Ночное дежурство

Глава семнадцатая

Мэделин

– Мэд.

Слово как будто повисает в воздухе, пока она не поднимает глаза, и тогда голос Вуди, отделенный от тела, произносит:

– Пожалуйста, оправляйся на перерыв прямо сейчас.

Мэд наконец-то закончила расставлять книги и прибирается в своей секции. Она понимает, что так думать нехорошо, но она рада туману, потому что благодаря ему грязные маленькие ручки не доберутся до ее полок, чтобы перевернуть их вверх дном. Когда она с удовольствием оглядывает нишу в своей секции, Вуди прибавляет:

– Росс, ты тоже на перерыв.

Никто в здравом не решит, что Росс горит энтузиазмом. Он поднимает голову над стеллажами, между которыми, как она легко себе представляет, старался спрятаться, и далеко не сразу отваживается взглянуть на Мэд. Когда она отвечает ему нейтральной улыбкой, то чувствует, как невидимый взгляд Вуди так и пытается растянуть ее рот до тех пределов, какие ему нравятся.

– Судя по твоему виду, тебе не помешает кофе, – кричит она Россу через весь торговый зал. – И могу тебе признаться, мне тоже.

Это чистейшая правда. Когда она подносит свой электронный пропуск к пластине рядом с дверью, ведущей в комнату для персонала, то закрывает глаза, как ей кажется, на мгновение, а когда открывает, Росс уже стоит рядом. Дверь поддается под нажимом, и он все еще придерживает ее, пропуская Мэд, хотя та давно уже прошла.

– Не волнуйся, Росс, – произносит она вполголоса. – Ты ведь знаешь, я не кусаюсь.

Его рот кривится, когда он пытается воздержаться от ответа, и она вспоминает, что он знает иную правду. Ей даже кажется, она замечает оставшуюся до сих пор, хотя и поблекшую, отметину своих зубов у него на шее. Торопливо поднимаясь, она как будто пытается обогнать собственные слова, которых в жизни бы не сказала, если бы была пободрее, однако ни лестница, ни так же лишенная окон комната не предполагают путей к отступлению. Все, что она может – взять из буфета на стене его и свою кружки. Но тому, кто поставил их туда, по-видимому, было плевать на результат, потому что вместе с этими кружками из буфета чуть не падает еще несколько, поставленных сверху. Росс спасает их, подскочив к Мэд со спины, но едва не роняет, когда она задевает его плечом по груди. Когда она захлопывает дверцу буфета, он уже на дальнем конце стола делает вид, что они никак не соприкасались.

– Росс, – с упреком произносит она.

– Прости, – мямлит он и моргает, не зная, куда безопаснее перевести взгляд.

– За что? – За то, что дотронулся, или за то, что отскочил? Чтобы не смущать его, делая вид, будто дожидается ответа, она продолжает: – Может быть, нам просто попытаться поладить друг с другом? Здесь и без того слишком много людей, готовых вцепиться друг другу в глотки.

Она говорит негромко, чтобы Вуди не расслышал ее слова за громыханием книг, которые он загружает на уже, как минимум, третью тележку. Когда до нее самой доходит, какие слова она подобрала, она надеется, что и Росс ее не услышал. Она отворачивается, чтобы налить кофе и перестать уже воображать на его шее следы от ее укусов, которые она почти ощущает. Кофеварка издает влажное бульканье, и она ставит кружки на стол со словами:

– Так я о чем: может, договоримся забыть прошлое? Оно не должно на нас влиять, правда ведь? Нет причин, чтобы мы не могли оставаться друзьями.

Росс опускает взгляд в кружку с кофе, но затем отваживается поднять глаза.

– Я думал, мы и так друзья.

– Прекрасно. – Ощущение, что в его глазах отражаются далеко не все переживания, вынуждает ее прибавить: – Разве тебе так не кажется?

– Кажется. Просто забыть иногда бывает трудно.

Никаких сомнений, где задержались его воспоминания.

– Я вовсе не предлагаю тебе забыть Лорейн.

– Очень рад. – Его взгляд вовсе не выражает радости, пока он молчит, прежде чем признаться: – Надо мне было пойти туда. Она могла бы остаться в живых.

