Новая пташка для владыки (СИ)

24

До свадьбы владыки оставался один день. Гости со всего мира съехались посмотреть на это событие. Для них постоянно разыгрывались представления и устраивались пиры. В день свадьбы для жителей города и его гостей будет устроен грандиозный праздник. Даже пташкам будет разрешено побывать на нем.

Об этом, не переставая, шушукались все девушки. Кто-то говорил, что в честь своей свадьбы владыка сделает подарок каждому слуге, каждой пташке. И даже позволит им потанцевать на балу. Все пребывали в радостном предвкушении.

Все, кроме Эллин.

Эта всеобщая суета и волнение раздражали ее. Она пыталась заглушить раздражение музыкой и книгами с библиотеки. Не помогало. Она так и не придумала, что же будет играть и петь на свадьбе. И единственное, чего ей хотелось — это чтобы все это поскорее закончилось.

С прошлой встречи она больше не видела его — слава богам. И была предоставлена самой себе. Как и было обещано, ее все избегали, никто не разговаривал с ней, словно она прокаженная.

Но в замке был единственный человек, которому было все равно на запрет. Нэла. Она приходила к Эллин, и они часто сидели в библиотеке. К счастью, там редко бывали посторонние.

Подруга видела настроение Эллин. Хмурилась, злобно сверкая глазами, но ничего не говорила. Шепотом Эллин рассказала ей о сделке с Изорой и о том, что скоро, если повезет, они окажутся на свободе.

О том, что произошло между ней и Таэрлином, Эллин умолчала. Она старалась не вспоминать об этом, ей хотелось думать, что это просто был сон. Очередная иллюзия.

В тот вечер, когда в воздухе кружили осенние листья, они сидели в библиотеке в темной нише.

— Тебе больше не снились те сны? — сказала Нэла и откусила большой кусок яблока, про секрет владыки и ключи?

— Нет, — Эллин покачала головой, — знаешь, самое странное, что те предметы, что я нашла, снова со мной. Не исчезли, как скрипка. Лежат себе в мешочке, в моей комнате.

Нэла медленно дожевала яблоко и наклонилась ближе к Эллин.

— Думаешь, он знает о них? — прошептала она, — о том, что ты их нашла? Может, он сам этого хотел, раз не уничтожил их? Ты же помнишь, ничто не происходит в замке владыки…

— Без его ведома, — заученно закончила Эллин, — я уже и сама не знаю! Я запуталась. Может, это очередная игра? Или он на самом деле проклят?

— Проклят, — шепотом повторила Нэла. Ее зеленые глаза так и сверкали, — и в чем же проклятие? Может, его прокляла одна из пташек?

Эллин нахмурилась и задумчиво покрутила в руках книгу.

— Или пташки и являются его проклятием, — медленно произнесла она и посмотрела на подругу.

Нэла перестала улыбаться и наклонилась ближе к Эллин.

— Думаешь, это правда? — еле слышно прошептала она

Эллин прикусила губу.

— Если это так, то, надеюсь, оно приносит ему много страданий. — Жестко произнесла она, — надеюсь, проклятие мучает и терзает его.

Перед ее мысленным взором всплыло его лицо в их последнюю встречу. Словно наяву, она почувствовала вкус его поцелуев и разозлилась. На него и саму себя.

«Нужно помнить, кто он такой, — напомнила она себе, — и что он сделал».

— Эллин, — тихо сказала Нэла, — почему ты грустная эти дни? Ты ведь уже не злишься на него, как раньше. Это из-за свадьбы?

Эллин вздрогнула и посмотрела на подругу. Она и сама не понимала своих чувств и отчего ей так тошно. Она ненавидела Таэрлина — он просто игрался с ней. И все же она так слаба перед ним. Иногда она словно забывала, кто они и где, и главным становилось лишь желание близости. И кое-что еще…

— Нет, — ответила Эллин, — мне наплевать на него. Я думаю лишь о том, какую песню спеть, чтобы он остался доволен, и никто не пострадал.

