Глава X

— А в целом как жизнь, Макс? — ожидая ответ, Паша делает маленький глоток из кофейной чашки.

— Да не очень. Сменил уже кучу мест, но, как видишь…

Развожу в сторону руки, и как бы демонстрирую свою недорогую одежду, понимая, что разница между нашим внешним видом драматически бросается в глаза. Ещё два-три года назад я, возможно, принялся бы демонстрировать старому товарищу «успешный успех», но времена изменились… Я продолжил фразу:

— Сам же знаешь, в двадцать втором году не всем повезло, я оказался в нежелательных сотрудниках чисто по национальному признаку.

— А чего сразу не позвонил?

— Да как-то… — пожал плечами я.

Наблюдаю, как два человека встают из-за столика уличного кафе и пожимают друг другу руки… Моя фигура медленно идёт по площади, а Паша быстро пересекает проезжую часть и берётся за руль припаркованного у бордюра мотоцикла.

Через полминуты синяя Хонда уносит его в лабиринты узких европейских улочек…

Утро 26 мая началось гораздо лучше! Я отлично выспался, головная боль прошла, а взамен появился отменный аппетит:

«К чёрту всех этих… Пора заниматься делами!..»

До завтрака Гирш сделал осмотр и перевязку, в процессе которой я налюбовался в зеркале на полностью выбритый царственный череп и зашитое рассечение…

«Мачо, ёлы-палы…» — разглядывая брутального императора, даже задумался: а не оставить ли такой причесон «под Котовского»?

«Хотя тогда его в будущем станут называть „под Никки“… Ха-ха-ха!»

В то время, как я обдумывал очередную порцию воспоминаний, в комнату мимо доктора просочился дежурный флигель-адъютант:

— Никки, вчера пришла телеграмма от Трепова, но Михаил не решился тебя беспокоить, — с ходу сказал он, держа в руках кожаную папку.

Судя по обращению, этот адъютант был с царём в близких отношениях, да и я уже видел его лицо несколько раз, но…

«Этот человек не был мне знаком… И как сейчас выкручиваться из положения?..»

Я непонимающе посмотрел на флигель-адъютанта, а, затем сделав «строгое» лицо, спросил:

— А вы, собственно, кто такой, господин хороший?

Вошедший оторопел и замер, но быстро справился с замешательством и, с тревогой, сказал:

— Это же я, Котя Оболенский… Никки? Ты меня не узнаёшь? Это же я, Николай Оболенский!

«Сработало…»

— Ага, испугался, что твой государь память потерял? — улыбнулся я. — Купился?

— Так это шутка? — Оболенский мгновенно переменился в лице и улыбнулся. — А уж подумал было.

— Хотел посмотреть на твою реакцию, видел бы ты своё лицо. Ха-ха-ха! Ладно, давай телеграмму, почитаю, что там у Трепова.

Трепов сообщал, что в течение прошедшего дня были прекращены действия по силовому разгону митингов, а полиция была выстроена в оцепления и занялась охраной общественного порядка вне фабрик.

Высланные переговорщики довели до сведения рабочих масс требование о прекращении незаконных беспорядков на улицах и одновременно о высочайшем повелении о том, что при соблюдении общественного порядка государство не будет вмешиваться в чисто экономические отношения между рабочими и хозяевами предприятий. При этом, конечно, обе стороны должны проявлять разумное стремление договориться между собой.

К вечеру стачка была ограничена территориями бастующих предприятий, однако в отдельных местах эксцессы продолжались.

Кроме того, Дмитрий Фёдорович также довёл мои пожелания до владельцев ткацких фабрик, и сообщал в депеше, что на 26 мая назначены переговоры между забастовщиками и администрацией предприятий.

«Ну что же… Хотя бы там дело сдвинулось с мёртвой точки…»

За завтраком я предложил Аликс небольшую прогулку с друзьями по парку, а также мы обсудили возможность семейного ужина. Ни о каких увеселениях накануне панихиды речь не шла, однако Мария Фёдоровна настаивала на семейном мероприятии в своей повторной записке. В итоге я решил дать ответ позже, с тем чтобы днём сориентироваться по обстоятельствам самочувствия.

