Новая прошивка императора

Глава XVII

Наша, гхм, беседа вышла продолжительной…

— Быть может, тебе уже можно не возвращаться? — не выдержав мыслей о предстоящих мытарствах Зои, спросил я.

— Этой мой служебный долг, ваше величество, — чопорно, но со смешинкой в глазах ответила девушка.

На что мне оставалось лишь кивнуть, ибо менее всего я желал сломать её характер:

— Долг самурая тяжелее горы, а смерть легче пёрышка… Так говорят на востоке, и я склонен согласиться с этим высказыванием. Каждый из нас на своём боевом посту.

— Очень романтично и красиво, я бы хотела там побывать.

— И побываешь! Береги себя и не дай раскрыть… Скоро твоя операция будет завершена по пока неучитываемым господином Зубатовым политическим моментам.

— Ваше величество, если это из а…

— Нет, но мне бы хотелось, чтобы это было «из-за»… — улыбнулся я. — Как сильно я желаю сделать для тебя хоть что-то! Но ситуация изменится по иным государственным причинам…

После продолжительного и, гхм «неожиданно плодотворного общения» с агентом Михеевым я задержался у закрытой тайной кареты и немного поговорил с Зубатовым.

На этого замечательного человека у меня были большие виды!

— Сергей Васильевич, вы уже в курсе реформы МВД и моих желаниях в части рабочего вопроса?

— Так точно, ваше императорское величество! Министр дал мне поручение о подготовке ряда документов.

— Отменно. Рассчитываю на вас, Сергей Васильевич. Мы ещё будем иметь возможность пообщаться, и я с интересом выслушаю предложения. А сейчас мне пора… И последнее — берегите агента и немедленно отправьте записку моему дежурному секретарю по окончании этого дела.

— Слушаюсь, ваше императорское величество! Непременно исполню.

Во второй половине дня состоялась поездка в Московский университет. Несмотря на нервозную обстановку среди начальства свежесозданной СЕИВ СИБ, удалось договориться о минимуме охраны. Ставка делалась на внезапность и относительную, в отсутствии официоза скрытность — я даже оделся ради этого в «гражданку», впервые одев на голову котелок!

Небольшой кавалькадой мы подъехали к каком-то чёрному ходу, поднялись наверх, миновали пустынные по летнему времени коридоры и оказались в просторной аудитории… Где нас встречала группа местных видных учёных и преподавателей. По приглашению Менделеева с учётом моих пожеланий на совещании с наукой присутствовали: химик Зелинский[1], психиатр Сербский[2], ботаник Тимирязев[3], геолог и философ Вернадский[4], физики Умов[5] и Лебедев[6], медики Рейн[7] и Минаков[8].

Говорили долго, я пытался наводящими вопросами выяснить текущее состояние в науках — спрашивал очень осторожно, чтобы не сказануть что-нибудь странное. Но иногда случалось наоборот — «странное» приходилось слышать мне. Впрочем, обусловлено это было обычным недостатком знаний — ведь лекции по истории науки я всегда предпочитал пропускать, а что всё-таки изучил, то основательно забыл!

А физики напомнили! Оказалось, что они здесь вовсю исследуют уже открытую теоретическую формулу, которая связывает энергию и массу, почти ту самую, эйнштейновскую! Только вид её пока был не вполне каноничен: E=kmc^2. Вот и бился Николай Алексеевич Умов над значением коэффициента k!

Услышав рассказ Умова, я крепко задумался — а ведь мы можем очень бодро двинуть физику вперёд. Нужно всего ничего, дозированный вброс знаний про СТО уж в этом-то я силён! — преобразования Лоренца вот-вот появятся, часть его работ вышла, а завершит он всё к концу века. Кроме того, Фогт уже должен был исследовать эффект Доплера, да и Лармор что-то там химичил с инвариантными преобразованиями вокруг уравнений Максвелла[9]…

«Вопрос в том — надо ли это делать?..»

— Хорошо, господа, — наконец подвёл итог затянувшейся дискуссии на вольные темы я. — Весьма польщён нашей беседой и если случится возможность, то обязательно хотел бы продолжить. А сейчас к делу! Я желаю усилить наши научные разработки и планирую учредить специальный императорский фонд для дополнительного финансирования исследований, но с некоторыми особенностями — деньги будут выдаваться под практические работы. Чистая наука по-прежнему остаётся в ведении университетов и академии, а фонд будет выдавать деньги на конкретные изобретения — скажем, это могут быть какой-либо механизм, полезное химическое вещество или технология его получения, лекарство, медицинская методика лечения определённого вида заболеваний, изыскание какого-либо месторождения или селекция полезного растения…

Планируется четыре вида субсидий — «подъёмные», небольшие суммы для производства первых шагов в выбранном направлении, будут выдаваться безвозмездно, при условии защиты проекта на особой комиссии.

