Ночное дежурство

Глава одиннадцатая

Ангус

Когда «вектра» поворачивает на съезд к Заболоченным Лугам, мать, сидящая за рулем, спрашивает:

– Ты не хочешь сам повести остаток пути, а?

Она вот так задает вопрос и ждет, чтобы он согласился?

– А ты хочешь, чтобы я сел за руль? – отвечает он вопросом, когда кольцевая развязка проявляется из тумана.

– Ну, это как ты сам пожелаешь, Ангумс.

Он изо всех сил старается скрыть, как ему неприятно это прозвище, и в то же время надеется, она не станет заострять внимание на том, что он так и не ответил на вопрос, а они уже въезжают на развязку. Скоростная трасса возносится над ними, выставляя напоказ свое влажное серое брюхо над бетонными колоннами, опутанными граффити, словно растительностью, настолько примитивной, что она еще не разделилась на виды.

– Здесь недалеко, – произносит он, чувствуя, что угодил в словесную игру, где проигрывает тот, кто высказывается прямо, а он вечно чувствует себя проигравшим рядом с родителями. – В смысле, я мог бы попробовать.

– Тебе, разумеется, хотелось бы справляться самому, ведь ты и мысли не допускаешь, что мы с твоим отцом собираемся вечно отвозить тебя на работу и забирать обратно. Просто нам по пути.

Он прекрасно помнит об этом, как и о том, что они всегда помогают. Это они прошлым летом заметили, как строятся «Тексты», когда Заболоченные Луга было видно с трассы, это отец принес Ангусу бланк заявления о приеме на работу. К тому времени, когда Ангус окончил колледж в Ливерпуле, где изучал, как экономить деньги, живя дома с родителями, у него уже была работа. У некоторых его бывших сокурсников ее нет до сих пор, и его родители видели, что та же участь постигла многих их студентов из Манчестера, неважно, изучали ли они готический роман под руководством его отца, или штудировали Чосера с его мамой. Он понимает, что у него множество причин благодарить родителей, просто ему кажется, они никогда не давали ему повода высказаться против и проявить себя – они с неизменной готовностью принимают его точку зрения, как только выжмут ее из него, словно подталкивая студента к выводу наводящими вопросами, и как прикажете против такого возражать? С тем же успехом можно бороться с туманом, который выползает из-под эстакады, чтобы слиться с основной массой, поглотившей все краски и весь остальной мир.

– Может, мне не стоит рисковать и садиться за руль в таких условиях, – размышляет он.

– Что ж, это разумно, если ты не ощущаешь достаточной уверенности. Я просто подумала, тебе рано или поздно придется справляться с подобными условиями, а вашей парковки для практики маловато.

Когда он не отвечает, она уже проезжает под эстакадой. Туман тащится за ними по мрачному, сочащемуся влагой коридору, выпутывается из граффити впереди, а потом как будто замирает над торговым комплексом, подменяя собой небосвод и заслоняя утреннее солнце, низводя строения до блеклых кусков плесени. «Вектра» проезжает через парковку, минуя редкие полосы газона, который охраняют чахлые деревца, кажущиеся пухлыми из-за тумана. Следы от шин, растянувшиеся, словно блестящие рты, по сторонам от сломанного машиной Мэд дерева уже успели порасти свежей травой. Позади них поднимаются «Тексты», выступая из мглы, которая льнет к витринам, заслоняя композицию в честь Броуди Оутса.

– Что ж, Ангумс, отец заберет тебя вечером, – говорит ему мать.

– Спасибо. Завтра я сам довезу нас до трассы, если смогу.

Она наклоняет голову, отодвигаясь от него на дюйм, а ее взгляд уходит куда-то вдаль.

– Не старайся угодить всем, а не то в итоге не угодишь никому, а меньше всего – себе.

Разве это не их с отцом вина? Ощущение, как будто что-то внутри подталкивает его обвинить мать вслух – какая-то часть, о которой он предпочитает не знать, а вовсе не публика, затаившаяся в тумане. Он стискивает зубы, чтобы слова не вырвались наружу, а она треплет его по щеке – этот жест выражает тоску по всем поцелуям, какие он не мог позволить ей перед школьными воротами, – и произносит негромко:

– Что ж, тогда пока, Ангумс, сделай так, чтобы мы гордились тобой.

