Непокорная невеста, или Аджика по - попадански

Глава 11

Первые лучи солнца, прокравшись сквозь щели в ставнях, щекотнули мои веки, выманивая из объятий сна. Я сладко потянулась, чувствуя, как приятная усталость от вчерашних хлопот мягко разливается по телу. Новый день всегда начинался одинаково: с легкой дрожи волнения, как перед первым шагом на неизвестной тропе, с трепетного предвкушения чего-то нового, неизведанного. Это как чистый лист бумаги, ждущий, чтобы на нем нарисовали картину жизни. Сегодня же этот «лист бумаги» был особенно многообещающим — День Великих Консерваций. Так я его сама окрестила, увидев вчера, сколько всего уже поспело.

Сбросив одеяло, я выскочила из кровати и распахнула окно навстречу утру. Свежий воздух, напоенный росой и густым ароматом зреющих овощей, ворвался в дом, словно долгожданный гость. В огороде меня ждало настоящее буйство красок и ароматов — праздник щедрой земли. Первым делом я принялась за сбор урожая: сочные румяные помидоры; болгарские перцы, налитые солнцем до краев; пузатые кабачки, лоснящиеся от утренней влаги; и хрустящие огурчики, колючие и бодрые. Все это добро я бережно складывала в плетеные корзины, словно сокровища, добытые тяжким трудом. Не забыла я и про капусту, что посадила позже остальных. Подходить она начнет уже совсем скоро, а потому старательно полила ее, зная, что квашеной капусты зимой много не бывает — с ней и пироги вкуснее, и щи наваристее.

— Ну и урожай в этом году. Хоть на выставку вези, — прокаркал Геннадий, важно усевшись на краю доверху наполненной корзины с помидорами. Его перья на солнце отливали синевой. — Ты что, и вправду все это переработать собираешься? Лучше бы что-то попроще, менее затратное по времени затеяла. Вон овощи хоть и хороши, но долго не простоят. И попортятся, и мошка налетит, а ты потом будешь сидеть и кручиниться.

— Ни за что! — воскликнула я, с победным азартом потирая руки. — Я хочу все и сразу. На одной только аджике останавливаться не собираюсь. Вспомнила вчера на рынке новые рецепты салатов, лечо, чего-то еще пикантного, отчего язык во рту загорается огнем… Ох, какое объедение... Вот только беда — где я столько банок-то возьму? Да и как я смогу их законсервировать так, чтобы стерильно все было. Здесь ни крышек, ни закаточной машинки, — сразу же приуныла, спустившись с небес на землю.

Я действительно загрустила, представив, как мои сокровища гниют, а я не могу ничего с этим поделать. Консервация без надежной тары — это все равно что играть прекрасную музыку без инструмента или писать стихи, но без пера и бумаги. Вздохнув, я отогнала мрачные мысли и принялась готовить аджику. Хоть что-то нужно было спасти в первую очередь.

— Эй, нос кверху, — каркнул Геннадий, недовольно взмахнув крыльями и взмыв в воздух, описывая круги над моей головой. — Я же тебе говорил, не надо сразу за все хвататься. Сегодня все равно не закончится. Попомни мои слова, это лишь первый день. Как завтра в город поедешь, наведайся к старому стеклодуву. У него всегда можно найти что-то подходящее. Он хоть и ворчит, зато дело свое знает.

— Спасибо, Гена, — с благодарной улыбкой отозвалась я. Этот старый ворчун всегда знал, что нужно и каким советом помочь. Хотя почему я называю его старым? Может, он ворон в самом расцвете лет.

Разложив овощи на столе, я с энтузиазмом принялась за работу. Резала, шинковала, варила, добавляла специи, вдыхая умопомрачительный аромат, от которого щекотало в носу и текли слезы. Все шло своим чередом, размеренно и привычно, пока… пока не случилось нечто странное, нечто, что изменило все.

В какой-то момент, когда я готовилась нарезать перец чили, случайно рассекла палец. Нож оказался острее, чем я думала. Капелька крови упала на один из перцев, словно рубин, сверкнув на солнце, а потом… Ничего особенного не произошло, но какое-то внутреннее необъяснимое чутье словно ударило током, подсказало, что этот перец, помеченный моей кровью, теперь лучше не трогать.