К десяти утра заявилась вся вчерашняя компания: дядья царя Сандро и Бимбо, князь Эспер Ухтомский, флигель-адъютант граф Дмитрий Шереметьев, его брат Павел и уже находящийся при мне с утра Оболенский. Отыграв радушный приём, я перенёс фокус внимания на Аликс, «царские дружбаны», которые очень тепло поздравили императрицу с прошедшим днём рождения, вручив коробочки с драгоценными подарками, а после завязался непринуждённый разговор.

Прогулка вышла интересной и полезной… И более того, имела продолжение. Но обо всём по порядку.

В парке гости пытались было заговорить по-французски, но я решительно пресёк эти поползновения. А далее мне снова удалось технично помалкивать, ссылаясь на нездоровье — и я всё больше слушал…

— Расскажите нам, дорогой Эспер, о китайских делах, — в какой-то момент попросила Аликс. — Несмотря на несчастье с Никки, договор с делегацией империи Цин был подписан, и вам открываются новые перспективы?

— Дела просто отлично! Возможности Русско-Китайского банка меня всемерно радуют… — возбуждённо ответил князь Ухтомский.

А я мгновенно присел на уши — ведь речь шла о дальневосточных делах!

В итоге гуляли мы около часа. А после я, сославшись на усталость и предписания врача, отправил «дружбанов» на выход, впрочем, пригласив их на скромный семейный ужин.

— Пусть хоть эти добрые друзья скрасят нам вечер, — сказал я Аликс, увлекая её в сторону домашней церкви.

— Время к обедне, и хоть я вполне окреп к большим богослужениям, но всё же хочу зайти, солнышко.

— Конечно, Никки, я с радостью присоединюсь к тебе. Мы так мало стали общаться…

Второй завтрак также прошёл скромно, кроме Аликс, за столом присутствовал лишь доктор Гирш…

После часового отдыха удалось настроиться на рабочий лад — вскоре ожидался визит Лобанова-Ростовского с докладом о результатах заключения договора с китайским посланником — его подписывали как раз в тот момент, когда на меня напали иновремённые киллеры. И вскоре наконец-то я смог принять «дипломата в законе» Лобанова-Ростовского — каждый раз, когда я слышал его двойную фамилию, мне представлялся авторитетный гражданин из Ростова. Ха-ха-ха!

— Доброе утро, ваше величество! — министр иностранных дел, как всегда, выглядел элегантно и, по сравнению с иными здешними бородачами, современно.

— Доброе, Алексей Борисович, — приязненно кивнул я. — Наконец-то мы смогли встретиться после всех этих непотребств.

— Как здоровье, ваше величество?

— Стараниями Густава Ивановича уже лучше, — отвечая, я машинально потрогал свежую повязку на голове. — Но что мы всё обо мне, да обо мне. Как прошли переговоры и подписание бумаг?

— Всё решилось благополучно, ваше величество, — кивнул Лобанов-Ростовский. Трактат подписан!

— Отлично. Теперь, я полагаю, у нас нет препятствий к ускоренному строительству железной дороги во Владивосток?

— Совершенно верно, ваше величество.

— Отменно, отменно… — довольно потёр руки я. — Скоро проведём отдельную встречу по интенсификации работ. Железная дорога нам нужна как воздух! А каковы теперь перспективы нашего совместного с Китаем противодействия Японии?

— Думаю, что почти никаких, кроме возможности обустройства железнодорожного сообщения с тамошним театром действий, конечно. Империя Цинь ослабла после военных поражений и внутренних неурядиц. Что же касается Японии, то, несмотря на действия нашего флота в прошлом году, по-прежнему сохраняется возможность взаимного сосуществования[1].

— Да, это очевидно. Европейские державы вцепились в Китай словно стая хищников. Но всё же там есть значительный потенциал и нужно хорошо подумать о дальнейших действиях. А что там с Японией?