Сжимая в руке пакет с обедом, Ангус машет ей, пока машина не увозит прочь восклицательный знак на стекле, словно напоминание обо всех тех случаях, когда он заглушал двигатель, или разгонялся вместо того, чтобы тормозить, или обдирал покрышки о тротуар. По крайней мере, работает он не настолько плохо, размышляет он, пока туман проглатывает последний красный отсвет фар. Он торопится в «Тексты», где голос Вуди разносится по всему магазину, словно вопли сигнализации:

– Улыбаться! Никто не любит кислые лица.

Уголки его рта сами растягиваются, выполняя приказ, но потом он понимает, что Вуди обращается к Агнес. Она наблюдает за его реакцией, и ее нейтральное лицо превращается в хмурую гримасу.

– Так еще хуже. Чтобы больше мы этого не видели, – голос Вуди ныряет из-под потолка в торговый зал, и, когда Агнес наклоняется за прилавком, так быстро, словно ее скрутило судорогой, он добавляет: – Ангус, как только ты захочешь к нам присоединиться, мы начинаем.

Ангус рад, что Агнес слишком озабочена тем, чтобы скрыть свою гримасу, и потому не видит, как он спешно подчиняется приказу. Единственные посетители – двое нарочито лысых мужчин, которые, похоже, превратили два кресла в свою территорию. Может, они хотят купить подарки для детей: каждый листает книгу, в которой слишком мало слов на странице. Их мутные глазки почти не двигаются, когда Ангус проносится мимо них, громыхая контейнерами в коробке для ланча.

За столом в комнате для персонала все, действительно, как будто ждут его одного. Росс при его появлении облегченно выдыхает. Джил, похоже, готова защищаться, хотя и явно не от него. Гэвин раскрывает рот, но вместо приветствия у него по обыкновению выходит зевок, который ему почти удается подавить. Джейк произносит:

– Вот он, – выражая больше восторга, чем, уверен Ангус, ему хотелось бы.

Он спасен от необходимости отвечать, потому что из своего кабинета вырывается Вуди.

– Что ж, давайте-ка по-быстрому, – произносит он почти с той же громкостью, с какой только что звучал в колонках. – Я возьму все на себя, Найджел. Возможно, часть проблемы кроется в том, что британцы руководят британцами.

Найджел пожимает плечами и, не глядя никому в глаза, удаляется в хранилище. Он не замедляет шаг и не оборачивается, когда Гэвин произносит:

– Разве это не расистское высказывание?

– Но-но, не надо нам тут таких словечек. Нам не нужно ничего, что способно привести к неприятностям. Если не допускать мысли, что мы разные, у нас не получится учиться друг у друга, я прав? Возьми себе стул, как только закончишь там, Ангус.

Ангус пытается зарегистрировать время своего прихода, но у него такое ощущение, что карточка не читается, прорезь словно забита грязью, хотя, когда он присматривается, с виду все чисто. Он снова проводит картой через магнитный считыватель и кидает ее в кармашек «Приход», после чего торопится сесть, но все равно недостаточно быстро, потому что Вуди не может удержаться от комментария:

– Вот маленький пример того, от чего мы должны избавиться.

Ангус чувствует, что Джил переключается теперь на его защиту, потому что она спрашивает:

– От чего именно?

– Некоторые из вас, похоже, до сих пор не привыкли к повседневным действиям. Чем больше разных операций вы будете выполнять не думая, тем лучше.

– Мне кажется, это плохая идея: делать не думая. Я бы не стала учить такому свою дочку.

– Но здесь это жизненно важно. Давайте отложим дискуссию на потом, ладно? Мне нужно, чтобы до вас дошло то, что я должен сказать.

– Боже, это просто виртуозно, – отзывается Джейк.

Ангус не знает, нарочно ли Джейк рисуется перед публикой, но надеется, что уж Вуди делает это намеренно. Джил невольно хихикает, но тут же потрясенно обрывает себя, а Гэвин издает смешок еще более короткий и безрадостный.

– Есть еще комментарии, которые непременно надо высказать, прежде чем двигаться дальше? – спрашивает Вуди, обводя всех взглядом.

Ангус не может удержаться, чтобы не помотать головой и выдавить улыбку, которая, как он надеется, не слишком широкая и не слишком кроткая, хотя все остальные держат свои реакции при себе.

– Что ж, хорошо, – продолжает Вуди. – Хотел бы я показать всем вам, как мы это делаем у себя.

– И как же?

– Рад, что ты спросил, Ангус. Когда вы заходите в магазин, вы хотите чувствовать, что персонал сгорает от желания сделать для вас всё, разве не так? Именно это я далеко не всегда чувствую от вас, и я говорю не только о тех, кто сидит сейчас за столом.

– Некоторые из нас британцы, вы хотите сказать, – уточняет Гэвин.

