Новая прошивка императора

Глава I

Переключение канала… Вокруг полумрак, прохлада и шум льющейся из крана воды. Я набираю её в ладони и отчаянно плещу в лицо, словно пытаюсь смыть подступающие страхи. Глаза закрыты, а в сознании крутятся апокалиптические картины — выскочивший на перекрёсток самосвал сменяют какие-то ямы и груды кирпичей, а последние оборачиваются множеством изломанных тел. Затем приходит понимание, что мёртвых я и не видел вовсе, а лишь представляю их в воображении.

«Великий грех…» — эти два слова крутятся внутри черепной коробки, не оставляют меня.

Продолжаю умывать лицо. Ощущаю, как вода стекает по усам и бороде, и удивляюсь необычному ощущению — я всегда гладко выбрит, откуда это? К словам про грех добавляется музыка — в памяти всплывает некий оркестр, который играет «Славься».

Почему-то я сразу узнаю мелодию, хотя обычно в моём плейлисте лишь блюз и хард-рок…

А затем я открываю глаза и смотрю в зеркало и вижу перед собой легко узнаваемую всеми гражданами нашей богоспасаемой родины физиономию печально известного государя-императора Николая II.

«Вот это фокус…»

Внимательно осмотрев бородатое отражение, поднял руки с растопыренными ладонями — нет, они тоже не мои. Покрутился в уборной, пытаясь получше разглядеть парадный военный мундир. В голове беспорядочно роились бессвязные мысли… Не найдя простых ответов, вернулся к раковине и снова плеснул в лицо воды, чувствуя себя весьма неуютно.

А как иначе — тело чужое, одежда клоунская и неудобная, заросли на лице, да и запах… Нет. От императора, конечно же, не воняло, но запах был чужой. Непривычный… Брр…

Рука сама потянулась в карман, доставая портсигар. Щёлкнула крышка, густо ударило в нос душистым табаком…

«Стоп, зачем я это делаю?.. Не курю же!..»

Пальцы замерли в нерешительности, внутри организма возник диссонанс. Сознание было не курящим и не имело привязанности, а вот тело, наоборот. И всё же у меня получилось справиться с рефлексами и захлопнуть крышку. Портсигар остался на краю раковины.

Маленькая победа не принесла успокоение — мысли в голове (моей ли?) неуправляемо прыгали в разные стороны, не позволяя сосредоточиться. Но всё же, постепенно, помогая себе плещущейся из крана холодной водой, я обрёл ясность в голове и начал усиленно думать о природе своего состояния — действительно ли случился перенос моего сознания в Николая Романова? Или всё это предсмертный бред?

Причины обоих исходов понятны: на днях я под пиво, изрядно накрученный ситуацией, допоздна рубился на форуме, как раз про эти времена, ну и эмоционально зацепленный одним из оппонентов, прочитал подряд несколько статей… Инфа явно осела на подсознании, а теперь заполняет мой мозг, пока я в беспамятстве? Или привела к посмертному переносу?

«Твою дивизию… Я умер?..» — догадка холодом прошла вдоль позвоночника, ноги ослабли, голова закружилась и, чтобы не упасть, мне пришлось опереться руками о стену над раковиной. — «Твою дивизию…»

Вода продолжала бежать из открытого крана, а я сидел на полу, прислонившись к кафельной стене… И напряжённо размышлял, пытаясь понять, что же мне нужно делать далее. Это сейчас вокруг тишина и спокойствие, а что будет за дверью? И что потом? Я же сразу себя выдам: у Николая огромная семья. Множество хитрых и жадных родственников, куча приближённых… Интересно, с каким кругом людей он постоянно общается? Сто, двести человек? Где-то читал, две сотни — это предел для человеческой психики, памяти и физического времени. А скольких он просто видел? Скольких помнит в лицо?

«Стоп, нужно пригребать к чему-то…»

Итак, первое: считаем, что всё это реально. Так гораздо проще для душевного здоровья. Второе: судя по парадной одежде, реципиент участвует в каком-то торжестве…

«В каком?..»

В голове было пусто, воспоминаний «исходного сознания» мне не досталось! И очередная нервирующая мысль — смогу ли я разговаривать так же, как Николай? Сохранится ли тембр речи, характерные особенности? Что делать, если будут спрашивать по-французски? Или по-немецки? Да у меня же и русский c английским далеко не XIX века…

Снова начиналась паника!

