Новая прошивка императора

Глава III

Техническое — получил несколько мнений об экспериментальном виде примечаний и вернул всё к традиционному виду.

Ко второй половине дня, благодаря чаепитию с доброй порцией той самой мадеры и небольшой прогулке, мне удалось восстановить силы и душевное равновесие.

Удивительно, но теперь я был искренне благодарен внезапно обретённой супружнице. Аликс действительно любила Николая II и проявила чуткость и заботу, избавив меня от наездов и разборок по вопросу продолжения торжеств.

Конечно, я тоже немного постарался, нашёл в себе силы объяснить ей политический момент:

— Сокровище моё, я понимаю, как тебе хочется праздника в эти судьбоносные и великие дни! Ты стала императрицей могущественнейшей державы, но прошу тебя понять и меня. Осознать ситуацию… То, что случилось на Ходынском поле, может стать очень большой проблемой для империи и нашей семьи. У тебя ещё будет много праздников и довольства, потерпи чуть-чуть. Лучше всего будет, если ты поможешь Мам а в управлении… — я хотел сказать «этой сворой алчных аристократов», но сдержался. — В управлении двором нашим и увеселениями гостей. А я присоединюсь к вам, как только решу возникшую проблему!

— Но Ники, знатнейшие лица не смогут много ждать.

На лице Александры Фёдоровны отразилась столь выразительная смесь удивления и неприятия, что я даже замешкался, пытаясь сообразить --- в чём же дело. Но в итоге плюнул --- информации на этот счёт не имелось.

— Э-э-э… Ну и пусть, пойми же наконец — они уедут, а нам здесь жить и растить детей, — произнеся последнюю фразу, я чуть не закашлялся, некстати вспомнив о генетических проблемах Александры Фёдоровны.

--- Никки! Твоя Мама́! Я не смогу с ней поладить в столь сложном вопросе, --- продолжала спорить Аликс.

А я, целуя её руки, ощущал себя подлецом и негодяем — ведь по сути, её любимый муж мёртв, а на его месте теперь совсем иная личность, его вероятный убийца…

За разговорами время достигло восьми часов, и вот мне удалось отделаться от «супруги» и устроиться в полукруглой малой гостиной для приёма посетителей. Сначала я пытался пригласить на встречу лишь непосредственно тех персон, с кем планировал решить насущный вопрос реформирования правительства. В число приглашённых вошли: председатель кабинета министров Иван Николаевич Дурново, министр финансов Сергей Юльевич Витте, министр внутренних дел Иван Логгинович Горемыкин, вездесущий статс-секретарь Александр Сергеевич Танеев, военный министр Пётр Семёнович Ванновский, камер-юнкер и по совместительству уездный предводитель дворянства Пётр Аркадьевич Столыпин, полицейский чиновник Дмитрий Фёдорович Трепов.

Однако вместе с ними на встречу просочился и министр иностранных дел Лобанов-Ростовский, а в приёмной рвались переговорить многочисленные церемониймейстеры и прочие устроители коронации.

Кроме того, на встречу с министрами я пригласил «своих дядьёв», обоих великих князей Михайловичей — Сандро и Бимбо. Хорошенько всё обдумав ещё во время поездки в больницу, я решил рискнуть и позвать их для участия в судьбоносном разносе действующего правительства. Имея в виду, что, во-первых, Сандро точно был близким другом Никки, во-вторых, мне развратившаяся клика Романовых, несмотря на всю свою потешную глупую мерзость, были реальной силой в государстве, и мне всё равно требовалось с ними если не сотрудничать, то хотя бы не конфликтовать, и в-третьих, чтобы «замазать» этих двоих, наверное, самых приличных «моих родственников» в намечающейся движухе…

После сегодняшнего вечера, остальные «родственники» посчитают их новой партией императора и начнут усиленно грызть… Отвлекаясь от меня.

— Господа, — я упёр тяжёлый взгляд в выстроившихся сановников империи. — Мне требуется понимание — как ТАКОЕ могло произойти?

Пробежав глазами всю банду, я остановился на председателе кабинета министров Дурново.

— Ваше величество, вы приняли эту трагедию слишком близко к сердцу! Наши полицейские силы виноваты лишь отчасти, ибо народ сам устроил эту давку, — ответил мне важно выглядевший сановник с роскошной, расчёсанной на два хвоста бородой.

— Кто ещё так думает, господа? Народец сам виноват?

Произошла небольшая пауза, я в принципе догадывался, что в нынешней сословной России так могут думать примерно все из собранных в малой гостиной, ибо это норма для здешнего общества. Но с другой стороны, присутствующие же далеко не дурни — видят настроение императора, должны задуматься, прежде чем отвечать.