– Именно так. Возможно, это типичная британская черта, но обслуживать как будто ниже вашего достоинства, а это не так, если хотите работать в «Текстах». И я прихожу к мысли, что в этом кроется одна из причин, почему нам не хватает покупателей. Надо заставить их почувствовать, что это лучший книжный магазин, в котором они когда-либо бывали, а это, видит бог, так и есть, по сравнению с тем, что видел я. Мы должны сделать так, чтобы они возвращались и рассказывали о нас всем своим друзьям.

Ангусу вовсе не хочется чувствовать себя обязанным задать этот вопрос, но в наступившей тишине его рот сам раскрывается:

– И как мы это сделаем?

– Ребята, я знаю, почему вы приуныли, но мы же не хотим, чтобы покупатели приуныли тоже. Для начала, при виде покупателя надо улыбаться. Напоминайте себе, что благодаря этим людям у вас есть работа, может, это поможет. Давайте. Вот так.

Он обхватывает лицо ладонями, словно желая приподнять уголки рта. Его глаза широко раскрыты, он готов отвечать на любые вопросы, губы размыкаются, выставляя напоказ сверкающие зубы. Все это выглядело бы более убедительно, если бы не покрасневшие глаза. При виде его лица Ангусу на ум приходит бесполезная клоунская маска, и лицо это не желает смягчаться, пока все вокруг не попытаются повторить его выражение.

– Вы все должны поработать над этим, – заявляет Вуди, и клоунская маска сливается с его лицом. – Ладно, давайте попробуем, что из этого выйдет. С этого момента вы приветствуете каждого посетителя. Кому-нибудь из вас трудно произносить: «Добро пожаловать в „Тексты“»?

Речь о нем. Ангус не станет утверждать, что ему это дается легко, и потому он молчит. Вуди то ли рад, то ли твердо намерен считать молчание общим согласием, во всяком случае его улыбка готова вернуться.

– Итак, я покупатель, – объявляет он. – Кто хочет приветствовать меня?

Он смотрит не только на Ангуса, но Ангус не в силах противиться требованию, от которого глаза Вуди, кажется, стали еще краснее. Ангус прокашливается, и последние звуки тонут в первых словах:

– Добро пожаловать в «Тексты».

– Не слышу тебя.

– Добро пожаловать в «Тексты», – Ангус едва не кричит, покрасневшее лицо как будто раздувается от натуги.

– Эй, я здесь, в магазине, а не там, в тумане. Впрочем, это уже больше воодушевляет, вот только чего я не вижу?

Ангус никак не может понять, что подразумевает Вуди, и ему кажется, его разум тонет в тумане. Глаза Вуди как разверстые раны, и он тычет ему в лицо пальцем с обкусанным ногтем. И мгновенно его улыбка возвращается, сделавшись еще лучезарнее, чем прежде.

– Ни шагу без этого, – и улыбка почти не искажается, пока он произносит эти слова.

Ангус сощуривает глаза и растягивает рот пошире, задирает уголки губ так высоко, что они начинают подрагивать.

– Добро пожаловать в «Тексты», – произносит он, но из-за улыбки слова звучат так невнятно, что он ощущает себя куклой чревовещателя.

– Неплохо. Упражняйся при любой возможности. Порепетировать можно за пределами торгового зала, – говорит Вуди, адресуясь не только к Ангусу. – А теперь кто готов его превзойти?

Ангус не знает, надо ли улыбаться и дальше, пока все остальные будут с ним соревноваться. Когда никто не вызывается добровольно, он перестает растягивать рот и ощущает, как его лицо съеживается, пока Вуди подбадривает остальных:

– Ну же, соревнование не означает, что мы перестали быть командой. Когда вы помогаете друг другу стать лучше, вы сливаетесь воедино.

Джейк широко раскидывает руки, словно желая обнять Вуди.

– Добро пожаловать в «Тексты», – произносит он таким голосом, каким, наверное, соблазняет или соглашается поддаться соблазну, и жеманства там хватит на всё сразу.

– Наверное, стоит взять на тон ниже, но это было не так смешно, Гэвин. Давай-ка послушаем тебя.

Гэвин, не меняя ухмылки, произносит:

– Добро пожаловать в «Тексты», – вовсе без всякого выражения.

Прежде чем Вуди успевает прокомментировать, фразу произносит Джил, так, словно предлагает ребенку лакомство, и добавляет к словам улыбку, полную надежды, которую обращает к Россу. Вероятно, она хотела подбодрить его, но когда он повторяет заклинание, его улыбка больше похожа на плач: Ангус подозревает, он вспоминает Лорейн.