Сделав, как велел внутренний голос, я отложила его в сторону и, взяв новый перец чили, занесла нож над первой партией, предвкушая, как скоро буду добавлять его в ароматную аджику, как вдруг меня пронзила мысль: «Ну и долго же все это сушить!» И будто в ответ на мои размышления я почувствовала, как от кончиков пальцев исходит легкое приятное тепло, а перец вмиг стал сухим, хрустящим, превратившись в душистую приправу, готовую к употреблению. Я ошеломленно уставилась на свои руки, не веря своим глазам. Что это сейчас было? Неужели мне привиделось?

— Вижу, ты тоже не так проста, как хотела показаться, — рассмеялся Геннадий.

— Это что сейчас такое было? — я развела руками, не понимая, что мне делать.

— Магия, — многозначительно хмыкнул ворон.

— И мне теперь перед каждым использованием магии порезаться надо? — я нахмурилась и, оторвав от тряпицы кусочек, обмотала поврежденный палец.

— Думаю, нет, — каркнул ворон, хотя это выглядело скорее как смешок. — Думаю, ты просто распечатала свой дар.

— То есть я теперь овощи сушить смогу?! — я с восхищением смотрела на свои руки, от которых не ожидала ничего подобного. Хотя о чем это я? Я и от себя ничего подобного не ожидала.

— Думаю, что ты не только на это способна, — усмехнулся Гена, оценивающе поглядывая на меня. — Не просто так ты появилась здесь, ох не просто так, — прокаркал он напоследок.

Не теряя драгоценного времени, я снова взяла в руки нож и принялась резать овощи — партия за партией, одно за другим. И каждый раз, как только я думала о сушке, от моих пальцев исходило то самое тепло, превращая сочные куски в ароматные приправы быстрого приготовления. Вскоре весь стол был завален разноцветными горками сушеных овощей: помидорами, перцами, кабачками, укропом, петрушкой, сельдереем, базиликом и кинзой. Запахи стояли такие, что можно было опьянеть.

— Да ты настоящая волшебница, — прокаркал Геннадий, приземлившись на стол и с искренним удивлением разглядывая мои творения. — Что ж, признаюсь, я приятно удивлен. Я уж и не наделся, что в доме поселится достойная преемница моей старухи.

Я только загадочно улыбнулась, переполненная восторгом и новой, бьющей ключом энергией. Теперь я точно знала, как решить проблему переработки несметного урожая.

Закончив с сушкой, я принялась за шитье мешочков из плотной ткани. Я решила, что они будут идеальной тарой для приправ. Я аккуратно наполняла их ароматными приправами, перевязывала ленточками, которые в изобилии лежали в сундуке, и складывала в корзины. Мои приправы, легкие как перышко и ароматные как первый весенний цветок, явно будут пользоваться спросом на рынке.

Сегодняшний день стал настоящим открытием, перевернувшим всю мою жизнь. А если еще удастся завтра решить вопрос со стеклянной тарой и способом стерильной консервации в ней салатов, аджики и лечо, то, можно считать, жизнь наладилась.

На следующий день я проспала не то что рассвет, а, кажется, половину дня. Должно быть, солнце уже успело совершить добрую половину своего ежедневного забега по небосклону, когда мне удалось разлепить глаза. Пробуждение было больше похоже на поднятие из могилы. Тело ныло так, словно я всю ночь таскала камни для египетской пирамиды, а не пыталась выспаться. И если бы не Геннадий… этот пернатый будильник решил, что мой сон — личное оскорбление, и принялся пикировать возле моей головы, словно назойливый шмель-переросток. Каркал так, что звенело в ушах, и именно из-за этого я и открыла наконец-то глаза.

— Подъем, соня огородная! — надрывался он, словно у него там в вороньей глотке застрял особо вредный червяк. — Твоя аджика сама себя не продаст.

Я попыталась отмахнуться от него, натянув одеяло на голову, надеясь, что он, как любой уважающий себя хулиган, потеряет интерес, если его игнорировать. Но Геннадий, видимо, воспитывался по другой методичке. Сил, как я уже говорила, не было совсем. Тело словно налилось свинцом, каждая мышца требовала немедленного увольнения, а ноги казались ватными, будто я только что дегустировала всю годовую партию местных вин. Еле разлепив веки, я обнаружила, что с трудом могу пошевелиться. Кажется, вчера я перетрудилась не только физически, но и магически. И теперь расплачиваюсь, как последний маг-любитель.

