Новая пташка для владыки (СИ)

19

Ей снился сон. Их старый дом, залитый солнцем, круглый стол с выцветшей скатертью. Веселый отец рассказывает что-то Арделу, что сидит рядом с ней, и они все смеются. Ардел поворачивается к ней, чтобы поцеловать, и неожиданно его лицо меняется, глаза и волосы темнеют, ласковая улыбка превращается в хищный оскал. Эллин закричала и проснулась.

И лучше бы она не просыпалась. Реальность навалилась на нее вместе с воспоминаниями о недавнем вечере. Поначалу Эллин не могла понять, где она. Вокруг было темно, и она не чувствовала своего тела.

Отвар еще действует, поняла она и попыталась пошевелить пальцами. Не сразу — через секунды — девушка поняла, что лежит на жесткой постели. Запястья и лодыжки обвивали тонкие ленты. Как бы Эллин не дергала ногами и руками — выбраться из них не удавалось. Да и сил почти не было.

Где она? Перед ее закрытыми глазами всплыло лицо Ардела и тут же превратилось в лицо Таэрлина. Она вспомнила вдруг, как он ее целовал накануне, как обещал забрать из этого ужасного места, как рассказывал о себе, гладя ее волосы.

Ложь, все было ложью.

Если бы у нее были силы, она бы закричала. Как же ей хотелось заорать, исторгнуть из себя эту грязь, эту боль и разочарование. Но Эллин могла лишь беззвучно плакать. Владыка любит игры — и Шайла предупреждала ее, сразу же, с первого дня.

А она — глупая, глупая девчонка — забыла об этом! Не восприняла всерьез. Владыка любит игры. Он любит играть своими пташками, их чувствами. Он не только убивает их, подумала Эллин, он иссушает их души. Внушает им любовь и топчет ее.

Топчет…

Эллин до крови прикусила губу. Главное, не вспоминать, не думать об Арделе. Он не настоящий. Не настоящий. Все его слова, прикосновения, обещания — ненастоящие. Он — фальшивка, мутная рябь в темном болоте.

А она влюбилась в него…

Эллин застонала — это все, на что у нее хватило сил. Что теперь с ней будет? Сейчас ей было все равно. Она пыталась приглушить эту боль, успокоить себя, и забыть. Забыть навсегда…

Вспыхнул алый огонек, на миг ослепив Эллин. Через секунду глаза ее привыкли, и она осмотрелась. Здесь не было ни окон, ни дверей. Стены и потолок серого цвета, сверху свисали лохмотья, похожие на обрывки ткани. Алый огонек, что освещал комнату, неподвижно висел в воздухе, напротив девушки.

Раздался невнятный шепот, хотя в комнате, кроме Эллин, никого не было. Шепот усилился, множился, и теперь сотни безликих голосов заполнили пространство.

Шар света увеличился, изменил цвет на оранжевый, желтый, становясь все светлее. Раздался хлопок — стало тихо и светло. А на месте шара стоял Таэрлин, в черном костюме и красных перчатках. Он бесстрастно смотрел на Эллин, словно она была еще одной бездушной вещью, картиной, что кто-то повесил на стену.

Она была рада, что он предстал перед ней не в образе Ардела — так было проще. Главное сейчас — не думать о том, что упущено. О том, на что она надеялась.

Эллин вскинула подбородок и бесстрашно посмотрела ему в глаза. Если это чудовище надеется, что она будет дрожать от страха и боли, то он очень заблуждается. Никогда она не покажет ему слез, никогда! Никогда он не увидит от нее ничего, кроме ненависти и отвращения.

Неожиданно он рассмеялся — тихо, как шелестящие листья, и подошел к девушке. Снял перчатку и положил руку на ее грудь, в область солнечного сплетения.

— Я вижу, как все пылает у тебя внутри, пташка, — произнес он, убрав руку, — сначала там была искра интереса, потом огонек влюбленности. Хорошо, но недостаточно, недостаточно…

Он медленно прошелся по комнате, взмахнул рукой — появилось кресло, в которое он с удовольствием сел.

— Теперь там, — он указал пальцем на ее грудь, — пламя ненависти. Это хорошо! Говорят, любовь питает душу. Так говорят глупцы и женщины. Нет! Ненависть — вот вечный источник силы и энергии. Вот, что зажигает и двигает вперед — лютая ненависть. Горячая, черная и красная. Ты чувствуешь, как она бурлит в тебе? Как разливается по жилам и отравляет кровь? О, да, ты чувствуешь это.

В его глазах вспыхнули алые огни, и он хищно облизнулся, как лев перед прыжком на антилопу.

«Он питается душами», — вспомнила вдруг девушка старые байки про владыку. Он сейчас иссушит ее душу? Или уже сделал это, так подло обманув ее.