– Хорошо, над этом предстоит поработать, в особенности над улыбками, – подытоживает Вуди. – Как только добьетесь результата, привносите это ощущение в каждый момент своего рабочего дня, переносите на каждого покупателя.

Он всматривается в их лица, выискивая то самое выражение или же признаки бунта, прежде чем прибавить:

– Мне нужен кто-нибудь из вас, чтобы разнести листовки по всем соседним магазинам. – Кто самый быстрый?

Гэвин раскрывает рот, но Вуди, похоже, не нравится его темп.

– Ангус, это можешь сделать ты. Отправляйся прямо сейчас, пока мы не начали терять людей.

Он имеет в виду предстоящие похороны. Когда Ангус берет со стола Конни стопку листовок, Вуди прибавляет:

– Почему бы заодно не оставить их под «дворниками» автомобилей? В общем, время пошло.

Ангус хватает пальто и силится натянуть его, не выпуская из рук листовки. Предчувствуя, что та самая улыбка вот-вот всплывет на лице Вуди, он становится еще более неуклюжим. Роняет листовки, одевается, затем поднимает их и выскакивает на лестницу. Он входит в торговый зал в тот момент, когда голос Агнес возвещает из-под потолка:

– Продавца ожидают у прилавка. Продавец, пожалуйста, подойдите к прилавку.

Она выдает подарочный сертификат огромной женщине с маленькой головой, балансирующей на многочисленных подбородках над воротом мохнатого свитера. У информационного терминала дожидается мужчина с седым хвостом волос, выпущенным поверх мехового воротника поношенного каракулевого пальто. Как только Ангус заскакивает за прилавок, мужчина разворачивает к нему морщинистое лицо, потирая пальцем ямочку на подбородке.

– Ничего удивительного, что вы ходите здесь в пальто, или вы собирались прогуляться, пока погода наладилась?

– А она наладилась? – почему-то спрашивает Ангус.

– Туман немного рассеялся. Хотя вряд ли это надолго. Но пока вы не убежали, я Уилл Блюдс. Вы наконец-то получили мою книгу.

Когда Ангус наклоняется к полке с надписью «Заказы покупателей», он понимает, что забыл улыбнуться мистеру Блюдсу, не говоря уже о том, чтобы приветствовать его. Ни на одной из полудюжины закладок, торчащих из книг, нет имени мистера Блюдса.

– Прощу прощения, а как называется ваша книга?

– «Общинные земли и каналы Чешира». Ее написал парень по фамилии Боттомли. Адриан, если это поможет.

Не похоже на то.

– Вам кто-то сообщил, что она здесь?

– Вы мне прислали открытку. – Мистер Блюдс вынимает ее из кармана вместе с крошками табака. – Вы простите, что спрашиваю, но вы что, шутите? Я заказываю книгу во второй раз, и ваш коллега, с которым я разговаривал в прошлый свой приход, похоже, счел это смешным.

Ангус вспоминает, как Гэвин рассказывал в комнате для персонала, что у них есть покупатель У. Блюдс. Главное теперь, когда уже слишком поздно, не улыбнуться и как-нибудь не фыркнуть. Он старательно скрывает лицо, склонившись над открыткой мистера Блюдса, которую тот шлепнул на прилавок. Чтобы отвернуться, Ангус хватается за телефон. Он уже готов позвать на помощь, когда Вуди произносит прямо ему в ухо:

– Еще не приступал к заданию? Что случилось?

– Нам должен был прийти заказ, но я не могу его найти. – Ангуса вдруг охватывает ужас, как он отреагирует, если потребуется назвать имя заказчика, но Вуди вместо того произносит:

– Кажется, догадываюсь: «Общинные земли и каналы Чешира».

– Точно, только как…

– Книга у меня в кабинете. Передай покупателю, я уже несу ее.

Разворачиваясь к мистеру Блюдсу, Ангус чувствует, что ничего ужасного не случится, если он раскроет рот:

– Наш директор уже несет вам книгу.

Не успевает он положить трубку, как Вуди выскакивает из-за двери, ведущей в комнату для персонала. Мистер Блюдс разворачивается кругом, распространяя запах слежавшегося каракуля, чтобы взглянуть на тонкую коричневую книжицу в руке Вуди.

– Лично проследили, чтобы она больше не сбивалась с пути, а?

– Просто пролистал, пока она еще здесь, – улыбается Вуди.

– Много о наших краях?