Задавая вопрос, вспомнил утренний разговор с императорскими «дружбанами», чтоб их… Тогда, наслушавшись интересностей, я сделал однозначный вывод: компания придворных аристократов пытается шпилить в капиталистов-империалистов. Игру свою они затеяли с использованием приближённости к царю-батюшке, и спекулируя естественными задачами Российской империи по расширению своей сферы влияния и обретению новых рынков сбыта…

«А что не так-то? Вполне естественная тема, когда бывало по-другому?..» — имея в запасе кое-какие исторические знания я понимал их мотивы, однако…

Однако ещё мне было известно, чем закончится эта история с бездумным, непродуманным проникновением в Китай и Корею на французские деньги, кои были вложены в возглавляемый Эспером Ухтомским банк.

— Существует мнение, что интересы Японии прямо противоречат нашим. И что следует твёрдо указать японской империи на своё место, — с осторожностью ответил Лобанов, в целом поддерживая звучавшие утром бравурные заявления жадных до денег и славы господ.

«Лобанов также придерживается этих идей? А я про него лучше думал…» — с некоторым разочарованием решил я, но затем проскочила ещё одна мысль: «Стоп! Он же с Никки говорит… А как я понял из сегодняшней беседы в парке — Никки вполне разделял мнения своих ближников. Вот Лобанов и подстраивается под мнение царственного патрона! Может такое быть? Ещё как… Но также вероятно и обратное — Лобанов вполне может олицетворять мнения широких провластных кругов и сам искренне его разделять».

Окончательно запутавшись в предположениях насчёт истинных мотивов министра иностранных дел, я предпочёл временно плюнуть на этот вопрос и сказал:

— Ладно, с Японией пока оставим. Так что там у нас интересами в Китае?

— Север Китая беден и кишит различными шайками и сектами, государь, — пожал плечами Лобанов. Там часты засухи, урожаи скудны, а местный люд голодает. Империя Цинь слаба и представляет лакомый кусок для европейских держав.

Сказанное меня частично удивило, поскольку ранее я неоднократно встречал измышления о том, что расположенная южнее нашей Сибири Маньчжурия кормила Пекин и могла бы стать крупным поставщиком продовольствия на Дальний Восток. А выходит, что китайским крестьянам, как иногда и в России случается — жрать нечего[2]. Похоже весь урожай вывозят!

«Стоит ли туда лезть в таком случае?.. Может вернуться к основному проекту строительства дороги вдоль Амура?» — подумал я. — «Стоп…»

Какая-то мысль, явно навеянная разговором о северо-китайских делах, мелькнула в моём сознании и исчезла. Пришлось уйти в себя, напрячься… Мне казалось, что я упускаю нечто важное…

«А ведь там скоро восстание!..»

Министр закончил доклад и молча ждал, верно полагая для себя, что я контужен. В некотором роде так и было…

Наконец, я сдался, рассчитывая, что вспомню чуть позже, и кивнул Лобанову:

— Хорошо, Александр Борисович. После отпевания и похорон моего дорогого дядюшки Сергея Александровича, я приглашаю вас и Витте на обсуждение наших железнодорожных дел. Обсудим всё в Москве — ни к чему откладывать.

— Я понял, ваше величество, — откашлялся Лобанов. — Если позволите, я бы хотел вернуться к японским делам.

— Слушаю вас, Александр Борисович.

— Из-за всех последних событий у вас сбилось рассписание встреч с восточными посланниками. Вчера была запланирована личная встреча с вашим другом, японским принцем Фушими Саданару[3]. Кроме того, должно было состояться награждение его орденом Святого Александра Невского. Эти действия могут немного ослабить напряжение между империями.

— Гхм, — только и смог удивлённо выдохнуть я.

«Вот это Никки даёт! Ему чуть голову не снесли, а он с островными дикарями дружбу водит и ордена вручает…»

А Лобанов продолжил:

— Встреча с личным представителем императора Мейдзи, ваше величество, должна предварять подписание протокола с их посланником о разделении сфер влияния в Корее. Отношения с Японией значительно ухудшились после угрожающих действий нашей эскадры в прошлом году, но они готовы искать компромиссы.

«Твою дивизию, так это большая политика… Значит, не всё так однозначно в отношениях с джапами!»