Вообще, представленные здесь граждане были примечательны, даже для меня, обладающего дырявой памятью и не имеющего особо глубоких исторических познаний — так читал что-то и где-то.

Вот, к примеру, наследие отца Николая II — Иван Николаевич Дурново, глава правительства, «важный куриц» с роскошной бородой. Ничего особо про него не знаю, однако именно он руководил правительством Никки в начальный период царствования, а значит, и привёл страну к революционным потрясениям 1905 года. Насколько велики его заслуги в этом[1]? Неизвестно, но Иван Николаевич однозначно должен быть снят с должности! Пускай я и действую наугад, в панике пытаюсь предотвратить будущие невзгоды!

Впрочем, я слышал про него кое-что… Один анекдотец, но об этом чуть позже.

А вот министр внутренних дел Иван Логгинович Горемыкин, такой же, как Дурново, модный обладатель двойной паро-панковской бороды. Возможно, я к нему и предвзят, но помнится, что именно этот деятель слыл либералом, и был участником правительственной карусели в период агонии империи! А значит, виновен! Несмотря на то что либерал.

Поскольку либерал, либералу не кент!

— Ну а вы что поведаете мне, Иван Логгинович? Будете рассказывать, что всё шло по плану?

— Ваше величество, мы организовали раздачу гостинцев согласно всем утверждённым предписаниям. Предполагалось, что народ должен был идти к палаткам со стороны Петербургского шоссе. Всё было проработано, согласовано и утверждено у генерал-губернатора…

— Так ты что, сволочь? Великим князем прикрываешься? — бешено закричал я. — Немедленно в отставку! Под следствие! В опалу!

— Но… но… Ваше Величество… — залепетал Иван Логгинович, не ожидавший такой вспышки от покладистого Никки. — Я не то имел в виду, там же действительно народ…

На мой крик в гостиную ворвались конвойные, которых я успел заранее проинструктировать.

— Господину Горемыкину сделалось нехорошо, — бросил я, — Вызовите, пожалуйста, врача и помогите прилечь на диван.

Двое казаков быстро проскользнули мимо сановников и подхватили Горемыкина под руки.

— Ступайте, Иван Логгинович, отдохните и мне дайте от вас передохнуть. Мои слова, пожалуй, изрядно горячи, но всё же отдохните, — внезапно сменил тон я.

Пока ошарашенного Горемыкина провожали к стоявшему у стены дивану, я повернулся к Дурново — настало время припомнить один анекдотец:

— Ну а вы, Иван Николаевич? Не желаете объясниться? Не была ли давка на Ходынке результатом не преступного небрежения, а злым умыслом?

— Но, позвольте, Ваше Величество, причём здесь…

— Не позволю! — снова рявкнул я. — Да так, что стоявший у одной из дальних стен лакей, который держал в руках поднос с парой лафитничков водки и коньяку вздрогнул и уронил свою ношу на пол.

Раздался звон хрусталя. Его второй товарищ бросился на помощь, но ни я, ни сановники не обратили на них внимания, а зря… Но это потом.

— А как же ваши слова, Иван Николаевич, что я второй Павел Петрович? А? Хотите нам пояснить сию философскую концепцию? Может, вы и давку организовали, чтобы развязку приблизить? Отвечать! — крикнул я в завершение вопроса.

— Но Ваше Величество… — Дурново почти сразу перестал лепетать и осёкся, с негодованием глядя на Витте.

«Что, подозреваешь он тебя сдал?.. Правильно — это он и есть… В мемуарах!.. Ха-ха-ха!» — злорадно подумал я.

— Впрочем, я снова погорячился, Иван Николаевич, прошу меня простить за эти поспешные выводы. Истину, конечно, установит следствие. У вас, кажется, имение в Черниговской губернии? Поезжайте туда, отдохните. Я отправляю вас в отставку. Ещё раз прошу простить меня Иван Николаевич — я ошибся с вашим назначением, и тем доставил нам обоим хлопот!

Дурново дёрнулся, но по бокам его уже стояли конвойцы. Конечно, я не опасался каких-либо эксцессов, и этот элемент представления был излишним, но признаю — сыграло ретивое и захотелось устроить этакий балаган.

— Сергей Юльевич, я прошу вас занять пост главы кабинета министров империи. Что скажете?

— Ваше Величество, я бы одновременно хотел сохранить портфель министра финансов.

— Это возможно. Поздравляю вас с назначением.