– Это не твоя вина. Никто не посмеет тебя обвинить. Тебя же не отпустили.

– Все равно, надо было пойти. Только трус сваливает вину на других, когда мог бы сделать что-то сам.

Его невеселые размышления захватывают и Мэд, пока она не выпаливает:

– Ты хочешь сказать, я тоже могла бы?

– Нет, конечно, не ты. Совершенно точно, нет. Но…

– Давай выкладывай. Ты же только что заявлял, что ты не трус.

– Может быть, если бы ты оставила машину перед магазином, как Агнес…

– Да, если бы я оставила, то что, Росс?

– Может быть, тогда у того, кто воспользовался твоей машиной, не было бы такой возможности.

– Думаешь, мы бы заметили их в таком тумане? – Ее рука, тянувшаяся за кофе, взлетает, словно для того, чтобы указать на стены. Его предположение для нее не новость: эта мысль всю ночь не давала ей спать. – Даже Агнес паркуется недостаточно близко, чтобы ее машину было видно, – она хочет убедить их обоих.

– Давно пора уже всем парковаться ближе. – Он делает глоток кофе и едва не выплевывает обратно в кружку. – Господи, какое забористое пойло.

Мэд тоже пробует кофе, который, мягко говоря, крепок.

– Ого, а ты прав. Кто его заваривал?

– Я.

Голос Вуди звучит так отчетливо, что на мгновение ей кажется, он воспользовался громкой связью. Очевидно, Росс понимает, как и она сама, что Вуди, скорее всего, слышал из хранилища весь их разговор. Росс прикрывает рот рукой, чтобы прошептать:

– Тебе не кажется, что он какой-то затхлый на вкус?

Запах кофе такой настойчивый, что она не в силах определить, чего в нем больше. Она готова отважиться на еще один глоток, когда грохот книг по дереву прекращается и Вуди появляется в дверном проеме.

– Я подумал, надо помочь команде взбодриться.

Сам он выглядит как воплощенная бессонница, хотя губы растянуты, и зубы блестят в улыбке, которая словно решительно отрицает, что он может быть недостаточно бодр. Его темно-синяя рубашка так помята, словно он спал в ней, а когда он брился в последний раз, то пропустил целый дюйм щетины на левой скуле. Широко раскрытые глаза блестят, как разверстые раны. Мэд кажется, он сейчас заставит их хлебать его пойло, однако Вуди вместо того интересуется:

– Кто кому готов вцепиться в глотку?

Сколько еще ей будет аукаться небрежный выбор слов? Она ничего так не хочет, как отделаться от них, и ей частично удается. Когда она произносит:

– Я никого конкретного не имела в виду.

– А такое впечатление, что ты имела в виду всех сразу.

У Мэд мелькает мысль, что это близко к истине, однако решение за ним – она никого не желает подставлять.

– Нет. Это я преувеличивала, – произносит она, надеясь, что это правда.

– Наверное, мне надо с осторожностью выбирать, кого я отправляю вместе на перерыв, да?

– Это вам решать.

– Во всяком случае, вы, ребята, хорошо ладите. Конечно, вы раньше… – Его улыбка меркнет, а осмысленность вроде бы пытается вернуться в глаза. – Но тогда вы… – Следует еще одна интерлюдия, во время которой его улыбка словно решает, что выразить – попытку повеселить их или извиниться. – Вот так так! Я искренне приношу свои извинения. Что-то я не подумал. Может, хотите, чтобы я побыл здесь, пока у вас не закончится перерыв?

– Нет необходимости, – отвечает Мэд, первый раз в унисон с Россом.

– Мне кажется, я сумел вас сплотить, а? – Из-за присутствия Вуди комната кажется еще более замкнутой, когда он произносит: – У вас еще несколько минут. Так что оставляю вас наедине.

Когда они слышат, как тележка громыхает в сторону лифта, Росс произносит негромко:

– С меня хватит.