«Капитальные» — паевые вложения членов фонда в создание предприятия, которое будет реализовывать изобретение в широкое применение. Планируется, что собственники средств совместно с изобретателем или научным коллективом будут создавать акционерное общество или паевое товарищество для получения практической пользы. И так как я также планирую участие личными средствами в этой затее, то буду в определённых случаях становиться совладельцем. О паях и долях будем договариваться в зависимости от конкретной ситуации, но полагаю справедливым установить пределы доли изобретателей от 25 до 51 процента.

Ещё планируются «поддерживающие» субсидии, которые будем выделять на развитие уже созданных предприятий, а также для тех проектов, кои сложно немедленно обречь в коммерческий формат вводится четвёртый тип субсидий — «особые».

После моей речи снова завязалось обсуждение, в ходе которого, со слов Менделеева, выяснилась интересная подробность — оказывается, у нас никто особо не знает, что в России производить можно и нужно, а что нельзя и бессмысленно. Что в итоге привело к вопросу о необходимости создания специальной комиссии по производительным силам Российской империи[10], и отдельной, в её составе, уральской экспедиции[11]…

И только мы заговорили об интересном, как нас прервали — в аудиторию заглянул бывший со мной Гессе и шёпотом, на ухо доложил:

— Государь, информация о визите постепенно, но неуклонно распространяется по университету. Начинаются излишние ажитации, а у ограды так и вовсе появилась толпа каких-то оборванных богомольцев.

— Что ещё за богомольцы?

— Отправил за полицейскими, чтобы выяснили. Но мне думается, что нам пора или уезжать, или вызывать сюда основные силы Конвоя для оцепления.

— Пожалуй, что поедем — скандалы нам не нужны, — кивнул я и начал прощаться с учёными, обещая вскорости продолжить обо всех поднятых темах.

— Господа, прошу вас на досуге обдумать сказанное — мне нужно собрать Научный комитет для нового фонда…

В коридоре я увидел причины волнения Гессе — хоть университет и был по летнему времени пустым, но мало-помалу за жидким оцеплением собралось изрядно народа — там были и студенты, и преподаватели. И выглядели они по-разному…

«А ведь среди студенчества и бунтарей изрядно…» — подумалось мне.

Но конвойцы работали хорошо — всё обошлось без эксцессов, и вскоре мы уже выезжали с территории университета, далеко обогнув желающих помолиться, которые невесть как скучковались у центрального входа.

— Пётр Павлович, а эти-то господа откуда взялись? Здесь вроде бы не церковь? — удивлённо спросил я.

— Да кто их разберёт, калик перехожих. Вот, к примеру, после похорон великого князя Сергея Александровича в Кремлёвских соборах до сих пор толпы народу молитвы возносят — такие же оборванцы, как эти.

— Гхм… Ничего предосудительного, конечно, но странно это… — махнул я рукой, переходя к мыслям об оформлении результатов разговора, благо что дежурный секретарь сидел рядом…

— Владимир Дмитриевич, оставляю на вас заботы по оформлению рескрипта о фонде и техническом комитете при нём. На первое время средства будут полностью мои личные. Далее посмотрим, кто из господ промышленников или аристократов заинтересуется. Также подготовьте рескрипт о комиссии по производительным силам и планируемой вашим батюшкой экспедиции на Урал.

Менделеев младший кивнул, а мои мысли уже неслись далее — я невольно вернулся к воспоминаниям о недавней встрече:

«Нет, ну какая женщина!»

Размышления о приятном были прерваны замечанием Гессе:

— Государь, забыл с утра сказать — мы оборудовали в подвале дворца тир — мишени, освещение, вентиляция. Грохочет, конечно, знатно, но наши умельцы приспособили самодельные шапочки из ваты на уши.

— Вот как? Отменно. Сегодня же опробую!..

— Ну как, измерим русскую душу в квантах и элементарных частицах? — Паша налил себе кофе из автомата и вернулся в мягкое и глубокое кресло в зоне отдыха.

— Удобный у тебя кабинет, можно хорошо подготовиться к исследованиям, — с нервическим смешком ответил я, нажимая на кнопки, чтобы выбрать капучино. — Кажется, именно сегодня мне удалось многое понять в твоих работах, дорогой друг. Это поистине гениально и даже ужасающе в своей гениальности!