— Александр Борисович, напомните мне детали. После удара по голове некоторые мысли явно из неё вылетели, — развёл руками я.

Лобанов понимающе кивнул:

— Протокол должен затвердить возвращение короля во дворец. После убийства японцами королевы, он скрывается в нашем посольстве. Кроме того, принц намекнул мне, что Япония готова пойти на раздел сфер влияния в Корее по 38-ой параллели.

— Джапы… То есть я хотел сказать японцы, убили королеву Кореи? — прервал я министра.

— Увы, это так, ваше величество.

— Хорошо, что далее?

— Также мы договариваемся о совместных равноправных действиях в Корее на будущее и консультациях по всем вопросам. Как я уже говорил, японцы зондируют почву насчёт её раздела, но в текущий момент такое решение ещё не подготовлено.

— Ну что же, поддержание отношений — дело хорошее. Когда планируется подписание?

— Через три дня. — двадцать девятого мая, ваше величество.

— Дайте-ка подумаю…

Я погрузился в размышления. Лобанов обмолвился, что этот Фушими друг Николаю, и это плохо — мало того, что легко можно упороть косяк перед повёрнутым на церемониях японцем, так ещё и на личных вопросах моментально залечу. Смутно вспомнилось, что на встрече с принцами вроде бы присутствовал некий усатый азиат в пышном мундире. Хорошо, что я был тогда в стельку пьян!

«Или в случае императора следует говорить иначе, я же не сапожник в конце концов. Например — в яйца Фаберже! Ха-ха-ха. Так что же делать?.. Хотя ясно что — сыграем на ситуации…С покушением мне в определённой степени повезло, учитывая, что я выжил. Ха-ха-ха!»

— Александр Борисович, принимая сложившуюся ситуацию, я готов встретиться с моим другом Фушими сразу после похорон дяди Сергея. И это будет двадцать девятое мая?

Лобанов подозрительно взглянул на повязку:

— Тогда мне придётся немного отложить подписание протокола?

— Несколько дней ничего не решат, — кивнул я, хотя в душе не был так уверен.

«Кто этих японцев разберёт? Может им точность временных привязок важна?.. Хотя в анимэ такой фигни не было! Ха-ха-ха!»

— Я все понял, ваше величество, — кивнул Лобанов.

— Скажите моему секретарю, чтобы подготовился.

— Непременно, ваше величество. И у меня остался последний вопрос.

— Излагайте, постараюсь дотерпеть ради государственных интересов, — криво усмехнулся я, — Голова опять начала болеть.

— Быть может, в другой раз? Позвать доктора?

— Пустое, он и так сейчас прибежит. Давайте закончим — я слушаю.

— Ещё сегодня у вас была запланирована встреча с корейским послом.

— Да, помню, — соврал я, чтобы не выглядеть в глазах Лобанова совсем уж недееспособным.

«Вбросы о частичной амнезии нужно дозировать осторожно, а то какой-нибудь царь Кирюха мгновенно найдётся!»

— Я предлагаю перенести встречу на любой другой удобный день. Корейский посол не такая уж и важная фигура, он дождётся.

— Хорошо, после похорон дяди Сергея и встречи с Фушими. Точное время определим позже. А что планируем обсуждать? Они хотят защиты от дж… японцев?

— Верно, ваше величество.

— Это в наших интересах, готовьте встречу! — постепенно у меня начинало зудеть внутри, сильно хотелось разложить этот дальневосточный пасьянс по мастям и решить, что же делать дальше…

— Всё сделаю, ваше величество…

Когда Лобанов откланялся, я устало потёр виски — несмотря на толику игры, голова всё-таки побаливала. Вошедший безо всякого доклада Гирш дал мне какой-то горькой микстуры и настоял на отдыхе.

— Там уже пришли следующие посетители? — после Лобанова я ожидал визита руководителей царской охраны.

— Для доклада прибыли генералы Гессе, Ширинкин и Мейендорф. — ответил мне заглянувший вместе с доктором Танеев.