Таэрлин встал с кресла и медленно, оглядывая ее с головы до ног, подошел к Эллин. Снял вторую перчатку и прикоснулся к ее лодыжкам. Огненная боль полоснула кожу, и девушка закусила губу. Она не будет кричать — не доставит ему такого удовольствия.

Мужчина ухмыльнулся и нарочито медленно потянул ткань ее платья вверх, обнажая колени, бедра. Она вдруг вспомнила Ардела, и волоски на коже встали дыбом. Но перед ней был не Ардел, а другой человек. Ардела нет и никогда не было, мысленно напомнила себе Эллин и сомкнула колени.

Таэрлин сжал ее плечи — как и лодыжки, они вспыхнули и покраснели от боли. Эллин молчала, пытаясь понять его игру. Что ему нужно? Зачем он играет с ней сейчас? Для чего?

Она прикрыла глаза, чтобы утихомирить боль — физическую и душевную — и пыталась представить отчий дом. Каким-то шестым чувством она уловила, что владыке нужна ее боль и ненависть, и не хотела давать ему это. Как можно ненавидеть, не показывая этого?

Нужно просто усмирить ярость. Просто усмирить. Думать о доме, папе и музыке. О своих волшебных снах. Быть далеко, очень далеко отсюда.

— Эллин, милая, — раздался над ухом до боли знакомый голос. Голос Ардела. Девушка вздрогнула и открыла глаза. Прямо над ней склонился Ардел, светлые пряди его волос касались ее лба, а синие глаза смотрели внимательно и ласково.

На миг она и забыла, где она и кто перед ней, и непроизвольно улыбнулась. Она посмотрела на его лицо, ее взгляд упал на его одежду. Черный костюм, красные перчатки на полу.

«Он ненастоящий, — судорожно подумала Эллин, силясь отвести от него взгляд, — ненастоящий. Это лишь владыка, чудовище и убийца».

— Эллин, — мягко повторил Ардел-Таэрлин и провел пальцем по ее щеке, — я скучал по тебе.

Эллин судорожно выдохнула. Это было невыносимо, невыносимо…

Мужчина склонился ниже, почти соприкасаясь к ней губам. В его глазах плескалось пламя. Она почувствовала тепло его тела, его запах, вспомнив, каким бесстыдствам они предавались на том валуне.

«Это был владыка, дура. Он взял тебя».

Она вздрогнула и словно пробудилась. Ярость горячей точкой жгла грудь, нарастая и нарастая.

— Убирайся, — выдохнула Эллин ему в лицо и подалась вперед, — УБИРАЙСЯ!

Ее захлестнула волна злости, отчаяния, ярости, что она позабыла на миг свое имя. Эллин подалась вперед, желая ударить мужчину по груди, исколотить его, исхлестать.

Владыка приподнялся.

— Убирайся! — завопила она и вдруг поняла, что ее руки и ноги больше не связаны. Эллин подскочила с кровати и набросилась на мужчину, колотя его по груди, плечам, рукам. — Не хочу тебя видеть! Не хочу слышать! Убирайся сейчас же! К своим пташкам, к невесте, слышишь! Я ненавижу тебя!

Мужчина на миг оторопел, неподвижно принимая удары Эллин. Его образ мерцал и двоился, как отражение в воде, становясь то Таэрлином, то Арделом. Но затем волосы и глаза потемнели, и теперь Эллин била по груди Таэрлина, владыку Запада, и непрестанно говорила один и те же слова.

Его губы дернулись, и воздушная волна подхватила Эллин и прижала к стене. Руки и ноги держали невидимые кулаки так крепко, что мгновенно появились синяки, хотя боли она не чувствовала.

Таэрлин в одну секунду оказался рядом с ней.

— Кто ты такая? — прошипел он, прожигая ее взглядом, — как ты выбралась из моих пут?

Только сейчас Эллин поняла, что ленты, что до этого связывали ее руки и ноги, исчезли, растворились в воздухе. Но сейчас это было неважно.

Она глубоко дышала, глядя прямо в пламенные глаза мужчины. Ей было страшно — немного — и еще какое-то новое чувство плескалось где-то в глубине. Оно-то и придавало ей сил.

Владыка подошел к ней вплотную. В черных глазах сверкает огонь, зубы обнажены в улыбке-оскале. Он поднял руку и намотал ее волосы на кулак. Наклонил голову, прикасаясь к ней горячим лбом. Он жег ей кожу прикосновением — будто вместо крови по его венам тек огонь.

Эллин вздохнула, почувствовав вдруг, против своей воли, томление между ног. Почти как раздражение. Мужчина, глядя на нее, ухмыльнулся. И Эллин поняла, что он почувствовал это. Он знает, что она слегка возбуждена. О, боги! Она и не знала, кого сейчас ненавидела больше: себя или его.