— Пусть ужасаются те, кто этого заслуживает. И вскоре так случится — герр Пауль как-то неприятно улыбнулся.

Мне же оставалось лишь внутренне содрогаться и пытаться принять вдруг ставшую весьма неуютной новую реальность. Мысли разбегались в разные стороны — мне то хотелось вцепиться Паше в горло прямо сейчас, то подождать до вечера и проникнуть к нему домой… А ещё хотелось немедленно бежать в ближайшее русское консульство.

«Проклятье…» — внезапно я понял, что у меня всё-таки есть Родина. Забытая, давным-давно брошенная, но есть! И она требовала от меня каких-то действий. Оставалось решить каких. Между тем гениальный профессор Пауль продолжал вещать, видимо, ему давно уже требовалось выговориться:

— Вот Макс смотри, — он опять встал, открыл шкаф, в котором оказался сейф, набрал код и достал из него прозрачную коробку, в которой лежал невзыскательный металлический обруч серого цвета.

— Это то, что я думаю? Дашь подержать? — я приблизился к артефакту.

— Точно, Макс… Перед тобой новая корона Российской империи! Мы тщательно реконструировали наш национальный темперамент, осторожно и скрытно просканировали потомков Романовых и вот результат — в нём прошита волновая функция переноса! Скоро наступит время Великого Эксперимента и Великого Сведения Счётов со всем этим быдлом. Европа, наконец-то снова обретёт будущее.

— А как же США?.

— Нам хватит опрокинуть восток, и тогда за океаном сами не удержатся… Дорого это, очень дорого. Как ты думаешь, куда в Германии делись атомные электростанции?

— Их же закрывали массово совсем недавно.

— Полезные идиоты-экологи отлично подыграли, Макс. Все официально закрытые энергоблоки подключены на нас! Энергии потребуется столько, что начнут массово гореть подстанции и прочая инфраструктура, но это будет уже не важно, — и он протянул мне прозрачную пластиковую коробку. — Держи…

Со смешанными чувствами опаски, тщательно скрываемой злости и благоговения перед разрушительным гением Пауля, взял коробку.

— Да не дрожи ты так, Макс, — Пауль вытащил откуда-то бутылку французского коньяка и долил себе в кофе. — Это не заряженный венец, но скоро… Собственно говоря, именно для него и потребуется вся скрытая энергетическая мощь Германии — для того, чтобы вернуться назад — энергии нужно на два порядка больше, чем для прямого переноса. А я хочу вернуться и насладиться плодами.

— Ты сам хочешь «туда»?

— Конечно, лично счёты сведу со всеми этими жидо-большевиками и прочей аристократической имперской сволочью! Россия ляжет к ногам рейха!

— Гхм… Но почему ты? Это же такой риск, а ты гений!

— Во-первых, хочу. А с моими желаниями, как ты понял, здесь считаются. Иначе ты бы не готовился сейчас разделить наш триумф! А во-вторых, обратил внимание, что здесь довольно-таки много русских? Их тщательно отбирали, проверяли. Впрочем, ты это на себе ощутил вполне.

— Заметил.

Пауль расслабленно сидел в своём кресле и пил кофе, и его явно несло поболтать — похоже, что сработал какой-то психический механизм. Человек совершил немыслимое в науке и готовился совершить ещё более немыслимое в истории.

— Эта часть проекта пока основана на не до конца понятных факторах, но вполне точных — для переноса сознания в прошлое требуется психическая и культурная близость. Немец не может попасть в русского царя, пусть Никки по крови и не славянин, но культурно русский. Поэтому нам нужны «культурные русские». А с ними, сам понимаешь, сложности.

— Но ты справился, смог отобрать, — понимающе кивнул я.

— Да, я справился. А может, по рюмке коньяку? Чего нам этот кофе в себя лить?

— А давай, — согласился я, осторожно возвращая венец в сейф. — Мне, кажется, только что стало ясно, что к чему. Ты мне рассказал про возврат и всё сошлось — я же делал для тебя те странные расчёты.

— Да, приходилось поломать голову, как из задания убрать суть, — улыбнулся Пауль. — Но сейчас ты можешь сложить части головоломки. Сложил?

— Сложил. Должен быть второй обруч, то есть венец.

— Их получилось сто две штуки, а запускали в изготовление почти пятнадцать тысяч. Представляешь какой процент брака? Очень сложное изделие. Из-за этого проекта Германия отложила развитие своих электронных и квантовых производств — мы выбыли из гонки, поставили на карту очень много, почти всё!

— А ещё будут такие штуки делать?

