Ночное дежурство

Глава двадцать седьмая

Вуди

Он смотрит религиозный канал или научный? Наверное, последнее, поскольку там показана форма жизни столь примитивная, что она почти не осознает ничего вокруг, кроме самой себя. Она отделяет от себя частицы, чтобы не скучать без компании, но при этом она настолько враждебна любому другому существу – в особенности из-за угрозы, какую представляет разум других, – что низводит каждое до своего уровня, чтобы затем пожрать. Однако источник жизни и источник религии, судя по всему, тесно переплетены: тех жизней, какие создает бесформенное нечто из самого себя, и безумного поклонения, какое оно вызывает, достаточно, чтобы вознаградить любое жертвоприношение, поглотив заодно и всех верующих. Только один, продолжает думать или слышать Вуди, только один. Как же экран может передавать ему все это, когда он не в силах рассмотреть на нем ни единого образа, а только лишь беспокойное подергивание? Его осеняет, что это и есть подлинная крупица сущности, о которой идет речь, настолько малая толика и настолько близко к экрану, что он просто не в состоянии сосредоточить на ней взгляд или разум. Этой мысли достаточно, чтобы он, вздрогнув, проснулся.

Вуди в самом деле сидит в кресле перед экраном, только тот не показывает ничего похожего на его сон. Он трет глаза, не понимая, долго ли проспал, но достаточно долго, чтобы ему приснились все возможные бедствия: отказ электричества, Агнес, заточенная в лифте, мятежники, покидающие магазин. На всех четвертях монитора системы безопасности люди усердно трудятся у стеллажей, хотя в какой-то миг он не может понять, кто есть кто. Взгляд на часы сообщает, что солнце скоро взойдет. Он чувствует себя ненужным из-за того, что заснул, но хотя бы никто не воспользовался этим, чтобы сачковать. Он тянется к телефону и нажимает кнопку, включая громкую связь.

– Вы отлично справляетесь, ребята. Продолжайте в том же духе и…

Все фигуры, скорчившиеся перед книжными полками, вскидывают размытые головы, за которыми тянутся серые разводы. Ему кажется, они готовы подняться на ноги, чтобы отпраздновать его пробуждение, но по всем им проходит дрожь, и они толпами кидаются в проходы, так и не распрямившись. Вуди не в состоянии разобрать что-либо еще, в том числе и потому, что образы на экране перекатываются волнами, словно вода, готовая раскрыть свою тайну. Не может же быть, что эти фигуры проталкивают друг друга под дверь, ведущую к комнате для персонала? Картинка выравнивается, и выясняется, что магазин освещен гораздо хуже, чем он только что наблюдал. Впрочем, света, проникающего сквозь витрину, достаточно, чтобы понять: все стеллажи разорены и книги рассыпаны по всем проходам.

Кроме обжигающей ярости и смятения Вуди не ощущает ничего и не думает ни о чем. Он поднимается с места так резко, что кресло откатывается, врезаясь в шкаф с папками, который звенит, слово ржавый колокол. Вуди кидается к двери, когда понимает, что если перебои с электричеством случились на самом деле, то и все остальное тоже может оказаться правдой. Он по-прежнему заперт, однако, когда он нажимает на ручку двери, та немедленно распахивается.

Все компьютеры в смежном кабинете включены. На всех мониторах грязное размытое свечение, слишком уж сильно перекликающееся с его сном. Обернувшись через плечо, Вуди видит, что с монитором системы безопасности творится то же самое. Но главное – свет, который дают экраны, и он спешит через кабинет в комнату для персонала, где заметно темнее.

– Рей, ты еще здесь? – выкрикивает он. – Как у нас дела с предохранителями?

Он слышит движение внизу неосвещенной лестницы. Как будто толпа каких-то мягкотелых существ трется друг о друга в темноте или же какая-то масса размером с целый коридор растекается по полу. Но сейчас его не особенно волнует, что там творится. Он торопливо проходит мимо стола и забитой посудой раковины и направляется в хранилище.