Глубокий вдох, выдох… Нужно успокоиться, надеюсь, что с речью и манерами будет так же, как с портсигаром — рефлексы тела помогут. А по-иностранному говорить не буду! В крайнем случае потребую уважать императора и общаться на русском языке.

«Вот это будет перформанс!..»

Раздался стук в дверь, и кто-то громко спросил:

— Государь? Ваше Величество? — и эти слова меня успокоили, так как прозвучали на вполне понятном русском языке, привычном для уха.

Нет, умом я смог осознать, что речь необычна, но телу реципиента было вполне комфортно, осталось, значит, что-то от прежнего Николая.

— Ники? — снова стук в дверь и приятный женский голос.

«Это его супружница, что ли?.. Вот мне ещё не хватало с ней общаться… А ещё остальная семья…»

И всё же пришлось ответить, понимая, что в противном случае приближённые, пытаясь спасти самодержца, попросту могут сломать дверь:

— Всё в порядке, сейчас! — громко ответил я.

А в голове пронеслось на манер цитаты из «Брильянтовой руки»:

«Почему я сказал, что в порядке? Когда не в порядке?..» — и совершенно некстати подумалось. — «Можно будет заказать, чтобы такую фильму сняли в чёрно-белом, немом варианте!.. Открою киностудию Империалфильм!»

Меня явно услышали, стук прекратился, но очевидно, что ненадолго. Пришлось вставать, и приводить себя в порядок, одёргивая и разглаживая мундир и вытираясь насухо оказавшемся на вешалке полотенцем. А ещё я продолжал напряжённо размышлять, пытаясь выловить хоть что-то во внутреннем хаосе — ведь видел же я в первый момент попадания ямы, раздавленные, переломанные тела и оркестр… Оркестр?

«На верхней палубе играет оркестр… И пары танцуют фокстрот… Пока Титаник плывёт… Твою дивизию, скоро на айсберг наскочу! Чего делать-то? Что я видел? Точнее, что Николай видел? Откуда ямы и тела? И почему оркестр?»[1].

— Твою дивизию, — прошептал я негромко. — Так это ж Ходынка, наверное? А значит, весь этот маскарад…

Я замолчал и внимательно поглядел в зеркало на доставшийся мне в управление юнит… Видимо, в ответ на первые минуты стресса, откуда-то полезла болезненная смешливая циничность. Да, сразу-то и внимания не обратил — юнит, сиречь биологический носитель самодержца Николая Романова, был довольно-таки молод. Борода и усы скрывали молодость, но да! Этому телу явно около тридцати лет!

— Твою дивизию! Не иначе меня занесло в голову товарища в момент душевной слабости, — не сдерживаясь, громко сказал я.

— Ники?

— Ваше величество? Государь?

Снова забарабанили.

— Да иду, иду уже… — вдохнув-выдохнув, я открыл щеколду и распахнул дверь царской уборной.

— Ники, что случилось? На тебе лица нет! — вызывающе богато одетая женщина заслонила мне выход «в свет».

И, надо отметить, красивая женщина… Я даже почувствовал совершенно неуместное томление, гхм…

— Ники, ты так долго… Нам нужно уже ехать! Все ждут!

— А… кхм…

Внезапно я закашлялся, глядя на породистое аристократичное лицо и уже догадываясь, кто это, а затем губы сами произнесли, — Аликс…

Чтобы окончательно выбраться из уборной, пришлось взять её за плечи и слегка отодвинуть, впрочем, она сама уже поняла всю неловкость ситуации и синхронно с движением моих сделала шаг назад и в сторону, открывая мне вид на изрядную толпу вырядившихся, словно павлины, разного рода придворных и прочих аристократов. Мои глаза сразу цапнули и выделили второю роскошно одетую даму, она была значительно старше Александры Фёдоровны, но по-прежнему сохраняла благородную красоту.

«Очевидно, это мать реципиента императрица Мария Фёдоровна…»

— Ники, ты нас напугал, — тихо сказала Аликс. — Нам нужно ехать к Montebello. Все ждут, а ты там почти час…

Имя было произнесено явно на французском языке.