— Пусть господа обождут ещё полчаса, — согласился я с врачом, — Немного отдохну, голова побаливает.

Через тридцать две минуты дверь приоткрылась и мне снова выпала удача лицезреть доброго семейного доктора Гирша. В это странное время он совершенно неожиданно стал играть роль распорядителя доступа к моему телу. И надо сказать — это было естественно. За последние пару дней я довольно много про него узнал и сделал вывод, что он более придворный, чем врач[4].

Хорошо, что всё обошлось сотрясением и ссадиной, а то непонятно как меня бы здесь лечили!

«Кстати… А где знаменитый Боткин? Ещё не назначен к царю?.. Стоит озаботиться повышением класса медицинского обслуживания!»

— Государь, как вы себя чувствуете?

— Стало лучше. Давайте уже приму посетителей.

Гирш вышел, а вместо него зашёл Танеев и трое знакомых с виду мужчин. Явно уже не раз мне попадались. Один из них выглядел колоритным казачиной с густой, но короткой бородой и усами, в черкеске с газырями и всякими витыми шнурами, а на плечах красовались генеральские эполетами. Сомнений быть не могло — передо мной был командир моего Собственного Конвоя, генерал-адъютант Александр Егорович Мейндорф.

В общем, представительный, внушающий мужчина. Хотя кому ещё можно доверить силовую охрану императора?

Второй посетитель, очевидно, что это был Пётр Павлович Гессе, выглядел он не так колоритно, но не менее представительно. Дворцовый комендант был одет в обычный для этого времени строгий синий мундир с двумя рядами пуговиц, на бриджах две широкие красные полосы, также выделялся красным пятном стоячий воротник. Весь его вид органично дополняли золотые генеральские погоны и золотой же витой аксельбант. Именно по нему я предположил, что передо мной генерал-адъютант. В отличие от главного конвойца, Пётр Павлович бороды не носил, ограничившись пышными, но при этом короткими усами.

Соответственно третьим был начальник дворцовой полиции Евгений Никифорович Ширинкин.

Генералы замерли по стойке смирно и синхронно пожелали мне здравствовать.

— Рад видеть вас, господа, — радушно поприветствовал их я, — Не обидитесь, если приму вас по-простому? Мне, как вы наверняка знаете, нездоровится.

— Ни в коем разе, государь, — отозвались они хором.

— Вот и хорошо, — кивнул я и обратился к секретарю, — Александр Сергеевич, отправьте гонца к её величеству Марии Фёдоровне и пригласите ко мне на скромный семейный ужин сегодня.

— Немедленно отправлю, государь. — кивнул Танеев.

— Господа, полагаю, что вы желаете обсудить произошедшее? — я показал на перебинтованную голову.

— Так точно, государь, — коротко кивнул Гессе. — Мы допустили чрезвычайную оплошность и готовы подать в отставку.

— Так точно, государь, — подтвердили слова коменданта Мейндорф и Ширинкин.

Приложения

[1] Отношения с Японией резко испортились в 1895 году, когда Россия в коалиции с другими европейскими державами силой заставила японцев пересмотреть условия окончания Японо-Китайской войны. В том числе тогда у них же отжали обратно их военный трофей Порт-Артур, вернув его Китаю. А позже, в 1898 году Ляодунский полуостров был передан России в аренду.

[2] В это время складывались предпосылки к восстанию ихэтуаней, которое было вызвано недовольством народа фактической колонизацией Китая со стороны европейских держав — массовая потеря работы ремесленниками-кустарями из-за ввоза промышленных товаров усугублялась безработицей разного рода перевозчиков из-за строительства железных дорог. Кроме того, регулярно случался голод, вызываемый частыми засухами на севере страны. Дополнительным раздражителем выступали культурно-религиозные различия.

[3] Принц Фушими Саданару (1862–1923 гг.) представлял императора Мейдзи на коронации Николая II. Во время русско-японской войны участвовал в боевых действиях на Ляодунском полуострове, позже возглавлял дипломатическую миссию при заключении Портсмутского мирного договора.

[4] Известная при дворе характеристика доктора Г. И. Гирша.

Загрузка...