Мэд подозревает, что он имеет в виду не только кофе, который выливает в раковину. Она не вполне уверена, подразумевает ли он и ее тоже, но ощущение такое, что да, потому что он торопливо спускается по лестнице, даже не поглядев на нее напоследок. Ей совершенно точно плевать. Она прихлебывает кофе, жалея, что нечего почитать, хотя не знает, чего бы ей хотелось. В комнате для персонала нет ни одной книжки, и она не помнит, когда в последний раз видела, чтобы здесь кто-нибудь читал. Можно было бы взять в хранилище, только с нее хватит уже общества Вуди.

– Если ты за книжками, Найджел, возьми эти, – слышит она его голос у лифта. – А я захвачу еще.

Но вместо этого он возвращается в комнату для персонала.

– Я вроде бы обозначил, что перерывы будут короткими, – произносит он. – Когда закончишь здесь, можешь помочь с полками Найджелу.

Мэд вся напрягается от присутствия Вуди, однако он проходит к себе в кабинет. Она еще раз пытается глотнуть кофе, когда он начинает говорить. Это он велит ей заканчивать перерыв? По тону ясно, что он к кому-то обращается. Мэд так силится разобрать слова, что стены колышутся и мерцают, словно туман, если только причина не в ее собственном недосыпе. Кожу головы покалывает, как от статического электричества, когда удается расслышать:

– Да, ребята, так нам нравится. Давайте пошевеливайтесь там внизу.

Должно быть, он обращается к монитору системы безопасности, но ей вовсе не улыбается оставаться тут наедине с его голосом.

– Давайте-ка поживее, а не то я с вами поговорю, – продолжает он. – Вот так, продолжаем всплывать на поверхность из этой жижи. – Очевидно, так он воспринимает изображения на экране, и это не удивительно, если он, как она подозревает, почти не спит, – но и не утешительно. Она прихлебывает кофе быстрее, чем нравится ее организму, когда слышит:

– Эгей, а ты впереди всех. Ты лучший.

На этот раз Мэд беспокоит не только его бормотание. Почему она до сих пор не слышала этого эха? Вроде бы оно повторило только последние два слова и звучало едва слышно – словно из склепа, хочется ей подумать. Похоже, Вуди тоже услышал его и развернулся, выискивая, какая часть кабинета порождает акустический эффект, потому что когда он произносит:

– Ты лучший, никаких сомнений, – тихий и тусклый голос уже не столько повторяет его слова, сколько сливается с ними.

Но если он больше не смотрит на экран, то кому адресованы его слова? Мэд готова заключить, что он разговаривает с самим собой, и после такой мысли ей уже не хочется здесь задерживаться. Она делает еще глоток кофе и выливает остальное в раковину. Споласкивает кружку, ставит на сушилку, и, уже направляясь к лестнице, снова слышит голос Вуди. Что, теперь он разговаривает во сне? Она легко представляет, что эхо, которое звучит теперь и вовсе откуда-то из недр земли, вот-вот поглотит его негромкий голос, только это какая-то бессмыслица. Возвращаясь в торговый зал, она размышляет, стоит ли рассказывать о его поведении Конни, Найджелу или Рею, но тут замечает то, чего не успела увидеть раньше. Ей ведь нужно поставить на полку две книги, которые оставили мужчины, сидевшие в креслах.

Обе тонкие книжки большого формата из отдела «Текстов-крошек». В одной сказано, что А – это арбуз, а в другой – ангел. Интересно, это не собьет с толку маленьких читателей, если они увидят обе книжки? Несомненно, они достаточно малы, чтобы не удивляться ни улыбающемуся арбузу, ни ангелу, в особенности потому, что арбуз выглядит как герой примитивного мультика. По крайней мере, они слишком малы, чтобы знать другие слова на эту букву: аберрация, авария, агония, алебарда, амбал… Мэд понятия не имеет, почему эти и другие слова лезут в голову. Она прижимает книжки к груди и хочет поставить их на верхнюю полку в своей первой нише, но едва не роняет их, бросив взгляд на нижнюю полку.

Вместо того чтобы закричать, она прикусывает губу. Некоторые из книжек с картинками перевернуты вверх ногами, несколько стоят не на своих местах, а две и вовсе распластаны поверх остальных. Она знает, что не оставляла ни одну полку в таком виде – ни за что не позволила бы себе. Она ставит книжки с буквами на место у самого начала своей секции, прежде чем крикнуть:

– Кто это тут помогал?