– Ничего, что можно считать существенным, – отвечает Вуди и отворачивается так быстро, что Ангус не успевает понять, не начала ли вдруг исчезать его улыбка. – Я сам все сделаю. Тебя уже не должно здесь быть.

– Ладно-ладно, хорошо, – бубнит Ангус, и с его лица исчезает сочувственное выражение, предназначенное для Вуди. Он сгребает с прилавка рекламные листовки и, прижимая их к груди, выскакивает из магазина.

Солнцу не удалось победить туман. Хуже того, лишенное источника сияние мешает рассмотреть то немногое, что еще осталось от скрытого мглой торгового центра. Зыбкие складки тумана волнами колышутся на асфальте, словно юбки громадной, неповоротливой танцовщицы. Наверное, из-за них Ангусу чудится, что кто-то идет за ним, пока он сходит с прицела пристального взгляда Вуди с той стороны витринного стекла. Когда он входит в «Веселые каникулы», насыщенная влагой серая вуаль заволакивает дальний угол «Текстов».

Две девушки в желтых свитерах с буквами ВК на груди играют за стойкой в крестики-нолики. Обе поднимают головы с живостью, граничащей с изумлением, и та, что посветлее и постройнее, интересуется:

– И куда бы вы хотели улететь?

– В данный момент я никуда не лечу. Мы просто спрашиваем у соседей, не возьмут ли они немного наших рекламных листовок.

– Сильно много не оставляйте. – Когда он выкладывает им на стойку примерно десяток, девушка замечает: – У нас за неделю столько посетителей не бывает.

Ангус, выходя, одаривает девушек своей версией улыбки Вуди, однако она, похоже, не производит на них особенного впечатления. Туман сделал вид, что отступает, и выставил напоказ старую «шкоду», припаркованную позади сломанного деревца. Ангус идет к машине, на случай если Вуди заметит, что на ее стекле нет листовки. Он приподнимает один из видавших виды «дворников» и подсовывает под него листок, затем отступает обратно к стене тумана, спустившейся на тротуар, когда его окликает кто-то:

– Что это вы оставили на моей машине?

Ангус, поскальзываясь, разворачивается и видит в просвете между двумя уцелевшими деревьями высокий силуэт. Силуэт расплывается и почти исчезает, проходя вдоль травянистой полосы. Это мужчина в белых кроссовках, зеленых брюках и потертой кожаной куртке, с которой даже свисает несколько лохмотьев; седую шевелюру прикрывает черная вязаная шапочка, норовящая сползти с головы. На маленьком рябоватом лице особенно выделяется толстый, весь в оспинах нос, когда его обладатель склоняется над капотом машины.

– А, так это вы, – произносит он с могучим ланкаширским говором. – Вы тут за мной гонялись.

– Кто?

– А вот это ваше заведение. «Тексты». Похоже, овчинка не стоила выделки.

– Почему это? – Ангус поддается на провокационное замечание.

Мужчина вытягивает листовку из-под «дворника», сминает в мокрый комок и швыряет на траву, куда она приземляется с влажным шлепком.

– Что за «кружок чтителей» такой?

– Э… – Короткий взгляд на верхний листок в стопке, и Ангус понимает, что имеет в виду мужчина.

– Ну, это как клуб. Где читают.

– Хорошая попытка, сынок, только слишком поздно. Давай, иди дальше, неси ошибку в массы. Это как с языком, на котором мы говорим: столько столетий мы развивали его, чтобы теперь упрощать.

Ангус не может придумать в ответ ничего остроумного и не знает, как оправдаться.

– Почему вы сказали, что мы за вами гонялись?

– Я написал несколько книжек. Часть одной из них посвящена истории этого места. Может, поэтому вы решили, что я пригожусь.

Туман колышется, и Ангусу чудится, что мир колышется вместе с ним.

– Кажется, мы только что продали одну из ваших книг, если только вы…

– Адриан Боттомли, да, это я, такой, какой есть. Не тот, какого вы ожидали, да?

Это он из вредности характера отказался от приглашения Конни?

– Почему вы не захотели раздавать у нас автографы?

– Ничего не имею против непосредственно вашего магазина. Дело в самом месте, без которого я вполне обойдусь.

– Тогда почему вы сейчас здесь?

– А может, продажа моей книжки такое большое событие, что я решил присутствовать лично, – ехидничает Боттомли, но затем смягчается. – Мне не понравилось то, что, как я слышал, здесь случилось.

– Что именно? – спрашивает Ангус и чувствует себя первостатейным глупцом. – Вы имеете в виду, с Лорейн?

– Если это та девушка, которую задавила машина. Мне не нравится сама мысль, что кому-то здесь пришлось умирать.