— Ваше Величество, — рядом возник старик с высоким, почти переходящим в лысину лбом и пышными седыми бакенбардами. — Как вы себя чувствуете? Сегодня был тяжёлый день.

— Ники, Густав Иванович может тебя осмотреть, — сказала Аликс.

«Видимо, это местный врач», — я отрицательно кивнул, сделал ещё пару шагов и твёрдо сказал:

— Мне нужен священник.

А в голове при этом крутилась фраза: «универсальный рецепт, пятсотпроцентная эффективность, не знаешь, что делать после переноса, ситуация накаляется — позови батюшку, переведи стрелки…».

— Но Ники? — удивлённо и властно выдохнула мать захваченного моим сознанием человека, вдовствующая императрица Мария Фёдоровна. — Нас ждёт французский посол.

— Эмм… — как же мне её величать-то, замешкался я с ответом, но тело вновь справилось на автопилоте, — Мама́, мы никуда не едем!

Прямо во время разговора, разрозненные фрагменты моих крайне неполных знаний собрались в единую стройную картину, жалко, конечно, что она была весьма мала… Буквально миниатюра на огромном батальном полотне… После давки на Ходынском поле Николай съездил на место происшествия, а затем, как ни в чём не бывало, продолжил коронационные празднования.

И этот финт ему изрядно подпортил всё его и так не очень-то и высокое реноме!

И уж если я оказался в роли гомункулуса у руля этого тела, то будет неплохо кое-чего прямо сейчас изменить. Даже если сознание трагического царя потом вернётся, то ему же будет лучше от моих поступков!

— Мама́, Аликс, мы никуда не едем! Произошёл великий грех, и я отменю все дальнейшие торжества по случаю коронации. Будут продолжены только встречи с депутациями, и проводится они будут скромно и по-деловому. А сейчас мне нужен батюшка. Всех присутствующих прошу привести себя в должный вид.

Пока я говорил, среди придворных возникло какое-то движение и появилась фигура священника.

— Святой отец, — чуть наклонив голову, обратился к нему я. — Прошу вас, отведите меня в часовню, мне необходимо…

Что мне было нужно, я так и не сказал, поскольку не был в прошлой жизни воцерковленным человеком, однако это и не понадобилось. Придворные и прочие родственники царя молча расступились, образуя коридор, по которому мы и направились. По пути я стащил с себя пафосную орденскую ленту и сунул её в руки первому попавшемуся человеку.

Это оказался молодой генерал в кричаще-богатом мундире. На лице его, как и многих здесь присутствующих, была борода, но не разлапистые кущи, как у оставшегося где-то позади доктора, а аккуратная, почти чеховская бородка и лихо покрученные модные тонкие усики.

Генерал принял ленту, неожиданно одобрительно посмотрел на меня и тихо сказал:

— Ты прав, Ники, так и нужно поступить. Но всё-таки стоит предупредить французского посла.

«Ещё один родственник?.. По крайней мере, неприязни не вызывает… Знать бы ещё, кто это…» — я благодарно кивнул, передавая ленту.

Воспользовавшись заминкой, сзади меня нагнала Мария Фёдоровна и негромко сказала, почти шепнула, сблизившись с молодым генералом:

— Бимбо, если Ники сейчас испытывает душевные переживания, то не мог бы ты лично известить своего большого друга, мсье Монтебелло, — желчность так и сочилась из уст маменьки царя.

Чем закончился разговор — я не услышал, поскольку решительно продолжил путь вслед за священником, панически боясь, что он скроется из виду, а самостоятельно дороги в этом дворце мне не найти.

«Ну и погоняло у товарища… Видно, не особо его уважают?.. Или это норма?..»

Следующие несколько часов выдались тяжёлыми: в небольшой, расположенной прямо во дворце не то церкви, не то часовне было душно, пахло горячим воском и ладаном. Впрочем, телу хроноаборигена всё это было привычно, и через некоторое время мне удалось «настроится на обстановку». Священник что-то читал, я делал вид что внимаю, и постоянно крестился, а сам думал… Думал… И думал, постепенно впадая в некий транс.