Головы поворачиваются, глядя внимательно или недоуменно моргая. Поскольку она не знает, кто из них злоумышленник, все они выглядят бестолковыми, словно бюсты на полках. Когда и другие головы показываются в поле зрения, ей представляются театральные куклы, вздернутые на ниточках или же оживленные засунутой внутрь них рукой.

– Повтори-ка, Мэд, – просит Конни. – Тебе требуется помощь?

– Только не от того, кто побывал в моей секции, пока я сидела наверху.

Конни поднимает брови с той же скоростью, с какой растягивает розовые губы в улыбке, когда голос Вуди вылетает из всех гнезд под потолком.

– Конни и Джил, пожалуйста, на перерыв. Надеюсь, это не вызовет никаких проблем. – Последнее замечание он произносит вполголоса, наверное, себе самому, после чего возобновляет атаку: – Конни и Джил.

– Иди пока, Джил. Я поднимусь, как только выясню, в чем дело. – Конни оборачивается к Мэд на середине этой фразы. – Не уверена, что мы тебя понимаем, Мэд. Никого здесь не было. Мы все были слишком заняты.

– Слишком заняты, чтобы увидеть то, что кто-то натворил, ты хочешь сказать. Вы только посмотрите!

А вдруг и в остальных частях ее секции беспорядок? Мэд проносится по своим нишам и приходит в негодование, не заметив никакого хаоса. И какое разочарование – возвращаться к началу, пусть даже она и произносит в ярости:

– Посмотрите на это!

Только Джил подходит, чтобы взглянуть, и то потому, что она как раз направляется к комнате для персонала.

– Ой, Мэд, ты же столько работала, – произносит она, тут же прибавляя: – Я этого не делала и, честное слово, никого не видела.

Конни дожидается, пока за ней закроется дверь, прежде чем сказать:

– В кои-то веки я согласна с Джил. Думаю, она высказалась за всех нас.

Все кивают, и положения не улучшает то, что некоторые из них делают это с неохотой. Они смотрят на Мэд, пока она не выпаливает:

– Какие у вас предположения?

– Мне кажется, ты сделала это сама. – Конни подходит, хмуро глядя на полки и негромко добавляя: – Просто поставь все как положено и не шуми так. Думаю, это займет несколько минут, и дело с концом.

У Мэд такое чувство, что мозг съеживается и становится таким же незначительным, как этот спор. На нее накатывает волна жара с ознобом, возможно, тоже вызванная усталостью, и она воздерживается от ответа, пока Конни не уходит наверх.

– Если это не кто-то из нас, значит, здесь есть кто-то еще, кого здесь быть не должно.

Ей отвечают лишь внимательные взгляды и напряженные лица, которые нравятся ей еще меньше, пока Росс не произносит:

– И что ты хочешь, чтобы мы сделали?

– Надо еще раз обыскать магазин. По-настоящему обыскать, а не просто постоять, улыбаясь друг другу как клоуны. Начать от стен и идти к центру, и если кто-то здесь есть, он попадется.

Росс, кажется, чувствует себя обязанным поддерживать ее. Он отходит к полкам с видео и компакт-дисками у стены, затем Ангус отступает и останавливается перед прилавком. В следующий миг Агнес отправляется в секцию у витрины.

– Ладно, если все согласны, – произносит Найджел. – Давайте покончим с этим, чтобы все успокоились.

– Успокаиваться нельзя, – возражает Рей. – Мы же не хотим, чтобы все заснули.

– Для этого здесь ни малейшего шанса.

Грэг отходит к стене как можно дальше от Джейка.

– Я готов, – объявляет он тоном, близким к упреку.

Рей с Найджелом поворачиваются спинами друг к другу и расходятся, словно дуэлянты. Найджел первым доходит до стены и тут же разворачивается кругом.

– Итак, начинаем, – командует он. – Только чтобы на этот раз ничего не проглядеть.