Владыка размотал ее волосы и обхватил ее грудь, больно сжав сосок.

Ардел так не делал, пронеслось у нее в голове. Он был нежным.

Рука Таэрлина скользнула ниже, к животу. По коже бегали мурашки, а Эллин проклинала колдовство, которым он приковал ее к стене. Томление между ног становилось сильнее, острее. Она попыталась сжать колени, но тщетно — воздушные кулаки плотно держали ее тело.

Резким движением владыка задрал подол ее платья и прикоснулся к бедру, властно и требовательно. И не отрывая от нее глаз, положил ладонь на ее лоно и сжал. Провел пальцами по клитору, а затем засунул их внутрь. Эллин издала хриплый стон. Он снова сжал ее лоно, до боли, но от этого ее томление стало еще сильнее, невыносимее. Теперь ей хотелось раздвинуть колени шире, а не сжимать их.

Но через миг она вспомнила, кто перед ней, и кто она.

— Я не твоя пташка! — произнесла она, — и твои игры меня не волнуют!

Конечно, она лгала сейчас. Его прикосновения волновали, будь он проклят.

— А кто сказал, что это игра? — прошипел Таэрлин ей в ухо и провел пальцем по ее клитору. Сначала медленно, затем быстрее и быстрее. Эллин ненавидела его. Ненавидела, как никогда ранее. Но тело откликалось на его ласки, так, словно это были пальцы Ардела, того Ардела, в которого она была влюблена. Каждое прикосновение владыки казалось ей знакомым и желанным.

Она пыталась сжать колени, оттолкнуть его — тщетно. Она была крепко прикована, а мужчина был настойчив. В его глазах плясали красные огни, а на губах играла самодовольная улыбка. Он видел, что ее телу нравится, что он делает. Одной рукой Таэрлин ласкал ее сосок, второй — клитор, внимательно глядя на Эллин.

В ее горле пересохло, в низу живота полыхал такой пожар, что она еле сдерживала себя, чтобы не закричать. Она жаждала, до смерти жаждала прикосновений. Сильнее, крепче, горячее. Темп все нарастал, наслаждение нарастало. Невыносимо!

Казалось, еще миг. Еще немного, и она достигнет пика…

Эллин прикрыла глаза, невольно отдавшись во власть этих ощущений. Таэрлин ласкал все быстрее и настойчивее…

Но вдруг он резко остановился и убрал руки. Эллин едва не вскрикнула от разочарования и открыла глаза. Таэрлин с усмешкой смотрел на нее.

— Как томительно не получить желаемое, когда оно было так близко, не так ли? — произнес он с довольной улыбкой, — порой наслаждение тоже может быть пыткой.

Он отошел от нее на пару шагов, нагло разглядывая с головы до ног, раскрасневшуюся и полуобнаженную.

— Скоро ты будешь сама просить меня, чтобы я взял тебя, — жестко произнес он.

Эллин дрогнула и покраснела — на этот раз от гнева.

— Ни за что! — вскрикнула она.

Таэрлин тихо рассмеялся.

— Однажды ты уже попросила, — сказал он и взмахнул рукой. В воздухе появился алый огонек.

Эллин яростно замотала головой.

— Нет! Это был не ты! Не ты!

Ехидно улыбаясь, Таэрлин провел ладонью по лицу, и оно изменило черты. Владыка превратился в Ардела.

— Неужели? — сказал он, — Меня зовут Двуликим, пташка. И это всегда был я. Я всегда был рядом и видел тебя. Я знаю все о тебе, птаха, все!

Лицо его внезапно стало серьезным, будто он вспомнил нечто важное. Несколько секунд он странно смотрел на Эллин, а затем раздался хлопок, и владыка исчез.

Эллин осталась прикована к стене, обессиленная от желания. Она тихо застонала, пытаясь унять огонь между ног. Разгоряченная, полураздетая, она умирала от стыда, ненависти и дикого возбуждения.

Как же она ненавидела владыку! И как ж она сейчас хотела, чтобы он завершил начатое до конца. Наконец, невидимые путы исчезли, и Эллин рухнула на пол. Горячее желание по-прежнему жгло ее лоно, и она умирала от возбуждения. Всхлипнув, Эллин прикоснулась к клитору, туда, где ее ласкал Таэрлин. Не отдавая себе отчета, она начала ласкать себя, повторяя движения владыки. Все быстрее, неистовее. До тех пор, пока точка наслаждения не разрослась и не накрыла ее с головой. Эллин громко вскрикнула — и долгожданное облегчение накрыло ее и подарило блаженство.

Она так и осталась лежать на полу, разгоряченная, от удовольствия и стыда.

Она выкрикнула его имя. И ненавидела его за это. За то, что он сделал ее такой.