— Новый технологический цикл пока не запускали, а это ещё пара лет…

— Если честно, то я всё более поражаюсь и восхищаюсь — как тебе удалось всё это?.. Невероятно… — продолжая разговор, я всё больше и больше чувствовал себя разведчиком в тылу врага.

«Вот ведь, как пошутила со мной судьба — был никем, просравшим жизнь, а теперь…»

— Работал, — пожал плечами Пауль. — Первый венец, что для переноса туда настроен и заряжен. На него постоянно подаётся поток энергии. Завтра утром начнём готовить второй. Знаешь, почему я его у себя держу, а не на профильном складе?

— Из сентиментальных чувств? Или сглаза боишься?

— Почти угадал. Из всех получившихся венцов отобрали два самых качественных, с минимальными дефектами в кристаллической решётке и атомно-волновых структурах. И я держу его здесь, потому что боюсь, что кто-то их перепутает. Представляешь? Ну ничего, скоро нервотрёпке конец, к вечеру завтрашнего дня настроим квантовую связность и начнём закачку энергии! А пока давай ещё по одной и домой. Выспаться нужно… Завтра поручу твоим заботам новую прошивку императора!

[1] Николай Дмитриевич Зелинский (25.01.1861–31.07.1953) химик, разработал активированный уголь и изобрёл противогаз, позже занимался нефтехимией.

[2] Владимир Петрович Сербский (14.02.1858–23.03.1917) врач-психиатр, основоположник судебной психиатрии.

[3] Климент Аркадьевич Тимирязев (22.05.1843–28.04.1920) известный учёный-ботаник, занимался анатомией растений, исследованиями фотосинтеза и вопросами земледелия.

[4] Владимир Иванович Вернадский (28.02.1863–06.01.1945) геолог и философ, создатель научных направлений минералогии, гео- и биогеохимии, также был философом, развивал идеи русского космизма. Занимался также общественной деятельностью.

[5] Николай Алексеевич Умов (23.01.1846–02.01.1915) физик-теоретик, философ. Занимался изучением преобразований энергии, свойствами потоков энергий, электрическими токами и магнетизмом, диффузией веществ, поляризацией света и астрономией. Совершил несколько фундаментальных открытий в этих областях. В том числе занимался исследованиями формулы Генриха Шрамма E=kmc^2 до работ Эйнштейна и сразу же оценил его работы по созданию СТО. Кроме научной, занимался также и общественной деятельностью.

[6] Пётр Николаевич Лебедев (24.02.1866−01.03.1912). Физик-экспериментатор, занимался резонансами, экспериментальным подтверждением теории Максвелла и влиянием гравитации на поведение электрических зарядов. Основатель научной экспериментальной физической школы в России.

[7] Фёдор Александрович Рейн (03.03.1866−03.09.1925). Хирург, преподаватель, издавал учебную литературу по хирургии, занимался общественной деятельностью по созданию женского медицинского образования.

[8] Пётр Андреевич Минаков (….1865— … .1931). Судебный медик, основоположник судебной медицины, также занимался антропологией.

[9] Упомянутые героем работы стали прологом и базой для открытия Эйнштейном СТО. Ныне в интернете иногда попадаются идиотические мнения, что физика Эйнштейна — это вымысел, и чуть ли не еврейский заговор. Конечно, это не так! К концу XIX века в физике созрел кризис — стало уже очевидным, что ньютоновские законы имеют существенные ограничения, но специальная теория относительности (СТО) ещё не появилась. Требовалось накопление «критической массы» знаний, теории, экспериментальных данных и смелый гений Эйнштейна, который сделал самую малость: соединил созданное коллегами в единую систему и не побоялся опубликовать результаты. К слову сказать, вместо Эйнштейна это вполне мог быть Лоренц или Пуанкаре, но выводы сделал именно Эйнштейн.

[10] Комиссия по изучению естественных производительных сил России была создана в 1915 году по инициативе В. И. Вернадского с целью изучения и выяснения возможности использования естественных ресурсов России для возмещения потерь в иностранной торговле во время Первой мировой войны. Комиссия продолжила свою работу и в СССР.

[11] Уральская экспедиция была инициирована Д. И. Менделеевым для всестороннего и системного изучения всей уральской промышленности и для выработки рекомендаций по преодолению монополизма и отсталости уральской промышленности. Была проведена в 1899 году, Д. И. Менделеев составил отчёт на имя С. Ю. Витте с анализом причин медленного развития металлургии и предложением мер для преодоления известных проблем. Д. И. Менделеев говорил: «Воздействие России на весь запад Сибири и на степной центр Азии может и должно совершаться при посредстве Уральского края».