Итак, версию о том, что я нахожусь в бреду на реанимационной койке, можно отбросить. Вернее, забыть! Слишком всё вокруг реалистично, ярко и логично. Никаких навязчивых нестыковок и «рывков» сюжета, которые я обычно подмечал во снах. А значит, это всё реальность! А даже если всё-таки нет, то окружающее бытие никак от реальности не отличается…

«Проехали первую проблему!»

А что дальше? Мне удалось выиграть немного времени, получилось разрулить встречу с толпой близких родственников Ники и красиво уйти в закат. Перевёл стрелки на другое время, иными словами.

«Но другое время обязательно наступит! И скоро!»

Интересно всё же, кто такой этот Бимбо? Мне всегда казалось, что последние Романовы — это этакая свора вечно голодных шакалов, которые обложили несчастного Николая. Обложили и вцепились зубами в тело, рвя мясо и кровь империи, растаскивая её на части. Во всяком случае, в этом сходились и правые, и левые интернет-комментаторы… А здесь вон оно как, некий Бимбо оказался вполне себе порядочным человеком.

А маменька, то есть Мария Фёдоровна, его явно недолюбливает.

И вновь, отбросив в сторону отвлекающие мысли, задаюсь вопросом:

«Что дальше?..» — мне удалось выиграть немного очков, но, скорее всего, этот выигрыш не перед придворной сворой, а перед народом.

Но свора близко, а народ русский далеко… И когда мне этот поступок вернётся сторицей, да и вернётся ли, неизвестно. Однако мне очень не хочется кончить свою новую жизнь в расстрельном подвале через двадцать лет. И крайне не хочется наблюдать, как Россия, страна, которую я хоть и не всегда взаимно, но люблю, несётся в пропасть. Наблюдать и не иметь возможности что-либо изменить. А значит, нужно действовать, но сначала требуется как-то прижиться здесь.

И это сложно! Очень сложно, практически невероятно. Вокруг двести или триста человек, которые постоянно общаются с царём, из них около пятидесяти очень знатных и влиятельнейших особ. И они знают Николая как облупленного, кличут его за спиной Ананасом, Дурачком, а иногда даже Сусликом… У них деньги, связи, власть. А у меня самодержавные полномочия и практически нулевые знания о том, как их использовать.

«Ну что же. Карты сданы, будем играть…»

Если вокруг меня слишком много людей, то на первое время нужно их удалить, держать в стороне до того момента, пока я не обрасту своей командой…

«Будем играть!..» — мне известно о царствовании Николая II немного, отрывочно, поверхностно — как почти всем в моём времени… Хотя нет, я, в отличие от большинства граждан России, всегда интересовался историей. Да, это было неглубоко! Но было! Кое-что, да осталось в памяти…

«Будем играть!..»

Это наше прошлое или параллельная вселенная? Не знаю, но какая разница?

«Будем играть!..»

Когда я вышел из дворцовой церкви, которая, как обмолвился священник, называлась именем Рождества Богородицы, то в коридорах внезапно взбрыкнувшего царя уже поджидало представительное собрание.

— Ники, — переодевшаяся в более простое платье тёмных тонов Аликс бросилась в мои объятья. — Ты так переживаешь за свой народ… Завтра нам нужно обязательно посетить пострадавших: говорят, их разместили в Старо-Екатерининской больнице.

— Непременно, душа моя, — сухо ответил я, отставляя императрицу, хотя тело реагировало гораздо теплее.

«Но нельзя, пока нельзя… Опасно… Впрочем, ради конспирации, да и голова уже весьма дурная…»

— Аликс, предлагаю тебе небольшую прогулку, но сначала мне нужно переодеться во что-то более приличествующее случаю. — я поднял голову, оглядывая придворных и, возможно, родственников.

Мам а среди ожидающих не наблюдалась, и это было хорошо… А вот давешний Бимбо был, и я приятственно кивнул ему, затем, не останавливаясь, мои глаза пробежали далее, и расчёт оправдался: светловолосый, похожий на немца мужчина шагнул вперёд. Однако проблема была в том, что я не знал ни как его зовут, ни куда нужно идти. Требовалось как-то разыграть ситуацию, и я решил для начала перекинуться парой слов с Бимбо и якобы в задумчивости направиться по коридору.

«Ну а далее, как карты лягут…»

— Ваше Величество? — спросил меня стройный, чисто выбритый блондин, одетый в какое-то подобие фрака.