Нэла хмыкнула, внимательно глядя на подругу. Несколько секунд они молчали, а после, не сговариваясь, сменили тему. Нэла рассказала ей все слухи, они посмеялись над вычурными нарядами райских птиц, а на закате разошлись по своим комнатам.

Оставалась ночь до его свадьбы.

«Зачем ему наследники? — думала против воли Эллин, ворочаясь в постели, — зачем я должна играть на его свадьбе? Боги, зачем?»

Она не хотела этого. Почему нельзя сразу уйти, не видя этого? Почему она должна быть в центре этого праздника?

Это же не праздник вовсе.

«А сплошное наказание», — подумала Эллин и провалилась в тревожный сон.

Ей снился бирюзовый водопад и город, что вскоре превратится в руины. Ей снились те далекие времена, когда со скалы падала не обычная вода, а волшебная. Она давала сил, магических и душевных каждому, кто искупается в ней.

Она любила бывать там, плескаться в бирюзовой воде и восславлять Азуйру — богиню женской мудрости и силы. Недаром — ведь она была жрицей в храме богини. Тысячи серебристых лилий приносили те, кто хотел прикоснуться к ее силе…

Эллин проснулась на рассвете. На губах все еще оставался вкус бирюзовый воды с водопада. Она растерянно посмотрела по сторонам, первые секунды не понимая, где находится.

В замке владыки. Она пташка. А у него сегодня свадьба. Он проклятое чудовище в человеческом обличье. А она…

«Что это за сны?» — подумала Эллин и подошла к зеркалу. Сон был настолько реалистичный, словно она угодила в другой мир. И Эллин не была собой. Точнее, она была собой, даже больше, чем когда-либо. Не просто собой, но и кем-то еще. Словно от нее была сокрыта другая ее сторона, которая во сне вышла на свет и показала себя.

Очередная иллюзия? Эллин поморщилась. Вряд ли. Просто сон.

— Нет, не просто, — сказала своему отражению Эллин и начала расчесывать волосы. Сегодня важный день. Ей предстоит сыграть и спеть. От этого многое зависело, а она даже не выбрала песню!

Нужно лишь пережить этот день, говорила себе девушка. Всего день. И потом все изменится. Он женится, а она через три дня уйдет отсюда. И больше никаких мучений, снов и покорности. Только свобода.

Главное, говорила себе Эллин, не думать о нем. Не думать о том, что между ними было. Это просто игра, жестокая забава и только. Между ними не было ничего особенного и настоящего.

Как же тошно становилось от этой мысли.

Она встряхнула головой и скинула с себя сорочку. Вскоре пришла прислужница и помогла ей искупаться и уложить волосы. Девушка позавтракала, надела синее, с глухим воротом платье и вышла в сад.

Праздник начнется через час, и все пташки должны быть в саду — об этом было сказано еще накануне. Эллин незаметно проскользнула мимо стайки девушек и нашла укромный уголок за ветвистым деревом. Она села на покрытый мхом камень и начала наблюдать. Приобщаться к всеобщему веселью ей не хотелось.

Все девушки были радостны и веселы. Они смеялись и возбужденно обсуждали, какими же дарами их наградит владыка. Лишь одна райская птица была угрюма и не скрывала этого. Мелисса. Босая, в длинном белом платье, она ходила взад-вперед и шмыгала покрасневшим носом. На миг Эллин испытала злорадство. Маленькая лгунья заслужила немного страданий.

— Прячешься от посторонних глаз? — раздался голос за спиной. У Эллин волоски на теле встали дыбом. Ей показалось на миг, что она оказалась в далеком прошлом. Когда еще верила и была влюблена. Глупая.

«Не оборачивайся, — говорила она себе мысленно, — только не оборачивайся, это просто иллюзия, обман».

— Ты не хочешь со мной поздороваться? — повторил он и мягко коснулся ее волос.

