Глава 15

Арион Кронберг.

Я сидел в пропахшей затхлым табаком и дешевым элем комнате на задворках постоялого двора "У трех пескарей". Дешевые, грубо сколоченные столы, тусклый свет оплывших свечей, прилипшие к полу ошметки грязи — все это наводило тоску. Впрочем, другого и не стоило ожидать от подобного заведения. Дворянин, как же. Больше походило на изощренную пытку, чем на заслуженный отдых после дня, проведенного под видом простого торговца. Но, увы, хорошие апартаменты и слуги в этом забытом богом уголке вызвали бы лишь ненужные подозрения и привлекли бы внимание к моей персоне.

— Как считаешь, Лео, не перегнул ли я палку со всем этим маскарадом? — спросил я, обращаясь к своему верному слуге Леонардо. Он был рядом со мной с самого детства, видел все мои взлеты и падения, знал все мои тайны, страхи и слабости. Мог высказать свое мнение без всяких придворных реверансов и опаски, что я приду в ярость от его слов. Именно за эту преданность и прямоту я его и ценил. Лео был для меня не просто слугой, а настоящим другом и надежным советником.

Лео сидел напротив меня и задумчиво потягивал кисловатый местный напиток из грубой глиняной кружки. Его лицо, обычно спокойное и добродушное, сейчас было омрачено тревогой. Честные серые глаза смотрели на меня с беспокойством, в них отражался отблеск пламени и сомнения.

— Ваша Светлость, — начал он осторожно, отставив кружку на стол. — Поступок не совсем обычный, согласен. Переодеваться торговцем, шататься по рынку, выкрикивая заученные фразы, торговаться за гроши… Все это, мягко говоря, не вяжется с вашим высоким положением. Но если это был единственный способ убедиться, что эта вдова, на которую пришло столько анонимных кляуз и доносов, действительно та самая беглянка… Тогда, наверное, да, это можно считать оправданным. Цель оправдывает средства, как говорится, Ваша Светлость. Тем более когда речь идет о такой важной цели, как безопасность той, кто украл ваше сердце.

Я устало потер переносицу, пытаясь прогнать головную боль, вызванную духотой комнаты и непрекращающимся потоком противоречивых мыслей. День выдался долгим и утомительным.

— И что, убедились? — спросил Лео, отставив кружку на стол с тихим стуком.

— Убедился, — ответил я, глядя в окно. Была середина дня, но небо затянуло тучами, и в таверне было сумрачно. — Убедился, что это она. Моя Аэлита. Я хотел ее защитить, понять, чего она хочет. Мне очень сильно хотелось ей признаться, кто я, тогда, когда встретил ее в таверне, скрывая лицо под капюшоном. Боюсь представить, что бы с ней было, не окажись я рядом. Тот поцелуй чуть не заставил меня ей открыться. Еле сдержался. Я же хотел присмотреть за ней, в конце концов. Убедиться, что она справится сама, и дать ей время все обдумать. Но я не думал, что вокруг нее столько… недоброжелателей. Не думал, что придется успокаивать разъяренную толпу невежественных крестьян, которые были готовы отправить ее на костер по сфабрикованному обвинению в колдовстве.

Лео сочувственно покачал головой.

— Если бы не вы, Ваша Светлость, мы бы ее лишились. Чуть не проглядели. Но я все еще спрашиваю себя: стоило ли оно того? Рисковать собой, репутацией Ариона Кронберга ради того, чтобы лично удостовериться в том, что она… в безопасности?

Я тяжело вздохнул. Этот вопрос мучил меня больше всего.

— Хотел увидеть ее, убедиться, что ей ничего не угрожает, своими глазами. Оценить ситуацию, понять, с чем ей приходится сталкиваться. Не мог же я просто явиться перед ней как гром среди ясного неба, в полном параде и с эскортом гвардейцев. Она бы испугалась еще больше и снова сбежала, не захотев даже выслушать меня.

Он помолчал, обдумывая мои слова, задумчиво поглаживая подбородок.

— Узнали ли вы, Ваша Светлость, кто является подстрекателем всех этих волнений? Кто распускает лживые слухи о ее причастности к колдовству и пытается настроить против нее весь город?

— Нет, Лео, — ответил я с досадой, сердито сдвинув брови. — К сожалению, нет. Все говорят разное, толком никто не может сказать, откуда изначально пошла эта зловещая весть, что Аэлита, добрая и нежная Аэлита, якобы ведьма и пытается отравить весь город своими… соленьями? — я усмехнулся, в моей усмешке отчетливо сквозило презрение. — Абсурд, да и только! Но народ — он как стадо безмозглых баранов, идущих на убой по воле злого пастуха. Поверишь лживому языку, и все пойдут за ним, куда скажет, даже убивать.

В этот момент на грязном подоконнике громко каркнул большой черный ворон. Он пару раз шумно взмахнул своими угольно-черными крыльями, подняв в воздух клубы пыли, и, словно зловещая тень, растворился в пасмурном небе.