— Да, мы идём сменить одежду, ступай, а я следом. — я недовольно передёрнул плечами.

Мне очень хотелось спросить у Бимбо о результатах поездки во французское посольство, однако я не знал, как к нему правильно обратиться на людях. Одновременно с размышлениями и разговором с предположительным лакеем, я не забыл галантно подставить руку супруге, надеясь, что в эти времена такой жест будет выглядеть нормально.

Аликс не подвела, и мы, не спеша, направились по коридору.

— Конечно, Ники, ты провёл довольно много времени в церкви.

— Так было нужно, душа моя.

Лакей или камердинер — я не понимал пока звание вызвавшегося решить проблему со сменой маскарадного мундира человека, шёл, несколько опережая нашу процессию. Вместе с тем, нас ещё окружало довольно много людей, и мне очень хотелось избавиться от лишних глаз и ушей… Кто знает, чего они ждут от царя? И будет нехорошо, если мои поступки и слова не станут соответствовать их ожиданиям.

— Господа, я благодарен вам за поддержку, но сейчас прошу всех разойтись. Время позднее, я намерен совершить прогулку и отправляться спать. Завтра нам всем предстоит тяжёлый и печальный день.

Народ забурлил, потихоньку отдаляясь. Не все из них сменили одежду, а часть, так и вовсе была выряжена в какие-то петровские мундиры.

— Стой, кто таков, почему не сменил одежду? — спросил я ближайшего карнавального молодца лет тридцати, приняв его за очередного слугу.

— Уездный предводитель ковенского дворянства, камер-юнкер Столыпин[2], ваше величество. Не имел возможности, так как присутствовал здесь неотлучно[3]. — ответил мне бородатый человек.

Поперхнувшись, я сначала вспомнил надежду русской демократии Кису Воробьянинова, а уже затем обратил внимание на прозвучавшую фамилию…

— Пётр Аркадьевич, завтра я жду вас у себя к обеду. Утром обязательно посетите какую-нибудь церковь, а потом ко мне.

Оглядев расходившихся людей, спросил в воздух — а где мой секретарь?

— Я здесь, государь, — откуда-то вынырнул немолодой бородатый и лысоватый человек в очках.

— Замечательно! Пётр Аркадьевич, договоритесь о визите, — я небрежно кивнул в направлении очередного бородача, старательно имитируя задумчивость, чтобы скрыть неловкость от невозможности обратиться к своему секретарю по имени.

— Я буду в полдень, ваше величество!

Кивнул Столыпин, и, повернувшись к царскому секретарю, обратился уже к нему:

— Александр Сергеевич…

«Сработало, ай да Николашка, ай да молодец…» — довольно похвалил я себя, продолжая идти вслед за лакеем, не останавливаясь ни на минуту.

Примечания

[1] Цитаты из песни Титаник, группы Наутилус-Помпилиус. На мой взгляд, заложенные в оную композицию смыслы весьма коррелируют с событиями 1896−1917-ых годов в России.

[2] Пётр Аркадьевич Столыпин (14.04.1862–05.09.1911) в представлении не нуждается, но всё же приведу несколько подробностей. Ещё в 1888 году Пётр Аркадьевич в возрасте 26 лет был пожалован в звание камер-юнкера Двора Его Императорского Величества. Карьерный взлёт у Столыпина был фантастическим. И причин тому в сословном обществе империи было ровно две с половиной — во-первых, он имел впечатляющую родословную: по матери Пётр Аркадьевич был праправнуком А. В. Суворова, и внуком канцлера А. М. Горчакова, во-вторых, его отец был придворным, с 1892 года заведовал царским двором в Москве, а 1897 года был пожалован званием обер-камергера. И, почти в-третьих, П. А. Столыпин весьма талантливым человеком, дарования свои он начал демонстрировать ещё с юношеской поры — например, во время учёбы он получил золотую медаль лично из рук Менделеева.

[3] Мог ли Пётр Аркадьевич Столыпин попасться главному герою среди ближних придворных во время коронации? Шансы имелись, и весьма немалые: придворные чины, в том числе камер-юнкеры (сиречь комнатные дворяне) принимали церемониальное участие в торжествах (и не забываем о том, кем был его батюшка).