки. Эллин удивленно посмотрела на Изору. Наставница одарила ее странной улыбкой и продолжила тихим, но уверенным тоном.

— Этот замок принадлежит владыке Западных земель, как ты уже, наверное, знаешь. Его имя — Таэрлин Эверон Крэйин Огненный, сын Даэрла Грозного, потомок старых богов и великих королей. Его род очень древний, древнее многих рас. Не каждый правитель может поспорить с ним в могуществе. Ты должна помнить о той милости, что наградил тебя владыка, поселив в свой сад. Ты должна быть благодарна.

Эллин больших усилий стоило, чтобы не хмыкнуть и промолчать с покорным видом. К счастью, Изора ничего не заметила, с упоением рассказывая о владыке. О его могуществе, силе, благородстве. Ни слова о жестокости или убийствах. Все объяснялось милостью владыка. Даже смерть от его рук — милость.

— Иногда нашему владыке становится скучно, — говорила Изора, любовно глядя на портрет, — и порой он придумывает себе новые забавы, в которых принимают участие его пташки. Ты должна быть готова к этому. Ты должна быть готова ко всему.

Изора повернулась и выразительно посмотрела на Эллин, губы скривились в подобии улыбки.

— Главное предназначение всех пташек — радовать нашего владыку. А как его радовать — знает только он. Это всегда разные вещи. Ты должна быть готова ко всему. Ты — соловей, значит, помимо этого твое предназначение — играть и петь. Владыка любит музыку, если ты достаточно виртуозна, то однажды сыграешь и для него лично.

— Я не буду играть для него постоянно? — перебила ее девушка.

— Нет. В саду владыки много соловьев из самых разных краев. Некоторые из них играют на таких инструментах, что тебе даже не снились. Многие из них ни разу не играли для владыки. Ты будешь играть для его гостей и друзей. Кроме того, ты должна упражняться в музыке не менее пяти часов в день. Порой с другими соловьями вы будете ставить музыкальные пьесы и спектакли. Направлять тебя и других соловьев будет главный музыкант владыки.

— Кто это? — спросила Эллин и поежилась — она снова почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Не выдержав, она подняла голову, осмотрелась по сторонам и натолкнулась на жесткий взгляд нарисованных глаз портрета владыки. Не может же портрет быть живым, подумала девушка. Или может?

Изора с легкой улыбкой наблюдала за Эллин.

— Это человек, который занимается с соловьями, — сказала Изора, — помогает стать им лучше. Он пишет музыку, ставит концерты и следит, чтобы соловьи следовали своему предназначению. А еще он один из главных музыкантов Западных земель. Сегодня ты увидишь его — он придет послушать тебя. Думаю, не стоит напоминать, что его ты должна слушать во всем. Владыка доверяет ему.

Эллин прикусила губу, чтобы не завопить от возмущения. Она не хотела никого слушать, не хотела никому подчиняться! Она свободная, свободная!

«Нет, больше нет», — с грустью возразила самой себе девушка. Теперь она в оковах, игрушка для чьей-то забавы и только.

Больше о владыке и главном музыканте Изора ничего не рассказывала. Следующие несколько часов наставница учила ее этикету, манерам и осанке. Отчего-то именно осанка и походка Эллин раздражали Изору больше всего.

Утомленная от постоянных выкриков и дерганий, Эллин даже не заметила, как в комнате оказался посторонний. Он вошел в тот момент, когда девушка в сотый раз ходила по кругу, держа на голове тяжелую книгу. Уж лучше бы она ее почитала — пользы было бы больше.

— Достаточно! — властно произнесла Изора, — остановись, птаха, и познакомься с Рэмином Валди — нашим главным музыкантом.

Эллин обернулась. Книга с грохотом упала с ее головы. Девушка на миг застыла, не зная, что делать — то ли книгу поднимать, то ли кивнуть головой. Она выбрала второе.

Главный музыкант оказался на удивление молодым. На вид ему было не больше тридцати пяти, коротко остриженные русые волосы были зачесаны назад, а серые глаза смотрели пристально и с легким недоверием.

Он держал руки за спиной, и Эллин это не понравилось. Она сама не знала, почему, но именно из-за спрятанных за спиной ладоней она решила, что он что-то скрывает.

— Изора сказала, ты играешь на скрипке? — без приветствия произнес он.

Эллин кивнула.

— Поёшь?

— Иногда, — нехотя ответила Эллин. Петь перед владыкой и его прихвостнями хотелось меньше всего.

— Спой, — сказал Рэмин и сел в кресло, скрестив руки. Это была не просьба — приказ.

Этим он застал Эллин врасплох. Она не знала, что петь, да и не хотела этого. Раньше она пела для себя и для отца порой.

Эллин растерянно посмотрела по сторонам. На вызывающий страх портрет, на Изору…Наставница многозначительно подняла брови, как бы намекая про зал непокорных.

Эллин закрыла глаза, вспомнила дом и начала петь. Это была старинная песня, ее часто пели люди на праздниках, матери — своим детям, мужчины в поле или в кузне, моряки в море. Песня про деву, что ждала закат, чтобы сорвать огненный цветок и исцелить своего возлюбленного. Он вернулся с битвы и был смертельно ранен. Не сорвала дева цветок, не спасла жениха. Сорвалась на закате с горы, да сама превратилась в огненный цветок. Который больше никто не сумеет найти. Исцеления никому не познать.

Раньше Эллин пела, особо не задумываясь над словами. Это была просто песенка из ее детства. Но сейчас, закрыв глаза, она вдруг прочувствовала каждое слово, и всю печаль девы. Когда она закончила петь, из-под закрытых век текли слезы.

Эллин нехотя распахнула глаза. Изора и Рэмин не мигая смотрели на нее. Оба выглядели потрясенными. Несколько секунд стояла звенящая тишина.

— А этот охотник оказался прав, — хриплым голосом произнесла Изора, — как всегда. Настоящий соловей.

В ее голосе чувствовалась неприкрытая неприязнь, и Эллин стало интересно, чем же Рикар не угодил ей. Хотя она и сама не питала к нему ничего, кроме ненависти.

— Недурно, — вымолвил, наконец, Рэмин, — самобытно. Любопытный выбор песни. Надеюсь, твоя игра не хуже. Сыграй нам. Только никаких простонародных мотивов. Удиви нас!

«Самодовольный павлин», — подумала Эллин, глядя на музыканта. Он вальяжно развалился на кресле, потирая рукой острый подбородок. Он нравился ей все меньше и меньше. В нем было немало спеси и высокомерия. И она даже не знала, кто из них: наставница или музыкант высокомернее и заносчивее.

Она взяла скрипку, которую принесли служанки, и начала играть. Этот спесивец недостоин того, чтобы слушать музыку отца, поэтому Эллин выбрала небольшой этюд, который разучила еще в детстве.

Прослушав, Рэмин поднялся с кресла и кивнул Изоре.

— С завтрашнего дня начнет заниматься вместе с остальными, — с пренебрежением в голосе сказал он, подходя к двери, — играет сносно, но над многим нужно работать.

Он ласково распрощался с Изорой и, не взглянув на Эллин, вышел из комнаты.

— Что ж, — повернувшись к ней, произнесла Изора, — теперь ты соловей.

Эллин стало дурно. Ей показалось, что незримые, но тугие оковы обхватили ее запястья и лодыжки, и тяжелые тучи сомкнулись над головой, чтобы никогда не выпустить наружу. Туда, где льется солнце, и бесконечная дорога ведет вперед, к мечте.

Пожалуй, так оно и было. Замок владыки был полон колдовства — даже когда этого никто не замечал. В этом и была истинная магия.