Мэд кажется, эти слова обращены к ней и тем, кто ее поддержал. Она тут же чувствует себя сразу и испуганной, и глупой. И что же она ожидает найти? Если бы в магазин пробрался ребенок, он наверняка уже чем-нибудь выдал бы себя, а кто еще, кроме ребенка, может спрятаться, чтобы привести в беспорядок ее книги? Если вдруг этот неестественно тихий мелкий правонарушитель умудрился остаться незамеченным – может, крадется сейчас на четвереньках к выходу, потому что ему не хватает ума понять, что таким путем не сбежишь, – от этой мысли ей делается совершенно не по себе. Мэд начинает бочком скользить вдоль дальней стены, Ангус делает то же самое вдоль прилавка, так что никто не сможет незаметно пробежать по проходу между ними. Крохотные скрипки неумолимо аккомпанируют им, и кажется, что бесчисленные струны играют прямо у нее в голове. Она старается не забывать дышать, подавляя кислую кофейную отрыжку, которая кажется слишком затхлой. Она невольно напрягается всем телом, когда что-то выскакивает из соседнего прохода, но не успевает закричать, потому что это вместо нее делает Джейк.

– Что это было?

– Боже правый, не надо так визжать, – говорит ему Грэг. – Из-за тебя у всех голова разболится.

– Туда, быстрее. – Джейк машет рукой в ближайший проход. – Оно пробежало туда. Отрезайте ему пути к отступлению.

Поначалу Грэг, кажется, слишком озабочен тем, чтобы выказать свое отвращение к Джейку, но все же проходит в дальний конец заблокированного им прохода.

– Где оно? – кричит Джейк. – Двигалось не особенно быстро. И отсюда не выходило.

– И что же, по-твоему, ты видел?

– Что-то серое, какая-то серая низкая штуковина. Она выскочила и тут же повернула обратно, когда я ее увидел, на ощупь как слизняк.

– Почему-то никто не удивлен, что ничего подобного здесь не наблюдается.

– Говорю же, я видел, – настаивает Джейк еще пронзительнее.

– Тогда объясни, куда оно делось.

Мэд не уверена, пытается ли Джейк ответить, спрашивая:

– Что это за пятно?

– Понятия не имею. Может, ты больше моего знаешь о подобных вещах.

Мэд вовсе не хочется смотреть, но теперь как раз ее очередь, потому что они с Ангусом как раз прочесали соседний проход. Посередине между Джейком и Грэгом лежит какое-то выцветшее сероватое пятно неправильной формы шириной в фут. Наверняка потому, что Джейк вложил ей в голову этот образ, она вспоминает след слизня, точнее массы слизней.

– Ну, и что тебе примерещится теперь, Джейк? – спрашивает Грэг. – Твой слизняк растаял? Просочился через пол?

– Это здесь было, – огрызается Джейк. – И ты бы сам увидел, если бы не сетовал в это время, как ужасно пострадали твои деликатные ушки, которые не в силах переносить, когда кто-то выражает живые чувства.

– Да мне плевать на мужчин, которые визжат, как не подобает мужчинам.

– Не удивлюсь, если нам начало что-то мерещиться, – произносит Агнес за спиной у Грэга, не давая ему договорить. – Думаю, большинство из нас страдает от недосыпа.

Мэд полагает, Агнес подыскивает оправдание ей, а заодно и Джейку. Остальные работники собрались в проходе, обыскав весь магазин без всякого результата. И что, Мэд собирается и дальше утверждать, будто в магазин прокрался кто-то чужой? С какой такой целью кто-то перевернул вверх тормашками целую полку с книгами? Все, чего он достиг – оторвал ее с Джейком от коллектива, если они позволят этому случиться.

– Все теперь счастливы? – громко выражает надежду Найджел.

– Все довольны? – прибавляет или переводит Рей.

Джейк смотрит на Мэд, но воздерживается от комментариев. Скорее всего, она забыла привести в порядок одну эту полку – все остальное не имеет смысла.

– Должны быть, – отвечает она за них обоих.

Джейк отворачивается так, словно его развернуло яростное пожатие плечами, когда голос Вуди вылетает из многочисленных укромных нор.

– Мне нужно, чтобы кто-нибудь объяснил, во что это вы, ребята, сейчас играли.

Рей с Найджелом кидаются к телефонам, и Найджел выигрывает забег.