— Что… со мной?.. — прохрипела я, пытаясь изобразить подобие подъема с кровати. Получилось что-то среднее между умирающим тюленем и ленивой гусеницей.

— А что ты думала, принцесса аджики и помидорок? — ехидно прокаркал Геннадий, с важным видом усевшись на спинку кровати, словно профессор, готовый прочитать мне лекцию о вреде энергетического перенапряжения. — Магия, девочка моя, это не фунт изюма и даже не корзина помидоров. Она забирает энергию, силу, жизненную искру, особенно если ею пользоваться, как ребенок, который дорвался до сладкого, бездумно и неуправляемо. Если ты думала, что можешь бесконтрольно колдовать, как заправский фокусник на ярмарке, и на следующий день у тебя все будет хорошо, то ты глубоко ошибаешься. За все приходится платить, Аэлита. Даже за бесплатный сыр, который, как известно, только в мышеловке.

Я вспомнила вчерашний восторг, эйфорию, ощущение всемогущества, легкость, с которой овощи превращались в сушеные приправы. И вот расплата. Похоже, моя внутренняя ведьма решила устроить мне показательную порку за самонадеянность.

— Значит, это откат? — прошептала я, осознавая всю серьезность произошедшего. Теперь я чувствовала себя не волшебницей, а… выжатым лимоном. Или скорее пересушенным перцем чили.

— Именно, — кивнул Геннадий, подтверждая мои печальные догадки. — И чем сильнее магия, тем сильнее откат. Так что в следующий раз думай, прежде чем размахивать своей волшебной палочкой… э… ну, своими волшебными пальчиками. Вдруг начнешь дома левитировать или превращать воду в масло, а потом будешь лежать пластом, как шкурка от твоих любимых помидорок.

Я вздохнула. Придется умерить свой пыл и действовать осторожнее. Не стоило злоупотреблять внезапно обретенной силой, иначе вместо процветающей лавки солений я рискую превратиться в лежачий овощ. С трудом встав с кровати, я наскоро позавтракала и принялась за работу. Выпив кружку травяного чая, настоянного на какой-то траве, оставшейся еще от старухи-знахарки, от которой в носу приятно щекотало, я почувствовала себя немного бодрее. Нужно было отвезти в город остатки солений и приправы, что я приготовила, пока они еще не превратились в тыкву, в смысле, не испортились.

С большой неохотой, погрузив на телегу скромные запасы аджики и несколько корзин самых свежих и фотогеничных овощей, я снова отправилась в город. Ехала медленно, стараясь экономить силы — вдруг придется бежать от разъяренной толпы с факелами, кто знает этих горожан? Гена здорово умеет подлить масла в огонь, вернее, накаркать предостережений, к которым хочешь не хочешь, а прислушаешься. Солнце уже припекало, и дорога казалась бесконечной, как будто кто-то незаметно удлинил ее вдвое, пока я спала.

На рынке, к моему удивлению, меня уже ждали. Люди с нетерпением обступили мою телегу, торопясь купить свежие овощи и ту самую убийственно вкусную аджику. Торговля шла бойко, и вскоре на телеге почти ничего не осталось. Я уже предвкушала возвращение домой, мягкую постель и заслуженный отдых, когда…

Но тут, словно гром средь ясного неба раздался незнакомый, неприятный и, как мне показалось, торжествующий голос:

— Постойте-ка, люди добрые! — крикнул мужчина, обращаясь к покупателям, которые еще сновали по торговой площади. — Неужели вы не видите, что здесь происходит?! Эта девица только поселилась в доме старой ведьмы, а уже урожай выращивает будто по волшебству. Откуда у нее такие овощи? Откуда столько силы? И почему ее аджика такая… такая… адски вкусная?! Не колдовство ли здесь замешано?

Он тыкал в мою сторону пальцем, будто стрелял, а его слова, словно ядовитые змеи, расползались по толпе, сея сомнения, страх и, что самое обидное, разрушая мою с таким трудом заработанную репутацию. Люди стали перешептываться, с подозрением оглядывая меня и мою телегу.