Лео невольно поежился, и на его лице отразился легкий испуг.

— Ворон на окне — дурной знак, Ваша Светлость. Предвестник беды и несчастья.

Я нахмурился, чувствуя, как в груди зарождается какое-то смутное и необъяснимое беспокойство. Я отмахнулся от суеверных убеждений Лео, однако неприятное предчувствие почему-то отказалось отступать, словно холодная лапа, сжимающая сердце.

Я полюбил Аэлиту с первого взгляда, буквально с первого мгновения, как только увидел ее прекрасные глаза, полные грусти и нежности. Её смелость, добросердечность, острый ум… Она была совершенно не такой, как те избалованные и лицемерные аристократки, которые вились вокруг меня, словно мотыльки вокруг пламени свечи, ради титула и богатства. Я искренне хотел доказать ей свою преданность, открыть перед ней всю глубину своих чувств, предложить ей свою руку и сердце, но она сбежала, не захотев поверить в мою искренность и напуганная моим положением. Но я не допущу, чтобы она пропала ещё раз или чтобы кто-то посмел ее обидеть, пока я жив.

— Подай мне плащ, Лео, и прикажи конюху седлать моего коня, — приказал я, резко поднимаясь с места и отбрасывая стул в сторону. — Долго объяснять, не нравится мне все это. Что-то происходит, я это чувствую. Думаю, с ней что-то случилось и она в опасности.

Мое сердце сжалось от внезапной невыносимой тревоги за Аэлиту. Она была слишком добра и уязвима в этом враждебном и жестоком месте. И я должен был любой ценой ее защитить. Что бы там ни было, я ее найду. Чего бы мне это ни стоило. Я чувствовал кожей, что времени осталось совсем немного, каждая минута промедления может оказаться роковой. Нужно спешить, иначе я никогда себе не прощу, если с ней случится непоправимое.

Ветер, словно разъяренный зверь, свистел в ушах, хлестал по лицу, неся с собой запах грядущей бури. Мой конь, черный как сама ночь, с развевающейся гривой, словно выпущенная стрела ворвался во двор дома Аэлиты. Уже почти совсем стемнело, и в сгущающихся сумерках все казалось еще более мрачным и зловещим, чем на самом деле. Луна, прятавшаяся за рваными клочьями туч, лишь изредка бросала бледные лучи на землю, выхватывая из темноты искаженные тени. Я спрыгнул с седла, не дожидаясь, пока разгоряченная лошадь полностью остановится, и, с трудом удерживая равновесие, распахнул незапертую дверь.

Холодный воздух ударил в лицо, принеся с собой запах запустения. То, что я увидел внутри, повергло меня в настоящий ужас, сковало льдом каждую клеточку тела, отняло дар речи. Все было перевернуто вверх дном, словно в доме побывала целая шайка мародеров: опрокинутая мебель, разбросанные вещи, осколки разбитой посуды, усыпавшие пол. В воздухе витал тяжелый, удушающий запах борьбы и… страха. Он пропитывал все вокруг, заставляя сердце бешено колотиться в груди, а руки дрожать. Словно здесь пронесся не просто ураган, а настоящий вихрь злобы и насилия, оставив после себя лишь руины и пепел. Тишина, давящая и зловещая, лишь усиливала ощущение безысходности.

"Она сбежала? Нет, так не сбегают, ее точно похитили!" — пронеслось в голове, словно хлесткий удар хлыста, обжигающий кожу, наносящий нестерпимую боль. Отчаяние ядовитой змеей обвилось вокруг шеи, сдавило горло, не давая дышать полной грудью. Я проклинал себя за то, что снова упустил ее, за то, что позволил ей оказаться в опасности, за свою самоуверенность и медлительность. Думал, что у меня есть еще немного времени, чтобы все обдумать и спланировать, а оказалось, что я опоздал, что каждая секунда промедления может стоить ей жизни.

— Аэлита! — крикнул я, срывая голос, надеясь на чудо, на то, что она отзовется, выйдет из тени, скажет, что все в порядке. Но в ответ была лишь зловещая тишина, нарушаемая лишь моим собственным тяжелым и сбивчивым дыханием да потрескиванием половиц под ногами.

Я уже собирался броситься обратно на коня, чтобы немедленно начать поиски, прочесать каждый уголок в округе, когда вдруг услышал карканье, пронзившее ночную тишину, словно лезвие ножа.

— Карр! — раздалось совсем рядом, словно кто-то окликнул меня по имени.

Я резко обернулся и увидел его — ворона. Того самого, что вальяжно восседал на подоконнике в прокуренном трактире, словно важный господин, наблюдающий за происходящим вокруг. Но на этот раз его взгляд казался… осмысленным, пронзительным, словно он знал что-то, что было скрыто от меня.

— Да что… — начал я, пытаясь понять, мерещится ли все это мне или я сошел с ума от переживаний. Но не успел договорить, как ворон произнес то, что заставило меня замереть на месте.