Проход между полками обозначен контуром оттенка тусклого тумана, но дальше – сплошная темнота. Что ж, это не должно ему помешать, если просто пойти по прямой, он ведь уже достаточно проснулся; однако не успевает Вуди сделать нескольких шагов, когда ударяется локтем об угол металлической полки. От этого он разъяряется еще больше. Он разворачивается на месте и идет спиной вперед, ориентируясь по очертаниям полок в слабеньком свечении, какое достает сюда из кабинета. Он не имеет ни малейшего понятия, почему свет мерцает, да ему и плевать. Все, что сейчас имеет значение, – выпустить Агнес на свободу.

Вуди так и движется задом наперед, хватаясь за края полок, пока не оказывается у верхних дверей лифтовой шахты. Он проходит мимо и нащупывает перила на лестнице. Кажется, то мягкое шарканье поднимается по другой лестнице? Клокоча от негодования, он вцепляется в перила и громко топает вниз, ускорив шаг, когда удается определить высоту ступеней. Перила заканчиваются, и он держится за край, нащупывая ногой пол фойе, а затем разворачивается лицом к лифту.

– Агнес? – зовет он, а когда не получает ответа: – Аньес?

Но даже так она не отзывается. Он надеется, это потому, что она заснула. Он уже собирается постучать по дверцам лифта, предупреждая, что будет их раздвигать, но тут замечает тонкую тусклую нить в дальнем конце фойе. Она тянется под дверями для доставки товара, за которыми столько света, сколько ему требуется.

Вуди торопливо движется через пустую черноту и отодвигает засов. Он как будто заржавел, однако после второй попытки звякает, поддаваясь, и зону доставки заливает свет, напоминающий лунное сияние из-за облака. Вуди наваливается на правую створку двери и распахивает ее во всю ширь, чтобы металлическая рука доводчика не смогла ее закрыть, после чего бежит обратно к лифту. Он делает глубокий вдох, отдающий на вкус туманом, и собирается с силами, какие у него еще остались. Запустив пальцы в щель между внешней дверцей и рамой лифта, он напрягается, расширяя зазор. И спустя миг дверца откатывается в сторону целиком.

И почему же Найджел не смог этого сделать? Правда, остается еще дверца самого лифта. Однако она оказывается такой же сговорчивой. Вуди почти жалеет об этом из-за открывшейся ему картины. Агнес стоит вертикально только потому, что прижата к стенке лифта тележкой, которую подпирает погрузчик для поддонов. Почти все книги из тележки разбросаны по полу. Они напоминают куски грязи, которая покрывает и все тело Агнес, забивает ей нос и рот и даже затягивает невидящие глаза на изумленном лице.

Это уже чересчур. Вуди совершенно опустошен. В голове остается только лишь одно понимание: любой, кто увидит Агнес, догадается, что ночью здесь произошло нечто большее, чем просто срыв работы, мятеж и акты вандализма. Он вытаскивает из лифта тележку и подхватывает Агнес, когда она валится вперед. Кажется, ее веки дрогнули? Нет, это освещение изменилось, потому что переместился источник света. Когда Вуди разворачивается, придерживая Агнес за плечи, свет уходит еще дальше, и до него доносится придушенное сопенье тормозов.

– Подождите! – кричит он, чувствуя, будто его порыв лишает Агнес покоя. Он подхватывает ее под колени свободной рукой, чтобы поднять. Она такая легкая, что на глаза наворачиваются слезы. Тот, кто сейчас снаружи, отвезет ее туда, куда она должна попасть. Наверное, Вуди обязан сопровождать тело, только сначала предупредит Грэга – но где же Грэг? Если его нет в торговом зале, Вуди не сможет уехать – магазин ведь останется без защиты. Только один, ловит он себя снова на этой мысли, только один. Прежде всего он обязан позаботиться об Агнес, а уж потом займется магазином. Он выносит Агнес из фойе головой вперед и уходит в туман по чернеющему асфальту, двигаясь на свет огней и мокрое сопение. Пока он идет, у него остается несколько мгновений, чтобы вспомнить, что нужно держать лицо. Какова бы ни была его ноша, он все еще представляет «Тексты». И самое меньшее, что он может сделать, – улыбнуться.