— И правда, — пробормотал кто-то, рассматривая мои остатки припасов.

— Да и дом ее дурной славой пользуется, — поддакнул другой с видом знатока оккультных тайн. — Говорят, там всякое случается. Кто-то видел, как из окна бабка вылетала на метле, кто-то слышал, как по ночам кот разговаривает…

Мужчина в сюртуке продолжал задавать вопросы — неприятные, колкие, двусмысленные. Он словно пытался вытащить из меня признание в колдовстве, вынудить меня признаться во всех грехах и сдать явки-пароли моих темных делишек. Чем больше он говорил, тем явственнее чувствовалась враждебность толпы, которая из любопытных покупателей постепенно превращалась в потенциальных охотников на ведьм.

Я понимала, что еще немного — и ситуация выйдет из-под контроля, и вместо прибыльной торговли я получу бесплатную экскурсию в местную тюрьму по обвинению в связях с нечистой силой. "Ну уж нет! — решила я. — В тюрьме аджику точно не продашь". Хорошо, что это произошло в самом конце торговли. Не дожидаясь, пока меня начнут закидывать гнилыми помидорами, собрав остатки товара, быстро свернув палатку, я ловко запрыгнула на телегу и, не сказав ни слова (а что тут скажешь?), со скоростью удирающей от волка козы погнала лошадь прочь с торговой площади.

— Я же тебя предупреждал, — торжествующе прокаркал Геннадий, летя над моей головой и явно наслаждаясь моей паникой. — Люди — злобные, завистливые создания. Только дай им повод, и они разорвут тебя на части. Зависть — ужасное чувство.

— Надеюсь, это был лишь эпизод, и к следующему торговому дню все забудется, — пробормотала я, стараясь отогнать тревожные мысли. — Он ничего толком не значит. Просто зависть… и, может быть, немного предрассудков.

Добравшись до края города, я с чувством глубочайшего облегчения вздохнула: нужно было поскорее уйти от этих злых колючих взглядов. Поразмыслив, я все же решила сначала выполнить то, зачем и приехала. Мне ведь все равно нужны были банки.

В тихом, почти безлюдном переулке я нашла лавку старого стеклодува. Он был сгорбленный, в засаленном фартуке и седовласый, но глаза его горели молодым огнем, словно в его жилах вместо крови текла расплавленная лава. Услышав, зачем я пришла, он расплылся в улыбке, обнажив немногочисленные, но крепкие зубы.

— Банки, говоришь? — проскрипел он, потирая руки. — Для такой хозяйки, как ты, всегда найдется. Сделаю тебе десяток, как новенькие, крепкие, прозрачные, со стеклянными крышками, чтобы соленья твои дышали свежестью, как лесные фиалки.

Я поблагодарила его за любезность и договорилась зайти за заказом через несколько дней. Лишь бы дожить до этого счастливого момента. Выйдя из лавки стеклодува, я почувствовала себя немного спокойнее. Но слова мужчины в сюртуке, словно заноза, не выходили у меня из головы, а страх продолжал тихонько скрестись в уголке души, как мышь в кладовке. Что будет дальше? Смогу ли я спокойно жить в этом городе? И как мне теперь использовать свою магию, не привлекая к себе лишнего внимания и не превращая местных жителей в охотников на ведьм? Вопросов было много, как сорняков на заброшенном огороде, а ответов хоть шаром покати. "Что ж, — подумала я, — будем решать проблемы по мере их поступления. А сейчас домой, спать. И никаких больше магических подвигов на сегодня."

Добравшись до дома, я выдохнула с облегчением так громко, что, кажется, спугнула пробегающую мимо белку. Наконец-то. Словно это я, а не лошадь, телегу с соленьями тащила. Мои трудолюбивые руки, словно запрограммированные, автоматически принялись за привычное дело: распрячь кобылу, накормить ее отборным овсом, дать воды и сменить подстилку. Лошадь фыркнула, благодарно ткнувшись мокрой мордой мне в плечо так, что я чуть не потеряла равновесие, а я, похлопав ее по шее, пробормотала что-то вроде: "Спасибо, родная, ты сегодня герой" и побрела в дом, мечтая помыться и улечься спать. Сегодняшняя стычка с горожанами вымотала меня окончательно.