— Благодарю, Ваше величество! — не спеша, с достоинством кивнул Витте.

«Ох, и намаюсь я с ним… Но другие хуже!..»

— Дмитрий Фёдорович, принимайте пост министра внутренних дел.

Трепов был человеком военным, и, в отличие от Витте, вытянулся во фрунт:

— Слушаюсь, Ваше величество!

— А Петру Аркадьевичу Столыпину, я хочу предложить должность товарища министра внутренних дел. Что скажете, Дмитрий Фёдорович?

— Готов принять на службу!

— Пётр Аркадьевич? — я посмотрел на Столыпина.

— Благодарю за доверие, Ваше Величество.

— Вот и отлично. Александр Сергеевич, прошу вас оформить должным образом все отставки по состоянию здоровья и новые назначения!

Ответа не последовало.

Ожидая, я взглянул на Танеева и обратил внимание на его чрезвычайную взволнованность.

— В чём дело, Александр Сергеевич? Вам нездоровится?

— Всё в порядке, Ваше Величество. Но я бы… Хотел отметить, что обычно назначения не происходят так быстро.

— Пустое, Александр Сергеевич. Вызовы современности требуют от нас новых решений! Вы чего-то опасаетесь?

— Нет, Ваше величество. Я всё сделаю. — пришёл в себя статс-секретарь. — Однако хочу предупредить, что Победоносцев завтра начнёт вас донимать.

— Пустое, — отмахнулся я.

«Когда начнёт, тогда и укажем этому ископаемому ретрограду его место… Добрым отеческим пинком…»

— Господа, на сегодня у меня всё. Сергей Юрьевич, Дмитрий Фёдорович, я полагаю, что недели на приём дел вам хватит? По истечении этого срока вы можете отпустить предшественников. Пусть разъезжаются по своим имениям.

— Мы успеем, Ваше величество, — кивнул Витте за себя и за Трепова.

— Хорошо, на очередной доклад жду вас всех послезавтра. Можете быть свободны, господа. Я бы предложил вам угощение, но у моего лакея случился конфуз. В следующий раз, господа!

Сановники направились к выходу, а на меня напал Лобанов-Ростовский: надо сказать, что князь Алексей Борисович, для разнообразия, бороды не носил и ограничился лишь усами, и это произвело на меня весьма положительное впечатление.

— Ваше величество! А как же принцы? Вам необходимо с ними встретиться!

— Гхм…

Услышав вопрос, я внутренне напрягся — начинались как раз те проблемы, которых я сильно опасался. Было совершенно непонятно, как себя вести, что говорить. Хорошо, с первыми встречами мне повезло, необходимое взаимодействие с Романовыми я пока прикрываю духовными делами и общим смятением от произошедшего… С Михайловичами и министрами я начал разыгрывать историю с «оскорблением чести», а как себя вести с «принцами»? Хрустальными туфельками здесь не отделаешься! Да и узнать заранее, что это за принцы такие, тоже бы не помешало… Так-то ясно, конечно, что коронация не могла обойтись без иностранных гостей. Но кто конкретно? И…

«Грёбаный Экибастуз… Ники же по-любому с ними на европейских языках общался…»

— Ваше величество?.. — повторил вопрос министр иностранных дел.

— Да, действительно. Нужно будет встретиться перед их отбытием в Петербург.

Сделав над собой усилие и благодарно кивнув Лобанову-Ростовскому, я посмотрел на Танеева и спросил:

— Кстати, как выполняется моё распоряжение об отъезде монаршей семьи и гостей?

— Э-э-э, подготовка ведётся, но… Мне бы хотелось об этом поговорить.

«Понятно, Романовы болт клали на своего царя… Плохо, придётся реализовывать план Б…»

— Завтра утром я выезжаю на богомолье по подмосковным монастырям. Вернусь к вечеру, и тогда, пожалуй, проведём встречу. — наконец ответил я министру.

А затем успел окликнуть выходящего из гостиной Столыпина:

— Пётр Аркадьевич! Задержитесь буквально на пять минут!

— Конечно, Ваше величество.

— Пётр Аркадьевич…

Я намеревался быстро, вдогонку дать ему ещё одно поручение и посвятить определённое время «своим дядьям» Михайловичам. Которые смотрели на встречу с министрами и мгновенно произошедшие изменения в правительстве с открытыми ртами. Я время от времени переглядывался да подмигивал — как бы всем своим видом показывая, что мы обсудим происшедшее позже.