Эллин судорожно выдохнула и медленно повернулась. Владыка в образе Ардела стоял перед ней. Он был одет так же, как и в первый день их знакомства. Синие глаза смотрели с озабоченностью и интересом. Но в этот раз в его светлых волосах были темные пряди, а в синеве глаз — огненные крапинки.

И все же на миг ей захотелось позабыть, что это владыка. И, как раньше, сесть с ним на скамейку и разговаривать обо всем на свете, чувствуя легкость и единение.

Но он владыка, безумный и жестокий человек.

И она безумна, раз тянется к нему.

«Но, может, — подумала она, — подыграть ему. В последний раз».

— Здравствуй, — вымолвила, наконец, Эллин. Мелкая дрожь охватила руки, и она спрятала их за спину. — Что ты здесь делаешь?

Ардел слегка улыбнулся, глядя на Эллин ласково и внимательно. От его взгляда перехватило дыхание. Никто до него не смотрел на нее так. Она словно купалась в его страсти, интересе и желании, скрытых в черных зрачках.

— Привожу сад в порядок, — ответил он, — я же уже говорил тебе: я просто садовник, а ты просто птаха.

Его слова полоснули, словно бритва. Эллин обняла себя за плечи.

— Почему ты не готовишься к празднику? — выдавила она из себя. Ей хотелось скрыться от него, но она стояла как вкопанная, желая одновременно, чтобы он ушел и остался подольше.

Она так скучала по их разговорам.

— Это просто свадебный союз, — сказал он, — не самый лучший повод для праздника. А почему ты не с остальными птахами? Почему не радуешься с ними?

— Потому что это просто свадебный союз, — парировала Эллин, — владыка женится, и теперь у него появится новая игрушка.

Ардел взял ее локон и задумчиво накрутил на палец.

— Знаешь, — медленно произнес он, — тогда, в саду, когда я впервые увидел тебя, закутанную в простыню и босую, я на мгновение хотел тебя отпустить. Позволить тебе сбежать. Если бы ты дошла до стены и перелезла через нее, то оказалась бы на свободе. Я бы сделал так. Но ты вернулась, — он улыбнулся жесткой улыбкой, той самой, от которой стыла кровь, — ты вернулась ко мне. И сама добровольно пошла в комнату для соловьев. Ты сама согласилась на эту игру.

У Эллин все внутри похолодело. Настолько, что она даже не чувствовала привычной злости. Лишь всепоглощающую боль и печаль. Он играл ею, всегда играл. И сейчас играет.

— Почему? — прошептала Эллин, сдерживая слезы, — почему именно я? Или ты со всеми так играешь? Притворяешься садовником, внушаешь доверие?

Он тихо рассмеялся. В его образе все больше появлялись черты Таэрлина. Волосы посерели, а глаза потемнели.

— Это слишком скучно, — жестко ответил он, — для каждой своя игра. Каждая птаха получает то, чего хочет. А потом теряет это. Ты получила садовника, Шайла — идиота-музыканта. Но все кончится, пташка. Все. И останется лишь горечь и ненависть. Так было и так будет всегда.

Эллин уставилась на него сухими глазами. В висках пульсировала кровь. Ее чувства к нему метались от влюбленности до ненависти так стремительно, что она чувствовала жар. Сейчас в ней плескалась холодная ярость.

Да, ей больно. Но сейчас она была благодарна за эту боль — она напомнила ей о цели и старой мечте. И придала сил.

Ей не было так больно, когда он обжигал ее запястья и хлестал по бедрам. Сейчас намного больнее. Хуже физического насилия только моральное. И этим искусством он владел в совершенстве.

— Нет. Всегда так будет только у тебя, — сухо сказала Эллин, — горечь и ненависть — лишь твой удел, и ты заслужил его сполна.

Владыка изменился в лице. Прищурился, а губы искривились в усмешке. Он открыл рот, будто желая что-то сказать, но вдруг рассмеялся и растворился в воздухе. А Эллин так и осталась стоять, держа себя за горло и сдерживаясь, чтобы не зарыдать.

За что ей все это? За что?