И вот тут-то и начался цирк с конями. Только кони, похоже, были галлюцинаторные. Стоило мне переступить порог, как меня словно окатили ледяным душем из ведра, в котором предварительно плавали пираньи. Брр! Вроде бы все как обычно: пыль лежала там же, где я ее и оставила, паутина в углу по-прежнему украшает потолок в стиле "заброшенный замок", а на столе одиноко доживает свой век недопитый травяной отвар, настоянный, кажется, еще на травах времен динозавров. Но что-то было категорически не так. Воздух казался сгустившимся, насыщенным чужой энергией, как суп пересолом. Будто кто-то невидимый и бесцеремонный наведался в мое жилище, потоптался тут грязными сапогами и оставил после себя след, как плевок на новом ковре.

С опаской оглядывая кухню, я прошлась по комнатам, прислушиваясь к тишине, которая почему-то казалась подозрительной. Все было на месте, но ощущение чужого присутствия не проходило, а наоборот, усиливалось, словно кто-то невидимый дышал мне в затылок, шепча всякие гадости. Мне стало не по себе. Ко всем нападкам со стороны горожан не хватало еще и своей собственной паранойи.

— Ну и что это такое, твою волшебную палочку? — вслух спросила я, надеясь развеять гнетущую тишину хоть каким-то звуком, пусть даже и глупым.

— Самому интересно, — отозвался Геннадий, устроившийся на подоконнике, аки важный паша, и с видом знатока осматривающий окрестности, будто он тут эксперт по вторжениям в чужую собственность. — Может, у тебя просто паранойя после сегодняшнего балагана на рынке? Вон как на тебя все косились, как будто ты не аджику продавала, а зелье для превращения людей в жаб. Или, может, ты просто забыла закрыть окно, и теперь тут гуляет ветер, надувая всякие подозрения?

— Нет, Ген, это не паранойя и не ветер, — возразила я, нахмурившись так, что мои брови чуть не встретились на переносице. — Что-то здесь не так. Будто кто-то… потоптался тут. Без спроса.

Геннадий скептически хмыкнул, но все же слетел с подоконника и, кружась по комнате, словно санитарный инспектор, принялся тщательно осматривать каждый угол, принюхиваясь и подозрительно косясь на мебель.

— Хм… Может быть, приходила та милейшая соседка, у которой ты яблоки брала для пирога? — предположил он, выгнув шею и пытаясь заглянуть под кровать. — Она женщина сердобольная. Могла забежать проверить, все ли у тебя в порядке, а заодно и заглянуть в твой сундук с травами. Вдруг там есть что-то от радикулита. Или, может, огурцов соленых стрельнуть, опять же для рассола от радикулита. Кто знает, что у этих старушек в голове.

Я задумалась. Соседка, конечно, дама любопытная, но чтобы вот так, без стука и приглашения, заходить в чужой дом… Тем более о доме по-прежнему ходит дурная слава. Хотя она же знает, что я совершенно безобидная.

— Возможно, ты и прав, — признала я, хотя сомнения все еще грызли меня, как стая голодных крыс старый сырный погреб. — Но все равно мне это не нравится.

Так и не разобравшись толком в ситуации и благоразумно посчитав, что лучше не накручивать себя лишний раз, я решила постараться отдохнуть. Но сон, зараза, не шел. Все мерещились какие-то тени, крадущиеся в углах, подозрительные шорохи, как будто мыши устроили дискотеку в стенах, и тихий шепот, доносящийся откуда-то издалека. В конце концов, не выдержав, я встала с кровати и, вооружившись первым попавшимся под руку поленом размером с небольшую березу, подперла им дверь. На всякий пожарный. А вдруг и правда ночью кто-нибудь решит ко мне в гости заглянуть? Устроившись снова в постели, я долго ворочалась, пытаясь заснуть. Геннадий, спрятав голову под крыло, удобно устроился на спинке кровати, тихонько посапывал. И только когда за окном забрезжил рассвет, окрашивая небо в нежные розово-пепельные тона, меня сморил беспокойный сон, полный смутных образов и тревожных предчувствий. Знала бы я тогда, насколько оправданы мои опасения и какие сюрпризы готовят нам грядущие дни…