И, надо сказать, им это нравилось. Было ясно, что оба «вменяемых Романовых» в предвкушении стоят и ждут дальнейшего разговора. Однако мой план летел ко всем чертям…

Я не успел закончить свою просьбу к Столыпину…

Лобанов-Ростовский вновь завладел моим вниманием, причём сделал это грубо, на грани хамства, перебив меня.

«Интересно, это здесь в порядке вещей? Так разговаривать с Никки?..»

Оказалось, что нет. Просто министр иностранных дел оказался довольно-таки ответственным человеком.

— Ваше Величество, хочу напомнить, что на двадцать второе мая запланирован к подписанию союзный договор с Китайской империей, и я бы хотел ещё раз представить вам все статьи.

— Ах да, — мне пришлось импровизировать, немало удивляясь услышанному. — Мы же против этих зловредных японцев дружить собрались.

На самом деле я и знать не знал про такой договор, однако догадаться было нетрудно, да и тема была, безо всяких сомнений, важная.

— Готов заслушать ваш доклад завтра вечером, — ответил я спустя некоторое время. — И пожалуй вам стоит прибыть вместе с Сергеем Юльевичем.

— Непременно, ваше величество. Сергей Юльевич принимает в этом деле самое непосредственное участие.

«Ещё бы не принимал… Сколько он там на Ляодунском полуострове заработал, интересно?.. Но не в коня корм пошёл… Ничего, ещё исправим ситуацию…»

И только мы взаимно раскланялись с Лобановым-Ростовским, как, вдобавок к находящимся в приёмной незапланированным церемониймейстерам, в Александрининский дворец заявился весь цвет «августейшей семьи».

В занимаемую нами малую гостиную, заглянул конвоец и доложил, что встречи со мной добивается Её Величество Мария Фёдоровна и великие князья Алексей, Сергей и Владимир Александровичи.

Не успел служивый повернуться обратно к двери, а высочайшее семейство уже ворвалось в гостиную.

— Никки, как ты можешь так себя вести? Ветрено, словно ребёнок. Наговорил нам ужасных вещей и уехал! А мне пришлось разыскивать тебя! С утра ты так странно себя вёл, что всех нас перепугал. Мы волнуемся за твоё самочувствие! И надеемся, что сейчас, к вечеру, ты всё-таки успокоился, — набросилась на меня Мам а. — То, что случилось, конечно, трагедия… Но всё-таки… Мы занимаемся очень важными вещами: коронация — наиглавнейшее из государственных мероприятий. Что бы сказал твой отец, Никки?

— Мама́, я знаю, — притворно вздохнул я. — Но, к сожалению, это вынужденное решение. Ещё раз подтверждаю свою высочайшую волю! И я прошу вас её выполнить. Мам а, дорогие мои дядюшки, мне нужна ваша поддержка. Вы знаете, как мне было тяжело потерять отца… А сейчас, когда я вступаю в наследство этого великого человека, происходит это… Я прошу вас перебраться в Петербург, забрать с собой всех наиболее важных гостей. Москва не должна видеть продолжение праздников! В ближайшую неделю я планирую заниматься духовными делами и помогать страждущим. А затем воссоединюсь с вами!

— Но, Ники! Мы вполне можем решить все вопросы, не погружая тебя так глубоко в эти дела, — в голосе Мама́звучало неподдельное сочувствие, однако она, как, впрочем, и сопровождающие её великие князья, нет-нет, да бросали любопытные взгляды в Михайловичей. Ну что ж, я доволен, и надеюсь, что между этими группировками усилится рознь.

Пускай грызут друг друга!

— Мама́! Дорогие дядюшки! Прошу вас принять мои мотивы, я не изменю объявленного решения. Поймите — как я отношусь к тому, что произошло. То, что для вас, возможно, является хоть и прискорбным, но всё же частным событием, для меня не так. Во время коронации, в момент, когда судьба моя и всей нашей фамилии, когда судьба всей России определяется на ближайшие десятилетия. И в то время, когда я переживаю такие волнительные, трудные минуты, происходящие от судьбоносности этих дней… — я прервался и посмотрел на присоединившуюся к семейной делегации Аликс. — Когда я переживаю коронацию вместе со своей любимой супругой, испытывая трудный, но торжественный духовный опыт… Прямо во время дипломатических переговоров с нашим ближайшим союзником Францией. Когда мы приглашаем к себе множество высокопоставленных иностранных гостей и даже принцев… Прямо здесь, в Москве, по недомыслию какого-то мелкого чиновника… Происходит подобная трагедия.