Ангус озирается по сторонам, но не видит ничего, кроме двух с четвертью деревьев и полоски мокрой травы в полотне асфальта, ограниченного стенами.

– Что в этом месте такого особенного?

Боттомли склоняет голову и кивает на стопку листовок Ангуса.

– Разве тебе не положено распространять слово?

Ангус размышляет, не отнести ли листки назад и исправить ошибку, однако он не хочет, чтобы у Конни были неприятности. Раз уж больше никто не заметил урезанного слова, лучше не привлекать к нему внимания – может, стоит сделать вид, что так и было задумано, если возникнет необходимость?

– Вы не хотите пройтись со мной? – спрашивает он Боттомли.

– Не нравится бродить здесь в одиночку? Лично меня это не удивляет, после всего, что здесь творилось.

– Я надеялся, вы мне расскажете.

– Кто-то должен об этом знать, – признает Боттомли и решительно направляется к тротуару. – Если подумать, – бормочет он сам себе, – кто-то обязательно должен знать.

Тон у него такой, что Ангус не уверен, как следует реагировать и кому вообще адресованы эти слова. Больше Боттомли ничего не добавляет, пока они идут к «ТВиду», где пухлая дама и тощий небритый мужчина с мозолистыми руками орут друг на друга в медицинском реалити-шоу на экране телевизора с убавленным звуком. Публика глумится и шикает, а один из двух работников, смеющийся над представлением, косится на Ангуса, когда тот спрашивает:

– Можно оставить у вас на прилавке несколько штук?

– Оставляйте, где хотите, – отвечает продавец, увидев, откуда реклама. – Вы уже разобрались с вашим хулиганским видео?

– Которым из них?

– Где толпа народу дерется, а должна быть записана музыка. Ваш директор, похоже, был готов убить того, кто это сделал.

Ангус оставляет на прилавке небольшую стопку листовок, и тут Боттомли спрашивает:

– Не хотите прочесть то, что он оставляет в вашем магазине?

Продавец, который, по-видимому, общается со всеми посетителями, берет один листок и несколько секунд внимательно рассматривает его, прежде чем вернуть в общую стопку.

– По мне, так все нормально.

– Значит, так и оставим? – Боттомли мог бы не утруждать себя этим вопросом. Когда он выходит из магазина и Ангус следует за ним, телевизоры разражаются насмешливым гулом, и нечленораздельно бубнящий голос раздается более чем из дюжины бездушных коробок. На улице Боттомли оборачивается к Ангусу. – Итак, что тебе известно об этом месте?

– На самом деле ничего, только то, что я здесь работаю.

Ангус прибавляет последние слова в надежде, что Боттомли перестанет хмуриться, однако лицо писателя нисколько не смягчается, когда он произносит:

– Ты ничего не вынес из моей книги.

– Но у меня не было возможности ее почитать.

– Ни у тебя, ни у всего остального мира, сынок. – Не скрывая горечи, он продолжает: – Просто ты мог бы проявить больше интереса к тому месту, где проводишь порядочную часть своей жизни. Ты хотя бы знаешь, почему оно так называется?

– Нет.

Извиняющиеся нотки в голосе не помогают ему завоевать расположение писателя. Ангус не понимает, при чем тут название магазина, однако Боттомли больше ничего не объясняет, пока они продолжают свой путь. Во «Всякой всячине для подростков» менеджер надзирает за двумя продавцами, которые меняют товары в витрине. Во «Всем для малышей» толпа кукол с одинаковыми схематичными лицами уже, кажется, запылилась в витрине, а два представителя магазина играют в «Мои первые компьютерные игры», пока в заведении по соседству, «Будь на связи», работники с явным недовольством тестируют свои сотовые телефоны. Боттомли смотрит на Ангуса со все нарастающим негодованием, когда тот в очередной раз повторяет: «Можно оставить у вас на прилавке несколько штук?» Должно быть, он считает себя куда образованнее и во всех отношениях выше Ангуса, поскольку сам он переставляет слова в своих формулировках: «Не хотите посмотреть, что там сказано?», и «Я бы проверил, что он пытается вам всучить», и «Прочтите сперва» – кажется, подобное разнообразие доставляет ему некоторое удовольствие. Когда они в очередной раз выходят в туман, который, похоже, сделался плотнее, насосавшись энергии из невидимого солнца, писатель шагает так, словно решительно настроен противостоять ему или даже вовсе разогнать. Ангусу он напоминает дедушку, который гонится за малолетним хулиганом. Еще несколько шагов, и Боттомли останавливается, выдыхая:

– Значит, теперь бандитов не подпускаете, а?