– Некоторым из нас показалось, что нам стоит получше осмотреть магазин, прежде чем окончательно запереть, – произносит он в трубку.

– В смысле, мне стоит, – сообщает Вуди всему магазину.

– Нам всем. Вы же не устаете повторять, что мы команда.

– И что же команда решила?

– Кроме нас здесь никого нет.

– Хорошо, и я не возражаю, чтобы все улыбнулись по этому поводу. Что может взбодрить вас, британцев? Эй, я знаю, что точно должно подействовать: скоро Рождество! И скоро нас ждет приток покупателей.

Мэд уверена, что это должно было случиться еще несколько недель назад, наверное, и Найджел того же мнения, только держит его при себе.

– По-прежнему никаких улыбок? – громыхает Вуди со всех сторон. – Все, что нам требуется, – вагон и маленькая тележка усердия.

Найджел топчется на месте, словно сожалея, что так рвался к телефону, пока Вуди не произносит:

– Росс, поищи диск с какой-нибудь рождественской музыкой. Он должен пойти на моем проигрывателе.

Росс застревает у полок с компакт-дисками так надолго, что Мэд уже подергивается от нетерпения. Наконец он приносит Найджелу «Диско от Санты», который она бы не выбрала. Но это не имеет значения: когда Найджел ставит его вместо Вивальди, звука нет.

– Давай попробуем что-нибудь другое, – предлагает он.

На этот раз Росс в итоге приносит «Карнавал рождественских гимнов», который Мэд выбрала бы в первую очередь. Беда в том, что этот диск тоже не проигрывается, а когда Найджел возвращает на место Вивальди, то и тот молчит, как и колышущийся за окном витрины туман. Когда он в очередной раз нажимает кнопки, Вуди спрашивает:

– Что там за задержка?

Найджел хватает трубку, продолжая тыкать в кнопки проигрывателя, словно он на поводке, которым служит телефонный шнур.

– Что-то испортилось. Больше ни один диск не проигрывается.

– Ну так не трать на них время. Почему бы вам не выбрать какую-нибудь рождественскую песню и не спеть, пока вы работаете?

– Как рабы на плантации, кем нам и полагается быть, – вставляет Агнес.

– Что там? Что она сказала, Найджел?

Найджел не сразу отвечает:

– Кажется, я не вполне расслышал.

Грэг прокашливается так выразительно, словно надеется донести свою мысль до Вуди. Должно быть, он стоит достаточно близко к телефону, потому что Вуди произносит:

– Подозреваю, она считает, я должен присоединиться, а не просто подсказывать другим, что им делать, я прав? Вот та мелодия, которая всем нам поднимет настроение.

Мэд подозревает, что не ее одну охватывает дурное предчувствие, когда он делает усиленный микрофоном вдох. Когда он начинает петь, она не удивлена, что никто не знает, куда смотреть. Вуди то ли вопит во всю мочь, то ли слишком близко прижимается к микрофону: от неистового пения дрожат мембраны колонок. Один особенно неприятный недостаток его исполнения – он почти не помнит слов, ограничиваясь в основном заклинанием: «Пусть снег идет, снег идет, снег идет». Интересно, думает Мэд, он предпочел бы его туману, но тут Вуди перебивает сам себя:

– Эй, это не должно быть сольное исполнение. И не говорите мне, что не знаете этой песни. Она была в фильме, который некоторые из вас точно видели.

– Честно сказать, и я не знаю, одному ли мне так кажется, – начинает Найджел, – но, по-моему, нам лучше работать в тишине.

Все, за исключением Грэга, тут же наглядно выражают свое согласие.

– Не надо так много кивать, а то заснете, – отзывается Вуди, только непонятно, с какой улыбкой. – Может, мне тогда лучше спеть вам серенаду.

Испуганное молчание, которое вызвано его словами, нарушает звяканье засова. Конни быстро выходит из служебной двери, а за ней – Джил. Обе, кажется, стараются не показать, что это голос Вуди прогнал их оттуда. Через мгновение он обрывает трансляцию усиленным грохотом, и Рей, воспользовавшись моментом, кричит:

– Пора возвращаться к работе!