Мне не хватило запала, и я замолчал, но молчали и Романовы — явно смятённые, они давали мне возможность закончить. Наконец, я выдохнул:

— Это позор! — а затем продолжил уже нормальным тоном. — Дядя Сергей, а ты знаешь, что министр внутренних дел пытался твоим именем прикрыть нерадение своё и своих подчинённых? Мне пришлось снять его с должности… Наши чиновники! Мой отец называл их крапивным семенем! Они прикрываются нами, прикрывают промахи, выставляют нас людьми чёрствыми и некомпетентными! Это недопустимо! То, что произошло, я расцениваю как оскорбление государства, оскорбление августейшей фамилии и оскорбление меня лично!

Воздуха опять не хватило… Сделал паузу, но «родственнички» молчали, ждали, что будет дальше:

«Офигевают, наверное, ведь Ананас разбушевался!.. Царскосельский суслик вышел на тропу войны!..»

— Да уж, никогда такого не было и опять… — ехидно шепнул Бимбо.

— Вот именно! То, что произошло — необходимо исправлять. Мам а, я не желаю долгие годы своего будущего царствия постоянно оглядываться на произошедшее! И регулярно слушать, как мне вспоминают сгинувших православных людей, скорбь и пролитую кровь. Я не желаю оставаться в истории с прозвищем: «Николай Кровавый». Вы меня поняли? — я размашисто перекрестился.

— Ники, по-моему, ты сгущаешь краски, — сказала мне Мария Фёдоровна.

— Может и так, но это моё решение, я прошу поддержать меня…

Далее последовал бурный диалог, в котором князья и императрица выражали различные мнения. Меня сразу же поддержали Михайловичи и Сергей Александрович, который был глубоко уязвлён тем, что Горемыкин пытался прикрыть его именем своё нерадение.

Хотя, конечно, Сергей Александрович также был замазан по уши, однако кто из великих князей когда признавался в собственных ошибках? Даже перед самим собой? Вот я и пытался разыграть эту карту в своих целях.

И мне это удалось!

Вечер незапланированных визитов закончился тем, что ко мне примчался крайне неприятный и странный персонаж — Константин Петрович Победоносцев[2]. На мой непросвещённый взгляд, который сформировался из сведений от самых разных источников, этот господин был одним из виновных в будущей трагедии 1905–1917 годов.

Откуда я сделал такой вывод? Извольте — именно он воспитывал Николая, именно Константин Петрович влиял на назначения министров в первые годы его правления. И именно он, словно обезумевший, пытался заморозить ситуацию в стране.

«Как это можно трактовать?..»

Константин Петрович вовсе не был идиотом, но опытный государственный муж, уважаемый правовед, обер-прокурор синода словно ослеп! Он не хотел видеть, что происходит в мире, не понимал, что ведущие государства Европы и Соединённые Штаты Америки рвутся к колониальному господству.

И рвутся не на штыках серой скотинки, а на техническом превосходстве! Наши западные друзья создают у себя мощную промышленность, которая завалит их пулемётами, аэропланами, автомобилями, взрывчатыми веществами, отравляющими газами, и много чем ещё…

Впрочем, в России тоже это всё было, но, как метко сказал император Александр II, словно в зоопарке — по одной штуке… И на мой взгляд именно господин Победоносцев был значимой фигурой среди тех деятелей, кто уверенно привёл нашу страну к катастрофе.

Примечания

[1] Известны воспоминания великого князя Александра Михайловича (оперативный псевдоним Сандро), в которых сообщал, что для Никки высшим авторитетом являлся отец Александр III, и он выбирал министров по принципу наибольшего соответствия «идеалам прошлого», а не текущим задачам. Впрочем, на мой взгляд, такая практика после событий 1905 года прекратилась.

[2] Константин Петрович Победоносцев, обер-прокурор Священного синода и близкий к Николаю II человек. Начинал свою деятельность с преподавания юридических наук, придерживался либеральных взглядов. Однако со временем перешёл на ультраконсервативные позиции. С 1861 года становится учителем Николая Александровича, сына Александра II, затем учит и Александра Александровича (впоследствии ставшим Александром III), и со временем становится наставником ещё одного Николая Александровича (будущего Николая II). После убийства Александра II стал одним из идеологов контрреформ Александра III. Трагедия нашей страны ещё и в том, что такие, без сомнения, достойные люди, как К. П. Победоносцев, раз за разом, словно слепли, желая законсервировать Россию — будто она существовала в вакууме.

Друзья! Лайки и комментарии бодрят автора!

И пока следующая прода варится, предлагаю почитать историю про попаданца в будущее https://author.today/reader/264522/2381990.