— Карр! Ваша Милость, — прогремело у меня над ухом, словно раскат грома, оглушая и повергая в шок.

Я замер, не в силах пошевелиться, будто бы корни проросли сквозь землю, сковали мои ноги. Ворон… говорит? Это казалось невозможным, бредом, кошмаром, плодом моего воспаленного воображения, вызванного усталостью и переживаниями. Но голос был отчетливым, ясным, и он обращался ко мне, зная мой титул. Секундное оцепенение сменилось острым любопытством, а затем и недоверием. Сейчас не время удивляться и сомневаться, нужно слушать, что он скажет. Мне отчего-то показалось, что это очень важно и касается Аэлиты.

— Аэлита не сбежала, хоть и собиралась, — прокаркал ворон, склонив набок свою черную блестящую голову и внимательно разглядывая меня одним глазом. — Ее похитила старуха-соседка Берта. Снотворное в компот подмешала, дурища безмозглая.

Я в полном изумлении смотрел на говорящую птицу, не в силах произнести ни слова. Берта? Эта сморщенная старушка, о которой рассказывала Аэлита? Она казалась такой безобидной и беспомощной, что я никогда бы не подумал, что она способна на такое.

— Бабка сначала хотела подстроить так, чтобы все выглядело, будто Аэлита сама сбежала, оставив дом в беспорядке, — продолжал ворон, не обращая внимания на мое потрясение и изумление, словно говоря о самых обыденных вещах. — А на самом деле запереть ее у себя в темном и сыром подвале и пытать, чтобы Аэлита выболтала ей все секреты старой Клотильды.

— Клотильды? — переспросил я, нахмурившись и пытаясь вспомнить, где я слышал это имя. И тут же меня словно осенило: о той старой и могущественной колдунье, жившей давным-давно в этих краях, ходили легенды, будто она умела врачевать самые сложные болезни, продлевать жизнь и знала секреты вечной молодости. Это не может быть простым совпадением! Значит, Берта что-то знает об этом и уверена, что Аэлита владеет этими знаниями, хоть и не показывает этого.

— Ага! Потому что Берта уверена, что Аэлита ее преемница, — прокаркал ворон, возмущенно взмахнув крыльями и взъерошив свои блестящие перья. — Хотя это и неправда. Клотильда умерла задолго до появления Аэлиты в этих местах. Они даже не знакомы. Это я точно знаю, я с Клотильдой жил долгие годы. Просто Берта совсем выжила из ума, вот и бредит всякой ерундой.

— Так, стоп, — перебил я, пытаясь собрать сумбурные мысли в общую картину и разобраться в этом хаосе, что обрушился на меня. — Но почему она ее просто не отпустит? Зачем ей все это? К чему такие сложности и жестокость?

— Кар-р! — с возрастающим раздражением завопил ворон, топчась на месте своими когтистыми лапами. — Старая Берта передумала, испугалась. Узнала, что жених Аэлиты приехал за ней, вот и запаниковала. Потому старуха решила вывезти Аэлиту в темный и глухой лес, привязать к старому дереву, а вокруг кровавое мясо раскидать. Звери дикие на запах крови сбегутся и сожрут твою невесту, как косточку обглодают. Кар-р! И никто не узнает, что с ней случилось.

Меня словно окатили ушатом ледяной воды, заставляя вздрогнуть всем телом. Живьем скормить зверям? Не бывать этому. Я не позволю этой безумной старухе совершить злодеяние и спасу Аэлиту, чего бы мне это ни стоило.

— Где она сейчас? Берта, куда она ее повезла? — прорычал я, сжимая кулаки до побелевших костяшек и чувствуя, как гнев клокочет в груди.

Ворон взмахнул своими большими крыльями, направляясь к выходу из дома.

— Туда, Ваша Светлость. К старой заброшенной лесной дороге, что ведет вглубь чащи, — прокаркал он, взмывая в темное ночное небо и кружась над моей головой. — Берта на старой телеге, накрытой сеном, поехала, а бедная Аэлита у нее там спрятана, связана и без сознания. Скорее, иначе будет поздно.

Не раздумывая ни секунды, повинуясь лишь зову сердца, я бросился к своему коню. В мгновение ока запрыгнул в седло и, не церемонясь, вонзил шпоры в бока измученного животного, заставляя его рвануть с места и помчаться в указанном вороном направлении.

— Веди! — крикнул я, глядя вверх, в бескрайнее ночное небо, усыпанное мириадами холодных звезд.

Ворон, который представился Геннадием. Такое имя ему дала Аэлита, кружил надо мной, словно живая стрелка, указывая верный путь сквозь непроглядную тьму. Адреналин бурлил в крови, разгоняя сонливость и страх, а сердце бешено колотилось в груди, отсчитывая последние мгновения, отделяющие меня от Аэлиты. Я должен успеть, должен ее спасти во что бы то ни стало. Я не позволю этой безумной старухе, одержимой бредовыми идеями, причинить Аэлите вреда.

Загрузка...