Найджел явно считает, что ему не нужно указывать или же что это он должен был делать объявление. Он уходит обратно в «Юмор», пока все остальные отодвигаются от пятна на полу. Неужели никто нарочно не обращает внимания на поведение Вуди? Мэд не хочет упустить возможности на это указать.

– Вы не слышали ничего странного, пока были наверху? – окликает она.

– Так себе шутка, – отзывается Конни.

– Я имею в виду, кроме того, что слышали мы все.

– Я не слышал, – Росс, видимо, считает, что это необходимо сказать вслух.

– Это было уже после того, как ты оставил меня там одну. Вуди… – Единственные слова, которые Мэд в состоянии произнести, передают гораздо меньше, чем ей хотелось бы. – Вуди разговаривал с самим собой.

– Может, решил, что это лучший способ избежать возражений, – замечает Найджел.

Пока Рей пристально и жестко смотрит на него через весь зал, Джил произносит:

– Думаю, мы бы услышали, если бы он так сделал. Никаких посторонних разговоров наверху не было.

Мэд кажется, что Ангус хочет предотвратить ссору своим замечанием:

– Я рад, что он наконец-то перестал петь. От его песни у меня лично не прибавилось рождественского настроения.

– Он просто хотел, чтобы мы улыбнулись, – вступается Грэг. – А что не так с песней? Для вас она слишком американская?

– Слишком ассоциируется с фильмом, где играет Брюс Уиллис [4] и где полно бессмысленного насилия.

– По-моему, фильм просто отменный, – вставляет Рей. – Хотя надо было оставить свое мнение дома.

На этот раз красноречивый взгляд через весь магазин бросает Найджел. А Джейк между тем интересуется:

– Что по этому поводу думаешь ты, Грэг?

– В героизме нет ничего дурного. Он же просто пытается спасти свою жену и ее коллег.

– А разве не там герой все время бегает в майке? И ты едва не заставил нас поверить, что не интересуешься подобными вещами.

Лицо Грэга каменеет и идет пятнами, и Мэд понимает, что ей очень хочется, чтобы кто-то прервал их, пусть даже Вуди с требованием новых улыбок. От всех этих препирательств воздух словно сгустился, стал тяжким, почти удушливым. Она не может определить, то ли в магазине жарко от ненависти, то ли холодно от омерзения. Когда Грэг подводит итог всем разговорам, ставя на полку книгу с таким стуком, словно ударяет дубинкой, Мэд принимается упорядочивать хаос на своих полках. Она надеется, что все достаточно погрузились в работу, чтобы обрести хотя бы немного внутреннего спокойствия, когда Росс принимается ныть:

– Стой! Не складывай ничего на мои полки. У меня места нет.

– Мне тоже нужно место, – возражает Ангус. – Да и вообще, это не твои полки и не мои. Это будут полки Гэвина, когда он выйдет на работу.

– Только не говорите, что Ангус разозлился, – кричит Рей, явно обращаясь к Найджелу. – Нам ведь не нужно здесь бессмысленное насилие, правда? Ну, а если серьезно, вам бы, парни, пожать руки и успокоиться.

Росс делает вид, что не услышал его, но при этом он явно раздражен его словами.

– Если ты не оставишь мне немного места, – бурчит он, обращаясь к Ангусу, – мне придется двигать книги до самого конца прохода.

– Такая же ерунда, если ты начнешь заваливать меня своими книгами. Извини, но лучше не лезь на мой участок.

– Дети, – замечает Джил, поднимая голову над полками и кивая на молодых людей. – Разве стоит сейчас ссориться? Может, мне помочь одному из вас, а кто-нибудь еще поможет второму?

Единственный мгновенный ответ приходит от Конни.

– Тебя, Джил, хлебом не корми, дай только сказать другим, что они ведут себя как дети.

– Наверное, нужно иметь своих детей, чтобы это замечать, – вставляет Рей.

Сначала Найджел одергивает его только взглядом, но затем позволяет себе высказаться вслух:

– А все остальные у нас слепые, что ли? И хуже всех те, кто хотел бы детей, да не может.

– Не представляю себе, почему ты решил поделиться этим с нами, Найджел. Кажется, все в первый раз слышат, что у тебя имеется подобная проблема, или я не прав?