– Но кто-то же из них это сделал. – Ангус указывает на граффити, разросшиеся, словно уродливый плющ на недействующих магазинах. – А еще у нас побывали дети, которые напакостили в магазине. Возможно, кто-то из них угнал машину и сделал то, о чем вы слышали.

– Это разные вещи. – Раздражительность Боттомли не оставляет места сочувствию. – Я говорю о бандах, которые когда-то встречались здесь, чтобы драться, до того, как были построены магазины. Тебе интересно, что притягивало их сюда со всей округи, а? Или, может, не интересно, раз уж ты не местный.

– Не могу сказать, что я местный до такой степени, как вы, – огрызается Ангус.

– Все равно, надо было в школе хоть немного учить историю. Тебе известно, сколько битв случилось на этом месте – не просто драк? – Когда Ангус мотает головой, возможно, в неудачной попытке прочистить мозги, Боттомли нацеливает на него два пальца. – Гражданская война, а еще до того римляне, – произносит он и стискивает пальцы в кулак, угрожающе потрясая им. – Между ними были еще деревни, в Средние века, да и парой столетий позже предпринимались попытки. Как, тебя что-нибудь заинтересовало?

Ангус чувствует, что совершенно загнан в тупик и вопросом, и стенами по обеим сторонам от дороги: справа покрытые каплями влаги и граффити, слева – уносящиеся куда-то в небо.

– Какого рода… – выговаривает он в надежде скрыть свое невежество.

– Все верно, возможно, тебе и не интересно. Может, тебе и так ясно, что случилось с деревнями.

– Такой же туман? – предполагает Ангус, словно ребенок, отчаянно пытающийся угодить учителю.

– Думай еще. Мы уже говорили об этом раньше.

– Вы имеете в виду сражения.

– Если можно их так назвать, – отзывается Боттомли, и Ангус до некоторой степени утрачивает терпение. – Насилия здесь было с избытком, это уж точно.

– Будем надеяться, что оно уже в прошлом.

– Так ты из тех, кто надеется? Глядишь на мир и видишь, как все мы ладим друг с другом.

– Мне казалось, мы говорим об этом конкретном месте.

– Можно подумать, тут есть большая разница. Неужели ты веришь, что племен уже не осталось?

– Это не значит, что осталось насилие.

– Ты же сказал, что не совсем местный, – заявляет Боттомли и шагает вперед с таким видом, словно больше не в силах выносить Ангуса. Тому приходится следовать за ним мимо будки охранников, где голос из радиоприемника вопит что-то неразборчивое за подслеповатым окном, а затем во «Фруго». Когда Ангус подходит к ближайшей кассирше, Боттомли заглядывает в винный отдел.

– Можно оставить несколько штук у вас на прилавке, то есть на прилавках? – вопрошает Ангус.

– Никогда не пей на пустой желудок, – Боттомли, похоже, дает этот совет всем, кто его слышит, и грозит кассирше пальцем. – Не хотите для начала взглянуть на текст?

– Что вы пытаетесь нам всучить? – Она до середины пробегает глазами верхнюю листовку, после чего ее подозрительность сменяется равнодушием. – А, так это книжный, о котором нам говорил их менеджер, – сообщает она коллегам. – Писатели, читатели и прочая мура.

– Положу их к газетам, – предлагает девица с соседней кассы. – Там народ читает.

Боттомли дожидается в дверях супермаркета, с безнадежным видом наблюдая, как девица забирает половину листовок Ангуса. Ангус тащится за ним к последнему действующему заведению, «Стопке стейков». Писатель уже сидит за столиком, красным, словно пластмассовая игрушка, и встречает Ангуса воплем:

– Эгей, а вот и наш грамотей!

Похоже, работники рядом с кухней, оба в оранжевых футболках с написанными на груди буквами СС, обрадованы этим воплем не больше Ангуса, как и вопросом Боттомли:

– Можно ему оставить несколько штук у вас на прилавке?

К этому моменту у них с писателем, кажется, уже сложился ритуал, поэтому Ангус считает своим долгом добавить:

– Не хотите сначала взглянуть на них?

Парень, к которому он обратился, склоняет коротко стриженную голову так низко к листкам, что Ангусу на ум приходит собака над миской.

– Не вижу причин отказать, – произносит он в конце концов таким тоном, в котором угадывается совершенно противоположное.

Ангус не знает, кому из них аплодирует Боттомли, пока тот не обращается к нему с вопросом:

– Что, уловил наконец суть?