До Мэд доносится нечленораздельное мычание, не обязательно выражающее согласие, но она не может определить его источник.

– В таком случае мне стоит извиниться перед всеми, кого я огорчил, – отзывается Найджел. – Личную жизнь надо оставлять дома, так мы работаем в «Текстах».

– И это правильно, разве нет? – теперь Грэг уже не просто бурчит себе под нос.

– Передохни, Грэг, – одергивает его Рей. – Нам не обязательно слышать тебя поминутно.

Общее невысказанное согласие как будто сгущается в воздухе, отчего он делается неприятно теплым, а Мэд представляет себе, как лицо Грэга, если не он весь, начинает расти. Чтобы не смотреть на него, она продолжает снимать с полок перепутанные книги.

– Мое предложение в силе, если кто-нибудь еще захочет присоединиться, – напоминает Джил.

– Только дайте мне закончить с этой полкой, и я готова.

– Не утруждайся, Мэд. Мы же знаем, что пока твоя секция не будет выглядеть идеально, ты не станешь никому помогать.

Джил последний человек из всего персонала, от кого Мэд ожидала бы нападок. Неужели она просто высказала вслух общее впечатление? И если Мэд обернется сейчас, то увидит, как все они клокочут от негодования, не успев нацепить свои фальшивые улыбки? Пока она стоит на коленях, ей кажется, что она и прячется от испытующих взглядов, и одновременно придавлена ими к полу, но она точно знает, что за нею следят. Должно быть, Вуди со своим монитором. Может, спросит сейчас, в чем последняя проблема, и в таком случае Мэд не удивится, если кто-нибудь обвинит ее, однако тишину, усиленную туманом, нарушает Джейк.

– Я помогу. Что тебе нужно сделать, Ангус?

– Хорошо бы, если бы ты начал с дальнего конца, чтобы у меня осталось как можно больше места.

– Могу поспорить, ты не единственный тут, кто хотел бы так. Ладно, не злись, я постараюсь расчистить для тебя пространство.

Грэг откашливается так неистово, что едва не сплевывает, после чего в магазине слышно только, как на полки встают новые тома. И вибрации словно ударяют Мэд под колени: ей даже кажется, что пол сотрясается от неистового стука снизу. То ли кофе, на который она надеялась, так и не разбудил ее толком, то ли недосып сказывается на нервах. Она старается не обращать внимания на оглушительное стаккато, задвигая на места последние свои книги. Они входят с трудом; на самом деле, они стоят так плотно, что она сомневается, хватит ли детям сил, чтобы вынуть их. Она тянется к первой книге на полке, чтобы переставить полкой выше, когда ее внимание привлекает тень у подножия стеллажа.

Похоже на то пятно, которое нашел Джейк, только это еще и движется. Оно расползается, потому что это не тень, а влага, которая просачивается с нижней полки. Мэд снимает с полки полдюжины книг и обнаруживает, что мокрое пятно находится под ними. Оно под всеми книгами на полке – нет, вода стекает прямо с них. Мэд раскрывает верхнюю книжку из тех, которые она сложила на полу, и на нее смотрит клоунское лицо, улыбающееся до ушей. Краски на нем начинают подтекать, контуры размываются, и первые две буквы одинокого слова на левой странице уже слились в какую-то фигуру, похожую на неумело нарисованного жука.

Мэд пролистывает книгу до конца, просматривает остальные страницы. Все рисунки стремительно теряют очертания. Она поднимается на подкашивающихся ногах, размахивая первой книжкой, хотя ей противно прикоснуться к любой из них – они стали мягкими на ощупь от незаметно напитавшей их влаги и почти распадаются прямо у нее в руках. Когда она выпрямляется, никто не удостаивает ее даже взглядом. Ей кажется, что мозг изнутри выщерблен от непрестанного грохота книг по полкам, а во рту стоит затхлый привкус. Мэд старается решить, к кому ей не слишком противно подойти – кто хотя бы не ответит так, словно она имеет наглость капризничать, – когда к общему бедламу добавляется густой гудящий голос Вуди, заглушая собой книжный грохот.

– Ребята, подойдите кто-нибудь, мне нужны ваши мышцы. У меня что-то случилось с дверью.