– Боюсь, что нет.

Боттомли машет рукой и разворачивается ко второму официанту, вихрастому (только по меркам этого заведения).

– На какую сумму я должен съесть, чтобы распить у вас бутылочку?

– Он ведь может распить бутылку и без еды, разве нет? – произносит официант так, словно голос обрело недоуменное пожатие плечами.

Писатель скашивает глаза на запаянное в пластик меню размером с половину стола.

– Вот что я вам скажу: белое и порцию куриных ножек.

Ангус все острее сознает, что на него смотрят. Несомненно, работники закусочной недоумевают, зачем он торчит здесь. Но он не может уйти, пока хотя бы не начнет понимать. Он торопливо подходит к столу и садится напротив Боттомли.

– Так в чем суть? – умоляющим тоном произносит он.

– Есть надежда на бутылку, пока я жду? Всего один стаканчик. – Прокричав это, он ничего не отвечает Ангусу. Он хмуро глядит на принесенный стакан вина и осушает половину, прежде чем пробурчать: – Бутылку и стаканчик, я имел в виду. – Когда он бубнит вслед официанту: – Слишком много тут ошибок, – Ангус пользуется моментом, чтобы высказаться.

– На этот раз они не только мои.

Боттомли внимательно глядит на него.

– Там, где ты работаешь, требуется хоть какая-то квалификация?

Это звучит настолько оскорбительно, что Ангус повышает голос и его слышит даже персонал закусочной:

– Я три года проучился в университете.

– Звучат фанфары. Значит, ты проучился на три года дольше меня, сынок, но так и не понял сути. Иди и подумай об этом. В смысле, иди отсюда. Может, это поможет.

Ангус вжимается в спинку стула, чтобы отодвинуть его назад. Но сдаваться сразу ему не хочется.

– Вы все время отказываетесь отвечать мне, – возражает он. – Вы же сказали, кто-то должен знать.

– Это верно, и они узнают. Те, кто купил в вашем магазине мою книжку. – И с совсем уже усталым безразличием он прибавляет: – В том случае, если удосужатся ее прочесть.

Ангус видит, как писателя охватывает горечь, и он представляет, как тот накрывается ею с головой, словно засаленным одеялом. Он не видит смысла и дальше беседовать с ним. Оставив творца в компании бутылки, которую принес официант, он быстро выходит из закусочной. Все краски свелись к монохрому тумана и асфальта, и ощущение такое, будто портится зрение. Когда Ангус торопливо шагает по тротуару, витрины между граффити кажутся выцветшими из-за мглы. Вряд ли кто-то видит его, но ему все равно кажется, что за ним следят, и это чувство угнетает не меньше мглы. Должно быть, разволновался перед встречей с Вуди, убеждает он себя, когда Вуди выходит из магазина, чтобы спросить:

– Тебе на все машины хватило?

– На все, которые мне попались.

После такого словесного выверта Ангус снова чувствует себя умным. Он рассказал бы о Боттомли, если бы узнал от него что-нибудь стоящее. Вместо этого спрашивает:

– А что, вы говорили, было в той книжке об этих местах?

Вуди таращится на него, пока осмысливает вопрос или же решает, как на него ответить.

– Так, просто история.

– И какого рода… – Ангус заставляет себя продолжить расспросы.

– Это место заселялось дважды.

Ангус сам не понимает, откуда у него такое чувство, будто Вуди тоже надурил его, разве что из-за угрызений совести. Он не может с ходу придумать следующий вопрос, и тут Вуди произносит:

– Давай-ка поторопись к своим полкам. Впрочем, спасибо, что разнес листовки и спасибо, что согласился остаться здесь после обеда. Ага, именно это мы и хотим видеть. Так держать!

– Прошу прощения, что держать?

– Улыбку.

Ангус чувствует, что улыбка приклеилась к губам и подергивается как насекомое.

– Почти то, что нужно, – уверяет Вуди. – Поработай над ней, пока будешь в хранилище.

Ангус удаляется в сторону хранилища, когда Вуди прибавляет:

– Вот переживем этот день, а потом всё вернется в нормальное русло.

Пробегая мимо одного из стеллажей Лорейн, Ангус думает, что же Вуди считает нормальным. Он почти уверен, что слышал прощальное бормотанье Вуди, похожее на дуновение холодного ветра на шее, если только это не был туман. «Улыбайся», – Ангус мысленно слышит, как Вуди повторяет это ему или себе, и кажется, что кто-то протянул руку длиной с целый магазин, а может быть длиннее, и сдавил ею его рот.